Понятие инфляции знакомо каждому. Обесценивание денег весьма неприятно сказывается как на экономике государств, так и на благосостоянии их граждан. Но если повнимательней осмотреться по сторонам, становится понятно, что в цене падают не только национальные валюты – даже высокие технологии подвержены этому явлению. Да, на фоне стремительного развития всех отраслей науки и шагающего семимильными шагами технического прогресса мы порой этого не замечаем. Тем не менее даже самые яркие технологические новинки уверенно снижаются если не в цене, то, по крайней мере, в ценности.
Как это происходит, мы можем наглядно разобраться на примере самой обычной бытовой техники, допустим, швейных машинок. Давайте вспомним, как они создавались и производились раньше и сейчас. В XIX веке мастер-слесарь с любовью вытачивал вручную каждую шестеренку, создавая настоящее произведение искусства. И, как и прочие механические шедевры, такие машинки и создавались на века, и навсегда останутся уникальными экспонатами. Да, у них была единственная функция – они могли делать простую, нерегулируемую строчку с постоянной длиной стежка. Но теперь портным не надо было, скрючившись в три погибели многие часы корпеть с иголкой. Высокая цена и единственная функция огромной для своего времени ценности!
А вот в начале XX века машинки уже стали не редкостью, а необходимым инструментом. Соответственно, изменился и подход к их производству. С одной стороны, они стали гораздо совершеннее, новые изобретения и технологии позволили им выполнять несколько различных операций. С другой – сильно возросший спрос уже невозможно было покрыть, вытачивая каждую деталь вручную и собирая штучно. На помощь пришло фабричное и конвейерное производство. Это не могло не сказаться на качестве, но, будучи все еще довольно дорогим устройством, машинка создавалась хоть и не на века, но, по крайней мере, на поколения. Старенькие бабушкины «Зингеры» до сих пор стоят во многих домах и справляются со своими задачами, возможно, даже получше своих современных сверхумных потомков. Тогда технологическая инфляция все еще оставалась незаметной – ведь хотя стоимость и упала, функциональность возросла, а ценность и полезность все еще оставались на очень высоком уровне.
А вот дальше, когда неудержимый каток научного прогресса стал все стремительней набирать ход, вместе с ним начали обесцениваться и технологии. Намерения инженеров и ученых были и остаются самыми благими. Действительно, почему бы не применить самые последние разработки даже в обычной бытовой технике? Сверхпрочные пластики, сверхлегкие материалы, рассчитанные с точностью космических орбит движения шестеренок под управлением микрокомпьютеров. Напичканные сложной электроникой современные машинки больше напоминают роботов. И собирают их роботы – так дешевле. Ведь в конце XIX или начале XX века позволить себе совершенно примитивную машинку мог разве что магнат или крупный фабрикант, лет 50 назад покупка «Зингера» с пятеркой сменных лапок была сопоставима с нынешней покупкой квартиры в хорошем районе, а сейчас автоматизированную и компьютеризированную машинку с четырьмя десятками вариантов строчек (не считая дополнительных тонких настроек) можно купить за одну среднюю зарплату. И это притом что викторианский мастер работал один, на фабриках начала прошлого века трудилась пара сотен человек, а нынешние высокотехнологичные устройства создаются сотнями инженеров, сборщиков и программистов. То есть гораздо больший результат мы получаем за гораздо меньшую цену!
Казалось бы, это очень хорошо. Но вот только на самом деле мы имеем дело не только с экономией и технологичностью, а и с обесцениванием в его негативном смысле. Ведь машинки викторианской эпохи до сих пор стоят в музеях и вполне работоспособны, бабушкины «Зингеры» нуждаются только в периодической смазке и настройке, а сверхсовременные агрегаты имеют гарантийный срок всего три года!
Но самая печальная картина открывается нам, если посмотреть на реальную ценность всего современного совершенства. Для чего и как мы его используем? Ведь первые швейные мануфактуры с простейшими машинками совершили настоящий прорыв – они заложили фундамент массового производства и концепцию готовой одежды. Полсотни лет спустя наши бабушки, меняя доступный им пяток лапок и десяток иголок, обшивали и себя, и семью, а то и семьи соседей тоже. В то же время сколько из нескольких десятков разрекламированных функций новенького электронного агрегата используем мы? Особенно теперь, когда платье или костюм любого модного фасона можно просто пойти и купить? И вот, напичканный электроникой и защищенный сотнями патентов сверхсовременный автомат используется в основном для мелкого ремонта одежды и прочих простейших нужд! Вот она, истинная ценность всего современного разнообразия – большую часть времени оно пылится в углу, давая работу разве что не менее умному пылесосу.
То есть получается, что реальная практическая ценность всех буквально космических технологий, вложенных в разработку и производство, фактически обесценена.
И если даже на примере бытовой техники, развивавшейся в течение нескольких веков, технологическая инфляция выглядит довольно неприглядно, то компьютеры, ворвавшиеся в нашу жизнь всего несколько десятков лет назад, и совершенствуются, и обесцениваются еще более стремительно.
Специально, чтобы оценить и сравнить мощность вычислительной техники был придуман термин «флопс». Это сокращение от сложного английского выражения, которое в переводе звучит как «количество математических операций с плавающей запятой за одну секунду». Чем их больше, тем быстрее ЭВМ работает. Давайте посмотрим, как с середины прошлого века изменились компьютеры и насколько возросли или упали их цена, стоимость и ценность.
Среди пользователей компьютеров очень распространен «миф о мегагерцах», согласно которому чем выше частота работы процессора ЭВМ, тем больше его производительность. Вот и хвастаются друг перед другом «скоростью работы». На самом деле, если понятие «флопса» и далеко от идеального способа оценить рабочие качества устройства, то тактовая частота и вовсе дает только самое поверхностное представление о вычислительной мощности. Сравнивать с ее помощью можно только технику, ничем другим не отличающуюся. В самом деле, нельзя же утверждать, что дворник с метлой работает эффективней, чем с пылесосом, только на том основании, что он машет своим инструментом быстрее.
Первой ЭВМ, сделанной на микросхемах, был бортовой управляющий компьютер космического аппарата «Аполлон». Его работоспособность оценивалась в 40 тыс. флопс. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы проводить все необходимые вычисления, контролировать движение корабля, управлять командным и лунным модулями. На пару с компьютером ракеты-носителя он обеспечил первый след человека на лунной поверхности. Его старший брат, установленный на «Спейс Шаттл», был гораздо мощнее и выполнял за секунду 325 тыс. операций. Много это или мало? Так вот, к 1990 году мощность обычных настольных компьютеров превысила 30 млн. операций, а к 2011 году достигла 102 млрд.! А теперь давайте задумаемся, какова ценность этих мощностей? Для чего они применялись раньше и на что расходуются сейчас?
Самым первым устройством, которое уже можно было считать полноценным компьютером, была программно-управляемая и свободно программируемая в двоичном коде с плавающей точкой рабочая вычислительная машина Z3. Ее создатель, немецкий инженер Конрад Цузе, представил свое изобретение научной общественности еще 12 мая 1941 года. Этот агрегат, весивший целую тонну, выполнял операции сложения за 0,8 секунды, а умножения за 3. Среднюю вычислительную мощность этого первого рабочего прототипа современных компьютеров оценивают приблизительно в 2 операции в секунду. При этом стоил он целых 125 тыс. долларов (это в ценах 40-х годов, а ведь доллар с тех пор тоже обесценился!). И без дела машина не простаивала – ее использовали для расчета различных узлов и агрегатов военных самолетов и самолетов-снарядов. А для чего используется колоссальная мощность в 102,4 млрд. операций в секунду процессора игровой приставки Play Station 4?
Вообще-то человеку очень свойственно применять практически любую вещь для развлечения. Даже сугубо функциональную. Возьмем для примера электронно-лучевую трубку, использовавшуюся в радарах. И ту два американца, Томас Т. Голдсмит – младший и Эстл Рэй Манн, сумели еще в 1947 году приспособить для игры «Ракетный симулятор». А в 1958-м из аналоговой вычислительной машины и осциллографа в Брукхейвенской национальной лаборатории собрали игру «теннис на двоих». Первую домашнюю игровую приставку Magnavox Odyssey мир увидел в августе 1972-го. С тех пор сменилось не одно поколение мальчишек и девчонок, для которых посиделки с пластиковой коробкой, подключенной к телевизору, стали любимейшим развлечением. Разработка игр за каких-то полсотни лет превратилась в мощнейшую индустрию, в которой задействованы миллионы людей и самый передовой научный потенциал. Развлекательные устройства развивались стремительно – за 44 года их сменилось целых 8 поколений, от первых транзисторных, до современных сверхмощных игровых систем, с функцией проигрывания дисков, выходом в Интернет и возможностями, порой превышающими компьютерные. На их разработку и производство тратятся миллиарды долларов. А ведь это, по большому счету, просто игрушка! Причем те, кто считает, что СССР не поучаствовал в гонке электронных развлечений, глубоко заблуждаются. Эта сфера не была чужда и советскому человеку. Первая телевизионная игровая приставка Страны Советов увидела свет всего на 6 лет позже Magnavox Odyssey – в 1978 году. А потом количество всевозможных «Электроник» и «Эльфов» стало нарастать как снежный ком. Да и с портативными играми ситуация была не хуже – та же «Ну, погоди!», она же «Электроника ИМ-02», вышла еще в 1984 году, как и портативный шахматный компьютер «Электроника ИМ-01». А всего ряд карманных игр из СССР насчитывает более 50 моделей, в том числе даже со сменными картриджами, ничуть не хуже «заморских».
Сотни именитых ученых открывают новые формулы и решают сложнейшие математические задачи. Тысячи талантливых конструкторов проектируют и разрабатывают технологии производства микросхем. Сотни тысяч инженеров и миллионы рабочих по всему миру производят все более и более мощные вычислительные машины. И для чего? Для того чтобы счастливый обладатель iPhone 6, с его процессором, выполняющим более 1,4 млрд. операций в секунду, отправил в «Инстаграм» фотографию своего завтрака, или половил виртуального покемона. А между тем система управления полетом современного европейского сверхзвукового истребителя Eurofighter почти в 180 раз слабее! И ничего, летает и на вооружении 8 стран состоит. Вот и получается, что 50 лет назад компьютер мощностью в 40 тыс. операций в секунду довел человека до Луны, а сегодня на видеокарте, выполняющей более 692 млрд. операций (такими они были в 2013 году) уже не получится запустить ни одну современную игру. То есть реальная ценность колоссальных научных и производственных мощностей приравнивается к стоимости развлекательного продукта.
Вставка
К слову, современные высокотехнологичные игрушки имеют колоссальный потенциал. Коробочка, моделирующая и выводящая на экран красивую картинку из игры, на самом деле ничем принципиально не отличается от компьютеров, рассчитывающих сложные траектории ракет или делающих экономические прогнозы. Мало того, она вполне способна выполнять эту работу ничуть не хуже. Так, суперкомпьютер военно-воздушных сил США был собран из 1760 процессоров PlayStation 3. Так что даже игрушке вполне можно найти очень достойное и практичное применение.
Еще печальнее выглядит картина, если присмотреться ко многим «современным» технологиям повнимательнее и сделать историческую ретроспективу. Возьмем для примера такой распространенный бытовой прибор, как пылесос, и внимательно вчитаемся в рекламные проспекты. Что же такого современного нам предлагают?
Скажем, аквафильтр, безусловно, имеет множество преимуществ перед мешками, как бумажными, так и многоразовыми. Вот только две водяные камеры для очистки от пыли и грязи были упомянуты в самом первом патенте на пылесос, полученном американцем Дэниелом Хессом еще 10 июля 1860 года! Более полутора сотен лет уже «новинке». Вращающиеся щетки, кстати, впервые предложил он же. Хотя отдельный патент на них был получен Джеймсом Мюрреем Спранглером в 1908-м.
О возможности влажной уборки подумала Коринн Дюфур из Джорджии, запатентовав в декабре 1900 года свой «электрический подметатель ковров и собиратель пыли», оснащенный помимо прочего еще и влажной тряпкой.
Последний писк моды – циклонные фильтры? Так канадская Filter Queen начала их производство еще в 1928 году. А в 1959-м был получен патент на пылесос-циклон без мешка для мусора CMS 1000.
И это были настоящие изобретения! Британская компания British Vacuum Cleaner Company, среди клиентов которой была даже королева Виктория, положила конец эпидемии чумы, наладив очистку от пыли бараков британских моряков.
А что же действительно нового пытаются предложить нам? Вот выпустила в 2004 году британская компания пылесос на воздушной подушке. Или те же роботы-пылесосы, постепенно входящие в моду. А зачем? Ведь на практике мы получаем вместо функционального аппарата, чья задача качественно производить уборку, просто набитую сверхсовременными технологиями игрушку! Особенно заметно это становится, если почитать отзывы купивших себе эти «последние чудеса техники». Маленькие машинки великолепно годятся, чтобы играть с домашними животными, на которых похожи больше, чем на бытовую технику. А вот со своей основной функцией – убирать пыль – они справляются гораздо хуже.
Самый старый из действующих пылесосов вышел из строя в 2008 году, после того как проработал 70 лет. Увы, вряд ли хоть один его современный потомок сможет побить этот рекорд.
Тем не менее в современном мире буквально ежедневно изобретается и появляется что-то новое. Да, фундаментальные открытия совершаются не намного чаще, чем раньше. Но вот те же микропроцессоры ежегодно предстают в совершенно обновленном виде! Еще 19 апреля 1965 года основатель корпорации Intel Гордон Эрл Мур вывел и опубликовал, а в 1975-м пересмотрел и дополнил так называемый «закон Мура». Строго говоря, это не закон, а эмпирическое наблюдение, согласно которому количество транзисторов в кристалле микропроцессора удваивается каждые два года. Несмотря на то, что минуло уже почти полвека, эти темпы развития поддерживаются до сих пор. А ведь кроме простого технического наращивания мощности идет еще и качественное развитие – новые алгоритмы работают быстрее, точнее, допускают меньше ошибок.
Собственно, в стремительном полете научного прогресса и лежит первая причина технологической инфляции. Это происходит точно так же, как и в экономике. Когда денежная масса начинает увеличиваться, сами деньги настолько же быстро теряют в цене. В наше же время, когда изобретения совершаются чуть ли не ежеминутно, начинают обесцениваться и сами технологии. Ни один изобретатель не захочет, чтобы его детище пылилось в виде чертежей в столе, он постарается пустить новинку в дело, как минимум чтобы обкатать ее на практике. Открыли, допустим, новый алгоритм распознавания текста. Так почему бы не встроить его в телефон? Изобрели легкий и прочный пластик – зачем ограничиваться авиацией и армией, из него же можно сделать множество бытовых вещей, да хоть обычную вилку! Вот и получается, что банальный кухонный нож превращается в высокотехнологичный агрегат из сверхпрочной керамики и с ручкой из термостойкого силикона.
Подливает масла в огонь и шагающая семимильными шагами очередная научно-техническая революция. Вторым фактором, вызывающим обесценивание технологий, стала казавшаяся еще пару десятков лет назад невероятной скорость налаживания промышленного производства. Путь от еще не оформившейся идеи в голове изобретателя до упаковки с готовым серийным товаром занимает буквально считаные месяцы. Автоматизированные системы проектирования, общедоступный Интернет, способствующий успешному разделению и оптимизации работы и, наконец, повсеместное распространение станков с числовым программным управлением. Еще в прошлом веке для того, чтобы начать производство даже самой простой продукции, было необходимо организовать работу конструкторского бюро. Потом шли долгие разработки линий для производства, их наладка, а порой и вовсе постройка новых фабрик и заводов. Соответственно, и внедрение любой новинки было весьма затратным делом не только в финансовом, но и во временном отношении. И на каждой стадии малейшая ошибка могла заметно откатить прогресс назад. А теперь сотни инженеров и изобретателей могут совместно работать над проектом за компьютерами у себя дома. Им даже не обязательно встречаться друг с другом. И в долгой наладке производственных линий нужда отпала: все необходимые данные просто загружаются в автоматизированные станки. Считаные дни, а то и часы – и, скажем, вместо мультиварки с дюжиной режимов завод начинает выпускать холодильники с выходом в Интернет. То есть если раньше внедрение любого новшества и усовершенствования было колоссальной работой, то теперь добавить десяток новых функций, а то и вовсе перепрофилировать производство можно быстро и относительно дешево. Не будет же такой потенциал стоять без дела.
Правда, к чести простых пользователей надо отметить, что многие из них тоже великолепно осознают низкую реальную ценность впечатляющих характеристик новой техники. Не так давно директор Intel пожаловался, что люди стали обновлять свои компьютеры гораздо реже. Если раньше практически полная смена комплектующих производилась раз в 4 года, то теперь многие работают на своих ЭВМ по 5 – 6 лет. Такие замечания от крупных корпораций приоткрывают завесу над еще одной из причин технологической инфляции – экономической. Действительно, для обычного поиска новостей в Интернете, просмотра кинофильмов, простейшего редактирования текстов и картинок вполне хватает даже стареньких компьютеров. Огромные объемы накопителей, сверхбыстрые видеокарты и новейшие процессоры интересуют только самых заядлых игроманов и представителей совсем немногих профессий. Но при этом над разработкой и производством современной техники трудятся тысячи ученых и инженеров. Их труд двигает научный прогресс, появляются новые материалы, микросхемы, необычные технологические решения. И все это стоит очень больших денег. А откуда взять такие гигантские средства? Ведь в современном мире финансовых альтруистов не бывает. Выход очень прост – нужно создать готовый продукт и продать его. Допустим, придумали новые синтетические волокна – значит, надо сделать из них ткань и нашить курток. А новый микропроцессор встроить в швейную машинку, холодильник или еще во что-то, что купят. Нужны средства финансирования для новых алгоритмов навигации и поиска – сделать игру, за которую тоже заплатят деньги. Одним словом, единственный путь сегодня – продавать быстрее и предлагать пользователю все, за что он может заплатить. Тем более что внедрение новинок и организация массового производства в наше время – относительно быстрый процесс. Нужно это потребителю или нет – для разработчика на самом деле не особо важно. Есть реклама и специально обученные менеджеры, задача которых – убедить, что нужно. А самих ученых и инженеров гораздо больше волнует финансовая сторона вопроса – не только высокие зарплаты, но и средства на продолжение исследований.
Вот и получается довольно странный парадокс. С одной стороны, конструктор вполне может создать, допустим, пылесос, который будет очень надежным, выполнять всю необходимую работу и безотказно служить десятки лет. Но если такой пылесос появится и его купят – то в течение тех же десятков лет пользователям не понадобится новый! А это значит, что сам конструктор и рабочие на заводах, и изобретатели, вложившие свой талант в разработку, останутся без работы. А вот если сделать умный робот-пылесос с тысячами функций и продать его, то ситуация получается совершенно иной. Забавная игрушка привлечет покупателя не своей функциональностью, а именно необычностью. А вот проработает такая покупка пару-тройку лет, заставив задуматься о приобретении новой, еще более умной. И множество людей будут получать зарплаты, а потребители – радоваться новинкам, даже не задумываясь о том, что на самом-то деле им все эти совершенства абсолютно не нужны. Вот и получается, что надежные вещи делать невыгодно, а ценность технологий тает даже быстрее, чем их цена.
Еще в 1961 году себестоимость вычислительной мощности в миллиард операций в секунду оценивалась в триллион долларов США, а к 2013 году – всего в 12 центов! А это значит, что за ту же цену сегодня можно приобрести в миллионы раз больше возможностей. Вот производители и пытаются это все продать. Нам предлагают телефоны, превосходящие по мощности суперкомпьютеры прошлого века, пылесосы на воздушной подушке, холодильники с выходом в Интернет. И при этом убеждают, что нам это действительно нужно. Хотя на практике это те же самые игрушки, мало отличающиеся по истинной ценности от видеоигр. Обесцененная до уровня диковинного развлечения работа талантливых изобретателей и конструкторов.
Но раз возможности производства позволяют сделать новые продукты дешевле и наполнить их новым функционалом, раз все эти чудеса становятся вполне доступными, то может, и не так это плохо? Давайте утешим себя тем, что покупая кухонный комбайн, чей процессор мощнее компьютера лунной станции, и даже не используя всех его функций, мы хотя бы спонсируем дальнейший технический прогресс. А отправляясь на охоту за виртуальными покемонами с телефоном, в 4,5 тыс. раз более производительным, чем система управления «Спейс Шатла», мы тоже делаем свой посильный вклад в освоение космоса. Очень хотелось бы в это верить. Главное – не заиграться совсем. Пускай сфера развлечений финансирует и стимулирует научный прогресс. Лишь бы он не стал прогрессом одних только развлечений.
