«Берлин был наихудшим моментом холодной войны. Как человек,
глубоко вовлеченный в Карибский кризис,
считаю, что берлинская конфронтация была куда опаснее,
особенно после возведения стены, когда советские и
американские танки держали друг друга на мушке».
Профессор Уильям Кауфман.
ведущий эксперт по вопросам применения ядерного оружия
«Ветер перемен», поднятый смертью Сталина и пересмотром методов построения коммунизма в СССР, чрезвычайно обострил ситуацию в странах народной демократии. Протесты в той или иной степени затронули всю Восточную Европу, а в Венгрии переросли в полномасштабную революцию, едва не обрушившую существовавший политический строй. В ответ Москва ввела войска, продемонстрировав всему миру, что готова действовать максимально жестко, когда речь идет о сохранении социалистического лагеря. Курс на десталинизацию привел к разрыву с Албанией и до предела обострил отношения СССР с Китаем. Разногласия с лидером второй по численности коммунистической партии не сулили ничего хорошего Никите Хрущеву, которому едва удавалось сдержать в узде собственных сторонников жесткой линии. Взаимоотношения с 34-м президентом Соединенных Штатов Дуайтом Эйзенхауэром также не отличались теплотой. Айк хотя и упразднил «Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности», активно преследовавшую коммунистов и им сочувствующих, к СССР относился настороженно, полагая, что со странами, находящимися под контролем тиранов, лучше разговаривать с позиции силы. В мире, где США утратили монополию на ядерное оружие, это означало больше танков, больше самолетов, больше солдат. И, конечно же, войну разведок. Берлин, благодаря своему особому геополитическому положению, превращался в передовую закулисных сражений, в которых каждая из сторон полагала себя добром, а противника – исчадием ада.
После всплеска народного недовольства 1953 – 1954 годов обстановка в Восточной Германии постепенно стабилизировалась. Тем не менее положение ГДР по-прежнему оставалось шатким. Амбициозные планы превратить советскую зону оккупации в витрину превосходства народной демократии и за счет этого расширить влияние СССР сначала на всю Германию, а затем и на значительную часть Европы были забыты. Теперь главная задача состояла в том, чтобы добиться от Запада признания ГДР и укротить растущие аппетиты Аденауэра, который декларировал ФРГ как единственное легитимное немецкое государство и открыто оспаривал незыблемость послевоенных границ. План Маршалла и финансовые вливания сделали свое дело – за короткое время Западная Германия превратилась в преуспевающую страну с крепкой конкурентоспособной экономикой. Именно она, а не едва сводящая концы с концами ГДР, стала живым примером превосходства одной политической системы над другой.
Несмотря на ряд мер, предпринятых во второй половине 1950-х годов, экономика ГДР переживала глубокую стагнацию. Крайне негативным фактором стало вынужденное перевооружение страны, проводимое в ответ на вхождение ФРГ в НАТО. Хотя по сравнению с другими странами Восточного блока уровень жизни в ГДР был достаточно высоким, он не шел ни в какое сравнение с реалиями переживавшей Рейнское экономическое чудо Западной Германии. И все больше немцев – молодежь, дипломированные специалисты, интеллигенция и высококвалифицированные рабочие – утекало в ФРГ через неконтролируемую брешь, которой являлся Западный Берлин. Клочок западной территории в самом центре его государства стал для Вальтера Ульбрихта форменным проклятьем. Лидер ГДР неоднократно обращался в Москву с призывами решить вопрос, однако Хрущев, сделавший ставку на политику мирного сосуществования двух систем, с конкретными шагами не спешил. Тогда Ульбрихт решил действовать самостоятельно.
4 сентября 1958-го его правительство выступило с предложением сформировать комиссию из представителей ГДР и ФРГ для подготовки мирного договора, по которому Берлин приобретет статус свободного города. Хрущеву было принципиально важно вернуть себе инициативу, и 10 ноября 1958 года на собрании советско-польского общества дружбы в Москве он заявил, что достигнутые в Потсдаме договоренности морально устарели, пришло время державам-победительницам отказаться от своих оккупационных прав в Западном Берлине и превратить его в демилитаризованную зону. При отсутствии подвижек в этом вопросе Хрущев пообещал изменить статус города в одностороннем порядке – проще говоря, передать его под полную юрисдикцию ГДР. Это был практически ультиматум. Стараниями Аденауэра большинство западных стран открыто игнорировало государство Ульбрихта. По доктрине Хальштейна, которой правительство ФРГ придерживалось с 1955 по 1970 год, Западная Германия не поддерживала дипломатические отношения со странами, официально признавшими ГДР. Исключение составлял только СССР. Так что для Запада любой из предложенных Хрущевым вариантов означал потерю контроля над городом.
Громкие заявления тут же спровоцировали рост напряженности. Советские войска ужесточили контроль за движением по шоссе, соединяющим Берлин и ФРГ. В ответ американцы пригрозили применять силу в случае задержания их конвоев и доукомплектовали военные контингенты в Европе до штатов военного времени – ясный сигнал, что США готовы отстаивать свое присутствие в Западном Берлине с помощью оружия.
Жесткая политика Хрущева имела простое объяснение. Из-за принципиального несогласия Мао с политикой мирного сосуществования в социалистическом лагере назревал раскол. Поворотным пунктом стал отказ Хрущева оказать Пекину помощь в создании атомного оружия. В этих условиях советскому лидеру крайне важно было не уронить престиж СССР, однако, не прибегая к крайним мерам. Глубоко в душе Хрущев не верил, что Вашингтон начнет глобальную войну из-за Западного Берлина, и потому считал уместным держать Запад в тонусе угрозами и демонстрацией силы. Эскалация продолжалась без малого год. Точку в ней поставил Эйзенхауэр, предложивший Хрущеву посетить США. Лидеры двух сверхдержав встретились в сентябре 1959 года. Хрущев, полагая, что его давление возымело действие, отказался от ультиматума взамен на соглашение о проведении в Париже встречи на высшем уровне по вопросам Берлина и всеобщего разоружения. Вернувшись в Москву, он в одностороннем порядке сократил вооруженные силы на 1,2 млн. человек, настроив против себя значительную часть высшего командования Советской армии. Но Хрущев не считал это высокой платой за решение проблемы Берлина, который он не раз сравнивал с опасным гнойником, способным отравить весь мир, если его вовремя не вскрыть.
Однако встреча в верхах не состоялась. 1 мая 1960 года в районе Свердловска советские ПВО сбили американский самолет-шпион U-2, совершавший тайный облет территории СССР. Хрущев потребовал личных извинений президента США, Эйзенхауэр отказался. В ответ Хрущев заявил, что не желает иметь дел с нынешней американской администрацией и дождется выборов, чтобы начать работать с новым лидером страны с чистого листа. Этим президентом стал 43-летный демократ Джон Фитцджеральд Кеннеди.
Президента Кеннеди вряд ли можно было заподозрить в симпатиях к коммунистам. Одним из пунктов его предвыборной программы было резкое увеличение финансирования оборонной программы. Вместе с тем он был ярым сторонником сокращения ядерного оружия и готов был пойти на некоторые уступки ради решения этой насущной проблемы человечества. В том числе поспособствовать потеплению между США и СССР. Хрущев открыл новую страницу в отношениях двух стран с широкого жеста: освободил летчиков самолета-разведчика RB-47, сбитого над Баренцевым морем 1 июля 1959 года. Но «медовый месяц» двух лидеров закончился, не успев начаться. Не слишком изощренный в большой политике Кеннеди близко к сердцу принимал демагогию Хрущева о военном превосходстве СССР и планах добиться гегемонии, поддерживая национально-освободительные войны по всему миру. Его попытка донести до советского лидера всю серьезность намерений США защищать свои интересы в Западном Берлине не принесла результатов. На встрече в Вене 3 – 4 июня Хрущев полностью лишил Кеннеди воли. Американский дипломат Уильям Ллойд Стирман описал всю суть этих переговоров одним коротким предложением: «Грустный мальчик встречался с Аль Капоне». Отчаянно парируя выпады Хрущева, Кеннеди невольно озвучил свое глубинное отношение к берлинскому кризису. Его интересует только неприкосновенность Западного Берлина и свободный доступ туда войсковых контингентов союзников. На своей территории русские могут делать все, что им заблагорассудится. Это была политика соглашательства в чистом виде. За много лет до этого, учась в Гарварде, Кеннеди в своей дипломной работе подверг острой критике шаги западных держав по умиротворения нацистов. Теперь он сам чувствовал себя Чемберленом, спасовавшим перед напором Гитлера, пусть и из самых лучших побуждений.
Внимательнее всех к заявлению Кеннеди отнесся Вальтер Ульбрихт. 15 июня на пресс-конференции он заявил, что решением проблемы Западного Берлина должны заниматься сами немцы и самым простым выходом станет строительство стены, которая изолирует одну часть города от другой. Но никто не придал особого значения его словам. Уже больше года Ульбрихт пугал Москву вторжением войск ФРГ и быстрым поглощением его страны. На Западе главу ГДР считали послушной марионеткой Кремля. На самом деле восточногерманский лидер вел свою собственную игру, умело используя разлад в лагере социализма. Он считал Хрущева слабым и бесхребетным лидером. На своей территории Ульбрихт возвел более тоталитарное по своей природе государство, чем сталинский СССР. Удивляясь, почему глава страны, обладающей мощным ядерным оружием, ведет себя столь пассивно, Ульбрихт на свой страх и риск прощупывал границы терпения западных стран в отношении Берлина. Несколько раз он самолично ужесточал режим в городе, отступая лишь под нажимом Москвы. Не был забыт и план полного закрытия границы, разработанный еще до кризиса 1953 года. 4 января 1961-го на чрезвычайном заседании Политбюро СЕПГ утвердила состав рабочей группы по разработке практических шагов, обеспечивающих полное и окончательное решение вопроса беженцев на Запад. В группу вошли государственный секретарь по вопросам безопасности Эрик Хоннекер, министр внутренних дел Карл Марон и министр госбезопасности Эрих Мильке.
Вместо ожидаемой разрядки встреча мировых лидеров в Вене вызвала лишь новую эскалацию. 8 июля Хрущев заявил о временной отсрочке сокращения вооруженных сил и увеличении в текущем году оборонных расходов на 25%. Спустя две недели конгресс США утвердил выделение 12 млрд. долларов на оборонительные нужды и полумиллиарда дополнительно на производство стратегических бомбардировщиков. 28 июля Кеннеди заверил, что США готовы всеми имеющими средствами защищать свои обязательства в Западном Берлине. Хрущев ответил, что его ультиматум 1958 года по-прежнему актуален и при отсутствии подвижек СССР в одностороннем порядке подпишет мирный договор с ГДР уже в текущем году. Правительство ФРГ немедленно отреагировало угрозой аннулировать соглашения о торговле с Восточной Германией, что означало фактический крах экономики ГДР. Каждое новое заявление только поднимало градус напряженности.
В администрации Кеннеди все больший вес стали набирать «ястребы», которые требовали от президента проявить твердость. Благодаря тайной деятельности полковника ГРУ Олега Пеньковского, передавшего США масштабную информацию о реальном состоянии ядерных сил СССР, в Вашингтоне крепла убежденность, что Америка, нанеся превентивный ядерный удар по советским базам и ракетным шахтам, имеет реальный шанс победить, загнав своего противника в каменный век. Очевидно, посредством неформальных контактов, установившихся между братом президента США Робретом Кеннеди и работавшим под крышей англоязычного журнала «Советский Союз» полковником ГРУ Георгием Большаковым, о тревожных переменах в Белом доме стало известно Хрущеву. Так или иначе, он вдруг заметно охладел к проекту подписания мирного договора с ГДР и переключился на решение ключевого вопроса Западного Берлина с точки зрения руководства Восточной Германии – массового бегства населения. Изучив карты города, он пришел к выводу, что полностью перекрыть доступ в западную оккупационную зону вполне возможно, и попросил узнать у Ульбрихта, что тот думает по этому поводу. «Я полностью за! Вот это – настоящая помощь!» – был ответ главы ГДР.
Хрущев выдвинул несколько условий. Во-первых, операция должна быть проведена быстро и неожиданно для Запада. Во-вторых, она должна быть осуществлена исключительно немецкими силами. Советские войска будут обеспечивать лишь внешний надзор. В-третьих, барьер должен проходить по территории Восточного Берлина, нигде не затрагивая официальную линию разграничения. В-четвертых, он будет исключительно односторонним: граждане западных стран должны сохранить беспрепятственный доступ в восточную часть города. Ульбрихт со всем согласился и немедленно изложил онемевшим от удивления представителям Хрущева план действий, уже проработанный его рабочей группой в самых мелких деталях. 3 – 5 августа в Москве прошло закрытое совещание лидеров стран – участниц Варшавского договора, в котором принял участие наблюдатель от КНР. Советский лидер указал, что намеченная операция, получившая кодовое наименование «Роза», направлена исключительно на сдерживание Запада. По его мнению, она приведет к снижению конфронтации и стабилизации сил социализма в Европе. Проведение операции наметили на ночь с 12 на 13 августа.
В 01:00 13 августа в Восточном Берлине погасли все уличные фонари. В течение получаса вдоль всей городской границы Западного Берлина, длина которой составляла 43,5 км, была сформирована живая цепь из бойцов пограничной, транспортной и резервной полиции, курсантов полицейских школ, военизированных групп благонадежных рабочих и работников госбезопасности. Подразделения советской военной группировки по всей территории Восточной Германии были подняты по тревоге на случай, если союзные войска попытаются вмешаться. В 01:30 остановилось движение общественного транспорта. Специальные группы монтажников приступили к возведению препятствий из бетонных столбов и колючей проволоки. В 02:05 Ульбрихт по радио обратился с обращением к народу страны, в котором сообщил, что в целях защиты граждан от подрывной деятельности реваншистских сил ФРГ граница с Западным Берлином закрывается, а вдоль нее будет возведен Антифашистский оборонительный вал. Отныне попасть в Западный Берлин с востока можно будет только по пропускам и через специально оборудованные КПП. Монтажные группы работали споро и тихо. Жители прилегающих к границе домов продолжали спать, не ведая, что у них под окнами творится история. Только после полудня население обоих секторов сообразило, что случилось непоправимое, и попыталось высказать недовольство. Но Ульбрихт предусмотрел такое развитие событий, и полиция пустила в ход водометы и слезоточивый газ прежде, чем народный гнев стал приобретать массовые формы. 1953 год не повторился.
Для Запада появление стены стало полнейшим сюрпризом. По сути дела, демарш Ульбрихта можно было квалифицировать как нарушение четырехстороннего договора. Все указывает на то, что, если бы Кеннеди своевременно отдал приказ снести проволочные преграды, ни советские войска, ни армия ГДР не решились бы этому воспрепятствовать. Но лидер США четко и ясно дал понять, что происходящее на восточной территории Берлина его мало волнует – при условии, что западный сектор города сохранит статус-кво. А этот пункт выполнялся безукоризненно. Первое время берлинцы рассчитывали, что американцы просто выжидают момент, чтобы вмешаться и заставить Ульбрихта вернуть свободный проход между зонами. Однако время шло, хлипкие проволочные заборы постепенно сменялись бетонными блоками. И стало ясно, что Америка не намерена рисковать ради Берлина. Проглотил горькую пилюлю и Аденауэр. Уже через 48 часов после появления стены он объявил, что не намерен прерывать торговые отношения с Восточной Германией. Ульбрихт прекрасно подгадал момент. Назначенные на 17 сентября выборы в бундестаг лишали западногерманских политиков воли. Советник Кеннеди Теодор Сорренс емко передал царившие в Вашингтоне настроения: «Все согласились, что стена является незаконным, аморальным и бесчеловечным актом, но все же не поводом для войны». Что касается лично Кеннеди, то он не питал никакого сочувствия к восточным немцам и в интервью журналисту Джеймсу Рестону сказал, что США предоставил им достаточно времени, чтобы сбежать из тюрьмы. Те, кто остался в заточении, сами выбрали такой исход.
Напряженность между СССР и США тем не менее и не думала спадать. Вдохновленный бездействием Кеннеди, Хрущев, желая еще больше укрепить свои позиции перед близящимся съездом партии, провел показательные учения трех родов войск с отработкой практического применения ядерного оружия. На них впервые с 1936 года были приглашены западные военные атташе. 30 августа он объявил о прекращении трехлетнего моратория на испытания ядерного оружия – и первый атмосферный взрыв прогрохотал над Семипалатинском уже через два дня. Америка ответила выделением дополнительных средств на вооружение и призывом 250 000 резервистов. Но реальный эффект имело не это демонстративное бряцанье оружием, а чисто номинальное назначение личным представителем президента США в Западном Берлине отставного генерала Люсиуса Клея, вдохновителя и руководителя знаменитого Воздушного моста 1948 года. Генерала вынули из нафталина, чтобы поддержать репутацию Кеннеди внутри США. На всякий случай Клея не наделили никакими реальными полномочиями за исключением возможности связываться напрямую с Овальным кабинетом. Очевидно, в Вашингтоне успели позабыть, насколько непредсказуемым может быть экс-глава военной администрации американской оккупационной зоны.
Генерал Клей прибыл в Западный Берлин 19 сентября и сразу же взялся за дело. Он приказал возобновить военное сопровождение транспортного потока по шоссе, связывающее город с ФРГ, разместил военный контингент в деревне Штайнштюккен, городском анклаве в восточной зоне, которую Ульбрихт готовился присоединить, рассчитывая на пассивность Запада. По распоряжению Клея недалеко от границы был возведен полноразмерный макет участка стены, и американские солдаты приступили к демонстративным тренировкам по пролому барьера с помощью оснащенных бульдозерными отвалами танков. Командующий силами США в Европе генерал Брюс Кларк, узнав об этом, пришел в неистовство, и макет спешно демонтировали. Но в Москве уже сделали соответствующие выводы. По другую сторону границы масла в огонь подливал Ульбрихт, который без согласования с Хрущевым неуклонно ужесточал меры контроля. 22 октября 1961 года зреющий волдырь лопнул. Возмущенный требованием пограничников ГДР предъявить документы, американский дипломат Алан Лайтнер позвонил Клею и тот направил к КПП «Чарли» боевую группу из 4 танков и 2 бронетранспортеров с пехотой. Танки остановились у разделительной линии и недвусмысленно навели орудия на восточно-берлинский пост. Понадобилось прибытие советского представителя, чтобы нормализовать ситуацию. Но возник прецедент, и в течение следующих 5 дней американские танки выдвигались к КПП всякий раз, когда возникали малейшие проблемы с доступом в советскую зону. В Москве это восприняли как поиски повода для начала сноса стены, и пошли ва-банк.
В пятницу, 27 октября, к КПП «Чарли» снова прибыли танки, но на этот раз с восточной стороны. Семь Т-54 без опознавательных знаков развернулись в непосредственной близости от линии разграничения, демонстрируя явное намерение атаковать. По приказу Клея к пункту пропуска спешно выдвинулся взвод американских танков. Готовые открыть огонь бронированные машины застыли друг напротив друга, разделенные несколькими десятками метров ничейной территории. Все воинские гарнизоны Берлина были приведены в боевую готовность. Атмосфера стремительно накалялась. Обе стороны понимали, что на кону стоит судьба мира. В самый разгар кризиса через освещенную прожекторами пограничную зону из Восточного Берлина в Западный перебежала женщина. Пограничники ГДР имели прямой приказ открывать огонь по беглецам, но ни один из них даже не притронулся к оружию. Никому не хотелось стать человеком, начавшим Третью мировую войну. Всю ночь по тайному каналу полковника Большакова шли судорожные переговоры между Москвой и Вашингтоном. Рано утром генерал Клей получил ясный и недвусмысленный приказ Кеннеди прекратить дразнить русских и принять существующее положение в Западном Берлине как данность. В 10:30 советские танки с ревом укатили восвояси. Спустя полчаса КПП покинула и американская бронетехника. Обе стороны поспешили заявить о политической победе. Между тем хрупкий мир незаметно для всех перешел на новый уровень противостояния, который громогласно заявит о себе уже через год на Кубе. А стене, которая с каждым годом будет только укрепляться, суждено разделять Берлин долгие 28 лет.
