Если в каждом озере и даже болоте, каждом доме и даже бане жил мистический дух-хранитель, то неудивительно, что свой собственный страж-повелитель был и в лесу. Тем более что рощи и пущи для наших предков были территорий таинственной, опасной, но вместе с тем и чрезвычайно важной. Ведь лес – это и грибы с ягодами летом, и бревна на избы, и дрова на холодную зиму. А чтобы не заплутать в чаще, не сбиться с дороги да не угодить в непроходимую топь, люди старались жить в мире с лешим – мудрым старцем, покровителем и хозяином всех лесных угодий.
Шиворот-навыворот да задом наперед
Как только кто-то из наших предков начинал блудить в трех соснах, тщетно пытаясь найти тропинку, которая, казалось, только что была под ногами, сомнений не оставалось – леший кругами водит. Делал это лесной дух иногда и шутки ради, но чаще таким образом лесовик давал человеку понять, что тот чем-то его прогневал. Хотя запретов было не так и много: в лесу нельзя было браниться и ругаться между собой; попусту переводить его дары – ломать ветки на деревьях, топтать грибы и ягоды, срывать без цели растения; оставлять горящие костры и, если ночь застала вас в чаще, ложиться спать на дороге – леший мог ненароком наступить. А вот что делать рекомендовалось, так это приносить лесовику гостинцы, и особенно те, которые сам он раздобыть никак не мог. Например, войдя в его угодья, предварительно попросив на это разрешение, люди клали на пенек краюху хлеба, блин или пряник. Охотники всегда оставляли ему первую добытую дичь. Пастухи нередко угощали его вином, пряча кувшины в корнях вывернутых деревьев. Считалось, что любое строение в лесу принадлежит лешему, так что, останавливаясь на ночлег в лесной избушке, обязательно приговаривали: «Пусти, хозяин, не век вековать, а одну ночь ночевать».
В добром расположении духа леший был верным помощником для человека – показывал самые ягодные места, мог вывести на поляну с отборными боровиками, загонял для охотников дичь или делал за пастухов всю работу, пристально присматривая за коровами, овцами, козами. Он же помогал заплутавшим людям выйти из леса, возвращал родителям заблудившихся детей. Но могло обернуться и иначе: стонами или криками «Ау!» он заманивал людей в глушь, из которой не было выхода, или становился невидимым и обходил человека, после чего тот уже не мог выбраться из замкнутого магического круга. Иногда прикидывался каким-то ориентиром, по которому человек запоминал дорогу, чтобы путник сбился с нее, повернул на развилке не в ту сторону. Но, как уже было отмечено, крайне редко такое происходило без веской причины. Если лесовик решал просто пошалить, то и наваждение исчезало быстро, также внезапно, как и появлялось. Да и от такой напасти были свои обереги и методы защиты. Чтобы найти заветную тропу, можно было проговорить вслух любимую поговорку лесного духа: «Шел, нашел, потерял». В некоторых регионах рекомендовалось носить с собой для защиты очищенный от коры сучок липы – «лутовку». Но наиболее действенным методом считалось переодевание. Если человек был в лесу один, то ему необходимо было сесть на ближайшую колоду, вывернуть наизнанку всю одежду и так ее надеть, а обувь сменить с левой ноги на правую. Если под чары лешего попадала группа людей, то им еще следовало поменяться вывернутой одеждой между собой. После этого под ногами путников вновь появлялась дорога, которая без проблем выводила их к самому дому.
Вполне возможно, что происхождение этого ритуала и вера в его магическую силу заключается в том, что и сам леший, по народным поверьям, предпочитал именно такой наряд. Вся одежда лесного старца была вывернута наизнанку и запахнута исключительно левой полой на правую. Типичная для него обувь – лапти, также надетые не на те ноги, а иногда и вовсе пяткой вперед. А вот описания головного убора лесовика рознятся: в одних легендах он предстает в широкополой шляпе серого, белого или зеленого цвета; в других – в странном сооружении из веток, листьев и еловых лапок; в третьих – исключительно с непокрытой головой, с зачесанными на левую сторону или наоборот лохматыми, всклоченными волосами. Кардинально расходятся и мнения о наличии в костюме лешего пояса.
Казалось бы, с чего столько внимания исследователей к небольшой детали костюма лешего – поясу. Однако здесь все не так просто. В древние времена пояс, принимающий на теле человека форму круга, выполнял функцию оберега. Эту часть наряда нередко украшали магическими символами, строго соблюдая и очередность элементов орнамента, и их цветовую гамму. С помощью пояса устанавливалась связь между «своим» и «чужим» – например, между старым и новым домом. У наших предков был распространен обычай, связанный с переездом семьи в новую избу: хозяину полагалось войти в нее первым, а потом перетянуть к себе через порог всех домочадцев, схватив их именно за пояса. Их же в обязательном порядке повязывали младенцам сразу после обряда крещения. Считалось, что подпоясанного человека и «бес боится», и домовой с лешим не трогают. Пояс бросала на печь молодая жена, как только входила в дом мужа. Пояса, чаще красные, расстилали в воротах при первом выгоне скота в поле или повязывали их животным на рога. У украинцев бытует обычай завязывать поясами ворота на похоронах, после проводов умершего, «чтобы покойников больше в доме не было».
Снятие же пояса символизировало приобщение к потустороннему миру. Так, те смельчаки, которые в купальскую ночь отправлялись на поиски цветка папоротник, делали это неподпоясанными. Оставлять пояса дома полагалось и при проведении иных магических ритуалов – например, вызове нечистой силы на перекрестке или заключении с ней договоров в других местах. Девушки нередко использовали их для гаданий – клали под подушку, приговаривая: «Пояс мой, пояс, покажи жениха и поезд».
Однако стоит отметить, что облик старца был хотя и наиболее популярным, но далеко не единственным вариантом. По своей многоликости леший даст фору большинству мифологических существ. Являясь для наших предков персонификацией всего леса, он представлялся им одновременно и духом, и растением, и животным, и человеком – и, соответственно, сочетал в себе все эти ипостаси. Вероятно, именно потому существует такое большое количество различных описаний лесовика. Причем многие из них бытовали параллельно в одной и той же местности, не противореча, а именно дополняя друг друга. Ведь леший лидирует не только по числу возможных образов, но и по своей способности перевоплощаться и обращаться в самые различные предметы или живых существ. Он мастерски умел изменять свой рост, например, приспосабливаясь к окружающей его растительности или стремясь произвести впечатление на человека: то был ниже травы на опушке, а то вдруг становился выше сосен и мог перешагивать реки. Иногда его представляли в виде обычного дерева – дуба, ели, сосны, березы или осины, – у которого вдруг проступали человеческие черты: крона принимала форму волос или ветви выглядели совсем как руки. Леший мог становиться пнем, кустом или даже листом на дороге. А в тех случаях, когда это мифологическое существо принимало людской облик, на тесную связь с лесом указывали обросшие мхом лицо или одежда, лишайниковая борода или волосы, толстая, как кора, или просто древесного цвета кожа. Не забывали и о близости лешего к животному миру – об этом свидетельствуют предания, в которых лесной старец предстает в одеждах из звериных шкур, имеет черную шерсть по всему телу и небольшие рожки на голове. Приписывали ему и когти на руках и ногах, и копыта, и крылья, и хвост. Не забывали и о его склонности к оборотничеству – в легендах лесовик становился то медведем, то волком, то сорокой, то совой, то вороной. В других вариантах – все эти и многие другие звери постоянно сопровождали старца на прогулках по его владениям. Лешего часто называют волчьим пастырем или медвежьим пастухом, хотя подчиняются ему не только эти животные, но и все обитатели леса.
Интересно, что у народа манси о сотворении людей и о сотворении леших рассказывает одно и то же сказание. Согласно нему, решив создать человека, боги использовали для этих целей глину и лиственницу. Но те, кого сотворили из лиственницы, с огромной скоростью разбежались по лесам – позже их прозвали «мэнквами» (лешими). Они были крепкими, выносливыми и не тонули в воде. А «глиняные люди» оказались спокойными, медлительными – из них и произошел весь род человеческий на земле. Правда, век их был недолог, потому как «в воду человек упадет – тонет, жарко станет – из него вода выступает».
Слово не воробей, вылетит – не поймаешь
Леший, по преданиям, умел виртуозно имитировать все звуки леса – шум листвы, треск деревьев или вой ветра, – громко хохотать, свистеть (кстати, делать это в лесу позволялось, по преданиям, только ему – человека за такой поступок он мог и наказать), хлопать в ладоши, голосить, аукать и даже петь во все горло… но без слов. Практически все легенды утверждают, что лесовик был лишен дара речи, но при этом мог повторять слова или обрывки фраз – практически так же, как это делает эхо. С человеком леший чаще всего общался жестами и знаками. Хотя те, кто сознательно искали с ним встречи, делали это не ради задушевных бесед, а с конкретной целью – заключить договор или узнать о своем будущем. Да, лешему нередко приписывали еще и дар пророчества. Считалось, что задавать за раз можно было не больше трех вопросов. А предварительно следовало срубить определенное количество молодых берез, уложить их на опушке кругом верхушками в центр и стать внутри этого кольца самому. Или тупым топором свалить сосну «в обхват», причем так, чтобы, падая, она накрыла собой две осины. Вот только непонятно, что было сложнее: в точности соблюсти все детали непростых ритуалов для привлечения внимания «лесного пророка» или в итоге интерпретировать полученные в ответ от безмолвного существа знаки?
А вот охотники или пастухи – именно они были больше других заинтересованы в союзе с духом – приходили к нему с дарами и смело направлялись в самую чащу – сердце леса (по другим версиям, искали самую высокую точку пущи, перекресток лесных троп, вывороченный вековой дуб и т.д.). Первые просили его об успехе в охоте, вторые – о благополучном выпасе скота. В благодарность они обычно завещали лесному духу одну из коров. Считалось, что такое животное в течение лета обязательно отобьется от стада и сгинет в чаще. Для закрепления договора пастухи оставляли в лесу замок и ключ: когда коровы пасутся, леший его отпирает, а как только приходит им время возвращаться в деревню – запирает. Заключив соглашение, пастух мог весь день заниматься своими делами и даже не появлялся в лесу, а если надо было собрать стадо раньше, то просто трубил в рог и подзывал скотину. Но такая беспечность прощалась только тем, кто действительно смог умилостивить лешего. В противном же случае оставленное без присмотра стадо могло даже исчезнуть бесследно – считалось, что дух прятал его в другом мире. Пастухи порой и мычание, и звон коровьих колокольчиков слышали совсем рядом, но найти животных не могли.
Договор с лешим всегда накладывал на человека ряд обязательств и даже табу, среди которых основным было хранение в секрете всех условий сделки. И более того – ни при каких обстоятельствах нельзя было рассказывать даже о самом факте этого союза. Провинившихся лесной старец карал строго. Легенда рассказывает об одном охотнике, которому очень уж не везло в его ремесле. Причем не просто с пустыми руками день за днем домой возвращался, но и различные конфузы с ним приключались – то ружье потеряет, то в болоте увязнет, а то и вовсе сам едва ноги от разъяренной дичи унесет. Не выдержал он такой доли, захватил с собой подарки и накануне Ивана Купалы – лучшее для встречи с лешим время – пошел на поклон к лесному хозяину. Зашумел ночной бор – и встала перед ним фигура, которая была выше самой высокой сосны. Выслушал просьбу леший, уменьшился до нормальных размеров, принял дары, кивнул и только то и сделал, что свой палец к губам охотника – мол, никому о нашем договоре не рассказывай – приложил. А затем, получив обещание крепко хранить тайну, растворился в лесной чаще. С той поры забыл охотник обо всех своих несчастьях: казалось, что не он теперь зверя ищет, а тот сам к нему навстречу выходит. На своих трофеях – медвежьих, волчьих да лисьих шкурах – сколотил себе неплохое состояние, в новый дом перебрался, слугами обзавелся, но, конечно, и завистников среди своих же коллег немало нажил. Каждый из них мечтал выведать секрет удачливого друга. Долго тот держался, но однажды случилось так, что на захмелевшую голову ехал он с товарищами как раз той лесной дорогой, на которой когда-то с лешим встречался. Вот тут и решил похвастаться, что сам лесной хозяин ему в охоте помогает, дичь загоняет. Никто ему сначала не поверил – решили все, что бахвалится наш герой, засмеялись. Как вдруг деревья вокруг зашумели, словно от сильного ветра, лошади громко заржали – и все увидели, что рядом с телегой возник великан, горестно покачал головой, схватил охотника и унес с собой в лесную чащу. Больше его никто никогда не видел.
Кстати, по поверьям, леший обладал просто феноменальной силой. Например, когда считал, что кто-то срубил в лесу деревьев больше, чем ему надо было бревен или дров, то садился на телегу сверху или даже просто клал на нее свою ладонь – лошади после этого и шагу ступить не могли с таким грузом. А случалось и так, что лесные духи ссорились и устраивали настоящие драки – между собой или с водяными, своими давними врагами. И вот тогда в ход шли и вырванные с корнем вековые деревья, и стопудовые камни или валуны, которые они могли швырять верст на пятьдесят и более. Правда, все же стоит сказать, что большинство легенд и преданий рисует перед нами образ лешего как существа спокойного, мудрого и справедливого. Может, и любящего подшутить над человеком, но не по причине природной жестокости или злобы, а больше в воспитательных целях, чтобы люди не забывали: лес – это его владения, которые он будет беречь как зеницу ока, и произойти здесь может все, что лесовику угодно.
Если большую часть времени наши предки просто стремились сохранить с лесным хозяином добрососедские отношения, старались ничем не разгневать его, задобрить дарами, то были дни, когда заходить в его угодья запрещалась категорически. Предания гласят, что раз в год леший становился по-настоящему опасным существом. Случалось это 17 октября, на Ерофея-мученика. Суеверные славяне предостерегали: «Леший – не свой брат: переломает все косточки не хуже медведя». В этот день «лешие с лесом прощаются», бродят по лесу, ломают деревья и сгоняют всех животных на зимовку. А потом и сами под землю проваливаются, чтобы уснуть там до оттепели.
Но еще и перед этим, 27 сентября – на Воздвижение, – люди отказывались от походов в лес, так как в эти дни там проходили «змеиные свадьбы», а лешие собирали все зверье и перегоняли его в особые, только им известные места, чтобы попрощаться с ним до весны. И вставать у них пути было очень опасно.
Лес без лешего не стоит
Как любой хороший хозяин, леший заботится о своем доме и всех его обитателях. Люди верили, что у него все учтено и посчитано, причем не только каждое животное, но и каждый гриб, каждая шишка, каждый листик на дереве. Потому и отношение к нему в народе было, в основном, уважительным. Лесовик, конечно, являлся представителем иного, потустороннего мира и мог оказаться опасным для человека, но все же был справедлив, мудр и хозяйственен. А эти качества в древности ценились особенно высоко. Вероятно, по этой причине лешему приписывалось немало черт обычного человека, особенно в поздних легендах и сказках. Со временем о нем все чаще рассказывали, как о взрослом или даже пожилом мужчине, иногда с плетью или кнутом в руке, что указывало на его основную функцию – пасти лесных зверей, заботиться об их пропитании, защищать от охотников или спасать от пожаров. Кстати, случаи массовой миграции тех же белок или зайцев также, по представлениям наших предков, были делом рук лесного хозяина. По одним версиям, так он «делился» со своими соседями, с которыми мог состоять в родстве. По другим, возвращал карточные долги – азартные игры лесной владыка любил не меньше, чем водяной.
Что касается «личной жизни» лешего, то тут тоже не обошлось без многообразия вариантов. Нередко легенды представляют его как одинокое существо, обустроившее свое логово в непроходимой, глухой чаще. Найти туда дорогу было непросто. И не только по причине отсутствия к его дому тропинок, но и потому, что лесовик предпочитал уединение и всеми силами защищал свой дом от незваных гостей. Например, заваливал все вокруг буреломом, валежником и бревнами, окружал не замерзающими даже зимой болотными топями и магическими заклинаниями, заставлявшими людей сбиваться с пути и часами кружить на одном месте. Если лес был очень большой, то несколько леших могли разделить его на угодья – каждый хозяйничал в своем, стараясь не пересекаться с соседями, но сохраняя, по возможности, дружественные отношения с ними. Хотя есть и сказания, в которых повествуется о целых деревнях лесных жителей, расположенных все так же в самом сердце боров и рощ, подальше от чужих глаз. Жили лешие на старых сухих деревьях – чаще елях или вербах, – в дуплах или кочках, в корягах или корнях вывернутого дерева, а изредка – в тайных пещерах или даже избушках.
И все же существует ряд рассказов, в которых леший описывается как существо семейное – с женой и детьми. Жили такие обычно в бревенчатых домах в густом ельнике, держали скот и могли заниматься земледелием. Правда, от людей тоже держались подальше и к деревням старались без особой надобности не подходить, так как отношения с духами домашними у духов лесных добрыми никогда не были. С опаской относились к лесовикам и собаки, лошади, коты – чуяли их на достаточно большом расстоянии и вели себя крайне насторожено. Женами леших обычно становились заблудившиеся или сгинувшие в лесу девушки. Звали их лешихами, лешачихами или лесовихами. Детей же именовали лешачатами или лешивиками. Лешачихи предстают в преданиях в различных обликах, но чаще все же выглядят как обыкновенные женщины – только одежда на них оборванная, а распущенные волосы сильно растрепаны. Очень часто «прическу» украшали зеленые веточки или венок из них. На спине лешачихи обычно сидел лешачонок, с виду похожий на маленького бесенка, прячущегося в длинных волосах матери. Иногда жена лешего являлась людям в образе дряхлой старухи, что стояла, опершись на клюку, и качалась, будто в дремоте. Кстати, сказывают, что именно для своих жен и детей лесовики сажают дикие яблони – а в некоторых местностях эти деревья даже называют «лешовками».
Леший мог похищать у людей скот, особенно тот, что был оставлен без присмотра. Мифический хозяин не терпел неряшливости и небрежности и часто наказывал нерадивого хозяина. Не по нраву лесному владыке была и излишняя людская самоуверенность, потому наши предки, идя в лес, никогда не говорили, что они ненадолго. А при выпасе скота нельзя было даже вскользь обронить фразу, что «мол, никуда он не денется». Предполагалось, что это только лешему решать, как долго человек пробудет в его владениях и что случится с домашним животным, попавшим в его угодья. Лес уже сам по себе считали территорией не просто чужой, «дикой», но и во многом сакральной, мистической. И неудивительно, что древние славяне верили: заблудившийся там человек не может найти дорогу домой еще и потому, что леший не только уводит его с тропы – он заманивает его в иной, потусторонний мир. Такие представления были дополнительным поводом для осторожности и для стремления сохранить с лесным духом хорошие отношения.
Изредка лесовикам приписывали и кражу людей. Есть предания о том, как они уносили младенцев прямо из колыбели, а взамен подкидывали полено, чурбан или связку соломы. В других вариантах – оставляли людям своего ребенка – грязного, крикливого, прожорливого. Но чем заботливее ухаживал человек за лешачонком, тем лучше жилось его собственному ребенку у лешего. Бывали случаи, что украденные дети по прошествии какого-то времени возвращались обратно в села и становились могущественными колдунами. Будто бы лесной владыка забирал их к себе на воспитание и обучение, раскрывал перед ними все тайны природы и окружающего мира, учил видеть истинную суть вещей.
Немало легенд сложено и об исчезновении леших, но суть практически всех сводится к тому, что все дело в человеческом неверии и вырубании лесов. Чем больше становилась территория мира культурного, тем меньше оставалось мира дикого, исконного. Как результат – исчезали многие растения и животные, заметно сокращались популяции других зверей, да и самим лесным духам несладко пришлось в таких условиях. Вот и стали лесовики прятаться от людских глаз, относиться к каждому с опаской и осторожностью. Но все же то тут, то там да промелькнет упоминание об этом мудром лесном старце – иногда в рассказанной бабушкой сказке, иногда просто в сравнении или образном выражении.
Представления о леших не стерлись из памяти современного человека. Они, как водится, просто трансформировались. Теперь те мифологические существа, которые были для наших предков неотъемлемой частью окружающего мира, стали милыми и привлекательными героями книг, сериалов, мультфильмов. Но, может, стоит однажды, отправившись в лес, присмотреться внимательнее к самой красивой березе, вербе или ели. И если вы вдруг увидите, что при полном штиле ее ветки раскачиваются сами собой из стороны в сторону – не удивляйтесь: это леший устроился поудобнее на своих любимых качелях, чтобы вырезать симпатичную поделку из дерева или сплести там себе новый лапоть.
