Крах виконта де Лессепса

            Постройка Суэцкого канала моментально превратила виконта де Лессепса в одного из самых популярных людей Европы. Да и Америки тоже. От России и до Аргентины не нашлось бы уголка, где не говорили о «Великом Французе». Это была не просто известность. Это была СЛАВА.

            Казалось бы, что еще надо для счастья 64-летнему экс-дипломату? Самое время удалиться на покой, уехать в родное поместье Шене, жить с молодой женой, 21-летней Луизой-Элен Отар де Брагар, да растить многочисленное потомство. За шестнадцать лет супружества Луиза родила «великому французу» ни много ни мало двенадцать детей!

            Однако слава – штука опасная. Ее хочется получать больше и больше. Прошло совсем немного времени – а неугомонный виконт уже потряс мир новыми фантастическими проектами!

            Чего только стоил план создания в Сахаре рукотворного моря! Или предложение, сделанное русскому правительству, – построить трансконтинентальную железную дорогу до Пекина!

            Однако эти прожекты так и остались на бумаге. Через десять лет после завершения суэцкой эпопеи Фердинанд де Лессепс решает вернуться к «своему призванию» и опять соединить два океана – Тихий и Атлантический. Начинается новая эпопея – панамская.

            Забегая вперед, скажем, что панамская история тоже принесла Лессепсу всемирную славу. Но – несколько другого рода. Для людей рубежа XIX–XX веков Панама стала символом неприкрытого обмана, коррупции, казнокрадства и откровенного надувательства. Громкая кампания вызвала митинги и самоубийства, еврейские погромы и правительственные кризисы, породила судебные разбирательства, измазала в грязи одни имена и прославила другие. Она вызвала революции и даже привела к возникновению нового государства на карте мира. Однако обо всем по порядку.

Часть 1. Драгоценный перешеек

            Панамский перешеек – узкая полоска суши между двумя океанами. Его ширина еще меньше, чем у Суэца – всего-то восемьдесят километров. Однако на них уместились и мангровые заросли, и болота, и река, и горы. По сравнению с Панамским перешейком Суэц плоский, как стол.

            Этот не самый гостеприимный уголок на карте Америки известен европейцам с XVI века. Завоевав Новый Свет, испанские конкистадоры основали на побережье Карибского моря порт Панама. А на побережье Тихого океана – порт Колон. И вскоре по перешейку потекла река серебра…

            Уже тогда инженерам пришла в голову идея соединить два океана судоходным каналом. Испанский король Карл V в 1534 году даже издал приказ о начале строительных работ. Однако его наследник, Филлип II, распоряжение папеньки отменил, сославшись на… Божий промысел. «Человек не вправе соединять то, что разъединил Господь!» – заявил Его Католическое Величество. И работы остановились, даже не успев начаться.

            Вскоре «серебряная река» стала куда менее полноводной – награбленные богатства вывезли довольно быстро, а получаемого на рудниках серебра было относительно немного. Испанцы ограничились тем, что проложили через джунгли дорогу между Панамой и Колоном. Ее назвали Королевской. Однако ни один король по ней так и не проехал. Правильнее было бы назвать ее Москитной. Или Малярийной.

            Как бы то ни было, идея канала «заглохла» до XIX века. А если быть точнее – до 1838 года. За это время в Латинской Америке много чего изменилось, и там, где раньше лежали бескрайние испанские владения, возникли новые государства. К правительству одного из них – Колумбии – и обратился некий житель Гваделупы по имени Августин Соломон с предложением построить через перешеек канал и две дороги – «шоссейную» и железную. Занятно, что эта идея… приснилась господину Соломону.

            Удивление вызывает и то, что никому не известный гваделупец все же получил от правительства Колумбии концессию сроком на сорок лет для строительства дорог и шестьдесят – для строительства канала.

            Однако и на этот раз работы также не начались. Августин Соломон просто не мог представить, как ему приступить к осуществлению на практике своего сновидения. К тому же «у пана атамана не было золотого запасу». Дело закончилось тем, что в 1843 году Колумбия отозвала концессию – за все эти годы Соломон ничего не построил и даже не составил проект.

            Тем временем в окрестностях Панамы снова все изменилось самым невероятным образом. После мексикано-американской войны 1846–1848 годов США присоединили к себе почти половину территории Мексики. В Калифорнии обнаружили золото. Вспыхнула золотая лихорадка. Семимильными шагами пошло освоение Дикого Запада. Волны переселенцев двинулись с восточного побережья на западное.

            Самым безопасным способом добраться из восточных штатов в Калифорнию был, как ни странно, путь через Панаму. И перешеек снова ожил. Тысячи и тысячи американцев садились на пароходы в Бостоне и Филадельфии, с тем чтобы через несколько дней сойти на брег в Панаме. Потом – путешествие по Королевской дороге, посадка на пароход в Колоне – и вскоре новоявленный золотоискатель уже долбил калифорнийскую породу и перемывал золотой песок.

            Неудивительно, что в Вашингтоне и Нью-Йорке вдруг проснулся огромный интерес к Панамским джунглям. В 1846 году США получили от Панамы право на беспошлинный провоз грузов через перешеек и концессию на строительство железной дороги. В отличие от месье Соломона, американские дельцы не откладывали дело в долгий ящик. Через четыре года – в 1850-м – строительство дороги началось, а еще через пять лет по ней прошел первый поезд. Восьмидесятикилометровая магистраль сразу стала самой загруженной трассой мира!

            Железная дорога должна была стать лишь «первой ласточкой» в освоении панамских просторов американцами. Но тут в своем логове заворочался британский лев. Жителям Туманного Альбиона было дело до всего, происходящего в мире, и усиление позиций любого государства в любой точке земного шара они воспринимали весьма болезненно. Тем более что под боком у американской железной дороги лежали Берег Москитов (Атлантическое побережье Никарагуа) и Белиз (Британский Гондурас). Англичане надавили на Вашингтон, но за океаном уступать отказались. Результатом долгой дипломатической игры стал договор Клейтона-Булвера. «Высокие договаривающиеся стороны» обязались более не расширять сферы своего влияния в Латинской Америке и отказались от единоличного контроля над еще не построенным каналом. Естественно, это половинчатое решение не удовлетворило ни одну, ни другую сторону – и еще на протяжении почти 20 лет Владычица Морей и ее бывшая колония продолжали решать, кто же из них будет главным в этом регионе. За спорами великие державы упустили момент, когда на сцене появился герой нашего повествования – «неистовый виконт».

Часть 2. Начинали – веселились…

            В 1875 году Фердинанд де Лессепс, видимо, устав от спокойной жизни в родном поместье, захотел еще раз осчастливить все человечество, соединив Атлантический и Тихий океаны. «Великий француз» решил не откладывать дело в долгий ящик и вскоре получил от Колумбийского правительства разрешение на строительство канала. У «неистового виконта» снова не было ни проекта, ни бизнес-плана, ни денег – словом, ничего, кроме уверенности в собственных силах и славы покорителя Суэца. Но латиноамериканцы не смогли отказать знаменитому европейцу. В 1879 году – ровно через десять лет после окончания строительства Суэцкого канала – де Лессепс основал «Всеобщую компанию Панамского межконтинентального канала», назначив самого себя ее президентом, а своего сына Шарля – вице-президентом. «Великий француз» был готов покорять джунгли перешейка так же, как он покорял пески Суэца. Причем и в прямом, и в переносном смысле. Фердинанд де Лессепс не изобрел ничего нового. Он собирался пересечь перешеек поперек грандиозной канавой без всяких шлюзов. Перепады высот в сто метров, пересекающая канал река и прочие мелочи его не интересовали. Что было хорошо для Суэца, будет неплохо и для Панамы – видимо, так рассуждал де Лессепс.

 «По всем правилам пиара»

            Учреждение компании сопровождалось международным конгрессом, посвященным обсуждению строительства канала. Однако из почти полутора сотен приглашенных на него «умов» инженеров было всего 42. В основном сюда собрались банкиры, финансисты и биржевики. Основным вопросом конференции стало не «как строить», а «за какие деньги».

            Тем не менее, инженеры сразу предупредили, что Панама – не Суэц. Большие перепады высот, сложные грунты и разливающаяся река Чагрес угрожали серьезно осложнить строительные работы. Проекты выдвигались самые фантастические – одни предлагали прорыть под горами судоходный тоннель, другие – соорудить 120 шлюзов… Самым здравым выглядело предложение Эйфеля – построить канал с несколькими шлюзами. Однако шлюзы – это долго и дорого. Поэтому конгресс банкиров и финансистов без лишних слов утвердил проект, разработанный лично Лессепсом, даже не задумываясь о реалистичности детища «великого француза». А реализовать его было, наверное, еще труднее, чем прокопать под горами судоходный тоннель!

            При этом, чтобы сделать свой проект еще более притягательным для инвесторов, виконт существенно занизил стоимость строительных работ. Сначала судоходная канава, прорезающая навылет горную цепь, была оценена им в миллиард франков (200 млн. долларов), но потом бывший дипломат решил, что перегнул палку и «урезал» смету почти в два раза. Как выяснилось впоследствии, и первая, и вторая суммы были взяты «великим французом», что называется, «с потолка».

            Также ничего нового не было сказано и в области финансирования. Как и в случае с Суэцем, ставку сделали на многочисленное племя мелких французских рантье. Однако здесь крылся первый просчет де Лессепса. Для рядового француза Панамский канал представлялся чем-то далеким и малозначительным. Можно было заинтересовать вкладчика экономически, но не политически. Лозунг «что плохо для Британии – то хорошо для Франции» в случае с Панамой не срабатывал. Подписка на акции шла гораздо медленнее. Чтобы оживить интерес вкладчиков, Лессепс начал мощную кампанию в печати. Продажа ценных бумаг выросла, но и реклама «съела» немалое количество оборотных средств.

            Тем не менее в 1881 году строительство канала началось. Впрочем, Лессепсу уже некуда было деваться – начав подписку на акции, он должен был приступить к работе.

            А что же сами строительные работы, спросите вы? А строительные работы стояли. Уже после торжественного открытия поднялся вопрос, как-то не пришедший «великому французу» в голову раньше: на чем подвозить рабочих и строительные материалы? Нужна была железная дорога – та самая, которую построила американская частная компания. Недолго думая, ее решили выкупить. Однако деньги под эту сделку в смете не числились. Поэтому уже в 1882 году «Компания Панамского канала» «выбросила» на рынок новую партию 5%-ных облигаций. «Подогретые» продолжающейся рекламной кампанией, французские вкладчики тут же их расхватали. Проблема транспорта была решена.

Однако своенравная природа Панамского перешейка продолжала преподносить строителям все новые и новые сюрпризы. Во влажном и жарком климате отказывалась работать и выходила из строя самая современная на то время строительная техника. Возвести плотину на реке Чагрес не удалось, и проклятая речка раз за разом размывала все то, что уже было построено. Причем разливалась она не раз в год, а чуть ли не после каждого тропического ливня. Дизентерия, малярия и лихорадка косили рабочих сотнями. Не меньшее количество, оценив условия работы и решив, что жизнь дороже, просто убегало со стройки. Вместо них приходилось нанимать новых людей. Всего с 1880 по 1888 год на Панамском перешейке погибло около 25 тыс. человек.

            Когда же строители добрались до горного массива Кулебра, им оставалось только развести руками – как можно здесь строить безшлюзовый канал? Французы сумели пробить в скальной породе тринадцатикилометровую траншею глубиной в 55 и шириной в 90 м! Однако стройка снова остановилась – кончились деньги. И это несмотря на то, что «Компания Панамского канала» еще четырежды выпускала в продажу пакеты акций – и каждый раз они, пусть все с большим и большим трудом, но раскупались.

            В 1885 году де Лессепс решил выпустить на рынок выигрышный заем на 600 млн. франков – или попросту разыграть лотерею. С этой операцией руководство канала связывало свои последние надежды. Однако для проведения такой акции было необходимо разрешение правительства и парламента. А для этого требовалось убедить французские власти в том, что все идет хорошо.

            Кроме мощнейшей рекламной кампании де Лессепс и его сторонники раздали огромное количество взяток – членам правительственных комиссий, редакторам газет, политикам. Почти каждый депутат французского парламента получил своего «барашка в бумажке». «Неистовый француз» интриговал почти три года и в конце концов добился своего. В апреле 1888-го парламент одобрил выпуск выигрышного займа, увеличив его сумму до 720 млн. франков. Нетрудно подсчитать, что только эти деньги с лихвой покрывали расчетную стоимость строительства всего канала.

            Однако заем провалился. Удалось собрать всего 254 млн. франков, из которых 31 млн. тут же ушел на выплаты банкам, обслуживающим эмиссию. В газеты просочилась информация о том, что Густав Эйфель оценивает достройку канала в 1 млрд. 600 тыс. франков, и это сыграло не последнюю роль в крахе компании. Стройка окончательно остановилась. Не помогли ни поездки Фердинанда и Шарля де Лессепсов по Франции, ни выступления с пламенными речами. Народ уже не верил «великому французу». Полным фиаско закончилась и «поломничество» главного инженера Филиппа Жана Бюно-Варилья в Санкт-Петербург. В России желающих вложиться в панамскую аферу тоже не нашлось.

Часть 3. Посчитали – прослезились

            В феврале 1889 года административный суд департамента Сена принял решение о банкротстве и ликвидации «Панамской компании». Еще раз обратим внимание читателя, что к этому времени канал, по первоначальным планам, уже год как должен был работать и приносить доход. На деле же оказался построен меньше чем наполовину. Из 1 млрд. 300 тыс. франков (суммы более чем вдвое превосходящей первоначальную стоимость проекта) суд смог отыскать «следы» только 804 млн. Еще без малого полмиллиарда канули в никуда. На балансе «Всемирной компании Панамского межконтинентального канала» не было ни франка. Все ее активы заключались в гигантской недорытой канаве и куче ржавеющей техники. 800 тыс. человек, доверившие «великому французу» свои деньги, остались у разбитого корыта.

            По всей Франции прокатилась волна самоубийств. Газеты, мгновенно почуявшие, куда дует ветер, тут же смешали де Лессепса с грязью. На улицах Парижа обманутые вкладчики скандировали «Долой обманщиков». И это было только начало! Когда через три года после банкротства компании ушлые журналисты раскопали факты массового подкупа политиков, чиновников и органов печати, страна взорвалась негодованием. Три правительства Французской республики слетели с политического олимпа, как осенние листья. В афере оказались замешаны множество депутатов парламента и ряд министров. В том числе будущий премьер Франции Жорж Клемансо. Обвинения в получении взяток были выдвинуты против 510 представителей политической элиты! Однако почти никого из них так и не привлекли к ответственности. Отыграться решили на самом Лессепсе и его компаньонах.

            Барон Рейнах, игравший немалую роль при раздаче взяток, решил не дожидаться суда и покончил с собой. А вот бывший «великий француз» вместе с сыном и рядом инженеров, в число которых попал и Густав Эйфель, оказались на скамье подсудимых. В 1893 году они были приговорены к различным тюремным срокам и штрафам. Однако вскоре все приговоры аннулировал кассационный суд и осужденные вышли на свободу. Сам же Фердинанд де Лессепс «ввиду преклонного возраста» вообще не провел за решеткой ни одного дня. Он тихо удалился в свое поместье Шене, где и скончался в 1894 году, пережив величайшую славу и величайший позор, которые могут выпасть на долю человека.

«Где деньги, Киса?»

            Куда же делись полмиллиарда франков? Сейчас уже практически не вызывает сомнения, что дело не только в регулярном «отстегивании» взяток налево и направо. За спиной у де Лессепса его ушлые компаньоны просто разворовали фонды компании. И немалую роль в этом сыграл некто Корнелиус Герц.

            Кто это такой? Да просто еще один «великий комбинатор». Начинал он в Америке в роли врача – лечил электротоком от всех болезней. Излечив пару десятков человек и от жизни в том числе, Корнелиус умудрился угодить в федеральный розыск и, недолго думая, рванул во Францию, где стал основным «спонсором» газеты Жоржа Клемансо «La Justice». Клемансо, министр финансов Морис Рувье, министр общественных работ Байо и депутат парламента Шарль Флоке рекомендовали бывшего «доктора» Лессепсу, как очень ловкого и надежного человека. Оказавшись у руля, Корнелиус Герц не забыл ни себя, ни своих благодетелей. Когда же запахло жареным, он не стал стреляться, как барон Жак де Райнах, а быстренько сбежал в Англию. До 1893 года между Французской республикой и Британской Империей шли переговоры о выдаче Герца. Однако медицинский консилиум решил, что бедолага настолько болен, что не выдержит путешествия через Ла-Манш. Занятно, что этот самый «смертельно больной» прожил до 1895 года. Видимо, английские врачи и законники получили от господина Корнелиуса те же «подарки», что и французские парламентарии…

 Часть 4. Чтобы продать что-нибудь ненужное…

            Однако со смертью «великого француза» история Панамского канала не завершилась. В 1894 году была создана «Новая компания Панамского канала». Работы возобновились, однако через несколько месяцев стройка окончательно стала. Бизнесмены занимались в основном тем, что пытались продать повыгоднее доставшийся им в наследство «долгострой» и вернуть хотя бы часть денег, вложенных в амбициозный проект «неистового виконта». Однако покупатели долгое время не находились.

            И тут в дело вмешался Филипп Жан Бюно-Варилья. Бывший главный инженер, в отличие от покойного «великого француза», быстро сообразил, что Панамским каналом скорее заинтересуются в Америке, чем во Франции или в России. И направил «стопы своя» в Нью-Йорк. Правда, произошло это только в 1901 году. Вояж оказался весьма успешным: Филипп Жан смог убедить американцев, что строительство Панамского канала стоит того, чтобы вкладывать в него свои доллары. Причем ставку он делал не на частных инвесторов, а на крупные банки и государственные структуры. Идеи Бюно-Варильи пришлись ко двору. Новое правительство Теодора Рузвельта как раз решило порвать с политикой изоляционизма и укрепить позиции своей страны – на международной арене вообще и в Центральной и Южной Америке в частности.

            Тедди Рузвельт вкладывал в доктрину Монро «Америка для американцев» совсем новый смысл. Под «американцами» понимались граждане США, а под Америкой – оба американских континента. И канал здесь был как нельзя кстати. Тем более что в том же 1901 году Британия наконец-то уступила Штатам право единоличного контроля над ним. Договор Клейтона-Булвера канул в лету.

            Казалось бы, еще чуть-чуть – и планы Бюно-Варильи блестяще осуществятся. Однако оставалось еще одно «но». Практичные американцы вовсе не стремились заканчивать французский канал в Колумбии. Понимая, что прямой путь – не всегда самый короткий, они собирались сроить водный проход через Никарагуа. В три с половиной раза более длинный, чем на перешейке, канал можно было действительно сделать безшлюзовым. Да еще и использовать природные водоемы – реку Сан-Хуан и озеро Никарагуа – как его части, что серьезно удешевляло постройку.

            Французы были готовы уступить американцам свою недорытую канаву сначала за 100 млн. долларов, потом за 40, однако сделка, похоже, срывалась. В Никарагуа побывали американские военные инженеры, уже был составлен предварительный проект и смета строительства. Но…

            С подачи Бюно-Варильи Уильям Нельсон Кромвель, адвокат самого Джона Пирпонта Моргана – самого влиятельного финансиста того времени – смог убедить своего патрона, а также зятя Теодора Рузвельта, Дугласа Робинсона вложиться в «выгодное дело». К авантюристам примкнул и Чарльз Тафт – брат будущего президента страны Уильяма Говарда Тафта. За 3,5 млн. долларов эта троица сумела скупить около 60% акций Панамской компании. Неудивительно! Ведь курс выпущенных де Лессепсом бумаг на тот момент составлял всего 3% от их номинальной стоимости!

            Если бы сенат США утвердил план строительства канала через Никарагуа, троица американских финансистов пополнила бы ряды «жертв» Панамского долгостроя. «Моргану и Ко» помог случай и… гениальный рекламный ход.

            В мае 1902 года произошло чудовищное извержение вулкана на Мартинике. Катастрофа заставила содрогнуться весь мир. А в июне, прогуливаясь по Нью-Йорку, Бюно-Варилья в витрине одного из магазинов увидел почтовую марку с изображением извергающегося вулкана. Узнав, что марка никарагуанская и на ней изображен один из местных вулканов, он немедленно закупил девяносто штук – по числу сенаторов США. На следующий день все они получили по письму. В запечатанном конверте лежал лист бумаги с наклеенной маркой и подписью: «Официальное свидетельство вулканической активности в Никарагуа».

            Перепуганные законодатели тут же «завернули» план строительства никарагуанского канала и начали рядиться, как бы выкупить французскую «недостройку века». Вскоре из казны было выделено 40 млн. долларов для приобретения имущества французской «Новой компании Панамского канала». «Морган и Ко» вздохнули с облегчением.

            А французские инвесторы? 40 млн. составили бы всего десятую часть вбуханных в долгострой денег, но, как говорится, «на безрыбье и рак – рыба». Однако и этих крох французы не увидели. В 1908 году газета Джозефа Пулитцера «World» сообщила скандальную новость: 40 млн. государственных денег не попали в руки инвесторов, а осели в бездонных карманах Моргана и его подельников.

Часть 5. Триумф плановой экономики

            Вашингтон особенно и не скрывал того, что видит будущий канал исключительно своей собственностью. Естественно, это не устраивало колумбийское правительство. Договор 1903 года об аренде 6-километровой зоны по берегам канала на 99 лет правительство этой страны ратифицировать отказалось. Видимо, суммы в 10 млн. долларов и ежегодных выплат по четверти миллиона диктатору Колумбии Хосе-Мануэлю Маррокину показалось маловато. Латиноамериканские парламентарии потребовали увеличить сумму «отката» вдвое. Кроме того, колумбийцы запросили 10 млн. еще и с французов!

            Реакция американцев была молниеносной и неожиданной. Поддержав очередную – пятьдесят первую за последние полвека – революцию в «панамском крае» (кстати, пятьдесят предыдущих американцы подавляли вместе с колумбийскими правительственными войсками), янки заплатили правительству новоявленной республики те же деньги, но уже не за 10-километровую зону. Да и арендовалась она не на стандартные 99 лет, а на «вечные времена». Последнее препятствие было ликвидировано, и через десять лет после смерти «неистового виконта» на перешейке вновь закипела работа.

            Американцы взялись за дело с размахом. Канал возводился силами государства без привлечения каких-либо частных подрядчиков. На стройке было занято до 40 тыс. рабочих. При этом уровень смертности по сравнению с французским снизился в пять раз!

            Столкнувшись с текучестью кадров и повальным пьянством среди рабочих, администрация строительства разом прижала к ногтю всю частную инициативу с салунами и прочими злачными местами, заменив их сетью клубов с бильярдными, читальнями, фотокружками и боулингами. Для рабочих были построены бейсбольные площадки и кафе-мороженое, регулярно проводились танцы и спортивные мероприятия. Американцы блестяще показали, что любые частные акционерные общества – ничто по сравнению с государственной стройкой. Неудивительно, что расходы на завершение лессепсовской авантюры (с учетом выплат французам и Панаме) оказались на 25 млн. долларов меньше, чем рассчитывали они сами, и на 160 млн. меньше той суммы, в которую оценивал завершение канала Гюстав Эйфель.

            Строительство закончилось в 1914 году. Первые корабли прошли по каналу через двадцать лет после смерти Лессепса.

«Серебряный путь»

Перешеек стал основным связующим звеном между испанскими поселениями на тихоокеанском побережье и метрополией. Морской путь вокруг Южной Америки через Магелланов пролив был долгим и опасным. Путешествие через Тихий и Индийский океан – тем более. Поэтому добытое на приисках Южной Америки, награбленное у инков и полученное другими путями серебро и золото свозилось в порт Колон, потом по перешейку доставлялось в Панаму и дальше – снова морем – в Испанию.

«Морган. Генри Морган»

Все прелести панамского климата ощутили на себе пираты Генри Моргана во время его знаменитого похода через перешеек. «Джентльменов удачи» косили не столько испанские пули, сколько малярия, голод, москиты и жара. Набег был удачным, но вернулась из него лишь небольшая шайка головорезов. Правда, их это особо не беспокоило – чем меньше людей, тем больше доля каждого выжившего.

«Внимание, Панама»

Уже то, что американцы строили 80 километров железной дороги почти пять лет, наводит на некоторые размышления. Видимо, условия работы были не самые благоприятные. В связи с этим план Лессепса прорыть канал за семь лет кажется, мягко говоря, излишне оптимистичным.

«Далека дорога твоя»

Путь через бескрайние американские равнины был подобен лотерее – либо доберешься до цели, либо нет. Банды грабителей нападали на дилижансы и даже на поезда. Любой человек мог окончить свое путешествие где-нибудь в прериях с пулей между глаз. В те годы вся Америка была страной, живущей по одному закону – закону револьвера.

«Хорошее начало – половина дела»

Трудно сказать, можно ли назвать начало строительства Панамского канала хорошим, но вот помпезным – вполне. Символическая выемка первой лопаты грунта была оформлена в Колоне ничуть не мене пышно, чем открытие Суэцкого канала: банкет, фейерверк, бал… По окончании торжеств немедленно началось… строительство роскошных вилл для руководящего состава. Сотрудники компании получали фантастические по тем временам оклады в десятки тысяч франков – деньги из оборотного фонда утекали как вода в песок.

Непростое решение

Ощутив приближение краха, де Лессепс, что называется, «наступил на горло собственной песне». Он принял решение пересмотреть проект канала и построить его многоуровневым, со шлюзами. Для консультаций пригласили того самого инженера Эйфеля, чье предложение было отклонено в самом начале. Эйфель, человек не обидчивый, шлюзы разработал, за что получил оговоренное в контракте вознаграждение. Впоследствии изобретатель неоднократно сожалел об этом.

Чекисты

Впоследствии выяснилось, что покойный барон де Райнах раздал взяток на 4 млн. франков с лишним. За политической элитой республики на несколько лет закрепилось хлесткое прозвище Les chequards – «чекисты». Ведь в то время взятки брали не украдкой в конверте, а в открытую – банковским чеком!

Еврейский вопрос

Тем временем темпераментные французы никак не могли отойти от панамской истерии. В 1894 году в газетке «Свободное слово» некто Эдуард Дрюмон открыл согражданам «сенсационный» факт. И барон де Райнах, и Корнелиус Герц – евреи! А значит, французский парламент, «великий француз» и те несчастные, кто вложил деньги в строительство канала, – жертвы «жидомасонского заговора»!

            Сенсация пришлась французам по вкусу. Дрюмон «обелил» их великого соотечественника, правительство и их самих – ведь проще считать себя жертвами «заговора», чем собственной глупости, жадности или некомпетентности. Короче, «толерантные» французы завопили «Бей жидов, спасай… Францию». В Париже даже случилось несколько погромов.

Антимоскитная авиация

Для борьбы с переносчиками малярии и лихорадки, москитами, над панамскими болотами с самолетов распылили около ВОСЬМИ МИЛЛИОНОВ ЛИТРОВ керосина! От него, наверное, разбежались не только москиты, но и сами панамцы!