Не только у людей, но и у городов есть душа – во всяком случае, именно так считают романтики и путешественники. Она может крыться в традициях, неукоснительно соблюдающихся на протяжении столетий, в древних легендах, которые передаются из уст в уста многими поколениями старожилов. Или неуловимо витать в воздухе, создавая колорит, которого нет больше нигде. Ее средоточием может служить и какое-нибудь сооружение, олицетворяющее историю города.

     Каждый житель Новгорода скажет: душа этого города живет в соборе святой Софии. И, конечно, во множестве легенд, связанных с этим древним и величественным храмом.

     

Храм-предтеча

     Новгородская София стала величайшим собором города, истинным его символом. Но она была отнюдь не первым храмом. Пожалуй, ее можно назвать наследницей другого собора, носившего то же имя – не менее великолепного и, по-своему, столь же значительного, возведенного почти за 200 лет до нее.

     Строительство огромного по тем временам 13-главого храма пришлось на 988–989 годы – самое начало правления сына Владимира Крестителя и единоутробного брата Изяслава Полоцкого, князя Вышеслава Владимировича. История сохранила мало сведений об этом человеке. Он получил из рук отца новгородский престол в очень юном возрасте: по одним сведениям – в возрасте 11 лет, по другим – чуть ли не 8-летним мальчиком. Правление его, скорее всего, не было самостоятельным – при таком молодом князе обычно присутствуют советники и помощники, выбранные его отцом и верные ему. Да и на престоле он просидел совсем недолго – в 1010 году в возрасте около 20 лет князь умер.

     Его гибель окутана тайной: одни утверждают, что причиной ее стала болезнь, другие – любители исторических детективов – обвиняют недругов Вышеслава и Владимира в покушении на князя. Кто-то связывает его имя с именем Сигрид Гордой, вдовы конунга Швеции Эрика, которая, по легенде, отвергла сватов одного из славянских князей и убила его вместе со всем посольством. Впрочем, официальная история утверждает: доказательств, что это был именно Вышеслав, нет. Наоборот, летописи гласят, что молодой правитель умер дома, в Новгороде.

     Хронисты-современники не баловали вниманием юного сына великого отца. Впрочем, это и неудивительно: взойдя на престол отроком и так и не дожив до возраста наибольшего расцвета, он не успел совершить славных деяний, достойных упоминания. Пожалуй, строительство огромного храма стало одним из самых значительных событий за время его правления – хотя утверждать, что он сам принял решение о его закладке, нельзя. Так или иначе, собор мог бы стать памятником князю Вышеславу Владимировичу – если бы уцелел. Однако, как и весь остальной город, он был выстроен из дерева, и финал его истории оказался закономерен. Во всех деревянных городах рано или поздно вспыхивает пожар. Не миновала эта судьба и Новгород – в 1045 году город загорелся, и огонь не пощадил дубовых стен храма.

     

     

Вопросы без ответов

В то время Новгородским княжеством правил Владимир Ярославич, сын Ярослава Мудрого. И как раз в год пожара по его приказу в городе было возведено первое грандиозное каменное сооружение: детинец – центральную часть города, включающую княжеские хоромы – обнесли надежной каменной стеной. А дубовая София оказалась снаружи и стала жертвой огненной стихии. Однако князь не мог оставить город без собора – и тут же пригласил из Киева трудившихся там византийских мастеров, которые должны были возвести новый храм – каменный, неподвластный огню.

Тут-то и начинаются загадки.

Официальная история утверждает, что Софийский собор был заложен в 1045 году. Во всяком случае, именно это, по летописной версии, стало причиной приезда в Новгород отца Владимира, Ярослава Мудрого, вместе с княгиней Ириной – или Ингигердой. Хронисты утверждают, что они прибыли для того, чтобы благословить сына на грандиозное и богоугодное дело и присутствовать при закладке храма. Более того, Новгородская Первая летопись утверждает, что собор был возведен именно «повелением князя Ярослава».

Однако есть и другая теория. Она не подтверждена никакими летописными источниками, но ее сторонники, на удивление, убедительны. Их версия гласит: строительство Софийского собора началось годом раньше, в 1044-м, возможно, даже до пожара. И причиной послужило желание новгородского князя увековечить победу, одержанную им в том же году над Византией.

В этой версии есть только одна загвоздка: ни в каких письменных источниках эта кампания князя Владимира Новгородского… попросту не упомянута! Зато там есть сведения о другой, произошедшей годом ранее, в 1043-м, и закончившейся поражением Владимира Ярославича под стенами Царьграда.

Впрочем, успешные походы на Византию в ХI веке тоже были, и одним из них руководил князь Владимир. Но который? Точный год этого события летописцы по какой-то причине не указали, потому многие историки приписывают победу другому Владимиру – Мономаху. Правда, в этой версии есть некоторые несоответствия. Во-первых, официальная биография этого правителя не упоминает ни об одном его походе на Византию – ни успешном, ни неудачном. Во-вторых, хронист, записавший сведения о данной военной кампании, утверждает: из павшего Царьграда было вывезено множество богатств, в том числе икон.

Тут следует упомянуть, что новгородская школа иконописи имеет много общего с византийской, и некоторые из икон Софийского собора, возможно, относятся именно к последней. Так вот, многие из них, по утверждениям специалистов, были внесены в собор сразу по завершении строительства. Так что Владимир Мономах никак не мог доставить их в Новгород: будущий правитель родился только в 1053 году – то есть на момент освящения и открытия собора его еще не было на свете! Кроме того, если бы эти трофеи взял именно Мономах, вряд ли он доставил бы их в Новгород – ведь он никогда не сидел на новгородском престоле.

К тому же не стоит забывать, что после 1044 года отношения между Византией и Киевским княжеством значительно упрочились. А в 1046-м – всего через два года после интересующих нас событий – император Константин Мономах отдал в жены Всеволоду Ярославичу, младшему брату Владимира Новгородского, свою дочь – к слову, именно она стала матерью Владимира Мономаха. Пошел бы правитель могучей Византийской империи на такой династический брак с родичем побежденного им князя? Многие историки убеждены: нет, не пошел бы! По их версии, через год после поражения новгородский правитель вернулся под стены Царьграда, чтобы взять реванш – и на этот раз добился успеха. А в ознаменование этой победы основал в своей вотчине храм, равный по значимости византийскому.

Некоторые историки, не рассматривая версию Мономаха, в то же время считают довольно сомнительной возможность похода Владимира Новгородского в 1044-м, всего через год после сокрушительного поражения. Во-первых, такая военная кампания требует довольно долгого времени – даже сплавляясь по рекам, княжеская дружина не могла бы добраться от Новгорода до Византии меньше чем за пару месяцев. Во-вторых, если всего год назад новгородское войско было разбито наголову, то возникает вопрос: откуда же князь взял новых людей? Когда и чем успел их вооружить? Конечно, можно рассмотреть вариант с наемной дружиной: мол, гордый и обидчивый правитель, вместо того, чтобы зализывать раны, снарядил в поход, скажем, варягов – а уж они-то на Царьград хаживали не раз. Но тогда откуда у проигравшего средства на оплату их услуг?

Согласно некоторым теориям, ответ может крыться в следующем. Во-первых, так ли уж легко далась византийцам их победа? Летописи свидетельствуют, что они пожгли новгородское войско так называемым «греческим огнем» – таинственным горючим составом, близким по свойствам к современному напалму – а буря довершила дело. Однако не будем забывать, что и побежденным, и победителям свойственно несколько приукрашивать события. Первым – чтобы оправдаться: мол, враг был так могуч и страшен, что мы ничего не могли сделать. Вторым – чтобы подчеркнуть свою силу и героизм. Так что, возможно, описание этой битвы не такое уж точное.

Отдельные специалисты высказывают теорию, объясняющую многие несоответствия в этой истории. Победа могла даться византийцам гораздо большей кровью, чем свидетельствуют письменные источники. Дружина же Владимира, наоборот, пострадала совсем не так сильно, хотя отступить ей все же пришлось. В этом случае князь действительно был вполне в состоянии вернуться к стенам Царьграда. Однако, даже при таком раскладе, вполне возможно, битвы там просто не было. Византийцы, не успевшие оправиться после прошлогоднего сражения, могли прибегнуть к дипломатии – попросту откупиться. В том числе, иконами, которые и были помещены в новгородском Софийском соборе. К слову, договор о браке брата новгородского князя с дочерью византийского императора тоже мог быть заключен именно тогда.

Где же истина? Подобные разногласия обычно разрешаются путем кропотливого анализа прочих, косвенных данных – изучения летописных свидетельств, не связанных с интересующим нас событием, но произошедших с ним одновременно. Однако тогдашние хронисты отнюдь не блистали скрупулезной точностью, а предполагаемые даты основания собора разнятся всего на год. Потому установить, когда же именно началось строительство храма, гораздо сложнее, чем если бы это расхождение составило 5–10 лет. Так что в этом случае мы, скорее всего, никогда не узнаем правды.

Дата закладки собора – не единственная загадка, связанная с ним. Год окончания строительства храма тоже вызывает вопросы.

Согласно одной из версий, все работы были завершены в 1050-м, и к концу года здесь уже велись богослужения. Однако по другим свидетельствам, отделочные работы продолжались до 1052-го. Самая вероятная дата окончания строительства – 1051-й: Новгородская Первая летопись гласит, что именно в этом году, на праздник Воздвижения Креста Господня, Софийский собор был освящен архиепископом Новгородским Лукой Жидятой.

Впрочем, у каждой из версий есть сторонники, которые могут привести аргументы в защиту именно своей теории. Бесспорно одно: возведение храма было завершено не позже сентября 1052 года. Ведь все хронисты сходятся в том, что строительство завершил тот же, кто начал – Владимир Ярославич. А 4 октября 1052-го новгородский князь умер.

Возрожденная в камне

Новгородская София была меньше, чем ее киевская «старшая сестра». И немудрено: превзойти славу стольного града, поставить себя выше собственного отца было бы недальновидным шагом для Владимира Ярославича. Ведь Ярослав Мудрый, хотя был уже в немалых годах, все еще крепко держал власть в своих руках, и такое неуважение могло обернуться для дерзкого сына опалой.

Однако чуть более скромные размеры не означают, что собор вышел менее величественным. 5-купольный храм изначально был строго симметричным, еще без галерей, почти лишенным всяческих украшений и выглядел на удивление просто. Однако эта кажущаяся скромность искупалась благородством линий, идеально соблюденными пропорциями.

Внутри храм долгое время оставался неотделанным – лишь своды были украшены фресками. Однако это говорило не о незавершенности – таков был изначальный замысел строителей. Убранство собора напоминало византийское – только мрамор стен и мозаичную отделку сводов заменили известняк и роспись. К слову, немногие фрески собора, сохранившиеся до наших дней, выполнены совсем не по-византийски – не по влажной штукатурке, а по сухой. Такая техника придавает изображениям совершенно особый, «неземной» вид – они как бы парят, отделившись от стен. Некоторые специалисты считают, что эта традиция перешла Софии в наследство от художников, расписывавших деревянные церкви – однако доказать это невозможно: ни один из образцов деревянного зодчества той эпохи не сохранился.

Собор строили в прямом смысле всем миром – многие элементы декора были привезены из очень дальних мест. Например, главным входом храма стали так называемые Магдебургские врата, створки которых были отлиты в XII веке в Магдебурге. Да и сами работы над внутренним убранством не завершились со смертью Владимира Ярославича – почти 100 лет их продолжали новые поколения новгородцев.

История Магдебургских врат интересна сама по себе. Створы их были отлиты из меди саксонскими мастерами Риквином и Вейсмутом предположительно в XII веке – среди множества библейских персонажей на них есть и изображения реальных людей, живших в то время. Они пережили не один переезд. Как же практически из центра современной Германии врата попали в Новгород? Самая известная версия гласит, что они были захвачены новгородцами в 1187 году во время похода на шведов в городе Сигтуне. И это подтверждается письменными источниками, в том числе, шведскими. Однако как они попали в Швецию? Были куплены или, возможно, опять-таки захвачены во время какого-то военного похода? Об этом история умалчивает.

Впрочем, есть и другая теория, высказанная еще на рубеже XVII–XVIII веков русским историком В.Н. Татищевым. Он утверждал, что в 1336 году архиепископ Новгородский Василий привез в город некие «медные двери», купленные у немцев «ценою великою». Вполне возможно, именно это и были знаменитые Магдебургские врата. Увы, подтверждения этой версии тоже нет: многие летописные грамоты, доступные Татищеву, до нашего времени не сохранились.

Так или иначе, грандиозные медные ворота, украшенные множеством изображений по мотивам различных библейских сюжетов, стоят и поныне. Правда, открываются они не всегда – только по большим праздникам, когда в собор собирается самое большое количество прихожан, а службу ведет сам архиепископ.

Были и легенды Новгородской Софии

София сразу стала центром не только религиозной, но и общественной жизни города. Уже в первой половине ХII века она из княжеского храма превратилась в главный собор Новгородской вечевой республики. Тогда же за ней закрепилось звание символа Новгорода. И – по всеобщему мнению – его защитницы и небесной покровительницы. Первая легенда, подтверждающая это, родилась еще в те времена, когда собор расписывали фресками.

Под куполом храма, по замыслу художников, должно было появиться изображение Спаса Вседержителя с десницей, простертой к прихожанам с благословением. Именно таким его и попытались изобразить. Однако, придя однажды утром в храм, они обнаружили, что рука Спасителя сжата в кулак. Фреску попытались переписать, затем еще раз, и еще – и каждый раз выходило то же самое. В конце концов, гласит легенда, художникам явился сам Иисус и наказал оставить изображение, как есть: «Писари, о, писари! Не пишите Меня с благословляющей рукой, а пишите с рукой сжатой, ибо в этой руке Я держу Великий Новгород, а когда рука Моя распрострется, тогда Новгороду будет скончание». Горожане искренне поверили в божественное покровительство, тем более что подтверждения ему находились раз за разом. Так, в 1238 году Новгород ожидал набега татар, творивших беззаконие в соседних княжествах. Но орда внезапно повернула назад, не дойдя до города совсем чуть-чуть. И люди усмотрели в этом заступничество Святой Софии. А в 1391-м Новгород точно так же обошел стороной страшный мор, свирепствовавший повсюду в этих землях – и люди снова с благодарностью поклонились своему храму.

Собор недолго сохранял свой первозданный облик – со временем он достраивался, реставрировался, изменялся вслед за веяниями новых времен. И вместе с этими метаморфозами обрастал легендами и преданиями. Так, в XV веке центральный купол был покрыт позолотой – и одновременно с этим на кресте укрепили свинцового голубя, символ Святого Духа. И тут же сознание новгородцев оживило металлическую птицу, вплело ее в историю города.

Во второй половине XVI столетия Иван Грозный всеми силами пытался утвердить свою власть над непокорным Новгородом, который тяготился своим статусом вассала Москвы. И однажды, в декабре 1569 года, заподозрив новгородцев в измене, он выступил на город с опричным войском. В самом начале января 1570-го армия была уже у новгородских стен.

Первыми жертвами опричников стали иноки из окрестных монастырей – жестокая расправа над ними должна была устрашить горожан, сломить их дух. Затем пришла и очередь самого города. Хронисты свидетельствуют, что монастыри и дома богатых новгородцев буквально превратились в темницы – с людей, живших там, требовали откуп, а тех, кто не мог или не хотел заплатить его, секли батогами и заковывали в цепи. Кровавая расправа продолжалась 5 недель с утра до вечера. Город буквально захлебывался в крови. Даже в те суровые времена люди были потрясены жестокостью Ивана Грозного. «История не знает подобной резни», – писал об увиденном в Новгороде английский посланник.

Именно эти события упоминаются в легенде о голубе. Она гласит, что в разгар кровавой расправы птица села отдохнуть на крест Софии, но увидев ужасы, творящиеся внизу, окаменела и осталась там навеки. А позже к одному из монахов явилась Дева Мария и открыла ему, что голубь был послан новгородцам в утешение, и пока он не покинет купол собора, небеса будут хранить город.

Судьба действительно долго хранила Новгород от напастей. Лишь в 1941 году изображение Спаса Вседержителя было уничтожено прямым попаданием в купол собора немецкого артиллерийского снаряда. Так разжалась рука Иисуса – и враги вошли в город. А чуть позже, при одном из авианалетов, крест с голубем был сбит – только крепежные тросы удержали его от падения. Его распорядились снять – свинцовая птица покинула свой насест. И город был обращен в руины…

Но перипетии вокруг креста на этом не закончились. Во время оккупации в Новгороде располагался корпус испанской дивизии, воевавшей на стороне Германии. Именно их трофеем стала реликвия Софийского собора – отступая, они захватили ее с собой. Только в 2002 году она отыскалась в Мадриде, в часовне музея Военно-инженерной академии Испании. И настоятель Софийского собора, архиепископ Новгородский и Старорусский Лев, приложил все усилия, чтобы вернуть крест на место. Переговоры велись на самом высшем уровне – и 16 ноября 2004-го реликвия отправилась в обратный путь. Правда, на купол собора она пока не вернулась – сейчас крест размещен внутри храма.

Наряду с легендами, новгородский Софийский собор хранит и память о реальных людях, живших в древнем городе добрую тысячу лет назад. Это и архиепископы, князья, урядники, похороненные на храмовой территории, и простые горожане, оставившие на стенах собора крохотные весточки своим далеким потомкам. Историки называют подобные надписи граффити и зачастую узнают из них больше, чем даже хотели сказать люди, их оставившие.

С помощью писала – инструмента для письма на бересте – простые горожане выцарапывали на стенах собора короткие фразы: отрывки из молитв, свои чаяния, просьбы о помощи и обращения к святым. Их не останавливал даже княжеский указ – еще в Х веке в Новгороде появился закон, строжайше запрещающий писать на стенах храмов. Впрочем, если бы новгородцы не нарушали его, сегодня мы гораздо меньше знали бы об истории города.

О многом говорит даже само обилие надписей. Во-первых, это подтверждает летописные свидетельства: Новгород ни разу не был разрушен татарами – ведь тогда бы граффити вряд ли сохранились и дошли до наших дней. Во-вторых, можно сделать вывод о том, что очень многие горожане владели грамотой.

Но самое главное, что надписи, пережившие своих создателей, донесли до нас сквозь столетия их имена. Без них канули бы в безвестность мастера, строившие и украшавшие когда-то древний храм – однако неведомые Георгий, Сежир и Стефан оставили свои автографы на архитектурном шедевре, в возведении которого принимали участие.

А вот знаменитые Магдебургские врата сохранили не только имена, но и лица своих создателей. Медники Вейсмут и Риквин, изображая на створках библейских персонажей и епископов, не смогли противиться искушению и присоединили к ним собственные портреты. А новгородский мастер Авраам, в XV веке реставрировавший врата, добавил и свое изображение. Три человека, отделенные от нас сотнями лет, по сей день смотрят на каждого, кто входит в собор через парадные врата.

Новгородская София – древнейшее каменное здание на Руси, сохранившееся до наших дней – объект законной гордости жителей города. Неудивительно, что и сегодня в ходу присловье, появившееся еще во времена, когда в соборе велись первые службы, а прихожане помнили грандиозное строительство. По сей день люди говорят: «Там, где Святая София, там и Новгород».