С самого утра солнце пекло так, что на улицах маленького провинциального городка не осталось ни души. Выглянув за окно, начальник городской милиции Ляшенко тихо помянул добрым словом толстые стены здания Городского отдела внутренних дел – благодаря ним да шторам, которые так и оставались задернутыми, в кабинете все еще было прохладно.
В этот день ничего экстренного не ожидалось. И когда тишину прорезал телефонный звонок, Николай Андреевич ощутил странное, неприятное чувство; будто что-то подсказывало ему – быть беде.
«В 11 часов 40 минут, – вспоминает Ляшенко, – мне сообщили: мимо Покойненского поста ГАИ проследовали три военных крытых КамАЗа в сопровождении милицейской машины без номеров. Сделать досмотр военные в машинах не позволили, сказали, что везут «груз-200» на Ростов. Я высказал недоумение: «Какой «груз –200»!? На улице жара под 50 градусов!» – и приказал догнать и досмотреть. Потом снова звоню в дежурку, спрашиваю: «Досмотрели?» Говорят, что нет, не позволили. На Прасковейском посту их остановили, блокировали, как положено по инструкции при неподчинении, и направили в отдел. «А где они?» – спрашиваю. «Да вот, – говорят, – уже к отделу подъезжают». Я отдал распоряжение дежурному закрыть дежурную часть и держать наготове оружие. На обед я не поехал, чувство какое-то было беспокойное».
Оперативное чутье не подвело Николая Андреевича. На выезде с улицы Кочубея КамАЗ, идущий в колонне последним, неожиданно остановился. К нему тут же подъехала конвоировавшая колонну к отделу милиции машина ГАИ:
– В чем дело?
– Да соляра кончилась!…
И в ту же секунду из кунга КамАЗа по милиционерам открыли огонь из автоматов…
Местный житель – Курилов – на всю жизнь запомнил это день. Он стал последним в жизни его внучки Леночки: «Я в это время с трактором во дворе возился. Слышу — стрельба. Выглядываю через забор, а там, в метрах пяти от угла машина ГАИ расстрелянная, и мужчина лежит в крови. Один «КамАЗ» с крытым кузовом проехал мимо моего забора в сторону милиции, другой остался стоять на углу. Из него высыпали мужчины в камуфляжной форме с бородами, с автоматами в руках и пошли вдоль улицы по обеим сторонам, часть в сторону ул. Кочубея, в часть в сторону милиции. По ул. Ставропольской, между улицами Интернациональной и им. П-Примы им навстречу попалась военная машина «Урал». Они начали стрелять. Видимо, в тот момент они ранили мою внучку…»
Боевики шли цепью по улице. И спокойно стреляли в каждого, кто попадался им на пути. Не торопясь, деловито. Изредка переговариваясь.
Вспоминает Любовь Ивановна Хаматкоева: «Мы, вывернув с улицы Кочубея на улицу Ставропольскую, пошли по дороге, прямо по проезжей части. Я держала за руку восьмилетнего сына Славика, а муж нес на руках маленькую дочку, ей не было еще и двух лет. Мой муж был левша, и обычно он носил ребенка на левой руке, а в тот раз он, как будто чувствовал беду, держал дочку справа. Пройдя шагов десять, мы увидели, что нам навстречу идут военные с оружием и стреляют. Первая мысль была о том, что идут какие-то учения. Но они вдруг направили оружие на нас. Просвистели пули, и одна попала мужу прямо в сердце. Он успел мне только сказать «Ложись!» и упал, закрыв собой нашу маленькую дочку. Мы с сыном упали в канаву, изо всех сил прижимаясь к земле. Прическа у меня была высокая, пышная, и я чувствовала, как пули задевают волосы. Стоило бы мне чуть приподняться, и они попали бы мне в голову. Помню, что я все время уговаривала сына: «Лежи, сынок, не поднимайся». А он был не в себе, кричал: «Мама, что с папой?» и порывался вскочить. Мне пришлось его ударить, чтобы он пришел в себя. А люди, жившие рядом с тем местом, где мы лежали, звали нас из-за ворот к себе во двор, но подняться было невозможно, пули сплошным вихрем свистели над головой. Но водитель «КамАЗа», которого боевики тоже обстреляли, успел заскочить к ним. Фамилия этих людей Едигаровы.
Моя маленькая дочка кричала, придавленная телом мужа. Я стала тащить ее, а муж не подавал признаков жизни.
Когда бандиты завернули за угол, мы поднялись. Я перевернула мужа. Он был весь синий. Пуля вошла прямо в сердце и вышла под мышкой. Я была в таком шоке, бегала по улице, кричала, просила вызвать «скорую». На улице Кочубея со стороны Прасковеи ехала медицинская машина из села Архангельского. Я их остановила, кричала, плакала, говорила, что на нас напали, что убили мужа. Но они подумали, видно, что я пьяная или сумасшедшая. Они направлялись на праздник медиков с продуктами, не поверили мне и поехали своей дорогой. Я вернулась к моему расстрелянному мужу. Кто-то уже вызвал «скорую помощь», и его увезли…»
Тем временем боевики стали заходить в дома и выгонять хозяев на улицу. Заложников гнали к больнице.
Любовь Ивановна продолжает рассказ: «Я остановила такси и помчалась с детьми в больницу, уверенная, что муж уже там. Появившись в приемном покое, я первая принесла в больницу весть, что на город напали, что нас обстреляли. Мне не поверили, и тут они заходят…»
Около 12 часов дня. Буденовск. Ставропольский край.
Городской отдел внутренних дел
Пока боевики расстреливали прохожих, оставшиеся два КамАЗа, сопровождавшие их «Жигули» и вторая машина ГАИ как ни в чем не бывало двигались к городскому отделу внутренних дел.
На углу улиц Пушкинской и Ставропольской КамАЗы неожиданно останавливаются и боевики начинают занимать позиции в близлежащих домах – из них открывается прекрасный вид на отделение милиции. Не теряя времени, один из снайперов открывает огонь по верхним этажам здания отдела внутренних дел.
Милиционер Попов, находившийся в машине ГАИ, резко тормознул перед главным входом. Но добежать несколько метров до спасительной двери милиционеру было не суждено – его труп так и остался лежать на ступеньках.
Геннадий Федорович Цабин в этот день заступил дежурным по отделу. Он вспоминает:
«Я видел, как в 12 часов 10 минут к зданию ОВД подъехала «канарейка», это милицейскую шестерку мы так называем [дело в том, что три КамАЗа боевиков изначально сопровождала непонятная машина ГАИ, она была задержана вместе с грузовиками и в сопровождении двух машин конвоировалась к городскому отделению внутренних дел]. Из нее вышел симпатичный молодой мужчина кавказской внешности в милицейской форме с автоматом. Неожиданно он передернул автомат и произвел выстрел по окнам дежурной части. Почти одновременно с ним из машины вышли бородатые кавказцы в камуфляжной форме и тоже открыли огонь. На мгновение я оторопел… Я схватил автомат и начал стрелять через окно в боевиков, пробегавших к входной двери. В это время Мечетный И.Г. [тоже сотрудник милиции], находящийся в фойе, попытался закрыть дверь на засов. У него это не получилось. Он был убит. В комнате ожидания напротив дежурки находилось три женщины – посетительницы. Я успел крикнуть им «Ложитесь!» Двое послушались меня и остались живы, а третья попала под пули. Дежурившая за столом Людмила Пащенко также упала, боевики или не заметили ее, или подумали, что она мертва.
Стрелял я минут 7–10, но шквальный огонь по дежурной части и двойное ранение вынудили меня укрыться в оружейной комнате. Я получил сквозное пулевое ранение в челюсть и осколочное — в плечо. Два осколка до сих пор сидят во мне. Человек десять боевиков прорвались в здание. Потом я слышал крики девчат, их сгоняли с кабинетов вниз. В суматохе я все же сумел заметить, как организованно и профессионально четко действовали боевики. Внезапность их нападения в первые минуты дезорганизовала нас».
Тем не менее, полностью захватить здание боевикам так и не удалось. Цабин вместе с напарником заперлись в оружейной комнате, установили напротив двери пулемет и не позволили бандитам захватить оружие.
Около 13 часов. Буденновск. Ставропольский край.
Дом детского творчества
В Доме детского творчества в этот день шел спектакль, на котором присутствовало более 100 человек, в основном школьники Новожизненской средней школы из близлежащей деревни.
Ребятишкам повезло – спектакль закончился быстро и буквально за 15 минут до нападения их успели усадить в автобус и отправить домой. По счастливой случайности из города они выезжали со стороны, прямо противоположной той, откуда появились три зловещих КамАЗа …
Но боевики этого не знали. Они бросились к зданию ДДТ, горланя: «Дэты, дэты! Выходытэ, дэты!». Было ясно, что дети для них являлись самой желанной добычей. Работники Дома укрылись на складе. Вооруженные люди стали ломиться в двери, стрелять. Вдруг все затихло.
И в то же мгновение раздался страшный взрыв и перепуганные женщины явственно почувствовали запах гари – по Дому детского творчества ударили из гранатомета – в здании начался пожар.
Две работницы бросились к окну: второй этаж, до земли далеко, прыгать – ноги можно переломать… Что делать?..
К счастью, рядом проходила водосточная труба. Стали спускаться по ней. Неожиданно, когда до земли оставалось уже совсем чуть-чуть, нижняя секция трубы оборвалась, но женщинам все же удалось благополучно спрыгнуть на землю.
В это время директор Дома творчества Наталья Борисовна Десятник металась по второму этажу горящего здания. Она пыталась пробраться к сейфу в кабинете, где хранились трудовые книжки всего коллектива.
Но оказавшись у сейфа, она не успела забрать документы – мощным взрывом ее выбросило в коридор и ударило о стену.
С трудом встав на ноги, Наталья Борисовна подошла к окну. Но прыгнуть никак не решалась. Столпившиеся внизу люди отчаянно кричали ей: «Прыгай, сгоришь!»
Кто-то пытался отыскать брезент, но ничего поблизости не было. В конце концов, Наталья Борисовна решилась…
От сильного удара о землю она потеряла сознание. Женщины подхватили ее на руки и потащили подальше от пылающего Дома творчества…
Заложников собирают на центральной площади и подгоняют к ним бензовоз, угрожая сжечь в случае попыток сопротивления. На автобусах подвозят все новых и новых людей. Большую их часть схватили на городском рынке.
Только к 14 часам в город начинают входить правительственные войска. То там, то здесь вспыхивают перестрелки. Бандиты ставят заложникам пулеметы на плечи и таким образом ведут огонь по вертолетам федералов. Но от решительных действий обе стороны пока воздерживаются. Примерно в это же время становится ясно – операцией руководит Шамиль Басаев.
К 20.00 боевики разделяются на 4 группы. Две спокойно уходят из города (!), одна рассеивается по Буденовску, а четвертая (во главе с Басаевым) закрепляется в городской больнице, прикрывшись заложниками.
В Буденовск прибывают министр внутренних дел Ерин и шеф ФСБ Степашин. Вскоре они рапортуют в Москву: по предварительным данным, в городе погибло около 100 человек гражданских лиц, 29 сотрудников милиции, 11 милиционеров ранено. В больнице города Буденновска погибли 16 человек (в основном это раненые военные, расстрелянные басаевцами при захвате больницы). Ранено 5 офицеров и 1 контрактник. Потери бандитов: убито 20 человек, захвачено 8 человек. Впрочем, за точность всех этих данных в тот момент никто наверняка поручиться не может.
Ельцин делает дежурное заявление: «Теперь уже всем видно, что лозунги национально-освободительной борьбы были лишь прикрытием для преступников, дорвавшихся до оружия».
Но кроме заявления ничего другого Москва пока сделать не может.
Лихорадочно прорабатываются самые разные варианты. Прежде всего, штурм. Но заложников слишком много, времени на подготовку операции в обрез, согласованности действий между силовиками нет никакой…
В Кремле чувствуют – риск огромен. Если будут жертвы среди заложников, скрыть от общества это не удастся. Война в Чечне и так крайне непопулярна – гибель мирных людей может вызвать настоящий взрыв возмущения в стране…
Но отпустить боевиков?.. Согласиться на их непонятные требования?..
Требования, впрочем, вскоре становятся понятными. По желанию Басаеву к нему свозят журналистов, и он проводит пресс-конференцию. На ней оглашаются претензии боевиков – вывод федеральных войск из Чечни, переговоры между Ельциным и Дудаевым, свободные выборы в Чеченской республике.
Басаев уверен в себе и как будто не боится никакого штурма. Журналисты недоуменно смотрят на него, полагая, что перед ними смертник – пока никому и в голову не приходят, что российские силовики просто так выпустят этих бородатых ребят.
Но Шамиль весело шутит и уже почти в открытую издевается над федералами. Ему задают волнующий всех вопрос: как вам с целым отрядом удалось спуститься с гор и пробраться в глубь России?
Вопрос Басаеву по душе. Благодушно улыбаясь, он говорит: покупая вашу милицию, мы могли бы доехать и до Москвы, да вот беда – как раз под Буденовском деньги кончились…
Тем временем страшный счетчик жертв Буденовска продолжает свою работу. В этот день погибло еще 60 человек.
16 июня. Пятница
В 9 утра на центральной площади города, несмотря на непрекращающуюся стрельбу, появляется… несколько сот человек с плакатами. Митингующие требуют от руководства страны решительных действий.
Между тем, переговоры с террористами идут своим чередом – не шатко, не валко. К ним привлекают чиновников, родственников боевиков, правозащитников, но толку по-прежнему нет.
Днем с заявлением выступает Грачев. Министр обороны видит единственный способ решения проблемы – штурм.
«В противном случае прольется кровь заложников, – говорит он. – Я не уверен, что в результате переговоров террористы, на совести которых кровь многих людей, сдадутся».
А к вечеру казачьи атаманы, собравшись на «Большой казачий круг», заявили: если Басаев не отпустит заложников, то они задержат 3 тыс. чеченцев, проживающих на так называемой территории Терского казачьего войска, и… расстреляют.
Одновременно казаки предлагают правительству России блокировать все транспортные потоки, идущие в Чечню и Ингушетию, расформировать все административные образования на территории Чечни, входящих в состав Наурского и Сунженского района, и передать их в состав Ставропольского края.
Призывы к штурму раздаются все чаще.
В 23 часа в городе наступила долгожданная тишина. Все понимают – это затишье перед бурей… Что-то готовится…
ИМАМ ШАМИЛЬ
(продолжение)
Обстоятельства благоприятствовали Шамилю. В 1840 году разразилось восстание черкесов, охватившее весь Северный Кавказ. На масштабную войну с последователями имама сил у царского правительства просто не было.
Из новой столицы, основанной в лесной глуши, мюриды Шамиля тревожили российских наместников набегами. Они появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Справиться с ними никак не удавалось.
Вскоре имам счел себя достаточно сильным, чтобы вернуться в Дагестан. Со своим отрядом он без особого труда пересек границу и вскоре уже принимал изъявления верности горных аулов. Те, кто были его врагами в прошлой войне, спешили убраться с дороги, осознавая неотвратимость жестокого возмездия.
Местные власти отреагировали на удивление быстро. Против Шамиля был брошен отряд уже знакомого ему генерала Клюгенау. В жесткой схватке мюриды заставили русских отступить. А через несколько дней имам торжественно вступил в родные Гимры.
Но Клюгенау не собирался сдаваться. Перегруппировавшись и получив подкрепление, он вновь ринулся на Шамиля. Бои продолжались в течение недели. Мюриды отступали, контратаковали, но все-таки не смогли отбить селение. Казалось, царские генералы могут праздновать победу. Но… Пока Клюгенау пытался выкурить мюридов из гор, восстанием оказалась охвачена вся Авария.
Тем временем в Чечне наибы Шамиля продолжали партизанскую войну против генерал-лейтенанта Галафеева. Один из них, Магомед Архведилав, безуспешно осаждал Моздок, но в итоге ему пришлось отступить – правда, с собой он увез богатую добычу и пленников. Среди них оказалась дочь армянского купца по имени Анна.
Девушке этой была уготована необычная судьба. Легенда гласит, что, очарованный красотой пленницы, Архведилав отказался отпустить ее за выкуп, предложенный отцом. Он передал ее в качестве извинения за невзятую крепость имаму. Шамиль влюбился с первого взгляда. «За ангелов денег не берут», – так хронист приводит его слова. Девушке было предложено либо вернуться домой без всякого выкупа, либо… стать женой имама. Анна выбрала второе. Перейдя в ислам, она приняла имя Шуйанат.
В конце 1840-го произошло еще одно важное событие.
Последним оплотом царской власти в Аварии оставались владения номинального владыки аварского ханства Ахмед-хана. Военачальник Аварии Хаджи-Мурат по праву считался первым человеком после правителя и пользовался репутацией смелого и опытного бойца. Он был одним из участников убийства Гамзатбека, предшественника Шамиля.
Между тем, хан не питал к собственному военачальнику теплых чувств. Подозревая его в интригах против своей власти, он искал лишь повода, чтобы расправиться с ним. В конце 1840-го повод нашелся – Хаджи-Мурат был обвинен в злоумышлении против законного правительства и… связи с имамом. По приказу Клюгенау его арестовали, но по дороге в крепость Хаджи-Мурату удалось бежать.
Через некоторое время его посланец предстал пред Шамилем. Оскорбленный военачальник предложил имаму свою помощь в покорении гор. С тех пор родное селение Хаджи-Мурата – Цельмес – надолго стало надежной крепостью мюридов. У его стен сложил голову генерал Бакунин, отправленный покарать изменника.
Примеру Хаджи-Мурата вскоре последовали многие другие влиятельные старшины Дагестана. К весне правительство оказалось в ситуации, когда край был, по сути, потерян. Летучие отряды Шамиля продолжали бесчинствовать в тылу русских войск. Они появлялись в самых разных местах, даже на берегах Каспия, разоряли обозы и совершали стремительные налеты.
Усилия двух старых врагов имама, Граббе и Головина, пропадали даром. Они постоянно были вынуждены обивать сановные пороги Петербурга с новыми просьбами о войсках, припасах, деньгах.
Столица требовала успехов, а сварливые генералы никак не могли договориться о слаженных действиях, так что вскоре обе ставки погрязли в интригах и взаимных обвинениях. От этого власть имама становилась еще прочнее…
