…В конце концов, решение было принято. Ибн Атташ окончательно отказался от плана просить помощи у Старца Хасана. Хитрый купец рассудил просто – если он останется в Шахризе, то шанс удержаться против войск султана все же есть, но, отправившись в Аламут за помощью к Хасану, он точно не вернется назад. Старец наверняка заподозрит его в предательстве. Ибн Атташ отлично знал нрав Хасана – тот скорее предпочтет потерять Шахриз, чем выпустить из своих рук человека, в преданности которого можно усомниться…
С другой стороны, думал купец, если Шахриз выстоит, то лучшего доказательства верности и придумать сложно.
В ту же ночь ибн Атташ отправил гонца в Аламут с тайным сообщением – тот должен был на словах сообщить Старцу о разгроме исмаилитов в Исфахане; о том, что теперь о захвате столицы нечего и думать; о том, что он, ибн Атташ, потерял очень много верных людей. И главное, что султан готовит набег на Шахриз, а потому он, как комендант крепости, счел нужным остаться в Шахризе, дабы принять все меры к обороне и отстоять твердыню.
Проводив посланника в Аламут, ибн Атташ поднялся в свои покои и, обессиленный хлопотами последних дней, тяжело опустился на ковер. Внезапно он почувствовал, как немеют ноги, тяжелеет голова, а серебряный кумган с водой, оставленный забывчивой служанкой, плывет перед его взором. Он попытался поднять руку, но ему удалось лишь слегка пошевелить ею – в следующее мгновение комендант Шахриза спал мертвецким сном.
Проснулся он далеко за полночь. Открыв глаза, потерев лоб и осмотревшись, он никак не мог припомнить, как же ему удалось уснуть. Странно, но хотя до утра еще было далеко и, судя по всему, проспал он всего пару часов, ибн Атташ чувствовал удивительную легкость во всем теле; мысли были ясные и, хотя он прекрасно помнил все горести, нежданно свалившиеся на него, сердце его наполнялось какой-то странной, безотчетной радостью – словно кто-то шептал ему, что решение вновь будет найдено и, несмотря ни на что, Ибн Атташу удастся перехитрить исфаханского султана.
Комендант стал думать о предстоящей обороне Шахриза – мысли его были совсем спокойными, будто речь шла о приготовлениях к радостному празднику, а не к безнадежной осаде. Спасительное решение, между тем, никак не приходило ему в голову.
По всему получалось, что без помощи из Аламута Шахриз не удержать. Гарнизон крепости не шел ни в какое сравнение с войском, которое приведет под стены султан Мухаммед. О том чтобы встретить исфаханское войско на подходе, не могло быть и речи. Самоубийством было бы не только сражение на равнине, но даже засада, пусть и самая хитроумная. Внезапная вылазка и прорыв во время осады были невозможны. Припасов крепости хватило бы на пару недель, а времени на пополнение запасов отпущено не было. Ко всему прибавлялось и то, что ибн Атташ не был уверен в надежности крепостных стен – в последние месяцы он думал о мятеже в Исфахане, а об обороне своей крепости даже и не помышлял (ведь еще вчера поход султана на Шахриз любому показался бы глупой шуткой).
И, тем не менее, просить помощи в Аламуте нельзя. Но и самим не удержаться. Значит… значит надо сорвать поход. Но как? Еще вчера это сделать было легко и просто. Соглядатаи ибн Атташа были повсюду в Исфахане. Они могли вмиг расстроить любые приготовления – убедить султана, что его армия слишком слаба, устроить маленький бунт среди наемников, разорить склады с припасами… Да мало ли что еще можно придумать!
Но теперь никого из них нет – большинство растерзаны толпой во время погромов, а те, кто выжил, затаились от страха, и ни угрозы, ни посулы не заставят их возобновить «дружбу»…
Ибн Атташ снова и снова перебирал в своей памяти всех, кого ему когда-то удавалось затянуть в свои сети. В его памяти оживали лица жадных придворных, продажных стражников, фанатичных крестьян…
И вдруг он понял – искать надо не среди тех, кто состоял у него на «тайной службе». Искать надо там, куда он сам униженно входил и подобострастно кланялся.
Как всегда, спасительное решение лежало рядом – открытое и очевидное; очевидное настолько, будто сама судьба хотела посмеяться над близорукостью хитроумного и прозорливого купца.
Ибн Атташ вспомнил, как он заполучил в свои руки Шахриз. «Тот, кто подарил мне эту крепость, тот и поможет ее удержать», – радостно думал купец.
Он вспомнил о драгоценных жемчужинах, которые были через верных людей поднесены великому визирю за помощь в пожаловании ибн Атташу начальствования над Шахризом. Великий визирь, конечно, тогда и предположить не мог, что под личиной скромного и угодливого купца скрывается тайный посланец Старца Хасана. Ибн Атташ знал, что когда он внезапно захватил Шахриз, визирю стоило многих сил оправдаться перед султаном – ведь именно он ходатайствовал о назначении тайного исмаилита начальником важнейшей крепости. Но он сумел обелить себя. Правда, с тех пор визирь перестал принимать у себя в доме тех, кто преподнес жемчужины… Принимать перестал, но драгоценный подарок не вернул.
Ибн Атташ с той поры не тревожил визиря – после захвата Шахриза у него появилось слишком много хлопот, а «друзей» в Исфахане хватало и без ближайшего советника султана. Визирь сумел уцелеть; сегодня он по-прежнему рядом со своим повелителем. И живы те люди, что передавали ему жемчужины.
Одного из них ибн Атташ решил отправить к владетельному вельможе. Посланец оказался ловким пронырой; не прошло и двух дней, как он смог не только пробраться из Шахриза в Исфахан (в котором на каждом углу все еще выискивали исмаилитских лазутчиков), но и подать весточку о себе великому визирю. В записке, тайно подброшенной в паланкин визиря, когда тот, окруженный многими стражниками, передвигался по городу, все было изложено ясно.
Ибн Атташ благодарил визиря за давнюю услугу и выражал радость, что ему удалось устоять посреди всех бурь и волнений; со своей стороны комендант Шахриза обещал и дальше хранить тайну жемчужин. Взамен он просил немногое – пусть великий визирь тайно примет его человека. В изысканных выражениях ибн Атташ предупреждал: если визирь откажется встречаться или посланец не вернется живым, он найдет способ донести до драгоценных ушей султана Мухаммеда правду об удивительной сделке, в свое время связавшей его советника и скромного торговца.
Великого визиря не пришлось долго уговаривать – в условленном месте он оставил знак согласия, а затем тайным способом, который в записке указал ему инб Атташ, сообщил о времени встречи.
К удивлению ибн Атташа, они быстро поладили с визирем. Хитрый купец вначале требовал от него только одного – сорвать поход на Шахриз или хотя бы попытаться отсрочить его. Но преданный слуга султана пошел дальше – неожиданно он предложил… убить султана Мухаммеда.
Поначалу ибн Атташ насторожился – уж слишком хорошо все складывалось. Конечно, смерть Мухаммеда (и союз с великим визирем) – это было нечто неизмеримо более ценное, чем просто спасение Шахриза. Так можно было отыграть назад почти всю партию, которая (после исфаханских погромов) казалась проигранной почти полностью.
Ведь если султан Мухаммед умрет, то с помощью визиря можно будет посадить на трон… своего ставленника. Конечно, хитрый визирь захочет получить часть власти. Что ж, властью можно будет и поделиться. Вначале…
Но что-то не давало покоя ибн Атташу. Он никак не мог поверить, что великий визирь вот так просто решился на заговор. Да еще в союзе с ним, с ибн Атташем, злейшим врагом султана. Еще и еще раз купец задавал себе вопрос: почему этот визирь ничего не боится? Нет ли здесь капкана и хитроумной западни? Быть может, визирь все сам рассказал султану о жемчужинах, а во искупление старых грехов пообещал заманить его в ловушку?..
Нет, такого быть не могло. Султан Мухаммед был слишком горяч, чтобы спокойно выслушать рассказ о жемчужинах. Да и кто поверит слуге, который сам сознается в предательстве и корыстолюбии? Предавший единожды…
Тогда что еще мог задумать визирь? «Может быть, он сам хочет уничтожить меня, – думал ибн Атташ. – Уничтожить, чтобы вместе со мной навеки умерла тайна жемчужин?»
Сомнения продолжали терзать ибн Атташа до тех пор, пока он не услышал от визиря, как именно тот собирался убить повелителя правоверных. Узнав его план, ибн Атташ успокоился – впервые он поверил в искренность лукавого вельможи и в то, что дни султана Мухаммеда, действительно, сочтены…
