1 декабря 1978 года восточногерманские пограничники на пункте пропуска, известном как КПП «Чарли», отметили необычную активность на западной стороне. Телевизионная группа использовала антураж Стены в качестве фона для съемки непримечательной с виду пожилой пары. Спустя четыре часа эти мужчина и женщина пересекли границу на черном «Плимуте» с номерами американской миссии, и пограничники получили возможность узнать их фамилии. Информация о Рональде и Нэнси Рейган была скрупулезно занесена в картотеку Штази, но вряд ли хоть кто-нибудь из присутствовавших на КПП в тот день мог представить, какую роль в уничтожении ГДР суждено сыграть этому 67-летнему американцу.
Приведенный к присяге как 40-й президент США, Рональд Рейган объявил о новом стандарте отношений демократического мира с «Империей зла», который в скором времени выбросит марксизм-ленинизм на свалку истории. Фактически все это означало очередной виток холодной войны, и Белый дом взял на вооружение риторику, поразительно напоминающую выпады Никиты Хрущева двадцатилетней давности. Одними словесными экзерсисами дело не ограничилось. Администрация Рейгана активно использовала те же приемы, что ранее эффективно применял СССР для поддержки прокоммунистических и марксистских повстанцев по всему миру. Материальная и моральная поддержка американцами никарагуанских контрас и афганских моджахедов оказала существенное влияние на изменение политического климата в этих горячих точках. Но это было лишь начало. 23 марта 1983 года Рейган провозгласил начало работ над широкомасштабной программой, которая коренным образом изменит существующее представление о невозможности победы в ядерной войне. Новейшая противоракетная система обороны США сможет сбивать все выпущенные в сторону Америки ракеты и таким образом положит конец политике ядерного шантажа, которую проводит Советский Союз. В Москве эти заявления вызвали нешуточную панику. Никто не сомневался в экономических и технических возможностях Америки. При этом новый виток гонки вооружений грозил вконец обескровить погрязшую в проблемах развития советскую экономику.
В ФРГ жесткая внешняя политика Вашингтона ускорила распад социально-либеральной коалиции, в результате чего пост федерального канцлера занял убежденный консерватор Гельмут Коль, который подтвердил, что одной из главных задач остается объединение нации в едином государстве. В начале 1970-х выработанная много лет назад Аденауэром стратегия поглощения ГДР путем конфронтации и силового воздействия была признана неэффективной. Возросшая экономическая мощь и укрепившиеся политические позиции ФРГ позволили правящим кругам объявить об изменении модели взаимоотношений с Восточной Германией. Ставка теперь делалась на максимальное сближение двух стран, насаждение в ГДР западной культуры и образа жизни. Активно использовались экономические рычаги воздействия – значительные кредиты и займы, расширенное экономическое сотрудничество. Ресурсов для этого было предостаточно – в середине 1980-х годов ФРГ стала третей по экономической мощи мировой державой после США и Японии. На фоне все ухудшающегося положения в социалистическом лагере для значительной части молодежи ГДР эмиграция превратилась в основную жизненную цель. То, что в СССР презрительно называли «западными ценностями», оказалось сильнее абстрактных идеалов марксизма-ленинизма.
В марте 1985 года после череды смертей первых лиц государства Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Сергеевич Горбачев, инициатор попытки глобального реформирования советской системы, предусматривающей введение свободы слова, гласности, демократических выборов и рыночной модели хозяйствования. Мотивация и действия Горбачева, приведшие в конечном счете к распаду СССР, до сих пор являются предметом острых дискуссий и не получили однозначной оценки, но даже самые яростные критики перестройки должны понимать, что глубочайшая стагнация, охватившая Советский Союз в середине 1980-х, требовала значительных изменений, как экономических, так и нравственных. Подход «Вы делаете вид, что платите, а мы делаем вид, что работаем» вел в тупик, и целый ряд громких техногенных катастроф ясно это продемонстрировал. В большинстве соцстран Горбачева восприняли как нового Александра Дубчека, «социализм с человеческим лицом» представлялся хорошей возможностью выкарабкаться из экономического тупика, сохранив при этом основы идеологии. ГДР Эрика Хонеккера являлась исключением. Коммунист старой закалки, продолжатель дела Ульбрихта, Хонеккер воспринял перемены в СССР остро негативно. Когда Горбачев, посещая ГДР с официальным визитом, упрекнул немецкого лидера в нежелании начать реформы, Хонеккер ответил максимально откровенно: «Вряд ли страна, в которой дефицитом стали товары первой необходимости, может указывать нам, как вести хозяйство». На Западе нововведения Горбачева также не вызвали большого энтузиазма. По крайней мере, на первых порах. Было трудно поверить, что все это – не очередная уловка Кремля. Канцлер Коль даже сравнил Горбачева с Геббельсом, намекая, что все его попытки улучшить отношении с Западом ограничатся пустой демагогией. От советского лидера ожидали неких реальных шагов, показывающих искренность его желания снизить напряженность в мире. Неслучайно 12 июня 1987 года, выступая в Берлине с речью в честь 750-летия города, Рейган заявил, что самым ясным и прямым знаком того, что СССР встал на путь решительных перемен, стало бы уничтожение Берлинской стены.
Стена – символ разделения Германии и всей Европы на два антагонистских лагеря – превратилась к этому моменту в практически непроходимый барьер. Поток беглецов заметно сократился, соответственно, снизилось и число жертв. В период с 1982 по 1986 год при попытке перебраться в Западный Берлин было убито 6 человек. Причем смерть двух из них Штази успешно скрывало вплоть до развала ГДР. Между тем механизм, медленно, но верно подтачивающий Стену, был запущен еще в 1975 году в Хельсинки. Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, который подписали все страны – участницы Варшавского договора, узаконивал среди прочего значительный спектр вопросов относительно прав человека и основных свобод, включая свободу передвижения. Очень скоро диссидентские слои ГДР начали ссылаться на статьи соглашения, требуя у правительства свободного выезда в ФРГ. Пока таких заявлений было немного, Штази эффективно справлялось с проблемой. Но число недовольных неуклонно росло, и скрывать этот факт становилось все труднее. Если в 1985 году было подано порядка 2700 заявлений на выезд из страны, то через два года их было зафиксировано уже 112 тыс. У ГДР не было Сибири – эффективно изолировать злостных диссидентов не представлялось возможным. И вскоре об ущемлениях прав граждан в ГДР заговорили в мире. В первую неделю января 1989 года 20 восточных немцев, которым отказали в выездной визе из ГДР, приняли решение не покидать здание представительства ФРГ в Берлине. Уже 11 января им разрешили уехать. Этот случай широко освещался по телевидению ФРГ и многие потенциальные беженцы взяли его на вооружение.
Серьезные процессы начались и в соседних с ГДР странах. В Польше «Солидарность» продемонстрировала всем сомневающимся, что поддержанная массами общественная организация способна эффективно противостоять правящему режиму. В мае в Венгрии приступили к демонтажу укреплений на границе с Австрией. Моток колючей проволоки с австро-венгерской границы преподнесли новому президенту США Джорджу Бушу. «Надеюсь, что следующим станет Берлин», – заявил он. Сотни граждан ГДР, отдыхавших в Венгрии, воспользовались внезапно открывшейся возможностью уехать в ФРГ. Вопреки установленным соглашениям, венгерские пограничники не стали препятствовать массовому отъезду. Для восточных немцев это стало сигналом к действию. Тысячами они выезжали в те страны соцлагеря, где имелись посольства ФРГ, и просили политического убежища. К середине августа западногерманские дипломаты оказались в весьма затруднительном положении. К концу августа из-за наплыва желающих выехать из ГДР были закрыты дипломатические представительства Западной Германии в Берлине, Будапеште и Праге. Хонеккер в это время вынужден был лечь в больницу на операцию по удалению желчного пузыря и опухоли толстой кишки. В оставшемся без лидера Политбюро началось брожение. Рассчитывать на силовую поддержку СССР не приходилось – еще в начале июля на заседании Политического консультативного комитета стран Варшавского договора было объявлено об отказе следовать так называемой «доктрине Брежнева», которая предусматривала военное вмешательство СССР во внутренние дела участниц договора. В высших эшелонах СЕПГ существовала оппозиционная Хонеккеру группа, но ее члены не отличались особой решительностью. Катализатором процесса стал визит в Берлин Горбачева по случаю 40-летней годовщины ГДР. К этому времени страну уже изрядно лихорадило, но Хонеккер упорно продолжал делать хорошую мину при плохой игре, организовав грандиозные торжества, венцом которых явилось факельное шествие членов Союза свободной немецкой молодежи. Многократно проверенные спецслужбами молодые строители коммунизма подложили Хонеккеру настоящую свинью. Из проходящих мимо трибуны колонн отчетливо доносились призывы к Горбачеву поспособствовать началу перестройки в ГДР. Когда советскому лидеру перевели суть лозунгов, он всплеснул руками: «Это же актив партии! Неужели все кончено!»
Очевидным свидетельством того, что политическая система ГДР рушится, стала реакция на переправку через территорию страны в запломбированных вагонах тысяч беженцев, заблокировавших посольство ФРГ в Чехословакии. Напрасно СМИ пытались убедить население, что это предатели, отщепенцы, отребье. Реальность выглядела совершенно иначе – страна победившего социализма вынуждена была закрываться от своих граждан, словно они были инфицированы или тяжело больны. По всему маршруту движения толпы немцев воодушевленно приветствовали составы, везущие тех, чей тяжкий грех перед государством состоял в желании обрести свободу. В Дрездене на вокзале начался стихийный митинг, который продолжился и после того, как поезда двинулись дальше. Вскоре волнения приобрели массовый характер. Местный начальник полиции не решился использовать силовые методы, и информация о том, что полиция спасовала перед демонстрантами, стремительно распространилась по стране. На следующий день тысячи граждан Лейпцига – признанной цитадели оппозиции – вышли на улицы с требованием провести демократизацию страны и сменить политическое руководство. Вскоре к Лейпцигу присоединились другие крупные города ГДР. Исключение составлял лишь Берлин, где полиция и Штази жестко пресекали любые выступления. Хонеккер был потрясен событиями и настаивал на немедленном и самом жестком подавлении беспорядков. Но никто в Политбюро не поддержал его. Москва демонстративно отмежевалась от роли третейского судьи – советские войска на всей территории ГДР получили строгий приказ оставаться в казармах и не реагировать на провокации. Для оппозиции в рядах СЕПГ пришло время действовать.
17 октября на экстренном заседании Политбюро председатель Совета министров Вилли Штоф вынес предложение сместить Хонеккера с поста генсека, произнеся исторические слова: «Эрих, так дальше не пойдет. Тебе пора уходить». Слабый протест Хонеккера не встретил поддержки среди коллег по Политбюро. Один за другим все они высказались за отставку, а глава госбезопасности Эрих Мильке даже пригрозил обнародовать компрометирующую Хонеккера информацию, если тот станет упрямиться. Спустя три часа вопрос был решен. Верный принципу демократического централизма, Хонеккер проголосовал за свою отставку. На следующий день смещение генсека было узаконено на заседании ЦК СЕПГ. Бразды правления принял сторонник реформ Эгон Кренц. Но желанного снижения напряженности это не принесло. Оппозиция не простила Кренцу одобрения действий китайских властей на площади Тяньаньмэнь, а последовавшую после отставки Хонеккера чистку рядов СЕПГ от представителей «старой гвардии» расценила как попытку пустить пыль в глаза. 23 октября на улицах Лейпцига было уже 300 тыс. демонстрантов. По стране покатилась волна массовых выходов из партии. Славившаяся единством рядов СЕПГ стремительно разваливалась. Но последним ударом для команды Кренца стал проведенный по его запросу анализ ситуации в экономике ГДР, который сразу же был признан документом особой секретности. И дело было даже не в опасении, что опубликование его вызовет взрыв народного негодования. Куда важнее было, чтобы об истинном состоянии страны не узнали западные банки и инвесторы. Налицо были все признаки банкротства целой страны. Рассчитывая на помощь СССР (который сильно задолжал по некоторым пунктам соглашений о содержании советского воинского контингента), 1 ноября Кренц отправился в Москву на встречу с Горбачевым. Но этот визит вызвал совершенно противоположный эффект. Ранее считалось, что ГДР способна провести реформы с минимальными проблемами благодаря более благоприятной по сравнению с другими странами СЭВ ситуации в экономике. Польша и Венгрия, попавшие в финансовую зависимость от Запада, уже фактически ушли из сферы влияния СССР. Средств, чтобы компенсировать их долги, у Москвы просто не было. Теперь оказалось, что и ГДР превратилась в финансовый придаток ФРГ.
На следующий день после визита Кренца в Кремле впервые серьезно заговорили о необходимости демонтировать Стену во избежание всплеска насилия в ГДР. Глава КГБ Владимир Александрович Крючков, обрисовав динамику процессов в стране, указал, что счет пошел на дни. Митинг в Восточном Берлине, где прежде народные волнения не имели массового характера, назначенный оппозицией на 4 октября, мог стать поворотным пунктом, после которого ситуация в Восточной Германии окончательно выйдет из-под контроля. Поразительно, но в Москве не имели никакой ясной стратегии на случай стихийного объединения Германии. Чего не скажешь про Бонн и Вашингтон, где не только всерьез рассматривали такой исход, но и активно подогревали ситуацию. Тем не менее одно важное решение было принято на этом заседании Политбюро ЦК КПСС – какой бы оборот ни получили дела в ГДР, советские войска не должны вмешиваться. На демонстрацию в Берлине 4 ноября вышло более миллиона человек. Среди множества лозунгов главным стал «Мы – единый народ!». Команда Кренца отчаянно искала выход. Самые отважные представители власти присоединились к демонстрантам, обещая решительные перемены, в числе которых – полный отказ от политических преследований и свободные демократические выборы. Поразительно, но в их числе оказался и Маркус Вольф, бывший глава отдела иностранной разведки и заместитель министра госбезопасности. Это дало повод журналистам заподозрить, что волнения в ГДР могли быть инспирированы тайными службами в расчете взять страну под свой полный контроль.
7 ноября правительство ГДР решило использовать последнюю меру для снижения напряженности – разработать процедуру максимального облегчения пересечения границы для граждан страны. Проект изменений в закон о визах, согласно которому жители ГДР получали право беспрепятственно выезжать за рубеж через любой пограничный КПП неограниченное количество раз, был оглашен на пленуме ЦК СЕПГ 9 ноября. В 18:00 секретарь ЦК по вопросам информации Гюнтер Шабовски на ежедневном брифинге с прессой известил журналистов о нововведении. Он не был посвящен в детали документа и потому совершил роковую ошибку. На вопрос корреспондента сети NBC, когда именно вступят в силу эти воистину революционные изменения, Шабовски, не найдя соответствующей информации в предоставленных ему Кренцем бумагах, простодушно ответил: «Незамедлительно». Вскоре после 7 вечера Associated Press разразилось сенсационной новостью: «Член Политбюро СЕПГ объявил, что ГДР открывает границы!» Информация распространилась как лесной пожар. Толпы берлинцев хлынули к ближайшим КПП с намерением посетить западный сектор. У пропускных пунктов началась давка, поскольку пограничники, не получившие никаких указаний сверху, пытались оттеснить разгоряченных людей. Очень скоро они оказались перед сложным выбором – пропустить людей или открыть огонь. Попытки связаться с высшим руководством ни к чему не привели, и первым дрогнул начальник КПП на Борнхольмер-штрассе подполковник Гаральд Егер. Он отдал приказ пропускать людей, не ставя в паспорта отметку о выезде. Фактически по законам ГДР это означало потерю гражданства. Но желающих пересечь границу это не останавливало. Кренца уведомили о казусе Шабовски только в 22:00. Силовые ведомства ожидали его распоряжений. Можно было либо закрыть границу силой (и очевидно, с большими человеческими жертвами), либо пустить все на самотек. И Кренц выбрал второй вариант. Всю ночь телеканалы отслеживали ситуацию у Стены, перемежая комментарии политиков прямыми включениями. К 23:30 все КПП в Берлине оказались открыты, и тысячи берлинцев получили возможность без риска для жизни покинуть пределы социалистического рая для немцев. По другую сторону границы их встречали толпы восторженных жителей Западного Берлина. Происходящее напоминало карнавал, который длился много часов и для многих очевидцев стал самым значительным и волнующим событием в жизни.
Берлинская стена прекратила свое существование так же стремительно, как и возникла – за одну ночь. Разумеется, бетонные блоки, надолбы и колючая проволока никуда не делись, но город уже не был разделенным. Спровоцированная ошибкой партийного функционера бескровная революция, получившая в Германии название «Поворот», продолжалась три дня. Все это время между Востоком и Западом проходили судорожные консультации в попытках выработать отношение к изменившемуся миропорядку в Германии. В руководстве НАТО всерьез опасались восстания советского генералитета против Горбачева и ответных жестких мер самого Горбачева с целью сохранить власть и влияние. Не меньшую тревогу вызывали настроения в армии и силовых структурах ГДР, где большинство постов занимали представители старого поколения. Но волнения оказались напрасными. Даже самые ярые будущие критики Горбачева тогда, в 1989 году, восприняли падение Берлинской стены и объединение Германии как неизбежный факт. Что потрясло не только членов Политбюро, но и значительную часть мировых политиков, так это скорость, с которой все произошло. Немедленно последовали перестановки в правящей верхушке ГДР. 13 ноября на пост премьер-министра был назначен Ганс Модров, сформировавший коалиционное переходное правительство. 1 декабря из конституции был исключен пункт о руководящей роли СЕПГ и введена многопартийная система. 9 декабря Кренц и все Политбюро ушли в отставку. Эпоха коммунистического правления в Германии закончилась. На выборах 18 марта 1990 года переименованная в «Партию демократического согласия» бывшая СЕПГ получила 18% голосов. На фоне 40% голосов, набранных ХДС – партией Гельмута Коля, это было оглушительное поражение. Воссоединение Германии стало теперь лишь вопросом времени.
Формальное объединение ФРГ и ГДР состоялось 3 октября 1990 года. Тремя месяцами ранее западногерманская марка стала единым платежным средством двух стран. Последовавшая за этим сложная процедура обмена накоплений граждан ГДР породила волну недовольства, хотя при трезвом рассмотрении представляла собой довольно щедрый подарок Запада совершенно обнищавшей Восточной Германии. Одновременно начался обширный демонтаж секций Стены. Часть из них ушла с молотка по средней цене 6500 фунтов стерлингов за штуку. Примечательно, что организовал этот аукцион личный картограф Хонеккера Хаген Кох, который в свое время принимал активное участие в разработке линии разграничения двух Берлинов. 23 июня были торжественно демонтированы пограничные постройки на КПП «Чарли». Присутствовавший на мероприятиях Эдуард Шеварднадзе объявил о начале вывода из Германии советского военного контингента. Но период народного восторга и больших ожиданий закончился довольно быстро. Промышленные предприятия, на которых трудилась значительная часть восточных немцев, были признаны нерентабельными, а их реконструкция и восстановление – не имеющими смысла. Очень скоро ясно проявился и жесткий конфликт культур. Миграция на запад в первые годы после падения Стены оказалась гораздо масштабнее той, что привела к ее появлению в 1961 году. Понадобились годы, чтобы новое взяло верх и явление, названное «Стена в головах», превратилось в пережиток прошлого. Но груз сорока непростых лет построения коммунизма сказывается и сегодня.
