Появление в ближневосточной политике Исламского государства спутало расклады в одном из самых нестабильных регионов планеты.

Судите сами. Первая стадия конфликта в Сирии шла, как по нотам, и США легко рекрутировали в коалицию против Башара Асада и Саудовскую Аравию, и Турцию. Хотя возможно, все было наоборот – Белый Дом, ставший при Обаме куда менее решительным во внешней политике, втянули в сирийские дела турецкие и саудовские союзники. Впрочем, для Сирии разницы не было.

Когда в игру вступило ИГ – сирийский вопрос повернулся другой стороной. Соратники Абу-Бакра, в считанные месяцы де-факто обрушившие проамериканское правительство в Багдаде, объявили своими врагами и Асада (чему Вашингтон только порадовался), и прозападную сирийскую оппозицию (здесь реакция Белого дома была противоположной).

Антиасадовским группировкам предъявили ультиматум: либо мы вместе воюем против Асада под знаменами Халифата, либо пеняйте на себя – мы будем считать вас такими же врагами, как Хезболлу и алавитскую гвардию сирийского президента. Причем джихадисты сразу перешли от слов к делу. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на карты боевых действий в Сирии год назад и сегодня. Сторонники самозваного халифа аль-Багдади изрядно расширили свою территорию в Сирии, причем за счет районов, ранее контролировавшихся отрядами «умеренной оппозиции».

Перед Вашингтоном и его союзниками замаячила перспектива двойного поражения: падение правительства Башара Асада с одновременным разгромом прозападных сил и переход страны под контроль боевиков Халифата.

В такой ситуации поиск союзников для активных действий в регионе из разряда «желательных» перешел в «необходимые».

США в последние годы могли рассчитывать на поддержку двух серьезных сил – Турции, члена НАТО и претендента на региональное лидерство, и суннитских нефтяных монархий, прежде всего, Саудовской Аравии. До «арабской весны», свалившей Хосни Мубарака, союзником Белого дома считался и Египет. Несмотря на трения по израильскому вопросу, сотрудничество в военной сфере шло гладко.

С начала сирийской драмы Анкара и Эр-Рияд были самыми активными противниками Дамаска и именно их поддержка не дала правительственным силам рассеять боевиков. В Египте приход к власти «Братьев-мусульман» и Мухаммеда Мурси активизировал антисирийскую политику. Каир осудил Асада не ради дипломатических реверансов Вашингтону, а с позиций поддержки повстанцев-единоверцев (и «умеренная оппозиция» в Сирии, и движение «Братьев-мусульман» принадлежат к суннитской ветви ислама).

Единственное, о чем не договорились союзники – насколько активно стоит выступить против Дамаска.

Саудиты настаивали на военной операции. Турция, не возражая против такого подхода, маневрировала, чтобы не дать морального перевеса Саудовской Аравии – между странами все явственнее проступало соперничество за региональное лидерство.

Египетские лидеры, публично агитируя против Асада, сил для «физического» участия в конфликте не имели. Страна только что отошла от революционного угара и не имела ни денег в казне, ни армии, на которую новое правительство могло бы положиться. Большинство военных остались приверженцами светского формата государства и считались противниками исламиста Мурси (что в итоге вылилось в военный переворот).

Так что в Пентагоне и Госдепе возобладала более осторожная линия. Логичная с точки зрения высокой политики и рисков военного вмешательства в сирийский конфликт, она стала губительной для авторитета Вашингтона у прежних союзников на Ближнем Востоке.

Вступление в игру ИГИЛ (позднее переименованного в Исламское государство) окончательно запутало процесс, сделав прежние союзы нестабильными и уязвимыми.

Саудовская Аравия

Саудовская Аравия уже не является таким безусловным союзником США, как 10 лет назад. Виной тому и «вялая и нерешительная», по мнению Эр-Рияда, позиция Вашингтона по Сирии, и «сланцевая революция», поддержанная Штатами и приведшая к обвалу цен на нефть, и другие расхождения.

Но главным раздражителем для Эр-Рияда остается деэскалация американо-иранских отношений. Договоренности по ядерной программе Тегерана и скорое снятие с Ирана экономических санкций шейхам не нравятся. В мае 2015 года саудовский король Салман ибн Абдул-Азиз отменил традиционную встречу с президентом Обамой, что было расценено как откровенный дипломатический демарш.

Шиитский Иран остается для суннитских монархий Персидского залива архиврагом. Выводя его из изоляции, США, по мнению саудитов, создают условия для шиитской экспансии в регионе. Основания для такого мнения у них есть.

Во-первых, Ирак. Падение Саддама Хусейна привело к власти прошиитское правительство, дружба которого с Белым домом не мешала ему улучшать отношения и с единоверцами-иранцами.

Во-вторых, Сирия. Военная и финансовая поддержка Ирана играет важную роль в сохранении власти Асада и боеспособности сирийской армии.

Наконец, Йемен. Восстание шиитов-хауситов привело к созданию очага напряженности у границ Саудовской Аравии. И в Эр-Рияде полагают, что если ситуацию не взять под контроль – примеру йеменцев могут последовать религиозные меньшинства в Бахрейне (такую попытку саудиты уже подавили несколько лет назад), самом королевстве и в других странах региона.

Проблемой для Саудовской Аравии остается религиозный фактор. Халифат исповедует ту же ветвь ислама – суннизм. И для многих поданных королевства боевики являются, прежде всего, единоверцами, а потом уже террористами. Отсюда невозможность перекрыть каналы финансовой поддержки, поступающей ИГ, неуверенность в моральном духе армии, двойственность в оценках и так далее.

Сухой остаток таков. Между Саудовской Аравией и США нет былого единства. Саудиты, кроме того, имеют «на руках» йеменскую гражданскую войну, которую пытались погасить сначала бомбардировками, а теперь и наземной операцией (пока безуспешно). В Эр-Рияде, наконец, не уверены, что Белый дом может обеспечить им сохранение лидерства в регионе, а потому все активнее ведут собственную игру. К примеру, в последнее время активизировались переговоры о создании панарабской объединенной армии, центральную роль в руководстве которой будут играть саудиты.

Египет

Свержение Мурси привело, с одной стороны, к смягчению риторики официального Каира в адрес Асада, а с другой, к потеплению отношений с США. В целом мнение о конфликте в Сирии не поменялось. Египет по-прежнему тяготеет к противникам сирийского президента и потому рассматривается как потенциальный союзник США.

Светский характер правительства президента Ас-Сиси создает предпосылки и для совместных действий против ИГ. Каир опасается агитации аль-Багдади среди египтян, которые, напомним, в 2011-м отдали на парламентских выборах более 40% голосов исламистам. Отличное поле для джихадисткой пропаганды.

К слову, египетские муфтии (явно с подачи правительства) осудили Халифат как извращение идеалов ислама. США со своей стороны заявили о восстановлении военного сотрудничества с Египтом, прерванного во время правления Мурси. Значит, египетская армия снова будет получать новейшее вооружение на миллиарды долларов – прекрасное основание для взаимопонимания.

В начале августа в Каир приехал госсекретарь США Джон Керри. С собой он привез подарок: 8 истребителей F-16, которые «оснащены специальным оборудованием и помогут египетской армии в борьбе, которую она ведет против терроризма».

Однако у правительства Ас-Сиси есть проблема. Исламское государство – не классическое территориальное образование. Под знаменами Халифата воюют отряды боевиков по всему миру. И под боком у Египта, в Ливии, они оказались особенно успешны благодаря прежним успехам «арабской весны». Реальная власть у соседей отсутствует, а потому любая группа с оружием может творить что угодно.

В Ливии работает так называемая «Триполитанская провинция» – «филиал» ИГ, признанный аль-Багдади. Аналогичные ячейки действуют в Киренаике и Феццане. Вместе они составляют, как и в Сирии, полноценный третий фронт ливийской гражданской войны, в которой проправительственные войска сражаются с местными повстанцами.

В Египте же джихадисты действуют скрытно, методами террора. Функции местного отделения ИГ выполняет «Синайская провинция» или «Ансар Бейт аль-Макдис», занимающаяся атаками на силы безопасности, убийствами и похищениями людей.

Каир опасность такой ситуации осознает, а потому тайно поддерживает ливийского генерал-майора Халифу Хафтара, пытающегося зачистить Ливию от джихадистов. В феврале в Каире приняли решение распространить на соседнюю страну практику западной коалиции – ВВС Египта начали наносить ракетно-бомбовые удары по позициям сторонников Халифата. Предлогом стала публичная казнь 21 христианина-копта.

Впрочем, в эффективности такой операции эксперты сомневаются. Вот, например, мнение Леонида Исаева, старшего преподавателя департамента политической науки Высшей школы экономики: «Египетские власти действуют логично. Когда у вас на границе происходит такое, конечно же, вы будете пытаться урегулировать ситуацию. Любое государство действовало бы аналогичным образом. Проблема заключается в том, что граница Египта и Ливии, как и границы всех стран Магриба, полностью не контролируется. Это гигантская пустынная территория. Ее невозможно было контролировать, даже когда и в Ливии, и в Египте все было спокойно. Возьмите тот же самый Алжир, в настоящий момент это стабильно развивающееся государство, с огромной численностью спецслужб и вооруженных сил. Они уделяют большое внимание охране своих территорий, но даже они не в состоянии контролировать границу с Ливией. Так что же тогда говорить о Египте, который был ослаблен последние годы чередой революций. Я не уверен, что Египет может как-то повлиять на ситуацию в самой Ливии. Войска они туда вводить не будут, у них своих проблем достаточно, и бюджета такого нет. Для египетской армии более насущный вопрос – укрепить внутреннюю ситуацию в стране, а не заниматься интервенцией».

Как говорится, все четко и по полочкам. В такой ситуации Египет, хоть и желает поддержать США в борьбе с ИГ, останется союзником потенциальным. Максимум на что его хватит – создавать давление на исламистов в Ливии, не позволяя боевикам аль-Багдади получить еще один плацдарм в регионе.

Турция

Турция – один из лидеров региона. В последние годы ее экономические успехи вылились в успешную внешнеполитическую линию, позволившую стране начать оспаривать у Саудовской Аравии лидерство среди суннитских государств региона. Этому способствовало смягчение светского характера турецкой власти и усиление влияния умеренно исламских сил. Во многом эксперты связывают это с личностью президента Турции Реджепа Таипа Эрдогана.

Анкара с начала сирийского конфликта выступала на стороне повстанцев. Без помощи с турецкой территории, они, скорее всего, были бы обречены на поражение. Вмешательство в борьбу Исламского государства подпортило планы Анкары. В отличие от Обамы, победа исламистов (и над Асадом, и над «умеренной оппозицией») для Эрдогана будет означать не только провал политической кампании, но и создание на границе Турции агрессивного территориального образования, враждебного любой власти, отказывающейся признать верховенство аль-Багдади.

Но одновременно вступление Турции в борьбу с ИГ предполагает, что она окажется в одном строю не только с Асадом, но и с курдами. А для Анкары курдский вопрос стоит весьма остро. Разделенный между Сирией, Ираком и Турцией Курдистан уже несколько десятилетий мечтают объединить радикальные и умеренные лидеры по разные стороны границ. Победа в новой войне вполне может послужить для них моральным основанием для «воссоединения», тем более что большинство специалистов уверены – ни Сирия, ни Ирак после войны не смогут стать прежними. А значит, передел неотвратим. Для турецких политиков такой поворот представляется катастрофой.

Но к августу ситуация дошла до той точки, когда Эрдоган оставаться на позиции невмешательства уже не мог. Причин тому было несколько.

Во-первых, успехи ИГ. Без помощи извне ни у Ирака, ни у Сирии не хватит сил, чтобы сдерживать натиск джихадистов, а значит, скоро они окажутся у турецкой границы.

Во-вторых, активизация террористов в самой Турции. Взрывы, похищения, перестрелки. Местные обыватели от этого успели отвыкнуть. А при наличии перманентного конфликта вдоль почти всей южной и восточной границы прекратить эти «инциденты» сложно.

В-третьих, давление союзников по НАТО. Турция – весьма активный член альянса и, что куда важнее, осознает себя игроком не только регионального, но и мирового масштаба. И бесконечно уклоняться от решения общих проблем не может.

Наконец, внутриполитическая ситуация. Эрдоган и его «Партия справедливости и развития» находятся у власти уже более 12 лет. Долгое время они обладали подавляющей поддержкой населения, что позволило провести ряд реформ, обеспечивших переход Турции к умеренно религиозному формату власти, а самому Эрдогану – продлить пребывание на политической вершине сверх двух положенных премьерских сроков (он был избран президентом, полномочия которого существенно расширились). Однако выборы 2015 года лишили партию большинства в парламенте, что сорвало формирование правительства и застопорило реформу, предполагавшую превращение страны в президентскую республику. Новые выборы состоятся в ноябре. Оппозиция обвиняет Эрдогана в нерешительности и неспособности отвечать на современные вызовы. Если избирателей не удастся убедить в обратном, политический ландшафт Турции может поменяться. И не в пользу президента, успевшего нажить за 12 лет массу врагов и среди исламистов, и среди западников.

В итоге Анкара выбрала компромисс. Турецкая армия наносит воздушные удары по джихадистам и открывает аэродромы для боевой авиации США. В начале августа было объявлено о начале «всесторонней борьбы» с террористами. Но одновременно местные ВВС бомбят и позиции курдов. Сначала правительство разорвало перемирие с Рабочей партией Курдистана (основной оппозиционной силой турецких курдов), а 8 сентября заявило о начале наземной операции против курдских террористов на территории Ирака. Тактическая задача понятна – создание на границе буферной зоны, затрудняющей снабжение джихадистов и других антиправительственных сил. Стратегически – много вопросов. Действия Турции в тылу курдской линии фронта (единственной стабильной в Ираке), может облегчить дело Халифата. Это решение вызвало противоречивую реакцию даже у союзников по НАТО. И если США, обрадованные, что Анкару удалось склонить к активной борьбе, ее позицию поддержали, то многие европейские лидеры выступили с осуждением. Впрочем, довольно сдержанным. Воевать чужими руками куда удобнее.

Фактически, на «турецком фронте» США добились успеха. Эрдоган решился сыграть ва-банк. Военная операция против исламистов приносит плоды, но в некотором смысле важнее косвенные эффекты. В Вашингтоне надеются, что удастся прекратить или хотя бы ограничить использование территории Турции для финансирования ИГ, переброски боевиков-добровольцев и нелегальной торговли нефтью. Это стало бы для Халифата серьезным ударом.

Впрочем, остаются и вопросы. Сколько продлится это единение? Не вызовет ли антикурдская политика Эрдогана потрясений в самой Турции? Не решит ли президент в случае победы, что активная боевая фаза уже сделала свое дело и может быть спущена на тормозах? Узнаем в ноябре…

Друзья-соперники?

«Любые угрозы ИГИЛ в отношении Багдада или шиитских святынь, а также любые попытки приближения боевиков к иранским границам являются тремя красными линиями исламской республики в отношении группировки», – заявил в июне контр-адмирал Али Шамхани, секретарь Высшего Совета по национальной безопасности Ирана.

Специалисты, изучающие действия Халифата, убеждены: в рядах его противников Иран играет самую активную роль. И хотя официально он это не подтверждает, роль страны в регионе не позволяет думать иначе. Помощь от Тегерана, вероятно, поступает и в виде финансовой и технической поддержки, и в виде отрядов спецназа Корпуса стражей исламской революции, которые воюют бок о бок не только с сирийскими союзниками, но и с шиитскими ополченцами в Ираке. Прямо под носом у штатовских инструкторов.

Среди экспертов есть мнение, что Вашингтон о деятельности иранцев осведомлен, но решил разыгрывать неведение и нежданным союзникам не мешать. Тем более что администрации Обамы тяжело дались переговоры по иранской ядерной программе и с большим трудом удалось протащить соответствующий договор через американский Сенат. На этом фоне разборки с Тегераном из-за участия страны в событиях в Сирии и Ираке ничего бы не достигли, только дали бы дополнительные карты оппозицонерам-республиканцам.

Кое-кто даже предположил, что на иракском фронте (где прямого столкновения интересов, в отличие от Сирии, нет) американские и иранские военные тайно координируют усилия. Официально эта версия опровергается обеими сторонами, но подозрения остаются…

Иран, безусловно, мог бы стать сильнейшим союзником против Халифата. Исламская республика является морально-религиозным ориентиром для всех шиитов региона, и ее способность мобилизовать их на борьбу нельзя недооценивать. Понятно, что и иранским войскам, чьи базы расположены рядом с линией фронта, было бы куда легче участвовать в войне, чем армии любой из стран коалиции.

Но годы открытого противостояния не позволят Тегерану и Вашингтону реально объединить усилия. Тем более что в Белом доме прекрасно понимают – в текущих условиях Иран перехватит антитеррористическую инициативу для укрепления своего лидерства в регионе.

Впрочем, это и так произошло. Последней инициативой Тегерана стало создание собственной коалиции против аль-Багдади, в которую могут войти Пакистан и Афганистан. Обе страны, долго остававшиеся в сфере американского влияния, глядя на события в Ираке, не чувствуют себя в безопасности. Если появится такой альянс – это станет первым признаком крушения «американского мира» в Азии.

Такое региональное объединение выглядит более приемлемым для иранцев, в большинстве настроенных против США. Союз с Вашингтоном они расценят как предательство национальных интересов.

Зато союзником Ирана в ближневосточных делах может стать Россия. Деятельность аль-Багдади уже объявлена в Москве вне закона. Ни в религиозном, ни в экономическом, ни в политическом плане Россия ничего не выигрывает от деятельности исламистов. Зато их успех несет в себе вполне осязаемые угрозы.

Прежде всего, это российские интересы в Сирии. Военные базы и поставки оружия, выгодные контракты – жертвовать этим Москве не с руки. Потому и остаются в стране российские военные специалисты, доставляются грузы и снаряжение.

Второе измерение проблемы – опасность дестабилизации не только Ближнего Востока, но и бывшей советской Центральной Азии. А это – рубежи России. Интерес к этому региону ИГ демонстрирует неподдельный. Недавно на верность аль-Багдади присягнуло террористическое «Исламское движение Узбекистана». Есть тревожные звоночки и по другим странам. А еще появилась информация о создании под крылом ИГ лагерей подготовки боевиков для заброски на российский Кавказ. Пока это одиночные сигналы. Но оставлять их без внимания, как минимум, недальновидно.

Вероятно, будь Иран с союзниками предоставлен сам себе – проблема Исламского государства решилась бы за несколько месяцев. Увы, расклад сил в регионе делает такой исход невозможным.

Что дальше?

Ближневосточный конфликт затрагивает все больше стран. Все они декларируют свою готовность бороться с джихадистами, но на этом единство интересов заканчивается. Политические, религиозные и этнические противоречия, территориальные претензии и экономическая конкуренция подтачивают возможности цивилизованного мира дать отпор дикому фундаментализму родом из Средневековья.

Вашингтон оказался не готов к новому повороту событий и, увлекшись борьбой с Асадом, упустил время. А может, сработал более циничный расчет – уничтожить врагов чужими руками.

Не зря же была сформулирована доктрина «управляемого хаоса», предполагающая, что в регионе, где влияние сверхдержавы падает, следует провоцировать конфликты, которые не позволят занять место уходящего игрока никому иному. Или будут стоить вновь пришедшему слишком дорого.

Как бы то ни было, медлительность Белого дома подорвала доверие к Штатам как эффективному мировому жандарму. Турция и Саудовская Аравия пустились в свободное плавание. Каждый борется против Халифата по-своему и со своими целями, противостоя в том числе «союзникам».

Своим путем идет Иран, которому США уже готовы развязать руки, отказавшись от санкций в обмен на гарантии по ядерной программе. Ему, по крайней мере, пока, по пути с Россией.

Пакистан, Афганистан, Египет замерли в ожидании. Они пока не уверены, к кому примкнуть, но очевидно находятся в поиске.

Война всех против всех грозит затянуться. Американские штабисты уже оперируют цифрами в 5-10-15 лет. Журналисты и политологи тем временем рисуют карты: каким будет регион через 20 лет. Карты выходят разными, но сходны в одном – Ближний Восток не будет прежним.