Недалеко от Друцкого городища возвышается древний погребальный курган. Он – одна из самых потрясающих археологических загадок во всей Восточной Европе. В XII веке здесь обрели последнее пристанище 38 человек. Исследования показали – все они погибли и были погребены в один день. Причем, одного похоронили по христианскому обычаю, а других – по языческим канонам. Ни с чем подобным археологи до этого не сталкивались.
– Курган по форме обычный, такой, как и все другие. Но очень большой – более 18 метров в длину и около 11 метров в ширину. Впрочем, они бывают и большие, и малые. Но при этом в них похоронен, как правило, только один человек. Традиция курганных погребений на территории Полоцкой земли идет с конца X и где-то до XII века. Но чтобы в одном кургане было погребено так много людей, мы встретили впервые, – говорит Ольга Левко, заведующая Центром истории доиндустриального общества Института истории Национальной академии наук Беларуси, доктор исторических наук, профессор.
К тому времени, как ученые заинтересовались Друцким курганом, здесь прошли своеобразные «раскопки» – уже в наши дни появилась яма, большая и довольно глубокая. Кто и зачем ее вырыл, остается только догадываться. Впрочем, эта яма – мелочь по сравнению с разработкой карьера, которая велась тут не один десяток лет. Местные жители говорят, что экскаваторы не раз выворачивали из земли человеческие кости…
– Изучая захоронения в Друцком кургане, – продолжает Ольга Левко, – мы выяснили, что главное погребение в гробу находилось в подкурганной яме (христианский обряд). Оно принадлежало, как установили антропологи, ребенку. Уровнем выше располагались погребения взрослых мужчин-воинов, перекрытые общей земляной насыпью. Над ними, судя по бедности сопровождающего погребального инвентаря, похоронены слуги. На верхнем – четвертом – уровне были присыпаны камнями тела рабов. Все погребения, кроме первого, совершены по языческому обычаю.
Кости некоторых скелетов разрублены, в двух застряли стрелы. Но больше всего ученых озадачило надгробие над детской могилой, поставленное на каменные опоры и засыпанное землей. Такие захоронения находили в Галицко-Волынской земле. Но там саркофаги находятся в храмах, либо возвышаются у церковных стен. Здесь же христианское погребение под надгробием скрыто в языческом кургане…
Так что же произошло в древнем Друцке почти тысячу лет назад?
Христианство в Друцке
Если верить историческим источникам, в Друцке была построена одна из самых ранних церквей на территории Беларуси. Вкладная запись Друцкого Евангелия XIV века свидетельствует о том, что уже в 1001 году здесь начал действовать храм во имя Пресвятой Богородицы. Это значит, что в самом начале XI века в Друцке уже исповедовали христианство. Ну а к XII веку новая вера уже два столетия была официально признанной религией. И все же древние белорусы часто предпочитали иметь дело со старыми богами и обрядами, упорно насыпая курганы над своими усопшими.
Отличить христианское погребение от языческого несложно. Древние язычники сжигали своих покойников. Но с конца X века усопших начали просто хоронить, поставив у головы и ног вещи, которые могли пригодиться в «мире ином». Мужчины «уносили с собой» оружие, кресала для высекания огня, торговые гирьки, весы, ключи, рыболовные крючки, удила. В женские могилы клали украшения, пряслица, серпы. У славян умершему часто «давали в дорогу» ведро, а у балтов – коня. Поза покойного могла быть разной – и на спине, и на боку. У христиан же было принято особое положение рук – они скрещивались на груди или на животе (впрочем, это правило не всегда соблюдали).
Но главнейший признак языческого погребения – сооружение кургана. Покойного клали на землю и делали насыпь над ним. Христиане же хоронили усопших в ямах-могилах или в саркофагах.
Все началось с Глеба Менского. В 1085 году он получил в надел от отца, легендарного Всеслава Чародея, Менск вместе с волостью. Впрочем, никакого Менска к тому времени не было – город лежал в руинах, разрушенный сначала братьями Ярославичами, а затем и Владимиром Мономахом. Теперь ему предстояло возродиться в 17 км от старого центра. Но главное, из единого Полоцкого княжества уже был выделен первый удел – Менский.
Отстроив город, Глеб двинулся войной на соседей. Заветной мечтой князя было расширить территории, принадлежащие Рогволожичам, и занять волоки из Днепра в Двину – участки пути «из варяг в греки», где местные жители перетаскивали корабли купцов по суше из одной реки в другую. Такой «бизнес» приносил огромный доход, так что желание Глеба завладеть им было вполне понятно.
Князь предпринял несколько успешных походов во владения соседей и захватил Друцк, Оршу и Копысь. Но затем удача изменила Глебу. На Киевский престол взошел Владимир Мономах, правитель Смоленского княжества, соседнего с Менским. И он тоже был не прочь расширить свою территорию.
В скором времени один их сыновей Мономаха во главе огромного войска завоевал Оршу и Копысь, добытые Глебом накануне. А в Друцк вошел второй сын Владимира. В результате в городе не осталось камня на камне – он был сожжен дотла, а жители уведены в плен в Переяславское княжество.
Новая кровь
– То, что я вам сейчас скажу – абсолютно уникальная информация, – продолжает рассказ археолог. – В сохранившихся летописях ее нет. Но живший в XVIII веке историк Василий Никитич Татищев, который имел доступ к утраченным ныне документам, сообщает, что в 1121 году в Смоленске киевские и полоцкие князья сели наконец за стол переговоров и установили новые границы.
Эту версию косвенно подтверждают находки археологов – ряд сторожевых крепостей, обнаруженных по правому берегу Днепра, с полоцкой стороны. Все укрепления относятся к XII веку и вполне могли охранять границу.
Вероятно, именно по договору 1121 года полоцкие князья вновь получили во владение Оршу и Друцк. При этом Менск вместе с его волостью Мономаховичи предусмотрительно оставили за собой. Но позже киевляне, вероятно, решили, что продешевили, и в 1127 году вновь пошли войной на Полоцкие земли.
– Это был страшный, жестокий и хорошо обдуманный удар, – говорит Ольга Левко. – Войска двигались сразу в четырех направлениях: Изяславль, Борисов, Логожск и Друцк. Справедливости ради нужно сказать, что больше всего пострадали первые два.
Изяславль, по мнению историка, пострадал потому, что открывал «путь на Литву». Борисов – потому, что его правитель, полоцкий князь Борис, покинувший престол по собственной воле и перебравшийся в свою вотчину, представлялся киевлянам полезным человеком. А вот Друцк и Логожск на тот момент не были княжескими городами, поэтому в них вошло всего по одному отряду. Тем не менее, крепости в очередной раз сожгли – на всякий случай.
– Этот кровавый поход дал Мстиславу Киевскому некую власть над городами Полоцкой земли, – говорит историк. – Мстислав запугал полочан и договорился с боярством, что на полоцкий престол снова взойдет покладистый Борис. Кстати, следы обоих страшных пожаров в Друцке, и 1116 года, когда ходили на Глеба Менского, и 1127 года мы находим при раскопках.
Так в очередной раз Друцк и другие города были положены на алтарь политической борьбы, и грозный бог войны принял эту жертву…
Княжеская ссылка
Киевскому княжескому дому удалось совершить невероятное – отправить всех полоцких князей… в ссылку в Византию. Произошло это после того, как стало ясно, что гордые Рогволожичи никогда не покорятся Киеву. Тихоня-Борис после возвращения на Полоцкий престол прожил всего два года. Правда, за это время он успел расширить свои личные владения, присоединив к Борисову Друцк и образовав Друцкий удел. Так что теперь Полоцкие земли включали в себя собственно Полоцкое, Менское и Друцкое княжества.
После смерти Бориса Мстислав задумал поход на половцев и… не получил помощи от полоцких князей, на которую очень рассчитывал. Возвратившись в свои владения победителем, киевский князь решил разобраться с Рогволожичами руками их же подданных. И по городам и селам поехали глашатаи, которые на центральных площадях объявляли о том, что полоцкие князья предали крестоцеловение и не пришли на зов, хотя и обещали.
Мстислав в полной мере оправдал свое имя и отомстил родственникам с особой изобретательностью. Как раз в 1128–1129 годах в городах Восточной Европы начала поднимать голову еще одна сила – аристократия или боярство. Именно бояре Полоцкой земли на городских вече «приговорили» своих князей. Их захватили и передали киевлянам. В итоге все Рогволожичи – Давид, Ростислав, Святослав, два сына Бориса, с женами и детьми, – были вывезены в Византию и поселены в Константинополе под надзором императора Иоанна, зятя Мстислава. Кстати, письменные источники сообщают, что полоцкие князья участвовали в битвах за Византию с сарацинами и проявили себя храбрыми и искусными воинами.
А что же Полоцкая земля? Туда Мстислав отправил на княжение двух своих братьев – Изяслава и Святополка, а кроме них посадил еще и «мужей своих по городам их», т.е. по городам Рогволожичей. И, надо сказать, что пришлые воеводы не слишком церемонились на чужих землях, промышляя грабежами и поборами. Тогда-то бояре вспомнили о преданных ими князьях и вновь решили, что нужно действовать.
«Когда в товарищах согласья нет»…
Отправив в ссылку своих полоцких родственников, Мстислав занялся наконец захватом литовских земель. И счастливо прокняжив до 1132 года, умер.
– Едва Мстислава не стало, его многочисленные родственники начали рвать Киевское княжество на куски, – говорит Ольга Левко. – Никто не хотел довольствоваться вторыми ролями, каждому нужен был именно киевский престол. Этими распрями и воспользовались полочане.
Ярополк, унаследовавший в конце концов трон Мстислава, отозвал из Полоцка брата Изяслава, чтобы посадить его в Переяславле. Второго Киевского ставленника, Святополка, полочане и сами выставили из города, объявив ему: «Ты лишаешься нас». В результате на престоле в Полоцке оказался Василько.
– Как этому Василько удалось избежать ссылки, сейчас сказать сложно. Но известно, что был он сыном Святослава из рода Рогволожичей, – поясняет Ольга Левко. – И вот так городское вече во второй раз поменяло власть. Киевским же князьям было не до Полоцка, и Василько княжил с 1132 вплоть до 1146 года.
Отчасти такому положению дел способствовал характер Василько, смирный, как у его дяди Бориса. В чем-то полоцкий князь слушался киевских родственников, в чем-то помогал им. Но полочане были рады и такому положению дел – жестокие поборы и притеснения несколько ослабли.
А в 1140 году ситуация снова в корне поменялась. В родные земли из десятилетней ссылки возвратились Рогволожичи.
– Вернувшиеся на родину – это дети некогда сосланных князей. Ни о Давиде, ни о Святославе, братьях Бориса, уже речи не идет. Как же им это удалось? – Ольга Левко задумчиво поигрывает старинной фибулой. – Как ни странно, благодаря все тем же князьям из Киевского дома. Некоторые из враждующих кланов решили, что смогут обрести союзников среди опальных Рогволожичей. К тому же был расчет, что и между ними начнется дележ власти. И надо сказать, что эти надежды в некоторой степени оправдались.
Война Рогволожичей
Василько Святославович, вероятно, унаследовал от своего предшественника на Полоцком престоле, Бориса, не только покладистый характер, но и известную сметливость. И к тому моменту, как его родственники вернулись на родину, он уже основал для себя и будущих потомков новый удел – Витебское княжество.
В результате в 1140 году на Полоцкой земле было уже три удела: Менский, пожалованный Глебу еще самим Всеславом Чародеем и возвращенный теперь киевлянами, Друцкий, основанный Борисом, и Витебский, созданный Василько. Существовала и общая собственность княжеского рода – Полоцкая волость со стольным городом Полоцком. Надо ли говорить, что потомки каждого из князей-Рогволожичей считали себя достойными занимать центральный Полоцкий престол?
Ситуация еще больше накалилась из-за династических браков.
– Посмотрите, – говорит Ольга Левко. – Всеволод Ольгович, который в то время занимал великокняжеский стол в Киеве, в 1143 году женил своего сына Святослава на Марии, дочери Василько Святославовича, правящего в Полоцке. А его политический противник – представитель Мономаховичей Изяслав Мстиславич, – выдал свою дочь за Рогволода Борисовича, который правил в Друцке. Таким образом обострилось противостояние.
Друцкая драма
Василько Святославовича сменил на полоцком престоле Рогволод Борисович, князь Друцкий. Случилось это в 1146 году. В то же время Ростислав, сын Глеба Менского, внезапно решил, что это место должно принадлежать ему. Как на беду, такая же мысль посетила и полоцких бояр, которые в 1151 году захватили Рогволода и, как сообщает Ипатьевская летопись, «послаша Меньску и ту держаша у великой нужи, а Глебовича собе уведоша и прислашася полотчане къ Святославу Олговичу с любовью, яко имети отцем собе и ходити в послушаньи его и на том целоваша хресть». То есть полочане «отдали» своего князя Ростиславу, пригласив последнего к себе в князья.
Он, конечно, не отказался занять полоцкий престол. Но Рогволода не слишком сторожили, так что пленнику удалось бежать. И быть может, так и сошло бы все с рук менскому князю, если бы он не пожадничал и не разграбил бы еще и личную вотчину двоюродного брата – Друцк, отправив туда на княжение сына Глеба.
Жители Друцка таким переменам не обрадовались и всячески поддержали своего князя Рогволода. Причина тому была проста. По свидетельству все той же Ипатьевской летописи, пришельцы разграбили не только «жизнь» (т.е. имущество) самого князя, но и наделы его дружины. В 1158 году Рогволод после долгих скитаний вернулся в свою вотчину во главе немалого войска и одержимый местью. В замок, где заперлись менские ставленники, ворвались воины и разъяренная толпа… Именно к этому периоду археологи и относят Друцкий курган.
Отголоски друцкой кровавой драмы докатились и до Полоцка, и перепуганные бояре написали Рогволоду льстивое письмо, в котором обещали полное послушание и… плененного Ростислава, связанного по рукам и ногам. Правда, захватить менского князя не удалось – его все время предупреждали о готовящемся покушении. В конце концов Ростислав Глебович вынужден был бежать в свой Менский удел. Но по дороге в отместку он жег и грабил Полоцкую волость.
«Скудельницы»
Вообще, братские могилы известны на древней Руси издавна. Называли их «скудельницы». Впервые это наименование встречается в Новгородских сводах под 1215 годом.
Обычно вместе клали погибших в бою, жертв эпидемий, а также бродяг и преступников. Больше всего подобных могил оставалось после татарских набегов, когда хоронить каждого мертвеца отдельно было слишком трудно и долго. Но при этом еще ни одного коллективного захоронения – до Друцкого – ученые не находили в кургане.
Кто похоронен в кургане Друцка?
На первый взгляд, ответ очевиден – ставленники Ростислава Менского. Но мы знаем, что на княжение сюда он отправил сына Глеба, который, как говорят летописи, затем благополучно правил, в том числе и в самом Менске. Но тогда чьи же кости покоятся в кургане?
– У нас не вызывает сомнения, что это именно княжеский отпрыск, – говорит Ольга Левко. – Причем, по сохранившемуся черепу антропологи установили, что усопшему было 6–8 лет. Скорее всего, именно к ветви Глебовичей он принадлежал. И это пока все, что можно сказать о центральном захоронении.
На то, что погибший малыш был княжеских кровей, красноречиво намекает плита, под которой он был погребен – продолговатая, сработанная из розового песчаника, с выступом посередине, она опиралась на две подставки. Вторая плита, но без подставок и обработанная грубо, как бы наспех, лежала над телом взрослого человека, возможно, наставника или особенно приближенного слуги. Точно такие надгробия найдены и в Галицко-Волынской земле, куда в свою очередь их привозили из Византии.
– Такие плиты в Волыни венчали собой исключительно княжеские погребения. Но не было над ними никаких курганных насыпей. Можно предположить, что когда полоцкие князья возвращались из византийской ссылки, они везли с собой множество различных предметов. Среди них могли быть и надгробные плиты, – говорит археолог.
О том, что похороненные, скорее всего, относятся именно к Глебовичам, говорит и едва заметный знак, процарапанный на боку надгробия – двузубец с крестом над ним. Вещи с похожими символами найдены при раскопках Менского замчища. Двузубец удалось рассмотреть лишь после того, как плита из кургана попала в Витебский областной краеведческий музей и в выставочном зале ее осветили под нужным углом. Впрочем, символ настолько тонкий, что вполне может оказаться и простой трещиной на камне. Словом, еще одна загадка.
Могилу княжеского отпрыска окружают захоронения попроще. И все же это знатные воины и настоящие великаны, рост некоторых из них при жизни достигал почти двух метров. О высоком социальном статусе этих людей говорят остатки воротников и одежды, вытканных золотой нитью. Чудом уцелевший орнамент – явно византийский. Здесь же обнаружено несколько позолоченных и посеребренных пуговиц. А над этими двумя уровнями захоронений расположены еще два. Причем, чем ближе к поверхности лежал скелет, тем больше языческих правил соблюдалось при его захоронении. Складывается впечатление, что княжеского отпрыска, жестоко убитого, все еще охраняют, закрывая собой, люди, окружавшие его при жизни. Но при этом каждый похоронен в своей вере.
– Удивительно даже не то, что в XII веке еще так сильны языческие традиции, хотя в это время христианство уже прочно установилось в Полоцке и Полоцкой земле. А то, что обе эти традиции мы наблюдаем в одном месте, – это нечто небывалое. Возможно, дело здесь в том, что хотя жители Полоцкого княжества и приняли новую веру, в душе они оставались еще язычниками, – разводит руками Ольга Левко.
И наконец, еще одна загадка: примерно спустя полсотни лет после погребения кто-то сначала сжег на кургане всю растительность, а потом досыпал на него еще земли. Кому и зачем это могло потребоваться – исследователи сказать не могут. Однако ученым обнаружили еще одну уникальную находку – свинцовую двухстороннюю печать XIII века.
Хотя курган в Друцке был вскрыт археологами в 2009 году, он до сих пор подкидывает исследователям больше вопросов, чем ответов, напоминая гигантскую мозаику, многие частички которой затерялись. Увидим ли мы когда-нибудь целое изображение? Хочется верить, что да. Пока же там, где не хватает кусочков, работает наша фантазия.
При взгляде на курган в мыслях возникает ужасная картина. Воины врываются в замок, звенят мечи, падают на скользкий от крови пол защитники, один за другим. И мечется между стен тоненький детский крик, заглушаемый грохотом битвы…
