Пышный расцвет Франции во второй половине XVII века опирался на кровавый хаос и политические интриги Тридцатилетней войны. Именно тогда разбивались пережитки Средневековья, уступая место новым идеям, новым целям и средствам, новым лидерам. Оказаться в числе последних Франции помогла железная рука кардинала Ришелье и незаметные, но неумолимые и вездесущие щупальца его тайной службы.
Накануне войны
Политическая карьера кардинала началась едва ли не против его воли: будучи младшим сыном родовитого дворянина, он готовился к военной стезе, а почетный сан епископа Люсонского должен был достаться старшему брату Альфонсу. Однако молодой человек оказался слишком набожным для епископской митры и вопреки воле семьи принял постриг в одном из картезианских монастырей. Юный Арман Жан Ришелье оказался единственным, кто мог удержать епископство в руках семьи. Протекция короля позволила 17-летнему юноше принять сан. Королева Мария Медичи была очарована тонкой лестью Ришелье. Генрих Бурбон, первый представитель новой династии, также благоволил молодому человеку и заслушивался его проповедями. Впрочем, он вряд ли представлял, что только что открыл дорогу будущему Франции.
Хотя казалось, что новоиспеченный епископ и сам пока что живет преимущественно заботами своей епархии. И одной из них был религиозный раскол и постоянные стычки католиков с протестантами; другой, не менее досадной, – пренебрежение католических монастырей собственными уставами. Эта проблема и свела епископа Ришелье с отцом Жозефом дю Трамбле – провинциалом монашеского Ордена капуцинов. Каждый из клириков исключительно высоко оценил умственные способности другого, и между ними завязалось некое подобие дружбы. Этому дружескому, идейному, а затем и политическому союзу было суждено просуществовать более 20 лет.
После убийства Генриха Наваррского и принятия королевой регентства Франция переживала тяжелые времена. Недовольные нашлись и среди знати, и в числе «третьего сословия», на плечи которого ложилась основная тяжесть недальновидной политики Марии Медичи. В 1615 году страна оказалась на пороге новой гражданской войны. Именно в это время Ришелье предпринял первые, но очень решительные политические шаги. Епископ Люсонский был избран депутатом от духовенства в Генеральные штаты, затем назначен духовником к юной Анне Австрийской и занял должности военного министра и министра иностранных дел. Таким образом он создал основу для будущей концентрации власти в собственных руках. В это же время епископ приблизил к себе отца Жозефа, активно включившегося в урегулирование конфликта. Дипломатические способности скромного капуцина произвели на Ришелье сильное впечатление. Убедившись в совпадении политических взглядов, святые отцы объединили усилия на благо Франции.
Отец Жозеф, будучи практически безупречным монахом и при этом прекрасно образованным аристократом с совершенными манерами, пользовался большим авторитетом как в среде духовенства, так и у мирян. Он активно рассылал миссионеров, вел обширную переписку с влиятельными людьми и был вхож в королевскую семью. Неприметный скромный монах везде имел своих осведомителей. Из них он и составил основу тайной службы, обслуживавшей политические интересы Ришелье. Забот у агентов было предостаточно: королевский двор в то время не мыслил жизни иначе, кроме как в постоянном плетении заговоров и борьбе за власть. Политика Ришелье, направленная на увеличение роли монарха за счет знати, многими воспринималась в штыки. Постоянное противостояние Парижа Вене и Мадриду очень скоро настроило против епископа Люсонского молодую королеву – представительницу испанских Габсбургов.
У Ришелье появились причины опасаться за свою жизнь и благополучие. Но отделить заговор против епископа от государственной измены было довольно сложно: придворные авантюристы не стеснялись просить помощи у Австрии и Испании, обещая щедрую благодарность за счет французских владений и интересов. Поэтому тайная служба должна была как выполнять функции государственной разведки и контрразведки, так и обеспечивать личную безопасность Ришелье. Многие заговорщики принадлежали к королевской семье, и к ним невозможно было применить обычные способы наказания, поэтому епископу приходилось всегда быть на один-два шага впереди врагов.
В 1616 году Ришелье вошел в Королевский Совет. Его ожидало блестящее будущее, но тут подножку ему подставил сам Людовик XIII. Тяготясь властью матери и ее итальянских фаворитов, король выступил организатором дворцового переворота. Мария Медичи была сослана в Блуа, а вместе с ней попал в опалу и весь кабинет министров, включая Ришелье. В следующем году на землях немецких княжеств с новым ожесточением вспыхнула межрелигиозная распря, и ее отголоски отозвались во всех уголках Европы. Людовик XIII, бесцветный и слабый монарх, был бы более или менее уместен в мирное время, но сейчас Франции требовалась сильная рука, чтобы извлечь выгоду из нарастающего безумия войны. Отец Жозеф, чья репутация в глазах короля оставалась безупречной, пытался обогнать ускользающее время и вновь призвать Ришелье в Париж. Людовик некоторое время противился ненавязчивым увещеваниям капуцина, но, в конце концов, сдался. В 1624 году Ришелье вернулся в Королевский Совет и получил назначение на пост первого министра. К тому времени он был уже кардиналом. За его красной шапкой маячила серая тень отца Жозефа.
Война, охватывавшая одно немецкое княжество за другим, сулила Франции не только беспокойное соседство, но и немалые политические и территориальные выгоды – надо было лишь суметь воспользоваться сложившейся непростой ситуацией. Политическая обстановка в Европе менялась буквально на глазах: в мгновение ока рушились старые союзы и второпях заключались новые, между столицами сновали официальные и тайные посольства, все без исключения державы срочно мобилизовали свои армии. Этот хаос был для Ришелье игровым полем, на котором можно было добиться ошеломляющих успехов – либо потерять все.
Германская миссия отца Жозефа
Главной целью внешней политики Ришелье была полная независимость Франции от Мадрида и Вены и расширение ее территорий до «естественных границ», т.е. до Рейна. Земли на его западном берегу входили в состав немецких княжеств, но это не вызывало особенного волнения кардинала. Главной помехой честолюбивым замыслам выступали не немецкие курфюрсты, а австрийские Габсбурги, прочно занимавшие заодно трон Священной Римской империи и не терявшие надежды вернуть все немецкие земли под свое владычество. Император Фердинанд II был ярым католиком, и это определило симпатии Франции в Тридцатилетней войне: Ришелье оказал существенную поддержку протестантским княжествам.
Одна из самых блистательных партий, спланированных Ришелье и разыгранных его агентами, началась в 1628 году со срочного донесения. Россия решилась возобновить войну против Польши. Эти сведения не могли быть переданы в Париж напрямую из Москвы: последние полтора десятка лет Франция не имела никаких дипломатических связей с русскими землями. Посредником между Московским государством и Францией неожиданно выступил Константинополь. Царь Михаил Федорович, надеясь привлечь Турцию и создать союз против Польши, сообщил о своих планах турецкому послу Кантакузину, сразу после этого спешно отбывшему в Константинополь. Там же скрыть подобную информацию было невозможно: постоянный французский посол Сези, бывший по совместительству прекрасно обученным агентом отца Жозефа, имел при дворе султана Мурада IV не одного и не двух надежных осведомителей.
Информация пришла в Париж как нельзя более вовремя. Ришелье тут же направил посланника к шведскому королю Густаву Адольфу, погрязшему в войне с Польшей. После недолгих переговоров и нескольких грамотных дипломатических ходов в 1629 году стороны заключили Альтмаркское перемирие. Франция была заинтересована в нем не меньше обеих воюющих держав: Ришелье возлагал большие надежды на вмешательство Швеции в непрекращающиеся войны немецких курфюрстов. Пока Густав Адольф оправлялся от потерь и готовил армию к новым победам и поражениям, кардинал разыгрывал вторую часть своей партии.
Отец Жозеф был не только главой разведывательной службы Ришелье, но и его правой рукой в тайной дипломатии. Монах объехал всю Европу, пытаясь создать в противовес Австрии союз других католических держав. Затея не удалась: Максимилиан Баварский, сильнейший из германских курфюрстов, наотрез отказался от сотрудничества. Тогда-то капуцин, своими глазами видевший положение дел в Европе, и предложил рискованный план: искать союза не только с католическими, но и с протестантскими государствами. Решать приходилось быстро: Дания выходила из войны, а без ее поддержки капитуляция курфюрстов-протестантов была только вопросом времени.
К счастью для Ришелье, его потенциальных союзников на деле мало занимали вопросы веры. По сути, война велась за территории, привилегии и свободы. Главного врага курфюрсты видели не столько в самом императоре, сколько в его главнокомандующем Альбрехте фон Валленштейне. Он обладал выдающимся талантом полководца и казной, достаточной для содержания собственной армии – сочетание крайне опасное для любого противника Габсбургов. Именно благодаря Валленштейну и его личной армии императору удалось одержать большую часть своих побед. Чтобы игра против Габсбургов имела шансы завершиться в пользу Франции, необходимо было избавиться от слишком удачливого военачальника.
Отец Жозеф снова отправился в Германию, имея поручение кардинала любыми средствами раздуть пламя недовольства в лагере курфюрстов. Приближался их съезд в Регенсбурге, на который Ришелье возлагал большие надежды. Монах имел два важных поручения: во-первых, устранить угрозу со стороны Валленштейна; во-вторых, сорвать предстоящие выборы Римского короля. Фердинанд II рассчитывал добиться этого титула для своего сына, обеспечив ему автоматическое наследование имперского трона в случае своей смерти. Такое упрочение позиций Габсбургов категорически противоречило планам Ришелье. Миссия отца Жозефа была настолько важной, что Орден капуцинов временно освободил его от всех принесенных обетов. Прибыв летом 1630 года в Мемминген, агент в рясе сумел организовать встречу с главнокомандующим имперских войск Альбрехтом Валленштейном. Увлекшись мирной беседой, Валленштейн признался монаху в некоторых честолюбивых планах, а именно – в намерении основать собственное суверенное княжество на территории империи. Подобное стремление к самостоятельности наверняка пришлось бы не по вкусу его патрону Фердинанду II, а потому рассказанное было большим секретом. Зато полководец обмолвился, что с радостью принял бы поддержку со стороны Франции. Капуцин отвечал на его намеки достаточно уклончиво, но, чтобы не возбудить подозрений, открыл несколько незначительных французских «тайн». Собеседники расстались, полностью довольные друг другом. Отца Жозефа ждал Регенсбург.
Выступая в качестве представителя французского короля, монах без особенных проблем получил аудиенцию у Фердинанда II. В беседе с императором он пылко и красноречиво опровергал упорные слухи о кознях Ришелье против Габсбургов, заодно, как бы между прочим, упомянув о доверительном признании Валленштейна. Фердинанд, несколько огорошенный таким поворотом событий, вскоре завершил аудиенцию, и неутомимый капуцин поспешил посетить каждого из уже собравшихся курфюрстов. Результатом его бурной деятельности стали массовые жалобы на Валленштейна, которыми немецкие правители буквально завалили императора. В вину полководцу вменялись пышность и расточительность двора, попустительство мародерству и другим безобразным вольностям солдат и даже вымогательство. В конце концов, разгневанные курфюрсты предъявили императору ультиматум: либо он перестает вмешиваться в их дела, либо они пойдут на союз с Католической Лигой Франции. Пока император колебался, к ультиматуму добавился еще один пункт: теперь война не могла быть объявлена без общего согласия правителей всех немецких земель. Разумеется, до полного выполнения их требований курфюрсты категорически отказались признать сына Фердинанда Римским королем. Император, удрученный зрелищем выскальзывающей из рук власти, отдал список требований на рассмотрение совету вместо того, чтобы подтянуть войска Валленштейна к Регенсбургу и усмирить распоясавшихся подданных. Вскоре под их все возрастающим давлением Фердинанд сдался и отдал приказ о смещении Валленштейна и сокращении его армии. Отец Жозеф вздохнул с облегчением и вернулся во Францию.
Однако победить Валленштейна, расчистив дорогу к прирейнским землям, было не так просто. В 1631 году войска курфюрстов-протестантов при мощной поддержке со стороны Швеции захватили Мюнхен, бросив тень угрозы на Вену. Фердинанд II счел за лучшее вернуть Валленштейна из опалы. Тот активно взялся за дело, собравшись добиться стабильного мира и провозгласить свободу вероисповедания. Фердинанд мог и не пойти на такие условия, но это уже не особенно заботило Валленштейна. По его мнению, мир должен был быть заключен – с императором или без него. Авторитет и популярность главнокомандующего имперских войск росли с каждой одержанной им победой – а при его таланте их было немало. Даже поражение под Лютценом обернулось ему на пользу: хотя шведы и одержали победу, в битве погиб король Густав Адольф, и протестантская коалиция временно осталась без военного и политического лидера.
Вести из германских земель, приходившие в Париж, вызывали тревогу. Валленштейн казался непобедимым. Однако еще до того, как Ришелье вновь активно вмешался в ход войны, полководец угодил в ловушку собственной гордости. Сначала он ослушался приказа императора и не пришел на помощь баварскому курфюрсту, затем проигнорировал приказ о своей отставке с высокого поста и даже попытался наладить связи со всеми врагами Габсбургов в Европе. Однако его положение было уже весьма шатким. Бывший герой был объявлен государственным изменником, а через два дня погиб от рук шотландских драгун, подосланных в его лагерь. Теперь Ришелье мог праздновать победу.
Шифры и бриллианты
Франция вела войну не только на чужих территориях и не только при помощи закулисных интриг. Как и большинство европейских государств в этот период, она почувствовала вкус собственной крови. Традиции религиозных войн были уже слишком сильны, а внешние враги – слишком заинтересованы в ослаблении королевства – и взрыв был неминуем. Однако он оказался менее болезненным, чем мог бы быть: война, начавшаяся как гражданская и позднее переросшая в один из многочисленных вооруженных конфликтов с Англией, длилась всего два года.
Порохом запахло, едва только Ришелье вернулся из опалы и принялся жестко выстраивать политику Франции, согласовывая ее исключительно с вопросами государственного блага и своим личным мнением. Кардинал видел Францию самостоятельной великой державой и лелеял мечты о французской гегемонии в Европе. Однако Британия уже состоялась как морская держава, а Франция еще не имела серьезного военного флота. Ришелье понимал, что в таких условиях достойно конкурировать с вечными соперниками невозможно. В 1625 году он развернул масштабную судостроительную программу, заявив тем самым об интересах Франции на море.
Такой шаг не мог не вызвать беспокойства Британии, Нидерландов и Испании, удерживавших монополию на морскую торговлю и отнюдь не желавших принимать новичков в число морских держав. Особенно болезненно эти новости были восприняты в Лондоне. Королевский фаворит герцог Бэкингем, пользовавшийся почти неограниченным влиянием на своего покровителя, поспешил отправить во Францию Уолтера Монтегю. Его главная задача заключалась в налаживании связей с наиболее радикально настроенными гугенотами и подготовке их к восстанию. Согласно планам Бэкингема, это должно было не только отвлечь Ришелье от мечты о море, но и существенно ослабить Францию. Сам он также поспешил с визитом в Париж. Его появление при дворе Людовика XIII внесло новый разлад в и без того не образцовую монаршую семью: Анна Австрийская, пленившись красавцем-англичанином, приблизила его к себе настолько, что об этом начали недвусмысленно перешептываться по углам дворцовых залов. Впрочем, существует и более прозаичное объяснение их связи: королева, как и герцог Бэкингем, была заинтересована в устранении кардинала. Отец Жозеф и Ришелье пристально наблюдали за приезжим воздыхателем и его венценосной возлюбленной, заодно не забывая проверять всех их приближенных. Так в поле зрения некоронованных правителей Франции впервые попала герцогиня де Шеврез – прожженная интриганка и близкая подруга королевы, посвятившая всю свою жизнь плетению заговоров. Список ее любовников странным образом совпадал со списком подозрительных особ, имевшимся у отца Жозефа.
Пылкая страсть толкнула Анну Австрийскую на безрассудный поступок: королева подарила Бэкингему свое ожерелье, украшенное дюжиной роскошных бриллиантовых подвесок – именно эта история, творчески переработанная Александром Дюма, легла в основу всем известного романа. Ришелье, желая скомпрометировать королеву в глазах супруга и тем самым ослабить ее политическое влияние, взялся доказать при помощи этого ожерелья ее неверность. Однако осуществить это план ему не удалось: личная агентура Анны Австрийской сработала на удивление четко и слаженно, и ожерелье вернулось к владелице до того, как Людовик оказался убежден доводами кардинала. Однако репутация королевы была все же подмочена, и ей пришлось расстаться со многими своими приближенными.
Скандальные происшествия в королевской семье не отвлекли внимания Ришелье от надвигающейся войны. При атаке с моря наиболее уязвимой и в то же время стратегически важной точкой была Ла-Рошель, и кардинал вполне обоснованно ждал атаки на Атлантическим побережье. В подготовку Ла-Рошели и прилегающих территорий к обороне он вложил около шести миллионов ливров, два из которых заплатил из собственного кармана. Донесения шпионов из Англии предупреждали о начале войны в самом скором времени, и Ришелье не считал возможным проявлять скупость.
В июле 1627 года стало известно, что англичане действительно атаковали. Их первой целью стал остров Иль-де-Ре рядом с Ла-Рошелью. Форт был взят в осаду, которую сумели прорвать извне только в начале октября. Англичане предпринимали несколько попыток захватить его, однако каждый раз терпели неудачу и вынуждены были отступить.
Однако неудачи англичан не означали завершения войны. Подготовленные Монтегю гугеноты подняли восстание, оттянув на себя часть королевских войск. Особенно мощной оказалась группировка в Ла-Рошели. Прекрасно укрепленный город был не по зубам армии Людовика XIII. Началась долгая осада. Некоторые другие города также сражались не на жизнь, а на смерть. Так было с Бельмоном, который под конец стал казаться королевским солдатам неприступной крепостью. Однако здесь Ришелье улыбнулась удача: его агенты перехватили переданную из города депешу. Послание было зашифрованным, но один из секретарей, Антуан Россиньоль, сумел его прочесть. Новости оказались обнадеживающими: у горожан не хватало амуниции, и они призывали союзников на помощь, не в силах удержать город самостоятельно. Ришелье распорядился отослать расшифрованное письмо обратно в Бельмон. Павшие духом горожане предпочли открыть королевской армии ворота.
Талант Россиньоля пригодился французской армии и при взятии Ла-Рошели. В письме, предназначенном англичанам, сообщалось, что горожане голодают и не смогут долго выдерживать осаду без помощи извне. Ободренные этим известием, французы дали жаркий бой подступившей к гавани армии Роберта Бертая. Видя, что победить в этой ситуации невозможно, и понимая, какая кара ждет жителей Ла-Рошели, Бертай направил Людовику XIII прошение о помиловании защитников города. В то же время он связался и с гарнизоном Ла-Рошели, советуя подчиниться королевской власти. После этого благородного жеста Бертай предпочел как можно скорее покинуть Францию. Что же касается Россиньоля, то он остался на примете у кардинала, был щедро награжден и обласкан сначала Людовиком XIII, а затем и его сыном Людовиком XIV.
Ни Ришелье, ни Жозеф дю Трамбле не дожили до конца Тридцатилетней войны. За несколько лет до своей смерти Ришелье решился на открытую войну с Испанией, заканчивать которую довелось уже его преемнику – кардиналу Мазарини. После подписания последнего мирного договора стало ясно, что мечта Ришелье о великой Франции близка к воплощению. Людовик XIV сумел в полной мере продемонстрировать ее блеск. Однако, утверждая французскую гегемонию, Король-Солнце не забывал и о теневой опоре власти – тайной службе, незримо поддерживавшей над ним сверкающий венец.
