Пятница, 14 апреля 1944 года в индийском городе Бомбей (ныне Мумбаи) началась как обычный весенний день. С раннего утра в порту кипела работа – десятки судов стояли под выгрузкой в доках, другие ожидали своей очереди на рейде. Ничего не предвещало беды. Между тем до события, которое разделит историю города на «до» и «после», оставались считаные часы.
Бомбей – главный морской порт на западном побережье Индии – как и остров, на котором расположен, получил свое название от имени богини Мумба Деви, верховного божества племени коли, с давних пор населявшего эти места. Будучи преимущественно рыбаками и земледельцами, коли добывали пищу самой незамысловатой работой, и со временем название их племени, трансформировавшись в кули, стало обозначением всех низкооплачиваемых слоев населения. Первыми из европейцев в эту часть Индии добрались португальцы. В 1534 году они вынудили султана Бахадур Шаха передать острова Бомбей и Солсетт поселенцам в безвозмездное владение. Миссионеры активно занимались обращением местного населения в католицизм, несмотря на то, что условия жизни здесь были далеко не райскими. Впрочем, удобная гавань Бомбея компенсировала все прочие недостатки, и это не укрылось от опытного глаза английских пиратов. Впервые высадившись на острове в 1626 году, они в течение 30 лет с завидным постоянством грабили и предавали огню не только рыбацкие деревушки, но и большое иезуитское поселение. Пришедшие следом за ястребами морей торговцы сразу же оценили стратегическую важность острова. «Владеющий Бомбеем владеет всей Индией», – не раз убеждали Кромвеля владельцы Ост-Индской компании. Впрочем, захватывать острова силой англичанам не пришлось. В 1661 году они достались королю Карлу II Стюарту как часть приданого его невесты, португальской принцессы Екатерины Брагансской. Спустя 7 лет остров Бомбей вместе с одноименным портом был передан во владение Ост-Индской компании за символическую ежегодную ренту в 10 фунтов золотом. С этого момента начался экономический расцвет региона.
Годом основания современного Бомбея считается 1672-й. А в 1687-м сюда перебралась штаб-квартира Ост-Индской компании, что стало дополнительным стимулом для разрастания города и порта. В 50-е годы XVIII века появились несколько новых доков для приемки и разгрузки судов, а в 1817 году началась грандиозная перестройка всего города, в ходе которой были засыпаны каналы, разделявшие Бомбей на части. В 1835-м первая железнодорожная ветка связала порт с континентом.
Город извлекал существенную выгоду из многочисленных войн, которые вела Британская империя, но наивысшего расцвета Бомбей достиг во время Гражданской войны в США. Большинство портов, через которые в Англию поставлялся американский хлопок, прекратили работу, и Бомбей сумел оперативно занять освободившуюся нишу на рынке. Индийский хлопок был хуже качеством, чем американский, но альтернативы ему в тот момент не нашлось. Часть средств, вырученных дельцами во время хлопкового бума, была впрыснута в инфраструктуру города. Административный центр превратился в нагромождение помпезных общественных и частных зданий в псевдовосточном стиле. Но наряду с этим строились новые фабрики, маяки, портовые сооружения. В январе 1880 года была открыта первая искусственная пристань Prince’s Dock, названная в честь принца Уэльского, будущего Эдуарда VII. Выглядела она как бетонный бассейн, соединенный с морем двумя входами. На причалах располагались 55 гидравлических кранов, что в значительной степени упрощало и ускоряло разгрузку судов. В 1888-м заработала еще одна пристань – Victoria Dock, предназначенная для судов с большой осадкой. С наступлением века крупных кораблей и улучшенного портового оборудования южнее пристани «Виктория» началось строительство еще более крупного причального сооружения – Alexander Dock. Его открытие состоялось в 1914-м, и общая протяженность причальных набережных порта увеличилась до 9 км. К этому времени на обширной примыкающей к порту территории были построены сотни складов и 5 кварталов бараков для грузчиков и чернорабочих. Население города уже перевалило за миллион, и Бомбей стал вторым после Калькутты крупнейшим городом Индии.
Мировой конфликт, вспыхнувший после вторжения немецких войск на территорию Польши, поначалу никак не отразился на жизни Бомбея. Даже откровенно агрессивная политика Японии, приведшая к захвату сначала части китайских территорий, а затем и оставшихся без хозяина Французского Индокитая и Голландской Ост-Индии, вызывала серьезное беспокойство, но в кругах бомбейских дельцов царила уверенность, что Страна восходящего солнца уже откусила кусок гораздо больший, чем способна переварить. Однако в декабре 1941 года Япония нанесла неожиданный удар по Перл-Харбору. Последовавшая за этим грандиозная японская экспансия на Тихом океане привела к тому, что порты восточного побережья Индии оказались фактически закрыты. Все грузы направлялись теперь в Карачи, Бомбей и Кочин (ныне Коччи). Особенностью боевых действий на Тихоокеанском театре военных действий было то, что из-за слабости местных экономик огромное количество военного снаряжения приходилось перебрасывать морем из Европы. Десятки судов ежедневно прибывали на рейды портов, и приходилось принимать самые отчаянные меры для ускорения их разгрузки. С каждым месяцем увеличивалась опасность диверсий. В этих условиях принятые в мирное время строгие правила комплектации грузов и уложения об обязательной сигнализации о наличии на борту опасных веществ были серьезно пересмотрены. Корабли доставляли в порты немыслимые «коктейли» из опасно несовместимых грузов, и Бомбей не стал исключением.
Ранним утром 12 апреля 1944 года на рейде в бухте между островом и материковой Индией встало на якорь судно «Форт Стайкин». После необходимых таможенных формальностей его сопроводили к воротам пристани Victoria Dock. В рапорте о прибытии капитан судна Александр Джеймс Найсмит указал, что имеет на борту помимо прочего свыше 1000 тонн взрывчатых веществ, часть которых относится к классу А. Вещества этого класса являются инициирующими и легко взрываются от удара, нагрева, электрической искры. Портовой закон № 88 запрещал разгрузку такого груза на общих пристанях и требовал, чтобы на судне в обязательном порядке вывешивался красный предупредительный флажок. Но это в мирное время. А к апрелю 1944-го большинство капитанов, не желая превращать свои корабли в заманчивую цель для вражеских самолетов и саботажников, предпочитали держать красные флажки аккуратно сложенными в рундуках. В 11:30 «Стайкин» ошвартовался у причала № 1 пристани Victoria Dock. Большинство рабочих и служащих порта не обратили особого внимания на прибывшее судно. Для них это был просто еще один пароход, который следовало как можно быстрее освободить от груза.
«Форт Стайкин» был назван в честь реки в Британской Колумбии и являлся первым в партии из 26 однотипных судов, построенных за счет канадских фондов ленд-лиза и имевших общее наименование «Форт». Одновинтовой, работающий на угле пароход с валовой вместимостью 7142 регистровые тонны являлся детищем канадской верфи «Принц Руперт» и был спущен на воду в мае 1942 года. Паровая машина мощностью 505 л. с. позволяла судну развивать скорость до 11 узлов. В регистре Ллойда оно соответствовало классификации +100А1, то есть считалось надежным и безопасным. Переход в Бомбей стал пятым – и последним – военным рейсом парохода.
Портом отправки был порт Беркенхед. Там пароход принял в трюмы 12 разобранных и упакованных в ящики истребителей «Спитфайр» и почти 1400 тонн различных взрывчатых веществ, включая бомбы, торпеды, мины и осветительные ракеты. На палубу погрузили партию планеров, также упакованных в ящики. Помимо этого вполне обычного для военного времени груза в трюме № 2 размещался массивный стальной ящик, внутри которого в индивидуальной деревянной упаковке лежали 124 золотых слитка общей стоимостью 1 млн. фунтов стерлингов. Получателем необычного груза был банк Бомбея. Для надежности металлическую крышку ящика точечно приварили к корпусу.
Судно вышло в рейс 24 февраля 1944 года и влилось в крупный конвой, следующий через Средиземное море на юг. Лишь однажды, неподалеку от Алжира, корабли подверглись атаке с воздуха, но выставленная дымовая завеса и плотный заградительный огонь зенитных орудий позволили конвою сохранить ордер. Южнее Сицилии 12 судов, среди которых был и «Форт Стайкин», отделились и повернули к Порт-Саиду. Пройдя через Суэцкий канал, пароход в одиночку проследовал в Аден и, пополнив запасы угля, направился через Аравийское море в Карачи. Часть груза, включая планеры и самолеты, покинула корабль, но взамен трюмы парохода приняли весьма странный и чрезвычайно пожароопасный набор: без малого 9 тыс. тюков хлопка, бочки с горюче-смазочными материалами и крайне огнеопасным авиационным лаком, древесину, металлолом, 9 тыс. мешков серы, рыбные удобрения и разнообразную провизию. Капитан Найсмит попытался выразить протест грузоотправителям, мотивируя его тем, что подобная легковоспламеняющаяся смесь грузов неуместна на борту парохода, перевозящего взрывчатку, однако ему напомнили об уложении, что в военное время судно должно отправляться в рейс полностью нагруженным. Старпому судна Уильяму Хендерсону удалось откреститься лишь от 750 бочек скипидара, которые в последний момент также хотели погрузить на «Стайкин». Любопытно, что в правилах правления страховщиков Нью-Йорка в разделе «Погрузка опасных грузов» имеется следующая запись: «Динамит, порох и прочие взрывоопасные вещества нельзя укладывать в одном трюме с хлопком; они должны храниться изолированно в противоположных концах судна». В этих же правилах указывается, что строго-настрого запрещено размещать хлопок в непосредственной близости от любых маслянистых веществ, поскольку «соприкосновение их очень опасно и может привести к самовозгоранию с последующей достаточно высокой температурой горения». Между тем на «Стайкине» все эти несовместимые грузы оказались по соседству в трюме № 2.
Из Карачи пароход отбыл 9 апреля. На следующий день под руководством помощника капитана Норманна Харриса на судне были проведены пожарные учения. Никто из членов команды и не думал отлынивать – все понимали, что плывут буквально на бочке с порохом.
В Бомбее комендант порта выдал капитану судна свидетельство «особой срочности», означавшее, что разгрузка должна осуществляться в срочном порядке с соблюдением всех правил безопасности. Согласно этим правилам взрывоопасные вещества класса А следовало выгружать непосредственно в лихтеры. Однако свободных лихтеров не было (первый прибыл только в полдень 13 апреля), и никакая «особая срочность» не могла ускорить дело. По меньшей мере сутки после прибытия «Стайкина» в Victoria Dock ни один килограмм взрывчатки не покинул борта парохода.
Бригадир подразделения грузчиков Шапурджи Десаи был извещен, что для разгрузки прибывшего судна потребуется 5 бригад и 5 кранов. Характер груза не имел значения. Когда, уже прибыв на борт «Форта Стайкин», Десаи узнал, что им придется иметь дело с взрывчаткой, он просто напомнил своим людям о необходимости соблюдать осторожность. Поскольку лихтеров не было, грузчики занялись другим, менее опасным грузом – бочками с машинным маслом. Когда значительное их количество уже было перемещено на пристань, Десаи обратил внимание, что многие бочки имеют мелкую течь. Он сообщил об этом старпому судна. Хендерсон поинтересовался, не просочилось ли масло ниже, в отсеки с хлопком. Десаи заверил, что нет.
Затем по личной просьбе капитана грузчики принялись выгружать провонявшие весь корабль рыбные удобрения. На это ушла вся ночь с 12 на 13 апреля. Утром пришла очередь металлолома. Первый лихтер причалил к правому борту «Стайкина» вскоре после полудня. Десаи выделил на погрузку взрывчатки лишь половину своих людей, посчитав извлечение из трюма № 2 металлолома не менее важным делом. Без этого невозможно было начать выгрузку хлопка, а Десаи, в отличие от команды корабля, знал, насколько коварным может быть это груз. К 12:30 14 апреля в трюме оставался лишь один крупный стальной фрагмент, для которого требовался кран большей мощности. Грузчики отправились на обед, намереваясь по возвращении приступить к выгрузке хлопка. Команда «Стайкина» была занята обслуживанием судна. Старший механик Александр Гоу, получивший ранее разрешение капитана на замену промежуточного золотника, заглушил паровую машину. Слесари береговой службы вместе с машинной командой начали разбирать двигатель. Не занятые на вахте моряки были отпущены на берег. Никто не подозревал, что адский маховик необратимых событий уже начал раскручиваться.
В 400 м от «Стайкина» у причала № 11 находилось однотипное судно «Форт Кревье». Его старпом, прогуливаясь после ленча, заметил над соседним пароходом что-то очень похожее на облако дыма. То же самое видели и моряки корабля «Иран», ошвартованного у пирса № 9. Тем не менее никаких тревожных сигналов подано не было, моряки посчитали, что ситуация на «Стайкине» полностью под контролем. В 13:30 дым над пароходом наблюдал и помощник инспектора бомбейской полиции Критчелл. Вид его не впечатлил – пожары в порту были довольно распространенным явлением.
К сожалению, никто на борту самого «Стайкина» дыма не видел. Вернувшиеся с обеда грузчики спустились в трюмы и возобновили работу. Было решено вытаскивать те кипы хлопка, которые не были зажаты неподъемным куском металла. Только ближе к двум часам дня старший команды грузчиков Моххамед Таки заметил, что по левому борту корабля струится дым. Странным было то, что никакого жара не чувствовалось. Тем не менее грузчики стали выбираться из трюма. Их крики услышали два матроса, чинившие спасательный плот. Понять причину суматохи было трудно – грузчики говорили на местном диалекте. Но внезапно один из индусов показал пальцем на выползающий из люка дым. Немедленно был дан сигнал тревоги.
Глубоко в чреве парохода старший механик «Стайкина», не мешкая, запустил насосы. Один за другим несколько пожарных рукавов были протянуты к люку трюма № 2. Очага возгорания видно не было, и струи воды направили на заднюю стенку, откуда дым валил особенно активно. Едва прозвучал сигнал тревоги, к кораблю прибыла аварийная насосная установка. По инструкции в случае пожара на судне с грузом взрывчатки полагалось немедленно передать в штаб городской пожарной службы сообщение: «Код два». Но ближайший телефон находился в складской зоне, и малоопытный шеф аварийной команды ограничился тем, что просто прозвонил в сигнальный колокол. В штабе расценили, что пожар не заслуживает их внимания и будет устранен местными силами. На борту «Стайкина» действительно царило довольно оптимистическое настроение. Прибавив к трем протянутым командой рукавам еще два, начальник аварийной бригады был уверен, что ситуация под контролем.
«Код два» был послан в штаб пожарной службы только в 14:30. К этому времени к борьбе с огнем присоединились еще две пожарные бригады. В общей сложности 11 рукавов заливали воду в трюм № 2, но делалось это вслепую. Едкий белый дым уже заполнил все пространство трюма, и попытки разведать, что именно и где горит, закончились неудачей. В 14:35 к пирсу на мотоцикле примчался капитан Бринли Оберст, офицер управления вооружений, ответственный за взрывчатые вещества в доках. Формально, он отвечал только за ту взрывчатку, что уже была выгружена с судов, но, узнав о пожаре, предпочел лично осмотреть место происшествия. Переговорив с капитаном и посмотрев каргоплан судна, Оберст пришел к шокирующему выводу: «Груза парохода достаточно, чтобы стереть с лица земли весь порт».
Спустя всего несколько минут после получения «кода два» штаб пожарной службы направил в порт все свободные машины. В одной из них приехал начальник городских пожарных Норманн Кумбс. Он предложил заполнить трюм № 2 паром, который вытеснит воздух и задушит пламя. Но пространство трюма было слишком большим, а пробраться в нижний трюм, чтобы задраить люки, не представлялось возможным. Оставалось лишь одно действенное средство – затопить корабль. Однако глубина под килем «Стайкина» оказалась недостаточной, а выйти своим ходом к глубокой воде корабль не мог – машину частично демонтировали. Вытолкать корабль из закрытого бассейна было хоть и сложно, но возможно, однако никто не мог поручиться, что прекращение подачи воды в трюм не приведет к активизации пожара. В этом случае катастрофа случится прежде, чем «Стайкин» покинет пределы Victoria Dock.
В 14:50 к горящему пароходу прибыл управляющий доками полковник Сэдлер. Пирс и палуба парохода заполнили облеченные властью люди. У каждого из них имелся свой план спасения корабля и груза, но ни один не обладал достаточными полномочиями и решимостью, чтобы предпринять что-то конкретное. В трюм № 2 закачали уже столько воды, что судно дало существенный крен на правый борт. А жар между тем становился все нестерпимее. Казалось, бьющие из пожарных шлангов струи только разжигают огонь.
Серая краска на обшивке корабля в районе пожара стала пузыриться и отслаиваться. Кумбс предложил прорезать дыру в борту, чтобы получить прямой доступ к очагу пожара, но единственный доступный газовый резак оказался неисправным. Послали за резервным. Время стремительно утекало. Казалось, никто не понимал этого очевидного факта. Старшие начальники, их помощники и заместители бродили по кораблю, мешая пожарным и спотыкаясь о рукава. Каждый полагал, что кто-то другой должен взять на себя ответственность. К 15:30 стало уже невозможно находиться у обращенного к пристани борта корабля. Водяные струи, направленные на медленно увеличивающееся ярко-вишневое пятно на обшивке, мгновенно превращались в пар.
Между тем жизнь в Бомбее шла своим чередом. К 1944 году население города достигало 2 млн. человек – на улицах было многолюдно. В обычном режиме работали биржа, банки, больницы и школы. В издательстве газеты Times of India готовили к выпуску очередной номер, главной темой которого была ситуация на рынке хлопка. В порту также не слишком серьезно отнеслись к пожару на «Стайкине». Свободные от службы выходили поглазеть на пыхающий черным дымом пароход. За воротами причала собралась приличная толпа зевак. Мало кто знал, какой смертоносный груз скрыт в трюмах злосчастного судна, поскольку красный предупредительный флаг на его мачте так и не подняли.
В 15:50 огромный столб пламени внезапно вспрыгнул выше мачт корабля. Кумбс приказал своим людям немедленно уходить. Пожарные помчались по сходням на переполненный людьми причал, некоторые предпочли броситься в воду и поплыли как можно дальше от корабля. Капитан Найсмит также отдал команду оставить судно. В тот момент, когда они вместе со старпомом Хендерсоном последними спускались по сходням, прибыл исправный газовый резак. Но нужды в нем уже не было – судно яростно пылало, в трюмах со звонким треском детонировали патроны.
Несколько минут спустя, в 16:06, случился самый мощный фейерверк в истории Индии – «Форт Стайкин» взорвался. Взрыв был таким мощным, что в Шимле – горной станции в Гималаях в тысячах миль от Бомбея – метеорологическое оборудование зафиксировало толчок. Людей сдуло с пирса взрывной волной. Капитан Найсмит и старпом Хендерсон испарились без следа, как и десятки отважных индийских пожарных. Измятые бочки, металлические обломки, горящие тюки хлопка, части тел раскидало по округе. В 400 м от порта, на Фрере-стрит, кусок раскаленного металла, словно нож гильотины, рассек надвое пешехода. Одно из орудий «Стайкина» обнаружили почти в километре от разрушенной пристани. В бетонной причальной стене пирса образовалась огромная воронка. Вызванная взрывом приливная волна подняла и выбросила из воды ошвартованный рядом с «Форт Стайкином» пароход «Джалападма». Он приземлился на крышу склада № 2, высота которого составляла 17 м. Обезображенная до неузнаваемости кормовая часть «Стайкина» легла на дно пристани, но часть ее выглядывала из воды и продолжала гореть. Внутри оставалось еще свыше 700 тонн взрывчатки.
В радиусе 900 м от места взрыва все было охвачено огнем. Хаос усиливался отсутствием организации. Большинство пожарных расчетов погибло, и тушить пожары в жилых и административных зданиях было некому и нечем. В небо над портом поднимался огромный столб дыма и пыли, постепенно превращая день в ночь.
В 16:33 Victoria Dock потряс новый взрыв. Очевидцы утверждали, что он был мощнее первого. Грузы, горящие боеприпасы, фрагменты корабля подбросило на километровую высоту в черное от дыма небо, а затем они дождем просыпались вниз, сея смерть и разрушения на еще большей территории. Взрывная волна прокатилась по улицам города, выбивая уцелевшие стекла, срывая с петель двери и окна, расшвыривая живых и мертвых, словно тряпичные куклы. Падающие тюки хлопка взрывались при ударе о землю, словно снаряды крупного калибра, мгновенно поджигая все вокруг себя. Вышел из строя городской водопровод – стальные трубы лопнули, не выдержав колебаний почвы.
В стене пирса образовалась еще одна глубокая воронка. Из 25 судов, ошвартованных в Victoria Dock и смежном Princes Dock, 8 (не считая самого «Стайкина») были фатально разрушены, 3 утонули, а еще 8 полностью выгорели.
Пожары в городе бушевали несколько дней. Большая часть погасла сама собой, когда огонь пожрал все, что могло гореть. Окончательно обстановка нормализовалась лишь спустя две недели после взрыва. Слой обломков в районе Victoria Dock превышал полтора метра. Разбор завалов и последующее восстановление инфраструктуры требовали привлечения огромных материальных и человеческих ресурсов. В мирное время подобный объем работ занял бы годы. Война и необходимость снабжать наступающие армии союзников в Бирме серьезно ускорили процесс. Через шесть с половиной месяцев все последствия взрывов в порту были ликвидированы. Город же зализывал раны еще по меньшей мере два десятилетия.
Сокрытие истинных масштабов катастрофы потребовало значительных усилий. Вплоть до конца войны урон от взрыва сильно занижали, хотя экономические и материальные потери были астрономическими. Одних только обломков вывезли 800 тыс. тонн. Сходная ситуация была и с данными о жертвах. Официальные источники сообщали о 233 погибших и 476 раненых, хотя реальные цифры выше как минимум в 6 раз.
8 мая 1944 года начала работу Специальная следственная комиссия под председательством сэра Леонарда Стоуна, главного судьи Высокого суда Бомбея. Было выявлено 5 главных факторов, обусловивших катастрофу, а непосредственной причиной возгорания признан окурок сигареты, беспечно брошенный одним из грузчиков в трюме № 2, несмотря на строгий запрет на курение.
Вскоре после второго взрыва 70-летний отставной инженер Бурджорджи Мотивала, живший на Гиргаум-роуд в 800 м от порта, обнаружил на своем балконе оплавленный кусок металла желтого цвета. Повертев его в руках, инженер заметил на одной из граней клеймо банка. Это был слиток с номером 213256, один из 124 погруженных на борт «Форт Стайкина». Передав его властям, инженер получил в качестве вознаграждения 70 фунтов, чуть больше 1 % от стоимости находки. Еще два слитка нашлись в 1946 году во время расчистки порта, но судьба остальных осталась неизвестной. Возможно, они были расплавлены без следа мощным взрывом. Или же, найденные частными лицами, сгинули на индийском черном рынке. А может, они до сих пор покоятся под слоем ила на дне бухты и ждут своего часа.
