Древний Полоцк невозможно представить без строгого белого силуэта храма, возвышающегося на холме над рекой. Неизменный свидетель и деятельный участник истории города, Софийский собор стал неотъемлемой его частью. А между тем, собор отнюдь не является ровесником Полоцка.
Без Софии, до Софии
История населенного пункта обычно считается с того года, когда он был впервые упомянут в каких-либо письменных источниках. С названием Полоцк историки столкнулись в «Повести Временных лет» уже в далеком 862 году: «И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города — тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро». И уже тогда это был большой и богатый город, культурный, торговый и политический центр, выросший на берегу Западной Двины, на знаменитом пути «из варяг в греки». Именно этим объяснялось благосостояние здешнего люда – проезжие купцы платили пошлины, останавливались на постой, ремонтировали телеги и лодки. Часть товара оседала тут же, на полоцких рынках. Да и местные ремесленники – кожевенники, кузнецы, ткачи, бортники, гончары и ювелиры – сбывали свою продукцию далеко за пределами города.
Вполне вероятно, что Полоцк может оказаться еще старше: в записях древних скандинавов – «Деяниях датчан» – есть упоминание о том, что один из конунгов захватил и разграбил город в землях кривичей, который, по некоторым данным, мог быть Полоцком. Саксон Грамматик, написавший этот труд на рубеже XII–XIII столетий, относит упомянутые события приблизительно к V–-VI векам.
Что же касается Собора Софии Премудрости Божией – таково полное название полоцкой святыни, – то история его появления связана с именем, овеянным легендой и окутанным тайной: он возведен по приказу полоцкого князя Всеслава – сына Брячислава Изяславича и правнука киевского князя Владимира Ясно Солнышко и гордой Рогнеды, – которого люди прозвали Чародеем.
Личность Всеслава Брячиславича интересует не только тех историков, которые занимаются изучением полоцкой земли – слишком уж сильно переплетались в то время судьбы и политические амбиции правителей. А полоцкий князь был, без преувеличения, выдающимся политиком: взойдя на престол в 15-летнем возрасте, он смог не только удержаться на этом месте, но и, продолжив мудрую и дальновидную политику отца, преумножить богатство и славу Полоцкого княжества и расширить его границы. Да и то, что он княжил почти 57 лет, говорит о многом. Жизнь правителя в те времена была полна опасностей: военных походов, покушений многочисленных врагов и предательства соратников. Князь не чурался ни войн, ни интриг и показал себя и великолепным полководцем, и дальновидным политиком.
Именно на расцвет его правления приходится начало строительства Софийского – или Софиевского, как его называют в некоторых летописях – собора, призванного упрочить влияние христианства на полоцких землях и возвеличить славу города.
Однако причины, по которым Всеслав Брячиславич начал настолько масштабное и дорогостоящее строительство, не ограничиваются только религиозными – они гораздо шире и многограннее. С одной стороны, еще во времена правления Рогволода Полоцк вступил в полосу наибольшего расцвета. А следовательно, он рос, население все прибывало, и на момент, когда на княжение вступил Всеслав, жителям было уже тесно в городских стенах. Обстановка требовала значительного переустройства города. С этой точки зрения собор стал тем самым центром, вокруг которого должны были возводиться новые кварталы, разворачиваться площади и рынки.
С другой стороны, князь Всеслав как тонкий и хитрый политик не мог бы найти лучшего способа продемонстрировать всему миру статус города – центра независимого, сильного и богатого княжества. Да и свой собственный статус – ведь в жилах полоцкого князя текла та же кровь Рюриковичей, которую унаследовали сыновья Ярослава Мудрого, Святослав и Владимир, правители Киева и Новгорода. И задумав возведение Софийского собора, сын Брячислава желал тем самым уравнять свой город по статусу с городами-соперниками, в каждом из которых уже был храм в честь святой Софии.
Казалось бы, как может строительство церкви, пусть даже большой и богатой, упрочить положение города на политической арене? А между тем этот ход был вполне оправдан: возведение такого храма считалось в те времена не простым строительством – оно было символом власти, благословленной и освященной самим Константинополем. Неудивительно, что и киевские, и новгородские князья озаботились строительством церквей в честь святой Софии. И именно константинопольский собор святой Софии (сегодня – мечеть Айя София) стал их прообразом.
Облик древнего храма
История возведения Софийского собора полна загадок – ученые не устают спорить и о сроках строительства, и о том, как выглядел тогдашний храм. И свидетельства древних летописцев ничуть не облегчают их задачу – наоборот, анализируя их, сторонники разных теорий находят все новые подтверждения своего мнения. И удивляться этому не стоит: ведь документы, созданные в те далекие времена, зачастую доходят до нас лишь переписанными гораздо позже. И ошибки усталых монахов, разбиравших в полутемных кельях знаки на истертом пергаменте или потемневшей от времени бумаге, накладываются на неточности древних хронистов, порой упоминавших о каких-то событиях лишь через много лет после того, как они произошли. Что же касается оригиналов летописей, то чего с ними только ни случалось! Они терялись, погибали в пожарах, захватывались в числе прочих трофеев во время войн и перевозились из города в город, а порой даже уничтожались и переписывались заново. Да и просто изнашивались – чернила выцветали от времени, а пергамент, нужный для других записей, очищался и вновь пускался в дело.
С возведением Софийского собора для Полоцка началась буквально новая эпоха. А вместе с ней было начато и новое летописание. Хронисты тщательно фиксировали каждое событие, которое казалось им важным, и все их записи бережно сохранялись в библиотеке при храме. Однако после раздела Речи Посполитой, когда эти земли вошли в состав Российской империи, полоцкие летописи были вывезены в Москву. Но до наших дней они не дошли: их следы теряются после Московского пожара 1812 года – предполагается, что уникальные записи были уничтожены огнем. Потому о некоторых страницах полоцкой истории мы можем узнать лишь из трудов Василия Никитича Татищева, придворного историка русских царей, который неоднократно обращался к этим летописям и использовал их в своем труде «История Российская».
По свидетельствам одних историков, первый камень в фундамент собора был заложен в 1066 году. Другие специалисты указывают и более ранние даты – чуть ли не год вступления Всеслава Брячиславича на княжение (1044-й) – и утверждают, что к 1066-му храм был уже закончен. А отдельные ученые заявляют даже, что строительство начал еще Брячислав Изяславич, а его сын всего лишь завершил начинание отца. Впрочем, последняя теория пока не нашла достаточного подтверждения. Сторонники же первых двух приводят как аргумент в пользу своей версии… один и тот же факт.
В 1065 году Всеслав Брячеславич совершил успешный поход на Новгород, завершившийся разграблением города. Историки, поддерживающие первую версию, о начале строительства в 1066-м, утверждают, что главной целью этой военной кампании были сокровища города, которые можно было потратить на строительство. Их оппоненты, ратующие за закладку собора в 1044-м, выдвигают гораздо более романтичную теорию: практически законченному собору не хватало лишь одного – колоколов. Литье же их было делом весьма непростым и дорогостоящим, так что полоцкий князь избрал самый легкий путь – отобрать их у новгородцев. Впрочем, не следует отказывать в романтичности и сторонникам 1066 года: по мнению некоторых из них, Всеслав ходил за своими собственными колоколами, отлитыми в Полоцке и захваченными новгородской дружиной в одном из прошлых набегов.
Так или иначе, колокола были подняты на колокольни полоцкой Софии – и на долгие годы стали яблоком раздора между двумя княжествами. И если до этого правление Всеслава Брячиславича было мирным, то поход 1065 года стал началом длинной череды взаимных набегов и междоусобных войн между соперничающими княжествами – причем братья-Ярославичи выступали против Всеславова княжества вместе, забывая о собственных распрях.
Впрочем, Полоцкое княжество устояло, сам Всеслав усидел на престоле (хотя какое-то время ему довелось побыть в плену), а колокола остались на колокольнях полоцкой Софии.
Людская молва еще при жизни Всеслава Брячиславича приписывала ему сверхъестественную силу – полочане называли своего князя волхвом и чародеем. Они верили, что днем он ведет обычную для любого правителя жизнь, а ночью обращается волком, соколом или нетопырем и рыскает по земле, узнавая о замыслах недругов. Также ему приписывали способность мгновенно перемещаться на огромные расстояния – в частности, из Полоцка в Киев или Новгород. Однако с рассветом Всеслав всегда оказывался дома. Легенда гласит, что сигналом к возвращению князя служили колокола Софии – их он слышал даже в Киеве.
Не меньше споров идет и о предполагаемом внешнем виде храма, полностью изменившего облик за прошедшую тысячу с лишним лет. Доподлинно известно, что Софийский собор был огромен по тем временам: ширина здания составляла 24 м, длина – 31 м, считая апсиды – полукруглые выступы. Стены клали по-византийски, чередуя выступающие и скрытые ряды кирпичей, скрепленных так называемой сцемянкой – известковым раствором, в который был добавлен толченый кирпич, что придавало высохшим швам розовый цвет. Изнутри собор разделялся 16 столбами на 5 нефов – продольных частей. В нем были возведены хоры, на которых во время богослужений находились князь и его приближенные. Стены храма украшали фрески, фрагменты которых, несмотря на все злоключения собора, сохранились до наших дней.
Но вот сколько было куполов?
Одни ученые считают, что их было 7, по числу христианских таинств: один главный, а по обе стороны от него – по 3 малых. Другие полагают, что над храмом их было всего 5, а еще 2 возвышались над дополнительными пристройками. Одной из них, предположительно, был баптистерий – или крещальня – с огромной купелью, в которую могло погрузиться несколько человек одновременно. Второй, симметрично расположенной пристройкой, была лестничная башня, через которую князь поднимался на свое место.
Споры идут не только о Софийском соборе, но и о князе, по слову которого он был возведен. По многим свидетельствам, Всеслав Брячиславович не зря звался чародеем, волколаком и волхвом – некоторые историки считают, что правитель государства, в котором были уже достаточно сильны позиции христианства, был… язычником. В подтверждение своей теории они приводят и летописные источники, в которых указывается, что он даже рожден был «от волхвования», и легенды, говорящие о том, что всю свою жизнь князь носил при себе частичку «рубашки», в которой появился на свет. Если так, то возведение великолепного храма было для него лишь ловким ходом, призванным упрочить позиции Полоцкого княжества.
Их оппоненты утверждают, что Всеслав был истовым христианином, которым наряду с политическими амбициями руководило желание возвеличить свою веру и убедить окреститься тех из подданных, которые все еще молились древним богам. Да и стал бы язычник тратить столько средств на возведение христианской святыни?
Правды мы уже никогда не узнаем, но так или иначе, на полоцких землях во времена Всеслава Чародея царила удивительная веротерпимость: священникам, несущим византийскую веру, оказывалось всяческое содействие – однако и язычники не подвергались гонениям, и их капища оставались нетронутыми.
Софийский собор, возводившийся на протяжении 22 лет, стал для Полоцка не только храмом, но и своеобразным административным центром. Здесь князья объявляли горожанам о важных решениях – в первую очередь, о том, быть миру или войне; здесь принимали послов и заключали мирные договора; здесь происходили важные для города мероприятия – например, посажение на княжение или похороны князей. К слову, в храме находилась и усыпальница рода Изяславичей. А у его стен проходило городское вече. Кроме того, собор стал и центром просвещения. В его стенах велись хроники города и княжества, переписывались книги; сюда перевезли библиотеку, собирать которую начали собирать еще Рогнеда и Изяслав. Под крышей собора, по особому разрешению полоцкого епископа, жила внучка Всеслава, Предслава Святославовна, принявшая постриг под именем Ефросинья и проводившая время в молитвах и переписывании книг. А после тут же записывалось и ее житие. Полоцкая София стала средоточием жизни города и горожан.
Пожары и уния
История Полоцка не была безоблачной – город сотрясали войны, он не раз был захвачен и неоднократно переходил из рук в руки. И это не могло не отразиться на облике собора. На рубеже XV–XVI веков он подвергся частичной перестройке – стены стали существенно толще, до 2 м, а оконные проемы были частично заложены и превращены в бойницы.
В 1563-м в ходе Ливонской войны (1558–1583 годы) Полоцк был взят войсками Ивана Грозного. Пока русская армия осаждала город, полочане молились «о даровании московитянам победы», а после окончания боя провели в Софийском соборе благодарственную службу. А через 16 лет, в 1579-м, город перешел в другие руки – был захвачен польским королем Стефаном Баторием. Чтобы наказать полочан за сочувствие русским, он отнял у православных все храмы, кроме Софии, и передал католикам. Да и собору досталось – мадьярские отряды Батория разграбили его, разорив в том числе и библиотеку. «Найденная там [в храме] библиотека имела в глазах ученых почти такую же цену, как и прочая добыча. В ней кроме летописей, оказалось много сочинений ученых отцов греческой Церкви, между прочим, и Дионисия Ареопагита о Небесной и церковной иерархии – все на славянском языке. Многие из этих книг переведены с греческого на славянский св. Мефодием и Константином», – писал один из приближенных польского короля. И все эти сокровища были вывезены. От такого урона собор так и не оправился. А в 1596 году православные Полоцка лишились последнего храма – после принятия Брестской церковной унии Софийский собор был превращен в униатский.
А вскоре его облик снова изменился. В 1607-м в городе разразился большой пожар, затронувший и Софию. Сильно пострадавшая, она больше 10 лет находилась в запустении, а когда приступили к ее восстановлению, то по распоряжению униатского епископа Иосафата Кунцевича постарались избавиться от «православности», укоротив купола и заменив алтарь.
Собор пережил еще несколько пожаров, и после каждого из них его облик все меньше походил на изначальный, а многочисленные переходы от одной конфессии к другой отражались на внутреннем убранстве. А в самом начале XVIII века Софию постигло настоящее бедствие…
Гибель и возрождение
Начало ему положил Петр I, в 1705 году, во время Северной войны, посетивший храм, принадлежавший на тот момент униатам. Легенда гласит: царя, известного крутым нравом, разгневало то, что его не пустили в алтарную часть – доступ туда был разрешен только рукоположенным священникам. А икона священномученика Иосафата – канонизированного католической церковью униатского епископа Иосафата Кунцевича – вкупе с неуважительными речами монахов-базилиан, прислуживавших в храме, довершила дело. Рассказывают, что этот конфликт закончился дракой, в результате которой были убиты пятеро монахов. После этого по повелению царя базилианский монастырь был закрыт, а храм отнят у униатов и… переоборудован в склад боеприпасов. Так он использовался 5 лет, а затем грянул взрыв – закономерный конец этой истории, чуть было не ставший концом самой Полоцкой Софии.
Разрушения были чудовищны – взрыв буквально стер храм с лица земли. Уцелел лишь фундамент, подземная часть собора, нижняя часть стен и столбов на высоту максимум 11 м и – в большей или меньшей степени – три апсиды. Казалось, уже ничто и никто не вернет Полоцку его гордость.
Однако оказалось, что подобные истории не заканчиваются так просто. Софийский собор простоял в руинах почти 30 лет, но в 1738 году полоцкий униатский архиепископ Флориан Гребницкий пригласил архитектора для восстановления святыни. Однако он решил не возвращать собору первоначальный облик, а перестроить его полностью – вместо крестово-купольного храма архиепископ задумал возвести двухбашенную базилику, характерную, скорее, не для православной, а для католической традиции.
Причины взрыва порохового склада, как и многое другое в истории Софийского собора, не дают покоя историкам – существует как минимум три версии того, почему произошла трагедия. Кто-то усматривает в этом злую волю самого Петра: мол, царю было мало просто закрыть храм – его необходимо было стереть с лица земли. Впрочем, эта теория не выдерживает никакой критики. Во-первых, довольно сомнительно, чтобы Петр I, пожелай он разрушить храм, ждал бы целых 5 лет и копил злобу. Во-вторых, не стоит забывать, что шла война, и боеприпасам, хранившимся в соборе, нашлось бы гораздо лучшее применение, нежели уничтожение этого самого собора.
Не более убедительна и вторая теория – месть полочан-униатов русскому царю за убийство монахов и осквернение святыни.
На этом фоне гораздо более вероятной выглядит мысль о диверсии. Некоторые специалисты утверждают, что примерно в это время в Полоцк тайно прибыл отряд шведов, целью которого было обезвредить русскую артиллерию. Но уничтожить или испортить каждую пушку – задача в таких условиях непосильная. Зато стоит лишить русских боеприпасов – и орудия станут бесполезны. Потому диверсанты спровоцировали в городе несколько крупных пожаров, ухитрившись в числе прочего поджечь и пороховой склад.
Однако пожары, которые действительно случались в то время довольно часто, совсем не обязательно становились результатом диверсии – Полоцк тогда был все еще, по большей части, деревянным, и для того чтобы поджечь его, могло хватить и уголька, выпавшего из печи.
Впрочем, документальных свидетельств, подтверждающих или опровергающих какую-нибудь из этих теорий, нет. А потому правды мы, скорее всего, уже не узнаем.
В 1750 году архитектор Ян Криштоф Глаубиц, приглашенный Флорианом Гребницким, завершил работу – на месте старого собора, возведенного византийскими зодчими, вырос абсолютно новый, в стиле виленского барокко. Изменился не только внешний вид Софии, но и ее внутреннее убранство: появились барочные и фигурные колонны, барельефы. Даже алтарная часть сместилась относительно сторон света – если раньше храм был ориентирован на восток, то теперь он «развернулся» на север. Однако уцелевшие после взрыва части древней кладки сохранились – скорее, не по желанию архиепископа, а по воле архитектора, решившего сохранить работу древних зодчих. Обновленный собор освятил сам Флориан Гребницкий в честь Сошествия Святого Духа – и в нем снова начались богослужения.
Увы, злоключения Полоцка, а с ним и собора, на этом не закончились. Вскоре после начала Отечественной войны 1812 года город был захвачен французской армией – и храм вновь был осквернен. «…Неприятельские войска поместили в здании собора конюшню, ризницы обратили в склады боевых снарядов, – описывал один из очевидцев состояние Святодухова собора – так теперь называлась Полоцкая София. – Двери и окна большей частью были выбиты, многие иконы повреждены, царские двери изломаны, престол обнажен».
Однако французов изгнали, а вскоре исчезли и униаты – на церковном соборе 1839 года было принято решение об их возвращении в лоно православной церкви. Торжественный акт, возвещавший об этом, был зачитан, как в древние времена, в Софийском соборе, которому вернули его прежнее имя.
Впрочем, судьба еще не раз посылала храму испытания, в том числе и в ХХ веке. В послереволюционной суматохе кто-то принял решение устроить в соборе зернохранилище. Однако возмущение полочан чуть было не вылилось в массовые беспорядки, и в 1924 году София стала краеведческим музеем. Правда, ей все же довелось побыть зернохранилищем, но уже после Великой Отечественной войны, когда складских помещений попросту не было. Однако жители города вновь отстояли свою святыню.
Сегодня собор – часть Полоцкого историко-культурного музея-заповедника и один из самых известных в Витебской области концертных залов. Каждый год – в апреле и ноябре – здесь проводятся фестивали старинной камерной и органной музыки; каждое воскресенье здесь звучит орган, играть на котором приезжают всемирно известные виртуозы. А каждую неделю – проходят десятки экскурсий для всех желающих побольше узнать об истории Софийского собора и всей Полоцкой земли.
