…Разруха не в клозетах, а в головах.
Михаил Булгаков «Собачье сердце»
Нередко из уст людей можно услышать жалобы на то, что тот или иной район города становится «неблагополучным», или что в доме, где они живут, отсутствует банальная бытовая культура. А порой те же граждане сетуют, что слишком уж много денег из бюджета страны тратится на наведения «внешнего лоска» на улицах города. И мало кто задумывается, что второе со временем и становится инструментом решения первой проблемы. В этом заключается позитивная сторона «Теории разбитых окон».
В чем же суть и как это работает?
Авторами упомянутой теории являются американцы Джеймс К. Уилсон и Джордж Л. Келлинг, в 1982 году предположившие, что на нарушение принятых в обществе норм поведения и даже закона людей чаще толкает не наследственность или воспитание, а окружающая действительность. Иными словами, если человек видит вокруг себя явные признаки беспорядка или демонстративное несоблюдение правил, то и сам он идет на нарушение оных быстрее и легче. Результат – возникающая цепная реакция, которая может привести к тому, что даже самый престижный и благополучный район города со временем превратится в место, где людям станет страшно выходить из дома. То есть асоциальное поведение может распространяться подобно эпидемии.
У теории есть и более образная формулировка, объясняющая выбранное для нее название. Джеймс К. Уилсон и Джордж Л. Келлинг утверждали: заброшенное здание может сколь угодно долго стоять в целости, пока в нем не разобьют одно окно. Если проблема будет устранена в кратчайший срок – вставят новое стекло, – то дом, скорее всего, еще долго простоит в целости. Но вот если меры приняты не будут, то вскоре ни одного целого окна в здании не останется. И более того – вполне вероятно, что строение подвергнется массовому вандализму и даже мародерству.
Еще в конце 1960-х годов известный американский социальный психолог Филип Джордж Зимбардо, организатор знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента, провел простой опыт. И хотя сама «Теория разбитых окон» была сформулирована несколько позже, полученные ученым результаты полностью подтверждают ее истинность.
Зимбардо просто оставил две одинаковые машины, без номеров и с поднятыми крышками капотов, в двух разных по своей репутации местах – в Бронксе (неблагополучном районе Нью-Йорка) и в небольшом калифорнийском городке, населенном богатыми и преуспевающими людьми. В первом случае хватило всего 10 минут, чтобы прохожие достали из автомобиля радиатор и аккумулятор. Через сутки в нем не осталось ничего ценного, а еще через неделю – и ничего целого. Вторая машина все эти дни простояла нетронутой; но стоило Зимбардо сделать первый шаг – разбить кувалдой окно, – как в самый кратчайший срок автомобиль превратили в груду металлолома. И сделали это не какие-то заезжие хулиганы, а благопристойные местные жители.
У предложенной теории нашлось немало критиков и оппонентов, но большинство из них опиралось сугубо на выводы, сделанные из личных наблюдений. Так, они утверждали, что нет никакой взаимосвязи между мусором во дворах и совершенными преступлениями – дело лишь в том, что обитатели некоторых районов города от природы склонны мусорить и нарушать закон. «Теории разбитых окон» требовалась полноценная практическая проверка – и взялись за это нидерландские социологи из Гронингенского университета, для чего были проведены 6 экспериментов.
Первый был организован на достаточно людной улице Гронингена, на которой находится множество магазинов. А точнее – на велосипедной парковке у одного из домов, на котором имелся большой и сразу бросающийся в глаза знак, запрещающий рисовать на стенах. В первый день эксперимента стена оставалась девственно чистой, а возле дома были запаркованы 77 велосипедов. Организаторы «украсили» руль каждого из них рекламной листовкой с логотипом выдуманного магазина спортивных товаров и текстом «Желаем всем счастливых праздников!». Затем они просто наблюдали за действиями велосипедистов. Отдельно отметим – урн поблизости не было. Так что перед каждым человеком стоял выбор: бросить листовку на землю; перевесить ее на другой велосипед; взять с собой, чтобы выбросить, как только представится возможность. Третий вариант рассматривался экспериментаторами как соблюдение принятых общественных норм, два первых – как их нарушение. В тот день «мусор» увезли с собой 52 гронингенца. Эксперимент повторили в то же время суток, при тех же погодных условиях и с тем же количеством листовок. Изменили лишь одно условие: стену дома – ту самую, на которой красовался запрещающий знак – разрисовали аляповатыми и бессодержательными рисунками и надписями. На этот раз статистика была иной: теперь 53 горожанина (69% против 33%, которые были в первом случае) с легкостью бросили рекламный проспект на землю или перевесили его на другой велосипед. Все это позволило социологам сделать вывод: яркая демонстрация нарушения одного запрета – не рисовать на стенах, – является катализатором и для несоблюдения еще одной нормы – не сорить на улицах. Первое подтверждение истинности «Теории разбитых окон» было получено.
В ходе второго эксперимента ученые планировали выяснить: теория справедлива только для общепринятых норм или ее действие простирается и на локальные, временные правила, установленные, например, для какой-то конкретной ситуации. Местом была выбрана большая автомобильная парковка, вход на которую перегородили забором. В нем, однако, оставили достаточно широкую щель, через которую вполне мог пролезть человек. На заборе повесили два объявления: «Вход воспрещен. Обход – 200 м справа» и «Запрещается пристегивать велосипеды к забору». Эксперимент, опять же, проводили в двух вариантах: в первом – велосипеды просто стояли на расстоянии около метра от забора; во втором – они были к нему пристегнуты. Наблюдавшие из укромного места социологи зафиксировали: в первом случае правило нарушили 27% водителей, пришедших на стоянку за своими автомобилями; во втором – 82%. Теория опять подтвердилась практикой.
Третий эксперимент во многом можно считать продолжением первого. Проводили его на подземной парковке одного из супермаркетов, где было размещено достаточно большое и хорошо заметное объявление: «Пожалуйста, возвращайте взятые из магазина тележки». К автомобилям прикрепляли рекламные листовки, подобные тем, что были в опыте с велосипедами. Как можно догадаться, в ситуации «порядок соблюден» никаких тележек на парковке не было, тогда как в ситуации «порядок нарушен» они там присутствовали (их ручки экспериментаторы предварительно вымазали мазутом, чтобы никому и в голову не пришло воспользоваться «реквизитом»). Полученные результаты подтвердили уже имевшиеся данные: в первом случае на нарушение правил пошли 30% водителей; во втором – 58%.
Схожесть с первым экспериментом имел и четвертый. Только в этом случае исследователи решили проверить: если признаки нарушения норм другими людьми будут не визуальными, а звуковыми – «Теория разбитых окон» сработает? Дело в том, что в Нидерландах запрещается использование фейерверков и петард в предновогодние недели. Именно эти звуки и заменили разрисованную стену дома при повторении опыта с рекламными проспектами на припаркованных велосипедах. Результат – теория Джеймса К. Уилсона и Джорджа Л. Келлинга подтвердилась в очередной раз.
Пятый и шестой эксперименты вполне могут быть объединены в один. В этих случаях организаторы провоцировали людей на более серьезное нарушение – мелкую кражу. В почтовый ящик был не до конца помещен конверт с прозрачным окошком, причем таким образом, чтобы лежавшая внутри купюра в 5 евро была заметна с первого взгляда. В ситуации «порядок нарушен» почтовый ящик был разрисован (эксперимент 5) или вокруг него валялся мусор (эксперимент 6). Соответственно, при условии «порядок соблюден» ящик был чист и ничего лишнего рядом с ним не было – и в этом случае лишь 13% из 71 прохожего решились присвоить чужие деньги. Тогда как демонстративное несоблюдение других норм спровоцировало на мелкую кражу 27% из 60 (разрисованный ящик) и 25% из 72 человек (наличие мусора), то есть увеличило общее число краж вдвое.
Вывод напрашивался сам собой – Джеймс К. Уилсон и Джордж Л. Келлинг, авторы «Теории разбитых окон», точно уловили суть: окружающая действительность и поведение других людей влияют на человека в большей степени, чем может показаться на первый взгляд. И в ситуации, когда перед глазами уже имеется пример несоблюдения какой-то из общепринятых норм, нарушить еще одно правило становится гораздо легче. Если перевести это на простые, бытовые вещи, то вопрос, почему в подъездах, где не горят лампочки, обычно и стены изрисованы не самыми цензурными посланиями или не самыми высокохудожественными картинками, исчезает сам собой.
В чем причина такой цепной реакции? Уилсон и Келлинг предполагали, что демонстративное безразличие к установленным правилам и несоблюдение их другими людьми создают в сознании наблюдателя ощущение потенциальной безнаказанности за содеянное. А значит, человеку и самому проще решиться на нарушение оных. И главное – чем больше «мелких» правил будет нарушено и чем большее количество людей это сделает, тем проще станет людям решиться на более серьезные преступления. Вот и получается, что одно «разбитое окно» может спровоцировать превращение благополучного района в криминогенный.
Но работает ли «Теория разбитых окон» в обратном направлении?
Социологи для описания спонтанного непрямого воздействия между людьми нередко используют такое понятие, как стигмергия.
Впервые этот термин ввел в обиход в 1959 году известный французский зоолог Пьер-Поль Грассе, описывающий поведение термитов при постройке термитника. Определение было образовано из двух греческих слов: «стигма» (знак, метка) и «эргон» (действие, работа). Под этим понятием ученый подразумевал «оставление индивидами в окружающей среде меток, стимулирующих дальнейшую активность других индивидов».
По сути, этот же механизм лежит в основе «Теории разбитых окон» Джеймса К. Уилсона и Джорджа Л. Келлинга – человек, чаще всего, действует в соответствии с теми «метками», которые были оставлены ему предшественниками. Причем стигмергия – как форма самоорганизации общества – может быть как позитивной, так и негативной.
Stop-Question-and-Frisk наулицахНью–Йорка
В 80-е годы прошлого века Нью-Йорк находился в тисках самой свирепой эпидемии преступности за всю свою историю. По сохранившимся данным, там ежедневно совершалось порядка полутора тысяч тяжких преступлений, из которых 6–7 были убийствами. Мало кто из горожан рисковал ходить по улицам города в темное время суток, а спускаться в подземку некоторые опасались и днем. Сырые и грязные платформы метро едва освещались; в поездах было холодно, под ногами пассажиров всегда валялись груды мусора, а стены и потолки вагонов были сплошь покрыты граффити и надписями. Попрошайки и грабители здесь были самым обычным явлением – и никто даже не пытался с ними бороться, просто потому, что не понимал как, да и, честно говоря, не верил уже, что исправить ситуацию возможно.
И все же в середине 1980-х нашелся один человек, решивший бросить вызов царящему вокруг хаосу. Им стал новый директор нью-йоркского метрополитена – Дэвид Ганн, – взявший на вооружение «Теорию разбитых окон» и объявивший своей первой целью борьбу с граффити. Сказать, что его начинания нашли поддержку городской общественности, значит сильно погрешить против истины. Скорее, жители Нью-Йорка активно критиковали избранный Ганном путь и требовали, чтобы он как можно скорее взялся за решение действительно серьезных проблем – пожарная безопасность, технические неполадки или, например, преступность в метро.
Но Дэвид был уверен и настойчив в своем решении: «Граффити – это символ краха системы. Если начинать процесс перестройки организации, то первой должна стать победа над граффити. Если мы не выиграем эту битву, никакие реформы не состоятся. Мы готовы внедрить новые поезда стоимостью в 10 млн. долларов каждый, но если мы не защитим их от вандализма – известно, что получится. Они продержатся один день, а потом их изуродуют». И Ганн отдал команду очищать вагоны – методично, один за другим, причем каждый вагон, каждый день. В конце всех маршрутов были установлены моечные пункты – и каждый поезд, в котором был найден хотя бы один рисунок, обязательно очищался. Если сделать это не получалось – состав просто выводился из эксплуатации. В какой-то момент это, как отмечали сами участники действа, даже стало напоминать своеобразный ритуал. В своем стремлении одержать победу над вандалами Ганн был непреклонен. Позже он сам рассказывал: «У нас было депо в Гарлеме, где вагоны стояли ночью. В первую же ночь явились тинейджеры и заляпали стены вагонов белой краской. На следующую ночь, когда краска высохла, они пришли и обвели контуры, а через сутки все это раскрашивали. То есть они трудились 3 ночи. Мы ждали, когда они закончат свою «работу». Потом мы взяли валики и все закрасили. Парни расстроились до слез, но все было закрашено снизу доверху. Это было наше послание для них: «Хотите потратить 3 ночи на то, чтобы обезобразить поезд? Давайте. Но этого никто не увидит».
Вторым серьезным препятствием на пути наведения порядка в подземке руководству виделся безбилетный проезд. В борьбу с ним внес свою лепту Уильям Браттон, занявший в 1990-м пост начальника транспортной полиции Нью-Йорка. Его методы были более кардинальными – возле турникетов на станциях он поставил переодетых полицейских, получивших право выхватывать каждого «зайца» и сразу же надевать на него наручники. После нарушителей выстраивали в цепочку на платформе, где они ожидали окончания «большой ловли». И только затем их всех вместе провожали в полицейский автобус, где обыскивали, снимали отпечатки пальцев и проверяли по базе данных. У многих «безбилетников» при себе оказывалось оружие; у большинства – те или иные проблемы с законом. Так на практике начал внедряться метод Stop-Question-and-Frisk («остановить-опросить-обыскать»). Полицейские назвали этот принцип «настоящим Эльдорадо», а каждое задержание – пакетом с поп-корном, внутри которого спрятан сюрприз. И даже делали ставки: «Что за игрушка мне сейчас попадется? Пистолет? Нож? Есть разрешение? Ого, да за тобой убийство!..» Довольно быстро «плохие парни» стали умнее – оружие оставляли дома и не забывали оплачивать проезд. Уровень преступности в подземке падал настолько стремительно, что даже самые скептически настроенные горожане вынуждены были признать действенность методов Ганна и Браттона.
Когда в 1994 году мэром Нью-Йорка стал Рудольф Джулиани, Уильяму Браттону незамедлительно было предложено место шефа полиции города. А сами служители порядка с того момента заняли принципиально жесткую позицию по отношению даже к самому, на первый взгляд, незначительному правонарушению. Под арестом мог оказаться каждый, кто разрисовывал стены или пьянствовал в общественных местах, буянил или мусорил на улице, клянчил деньги или пытался перепрыгнуть турникет в метро. А дальше в ход вступала уже отработанная ранее схема – Stop-Question-and-Frisk. И нередко оказывалось, что в руки полиции практически добровольно «сдавались» люди, давно разыскиваемые за более серьезные преступления.
К концу 1990-х преступность, которая совсем недавно росла и множилась на улицах города, начала падать так же резко, как до этого в подземке. И еще недавно насквозь криминогенный Нью-Йорк превратился в один из самых благополучных, безопасных и процветающих мегаполисов Америки. Свой успех Джулианни и Браттон объяснили просто: «Мелкие и незначительные, на первый взгляд, проступки служили сигналом для осуществления тяжких преступлений». А они просто «застеклили все разбитые окна и не дали никому разбить их снова».
Пример, который заразителен
Пример Нью-Йорка наглядно продемонстрировал: когда нарушение общественных норм нарастает подобно снежному кому, наиболее эффективной оказывается борьба с самыми первыми проявлениями беспорядка. Причем «Теория разбитый окон» нашла применение не только в США, но и во многих городах Европы, Индонезии, Южной Африки…
Но главное – исследования показали, что подобную цепную реакцию может вызывать и положительный пример. То есть окружающая нас обстановка может не только провоцировать нарушение норм, но и стимулировать социально ответственное поведение людей. В наше время даже появилось такое модное направление современного дизайна, как проектирование предметов и элементов городской среды, способствующих соблюдению чистоты в общественных местах, бережному расходованию природных ресурсов, ответственному отношению к окружающим и себе самому.
Так, на улицах некоторых городов появляются урны с датчиками, реагирующие на попадание в них мусора и издающие после этого звук, словно выброшенное провалилось в бездонный колодец. Казалось бы, простое дополнение – а за один день работы такая урна собрала на 41 кг отходов больше, чем обычная. Или контейнеры для сбора стеклянной тары, выполненные в виде игральных автоматов. Нет, денег таким образом заработать нельзя, а вот определенное количество «очков», как в игре, набрать можно. И если судить по числу собранных за сутки бутылок, этот процесс для горожан выглядит более чем увлекательным.
И пусть на первый взгляд кажется, что подобные «гаджеты для мегаполисов» – занимательные, но не самые нужные элементы городского пейзажа, на самом деле, они важны. Так же, как важна чистота во дворах и в подъездах, строительство эстетически привлекательных зданий и появление интересных скульптур, создающих новые традиции и даже легенды, в парках и на улицах. Все это определяет общую модель поведения людей, проживающих в конкретном микрорайоне или городе. Как гласит «Теория разбитых окон», значение имеет любая деталь. И от каждого из нас зависит, в каком окружении мы будем жить – осталось лишь сделать выбор: бросить мусор на лестничной площадке или «научить» всех соседей при встрече приветливо здороваться друг с другом.
