7 октября 1871 года предприниматель, путешественник и популяризатор науки Джордж Фрэнсис Трейн, выступая с публичной лекцией в Чикаго, внезапно прервал свою речь и замер с остекленевшим взглядом. Несколько мгновений спустя он пришел в себя и заявил: «Ужасное несчастье надвигается на Чикаго! Я не осмеливаюсь давать объяснения, могу лишь сказать, что здесь разверзнутся врата ада!» Не прошло и суток, как по городу прокатился пожар чудовищной силы, полностью уничтоживший треть инфраструктуры и оставивший без крова 100 000 жителей. Считается, что именно с этого бедствия началась новейшая история третьего по численности населения и второго по значимости мегаполиса Соединенных Штатов.
Деревянный город
Основанный в 1833 году, на первых порах Чикаго представлял собой небольшой форт, окруженный ветхими жилищами поселенцев. Местность вокруг была болотистой и мрачной, по ночам по поселку шныряли стаи голодных волков. Но прошло без малого 40 лет, и эта унылая окраина превратилась в один из крупнейших городов США с населением в 335 000 человек. Секрет такого невиданного роста заключался в особом географическом положении Чикаго. Во-первых, он располагался на внешнем краю величайшей водной системы планеты: Великие озера – река Святого Лаврентия. Во-вторых, достаточно близко от города проходил древний маршрут, по которому индейцы волоком перетягивали свои каноэ, чтобы попасть в другую крупнейшую американскую водную артерию – реку Миссисипи. Каналы, проложенные вдоль этого маршрута и открытые в 1848 году, позволили связать воедино торговые пути Севера и Юга, а Чикаго стал связующим звеном между ними. Тот факт, что земля эта издревле принадлежала индейским племенам Сок и Фокс, мало беспокоил «нацию невероятных возможностей». Федеральные войска вытеснили индейцев в Айову, а начатая вождем племени Сок Черным Ястребом война закончилась сокрушительным поражением аборигенов. Еще прежде чем были подписаны бумаги, узаконивавшие передачу «бледнолицым» 5 млн. акров индейских земель, в окрестностях города уже зазвенели пилы и застучали молотки.
В Чикаго хлынул поток переселенцев, и хотя цены на земельные участки моментально подскочили, количество желающих перебраться в город небывалых перспектив только увеличивалось. «Здесь неведомы такие вещи, как покой и праздность. Ветры с озер и прерий не дают застаиваться даже воздуху», – отмечала посетившая Чикаго в ту пору поэтесса и журналистка Сара Джейн Липпинкотт. Вскоре после открытия каналов началось строительство первой железнодорожной ветки, а к 1850 году Город ветров превратился в крупнейший в мире железнодорожный узел, в котором сходились все главные магистрали страны. Поезда шли прямо через городские кварталы, окутывая улицы черным дымом и осыпая сажей дома и пешеходов.
Еще одной особенностью Чикаго стали бесконечные склады древесины – основного строительного материала той эпохи. Собственных лесов в Иллинойсе было крайне мало, а аппетиты застройщиков постоянно росли. Свыше 200 судов, груженых белой сосной, прибывали в город каждые 12 часов, а вдоль береговой линии теснились ряды штабелей древесины в 3,5 м высотой. Капитальных домов в Чикаго было не так уж много. Большинство зданий из мрамора и камня, внешне выглядящих весьма величественно, в реальности были такими же деревянными – мрамор использовался лишь для облицовки стен. Изобретение балочно-стоечного каркаса привело к революции в строительстве и крайне удешевило и упростило возведение зданий. Многие сооружения имели случайный вид и лепились одно к другому как грибы на пне. Власти пытались систематизировать стихийное строительство, но без особого успеха. Скорость и прибыль являлись главными руководящими принципами в разрастающемся Чикаго, а городские архитекторы давно оставили попытки придать городу некое подобие стиля. Из древесины строились не только дома, но также мосты и тротуары. Как емко подметил американский историк Роберт Кроми, Чикаго начала 1870-х годов был местом «производства, эксплуатации и хранения чрезвычайно горючих предметов».
Разумеется, нередким явлением в городе были пожары. Но вплоть до осени 1871 года они не принимали катастрофических масштабов. Для публики подобные события были чем-то вроде бесплатных развлечений. Завидя зарево, жители близлежащих районов выбегали из домов и мчались на пожар с таким энтузиазмом, словно это был футбольный матч. Толпы зевак забирались на крыши и навесы, перекрывали улицы, блокировали подходы к горящим зданиям. Нередко полиция вынуждена была вмешиваться и теснить толпу, чтобы обеспечить порядок и расчистить место для пожарных. Пожарную службу Чикаго, начальником которой в те годы был старший маршал пожарной охраны Роберт Уильямс, трудно назвать передовой. В распоряжении Уильямса было 193 пожарных, сведенных в 4 роты и оснащенных (помимо лестниц, крючьев и топоров) 16 паровыми и 6 ручными насосами на конной тяге. Система оповещения о возгорании также не соответствовала масштабам огромного города. Запросы старшего маршала в городской совет об увеличении количества насосов, росте численности личного состава, а также выделении двух катеров с брандспойтами были оставлены без ответа. И чикагские пожарные вынуждены были сражаться с огнем, руководствуясь старым принципом: «Разберись с огнем прежде, чем он разберется с тобой».
Накануне
Лето и начало осени 1871 года стало черной полосой для пожарной службы Чикаго. С начала июля не пролилось ни одного серьезного дождя. Солнце пекло нещадно, заставляя смолу на крышах зданий кипеть и пузыриться. Трава побурела и поникла. Сухие ветры из прерий несли в город раскаленный воздух, еще больше высушивая деревянные дома, штабеля древесины и амбары с сеном. В таких условиях любая случайность могла стать фатальной. А таких случайностей было не счесть: искра из трубы паровоза, самовозгорание опилок и старого тряпья, баловство со спичками. За первые 7 дней октября в Чикаго произошло 28 пожаров. Пожарные команды сбились с ног. Времени на отдых и ремонт оборудования практически не оставалось.
В субботу 7 октября в 23.00 по неустановленной причине вспыхнуло здание деревообрабатывающей фабрики Лалла и Холмса. Фабрика располагалась в Вестсайде – западной части города – и со всех сторон была окружена складами с углем и стройматериалами, а также небольшими фирмами по производству картонной упаковки. Пожар растекался по району подобно ртути. Спустя 20 минут пылали уже 4 квартала. Была объявлена общегородская тревога, и все пожарные команды вступили в схватку с огнем. 17 часов длилась битва за спасение города, и в этот раз пожарные сумели победить. Но силы их были на исходе, а часть оборудования пришла в полную негодность. Посвященная происшествию статья в «Чикаго Трибьюн» – ведущей газете города – оказалась пугающе пророческой. «Сейчас любая искра способна зажечь пожар невиданной силы, который пронесется по всему городу из конца в конец». Но вряд ли репортеры газеты догадывались в тот момент, что их выглядящее таким надежным здание редакции доживает свои последние часы.
Тревожные предчувствия не покидали и маршала Уильямса. Вечером 8 октября он возвращался домой, вымотанный до предела. Ветер к тому времени усилился настолько, что Уильямсу пришлось застегнуть ремешки пожарной каски, чтобы ее не сдуло с головы. Выходя из коляски, маршал сказал вознице: «Костями чувствую, скоро нас хорошенько прожарит». Дома он отказался обедать и сразу же лег в постель, объяснив жене: «У меня ясное ощущение, что ночью мне поспать не придется».
Роковые ошибки
В 9 часов вечера 8 октября жителей домов по ДеКовен-стрит разбудили истошные вопли Дэниела Салливана, извозчика, лишившегося ноги в железнодорожной аварии. «Пожар! – вопил Салливан, – коровник О’Лири горит!» Оранжевые всполохи над крышей строения, примыкающего к дому 137, не оставляли сомнений, что тревога не ложная. Один из соседей, Дэннис Риган, помчался к дому О’Лири, в котором, судя по темным окнам, уже все спали. Испуганные и растерянные Патрик и Катрин выскочили на улицу, не зная, что следует предпринять. Коровник уже пылал открытым пламенем, и спасать скот было поздно. Ветер разносил искры на стоящие неподалеку фургон, навес и дровяной сарай. Жар с каждой минутой становился все сильнее. Скоро и дом начал тлеть и дымиться. Катрин бросилась выводить детей, а соседи поливали стены водой, пытаясь замедлить распространение огня. Уильям Ли, живший двумя домами ниже по ДеКовен-стрит, первым сообразил, что нужно подать сигнал тревоги. Сломя голову он помчался к аптеке Голла, где был установлен пожарный пульт. В 1871 году Чикаго располагал сетью из 172 таких пультов пожарной тревоги, оборудованных в общественных местах по всему городу. Тревожный сигнал от пульта поступал в здание мэрии, где круглосуточно дежурил оператор. Тот транслировал сигнал в пожарный департамент с указанием сектора, откуда сообщение поступило, а затем звонил в колокол, установленный на башне мэрии. Один удар означал мелкий пожар, два – крупный. Три удара извещали город о неконтролируемом пожаре.
Хозяин аптеки Бруно Голл наотрез отказался впускать Уильяма внутрь и заявил, что его пульт не является ближайшим к ДеКовен-стрит и посланный сигнал только введет пожарных в заблуждение. К тому же, по его словам, только что мимо аптеки уже проследовала пожарная карета. Ли не стал вступать в спор и помчался назад. Он оставил дома жену с 17-месячным ребенком и обязан был о них позаботиться, поскольку зарево с каждой минутой становилось все больше. Позже, отвечая на вопросы специальной комиссии, Бруно Голл заявил, что все же подал сигнал тревоги, но, очевидно, это была лишь неловкая попытка оправдаться, потому что первый сигнал по системе пожарной тревоги поступил в мэрию только в 21.40, когда огонь уже пожирал дом за домом.
По роковому стечению обстоятельств, дозорный на крыше здания мэрии Матиас Шафер в этот вечер принимал гостей и не слишком-то следил за окрестностями. Оранжевое свечение в Вестсайде привлекло внимание одного из друзей Шафера, но дозорный заверил приятеля, что волноваться нет причин – это последствия вчерашнего большого пожара на фабрике Лалла и Холмса. Только когда красное пламя поднялось выше крыш домов, он спохватился и поднял тревогу. По переговорной трубе Шафер связался с оператором системы Уильямом Брауном и сообщил о пожаре второй степени, но ошибся с локацией места возгорания. Пожарные кареты с паровыми насосами были направлены в район примерно в миле от истинного очага пожара. Драгоценное время стремительно утекало.
Когда пожарные насосы прибыли на место, огонь уже охватил дома на северной стороне ДеКовен-стрит и грозил переметнуться на Тэйлор-стрит. Жар стоял невообразимый. Приехавший следом за пожарными командами маршал Уильямс подбадривал своих парней: «Сдерживайте его, ребята!» Поливать объятые пламенем дома было бессмысленно – вода моментально испарялась. То, что попало в лапы огня, было уже не спасти – люди Уильямса могли лишь локализовать пожар, не дать ему разрастись. Внезапно два насоса – «Америка» и «Вобансия» – одновременно вышли из строя. И сразу же 5 домов на Тэйлор-стрит взорвались огнем, словно гигантские зерна попкорна. Пожарные быстро теряли контроль над ситуацией. Уильямс принял решение отодвинуть заслон и разместить оставшиеся насосы по периметру пожара.
Именно в этот момент впервые проявилось явление, которое в течение ночи еще не раз продемонстрирует свою адскую мощь в разных концах Чикаго. Десятки мелких пожаров под воздействием ветра, непрерывно дувшего со стороны прерий, за короткий миг объединились и образовали так называемый огненный смерч. Пламя стремительно поглотило кислород в эпицентре, создав область пониженного давления. Холодные массы воздуха устремились в образовавшиеся пустоты, еще более увеличивая температуру горения. В некоторых случаях она может превышать 1000 ⁰С. В таких условиях железо и мрамор плавятся, смола в деревянных балках мгновенно закипает, заставляя их взрываться подобно бомбам. За секунды здание превращается в груду развалин и только потом его охватывает огонь. Зажатые между рядами домов перегретые массы воздуха взмывают вверх и создают завихрения, подобные смерчам и торнадо. И тогда огненные столбы поднимаются вверх на несколько десятков метров, подхватывая и рассыпая во все стороны фрагменты горящих домов. Чикагские пожарные называли такие смерчи «огненными дьяволами» и прекрасно знали, что бороться с ними невозможно. «Огненный дьявол» не уймется, пока не сожрет все, что может гореть.
Инферно
С той минуты, когда в багровое небо Вестсайда вскинулись первые, еще слабые «огненные дьяволы», пожарным Чикаго не оставалось ничего другого, как отступать. Пылающие головешки неслись у них над головами и сыпались огненным дождем далеко в тылу, вызывая все новые и новые очаги возгорания. В 22.00 метровый кусок деревянной балки, пролетев по воздуху 4 квартала, рухнул на колокольню церкви святого Павла. Пожарные попытались установить лестницу, чтобы забраться на крышу, но к ужасу зевак, заполонивших улицы, шаткая конструкция внезапно рухнула и рассыпалась на части. Огонь охватил колокольню, а порывы ветра понесли головешки по округе.
Маршал Уильямс смирился с потерей северной части Вестсайда и рассчитывал остановить огонь на естественном рубеже – южном притоке реки Чикаго. Столпившиеся на другом берегу жители трущоб чувствовали себя совершенно защищенными и воспринимали пожар как некое увеселительное мероприятие. Не испугали их даже взрывы огня на крышах корпусов заводов Бэтхема, вызванные падением фрагментов церкви св. Павла. В считанные минуты огонь охватил 6 тыс. м2 береговой линии, заполненных мебельной фурнитурой, дранкой и бочками с лаком и краской. Горящие доски градом посыпались в реку, но значительная часть их была подброшена «огненными дьяволами» высоко в небо, чтобы позже рухнуть в разных районах Саутсайда. Видя это, владелец заводов мрачно произнес: «Теперь уже ничто не сможет остановить огонь».
Словно по какому-то внутреннему сигналу город охватила паника. Эпицентром ее стал так называемый участок Конли – криминальный центр города, представлявший собой средоточие ломбардов, борделей, игорных домов и питейных заведений. Давка с человеческими жертвами, начавшаяся тут, неминуемо перетекла в более благополучные районы Чикаго. Полуодетые люди выскакивали на улицу, сжимая в руках то жалкое имущество, которое удалось выхватить из огня, и вливались в толпу себе подобных, толкались, торя дорогу, отшвыривали ногами толстых крыс, стаями покидавших подвалы. Потерявшиеся дети в испуге звали родителей. Самые отчаянные погорельцы пытались спасти хоть часть имущества и спешно грузили вещи на фургоны, чтобы затем включиться в бешеную гонку по заваленным мебелью и заполненным людьми улицам, каждую секунду рискуя столкнуться или угодить в затор.
А огонь неминуемо подступал. Очевидцы описывали струи пламени длиной в целый городской квартал, которые одним махом поджигали сразу 40 или 50 зданий. В жуткой огненной неразберихе люди не понимали, куда следует бежать. Инстинктивно толпы текли к мостам, ведущим в Нортсайд, но несколько мостов и туннелей уже горели и стали непроходимыми. Кое-где пылала уже сама река – нефтяная пленка на поверхности воды загорелась от нестерпимого жара.
Вскоре после полуночи огненный вал достиг центра города. Массивные, похожие на средневековые крепости отели, магазины, административные здания, считавшиеся пожаробезопасными, вспыхивали так же легко, как лачуги бедняков. За здание городской мэрии шла настоящая битва. Персонал сновал по крыше с метлами и ведрами, сметая вниз сыплющиеся с неба головешки. В конце концов, крупный фрагмент пробил стекло часовой башни и поджег лестницу. Это стало сигналом для людей с метлами – крыша мгновенно опустела. С этой минуты здание было обречено. В 2.15 ночи большой колокол мэрии сорвался с крепления и рухнул на землю с таким грохотом, что разбудил жителей Нортсайда, которые мирно спали в своих домах в нескольких милях от центра, уверенные, что пожар ни при каких обстоятельствах не достигнет их жилищ. В 2.30 первые горящие обломки были переброшены «огненными дьяволами» и через основной приток реки. В разных местах Нортсайда занялись пожары. Вскоре огонь охватил городской гидроузел, насосные и 40-метровую водонапорную башню. Исчезновение воды в городской системе означало, что битва с огнем окончательно проиграна. По жилой зоне Нортсайда с ее широкими улицами и просторными виллами огненные волны распространялись с ужасающей скоростью. Роскошные дома городской элиты таяли как восковые свечи. Ветер, вызванный разрежением воздуха, поднял настоящую песчаную бурю. Сходящиеся стены огня вынудили сотни людей искать спасение в озере Мичиган. Это была адская мука, поскольку вода была ледяной, а воздух – обжигающе горячим и практически лишенным кислорода. Тем не менее, многим несчастным пришлось просидеть в озере почти 10 часов. Тысячи жителей Нортсайда нашли укрытие в парке Линкольна – лесистом районе с несколькими мелкими озерами и городским кладбищем, а десятки тысяч бежали в прерии, бросив все свое имущество и мечтая лишь об одном – остаться в живых.
До позднего вечера 9 октября огонь безраздельно правил в Чикаго. Лишь ближе к полуночи ветер стал стихать и пошел мелкий холодный дождь, переросший к 3 часам ночи в мощный ливень. «Я и представить не могла, что можно испытывать такое неземное блаженство, всего лишь слушая шум дождя», – вспоминала одна из жительниц Чикаго. Трехмесячной засухе и 30 часам ужаса пришел конец.
Новое лицо города
Последствия Великого пожара были ужасающими. 17 500 зданий оказались полностью уничтожены, без крова осталась треть населения города. Материальные потери оценили в баснословную сумму – 400 млн. долларов, нематериальные же вообще невозможно было подсчитать. Учитывая масштабы разрушений, общее количество жертв пожара оказалось сравнительно небольшим – примерно 300 человек. Большинство погибших были из трущобных районов. Благодаря телеграфу о трагедии в Чикаго узнала вся страна, и немедленно со всех уголков Соединенных Штатов в Город ветров направились поезда и пароходы с одеждой, продуктами и медикаментами. Простые люди настолько желали поддержать погорельцев, что когда поезда с помощью шли через их города, многие просто забрасывали свертки с пожертвованиями в проходящие мимо вагоны.
Руины города еще дымились и дышали жаром, когда начались восстановительные работы. Считается, что пожар 1871 года подтолкнул застройщиков пересмотреть принципы градостроительства, и с него началась история нового Чикаго. Однако это заблуждение. Хотя размах работ был действительно потрясающим, ни один из уроков Великого пожара учтен не был – дома по-прежнему строились из белой сосны по балочно-стоечной технологии и совершенно спонтанно. В результате спешно восстанавливаемый город стал бледной копией старого Чикаго, причем даже более уродливой, поскольку доля капитальных зданий стала меньше, чем до рокового октября. «Если и далее продолжать это безумное строительство, – взывал в передовице редактор газеты «Чикаго Ивнинг Пост» Уильям Кроффат, – повторение катастрофы неизбежно».
Банковский кризис 1873 года поставил крест на стихийной застройке Чикаго. На 6 долгих лет экономика страны погрузилась в депрессию. А когда в 1879-м началась вторая фаза реконструкции города, многое изменилось в лучшую сторону. Появление небоскребов – высотных зданий со стальным несущим каркасом – позволило американским архитекторам Лиусу Салливану, Джону Уэлборну Руту и Уильяму Ле Барону Дженни создать новый стиль архитектуры, названный Чикагской школой. Небоскребы быстро вытеснили уродливые здания, спешно построенные после Великого пожара, и Чикаго постепенно обрел неповторимую внутреннюю красоту и целостность, став, по мнению французского архитектора Жака Эрмана, «квинтэссенцией Америки».
Причины и виновники
Трудно было найти в сгоревшем Чикаго человека, который не задавался бы гневными вопросами «Почему?» и «Кто виноват?». «Чикаго Трибьюн» поразительно быстро отыскала виновницу массового бедствия, объявив, что пожар начался из-за того, что корова Катрин O’Лири опрокинула на стог сена керосиновую лампу. При этом 40-летняя ирландка описывалась в заметке как старая ведьма с изогнутой годами спиной, вечно пьяная и промышляющая обманом. Спустя несколько дней другая газета «Чикаго Таймс» пошла еще дальше, заявив, что пожар был устроен намеренно. Якобы Катрин O’Лири подожгла город в отместку за то, что городской совет лишил ее семью социальных выплат. Дом O’Лири, чудесным образом уцелевший во время пожара, стал местом паломничества любителей сенсаций. Сначала десятки, а потом и сотни людей ежедневно толпились возле него в надежде хоть краем глаза увидеть вечно пьяную молочницу, погубившую Чикаго. Семейство O’Лири вынуждено было переехать в Саутсайд. Но и там им не давали покоя. Хотя проводившая расследование комиссия, допросив Катрин O’Лири, вынесла вердикт о полной ее невиновности, а автор скандальной статьи в «Чикаго Трибьюн» Майкл Эхерн сознался, что история про корову выдумана им от начала до конца, городская молва оказалась сильнее фактов и документов. Остаток дней Катрин вынуждена была вести жизнь отшельницы.
В 1997 году историк Ричард Бейлз тщательно изучил все документы и свидетельства очевидцев Великого пожара и после 6-летнего кропотливого расследования пришел к выводу, что истинным виновником пожара в коровнике семьи O’Лири был Дэниэл «Деревянная нога» Салливан. Сам характер его действий в роковую ночь выдал невольного поджигателя с головой. Скорее всего, Салливан воровал в коровнике молоко и случайно выронил спичку, от которой занялось сухое сено. Сначала одноногий кучер пытался своими силами ликвидировать возгорание, потом выскочил на улицу и стал звать на помощь. Спустя два дня, осознав, что стал причиной одного из самых страшных бедствий в национальной истории, и испугавшись гнева толпы, он стал говорить, что увидел огонь, отдыхая на тротуаре по другую сторону улицы.
Однако многим столь банальное объяснение масштабной катастрофы кажется неприемлемым. Еще 125 лет назад была высказана иная версия возникновения Великого пожара, согласно которой на Чикаго рухнули раскаленные фрагменты мелкого небесного тела. Физик Роберт Вуд считал, что это могли быть твердые обломки кометы Биэла. «Космическая» версия объясняла целую серию серьезных пожаров, случившихся 7 – 8 октября в окрестностях озера Мичиган. Тогда практически одновременно с Чикаго вспыхнули городки Холланд, Пештиго, Порт-Гурон и десятки деревень и поселков. В сгоревшем до основания Пештиго погибло от 1200 до 2500 человек, что стало своеобразным рекордом в истории США. Главным свидетельством в пользу своей теории ее апологеты считают многочисленные упоминания в воспоминаниях очевидцев об «огне, падающем с неба и мгновенно поджигающем дома». Хотя большинство ученых считает эту теорию спекулятивной, она по-прежнему будоражит умы сотен тысяч поклонников.
Мемориальная табличка, открытая на месте коровника Катрин O’Лири, гласит, что истинная причина Великого пожара никогда уже не будет установлена. Символично, что рядом возвышается массивное здание Пожарной академии Чикаго – своего рода гарант, что город никогда больше не окажется во власти «огненных дьяволов».
