8 февраля 1945 года на режимном аэродроме ракетного полигона Пенемюнде, расположенного на острове Узедом, произошло чрезвычайное происшествие. Незадолго до очередного испытательного пуска новой версии ракеты «Фау-2» в воздух поднялся специальный «Хейнкель-111 Н-22» – летающая лаборатория руководителя группы управления и телеметрии доктора Эрнста Штейнхоффа. Хотя обычно самолет отслеживал все без исключения пуски, на этот раз он выкатился на взлетную полосу без разрешения диспетчера и совершил несколько весьма странных пируэтов, прежде чем оторвался от земли. После минутного оцепенения воздух разорвали звуки сирен. Не сразу командование аэродрома осознало, что за штурвалом специального самолета сидят не пилоты Люфтваффе, а те, кого нацисты предпочитали вообще не считать за людей, – узники приданного полигону концентрационного лагеря «Узедом».
Секретный исследовательский центр и полигон для испытаний первых в мире баллистических ракет были созданы по личному указанию Гитлера в 1937 году. На острове Узедом в Восточной Померании, неподалеку от городка Пенемюнде, были возведены стартовые площадки и бункеры управления. Здесь же нацисты оборудовали концлагерь, являвшийся филиалом печально известного Заксенхаузена. Контингент лагеря был довольно пестрым. Значительную долю составляли граждане Советского Союза – военнопленные и жители оккупированных территорий, вывезенные на работы в Германию. Но хватало здесь пленных и из других стран Европы. Присутствовала также небольшая, но весьма влиятельная прослойка криминальных элементов самых разных национальностей, которая активно использовалась администрацией для контроля и давления на узников. В лагере постоянно функционировали три рабочие бригады – «цемент-команда», «бомбен-команда» и «планирен-команда». Под руководством десятников, набранных из демонстрирующих лояльность и понимающих немецкий язык узников, несколько сотен человек ежедневно либо работали в гавани, либо рисковали жизнью, разбирая завалы и нейтрализуя неразорвавшиеся бомбы, либо мерзли на лютом ветру на взлетной полосе аэродрома, убирая снег и засыпая грунтом воронки, образовавшиеся после очередного налета. Рабочие команды находились под неусыпным контролем солдат гарнизона СС. С особым тщанием в лагере исполняли распоряжение рейхсмаршала Геринга о недопущении к работам на аэродромах бывших пилотов и техников ВВС противника. Правило было нарушено в октябре 1944 года, когда с очередной партией рабочей силы в «Узедом» прибыл человек, проходивший в немецких документах как Григорий Степанович Никитенко. Под личиной безобидного учителя из Дарницы, скрывался осужденный на смерть за попытку бегства летчик-истребитель гвардии старший лейтенант Михаил Петрович Девятаев.
Михаил Девятаев родился 8 июля 1917 года в селе Торбеево Пензенской губернии. В 1933 году после окончания семилетки он стал студентом Казанского речного техникума. С юных лет болея небом, Девятаев вступил в местный аэроклуб и вскоре освоил азы пилотирования. В конце 1937 года юноша был арестован НКВД и 6 месяцев провел в тюрьме. Освобожденный в апреле 1938 года, он предпочел не возвращаться в техникум, а явился в военкомат и попросил направить его в то военное училище, куда чуть ранее убыли выпускники аэроклуба. Окончив в 1940 году Оренбургское военное авиационное училище им. Ворошилова, Девятаев несколько месяцев провел на финском фронте, а затем был направлен на службу в 163-й ИАП под Могилевом. С первого дня Великой Отечественной войны молодой летчик участвовал в боевых действиях и уже 24 июня сбил первый самолет противника. К концу сентября на личном счету Михаила Девятаева было уже 9 сбитых самолетов и Орден Красного Знамени, но неравный бой надолго оборвал его карьеру истребителя. Тяжелое ранение в левую ногу, долгие скитания по госпиталям – и в результате бывший ас оказался за штурвалом маломощного По-2. Как и главный герой фильма «Небесный тихоход», Девятаев не сразу смирился с приговором врачей, но постепенно втянулся в необычную для себя специфику «ночника». За два следующих года он совершил 360 боевых вылетов в тыл противника и 1 февраля 1944 года был награжден вторым Орденом Красного Знамени. Случайная встреча в мае 1944 года с бывшим командиром Владимиром Бобровым вернула Девятаева в ряды летчиков-истребителей. Но служба в 104-м гвардейском истребительном авиаполку знаменитого аса А. И. Покрышкина длилась недолго. 13 июля 1944 года в бою восточнее Львова самолет Девятаева был сбит. Летчик выбросился с парашютом, но ударился о стабилизатор и упал на территории, захваченной противником.
После интенсивных, но совершенно непродуктивных с точки зрения работников Абвера допросов обожженного и травмированного летчика направили сначала в перевалочный лагерь Люфт 2 в Лодзи, а затем в шталаг Люфт 6 «Кенигсберг Новый» неподалеку от городка Хойна. Едва оправившись от ран, Девятаев вошел в группу узников, строивших подкоп из барака за внешнюю ограду. 13 августа план заговорщиков был раскрыт, и все участники неудавшегося побега подверглись жестоким наказаниям. Трех активных организаторов, в том числе и Девятаева, передали в гестапо с характеристикой «потенциальный враг немецкого государства». Фактически это означало смертный приговор, местом исполнения которого был определен лагерь уничтожения «Заксенхаузен» неподалеку от Ораниенбурга. Пройдя через стальные ворота с надписью «Arbeit macht frei» («Труд освобождает»), заключенные попадали в ад.
Во время приемки Девятаеву улыбнулась удача. Парикмахер, скорее всего, один из членов обширного коммунистического подполья, действовавшего в Заксенхаузене, заменил выданный летчику кусок ткани с красным треугольником и личным номером на такой же «винкель» недавно умершего узника, превратив смертника Девятаева в штрафника Никитенко. Правда, удел штрафника отличался от участи смертника немногим – всего лишь отсрочкой приговора на то время, пока узник способен приносить пользу. Девятаев-Никитенко попал в барак «топтунов». Работа его заключалась в том, чтобы каждый день проходить 40 км по специально оборудованной трассе, испытывая на прочность новые модели армейской обуви. Работа эта быстро иссушала физические и духовные силы узников. И хотя охранники не раз повторяли, что покинуть Заксенхаузен можно только через трубу крематория, желание бежать из этого ада с каждым днем все больше охватывало Девятаева. Анализ услышанных в бараке историй о неудавшихся побегах укрепил его в мысли, что для бегства следует использовать самолет. Вскоре на Девятаева обратили внимание активисты коммунистического подполья. Лидеры лагерного сопротивления поддержали идею летчика. С помощью сочувствующих коммунистам немцев удалось перевести Девятаева из штрафного барака в обычный. Дальнейший план состоял в том, чтобы приписать летчика к бригаде заключенных, отправляемых на работы на авиазавод. Но судьба распорядилась иначе. В конце октября из лагеря «Узедом» пришел запрос на поставку 500 годных к тяжелому физическому труду узников. В числе отобранных оказался и заключенный №104533 – учитель Никитенко.
Прошло некоторое время, прежде чем Никитенко-Девятаев освоился на новом месте. Тот факт, что лагерь «Узедом» находился во власти уголовников, накладывал свой отпечаток на взаимоотношения и настроения заключенных. Прямолинейностью, свойственной штрафному бараку лагеря смерти, здесь и не пахло. Каждый выживал в одиночку, скрывая чувства и мысли даже от соседа по нарам. Гнетущее впечатление оказывали на заключенных и регулярные пуски ракет. Чудо-оружие, о котором много и навязчиво вещала нацистская пропаганда, существовало – и это само по себе лишало воли к сопротивлению. Тем не менее Девятаев настроен был исполнить задуманное.
Попасть в «планирен-команду» оказалось не так уж трудно. Суровые условия – ледяной ветер с моря и пронизывающий холод – вкупе с изматывающей физической работой не делали ее популярной среди заключенных. А Девятаев готов был терпеть любые невзгоды, лишь бы быть поближе к самолетам. Впрочем, к технике узников не подпускали. Как правило, они трудились на взлетных полосах и рулежных дорожках, засыпая гравием и заливая цементом воронки, или же расчищали снег, которого с каждым днем выпадало все больше. Несмотря на запреты Девятаев старался использовать любую возможность, чтобы узнать что-то новое о жизни аэродрома. А заодно и присматривался к товарищам по несчастью. Постепенно он сошелся с несколькими пленными, близкими ему по духу. Самым полезным стало знакомство с Владимиром Соколовым. Курносый парнишка, попавший в плен в самом начале войны, прошел длинную вереницу лагерей, выучил немецкий язык и благодаря природной изворотливости настолько вошел в доверие к немцам, что был назначен помощником бригадира. В его силах было определить узника в тот или иной рабочий отряд, и по протекции Соколова несколько недель Девятаев трудился в команде, работавшей на стартовой площадке ракет. Копая канавы для труб, таская цемент, он сосредоточенно считал шаги, представляя в голове примерный план всего сооружения. А когда на соседней площадке немецкий персонал занимался установкой и заправкой очередной «Фау-2», летчик следил во все глаза за их действиями, понимая, что вся эта информация имеет чрезвычайную важность.
Поначалу Девятаев настроен был захватить истребитель, рассуждая, что его проще будет поднять в воздух и пилотировать. Главное препятствие заключалось в удалении капониров с истребителями от мест работы «планирен-команды». Лишь однажды Михаилу выпал шанс подобраться поближе к заветной стоянке, но выяснилось, что ее периметр охраняет дополнительный патруль. Неудача серьезно охладила пыл Девятаева. Он нуждался в единомышленниках, в людях, решительно настроенных на побег. Но как отыскать их в подконтрольном уголовникам лагере, где никто никому не доверяет?
Однажды в короткие минуты отдыха молодой узник Николай Урбанович, угнанный в Германию в 1941 году и отправленный в «Узедом» за отказ работать на бауэра, случайно раскрыл Девятаеву секрет: группа заключенных под руководством Ивана Коржа собирается бежать из лагеря на лодке, захваченной в гавани. Девятаев был потрясен и попросил при первой же возможности свести его с Коржом. Бегство на лодке по бурному морю представлялось ему чистым самоубийством. Летчик рассчитывал переубедить группу принять его план – угнать самолет, достаточно большой, чтобы вместить несколько десятков человек.
Фамилия Корж оказалась такой же фикцией, как и Никитенко. Под ней скрывался лейтенант пограничных войск Иван Кривоногов, попавший в плен под Перемышлем и прошедший ад многих нацистских лагерей. Первая встреча его с Девятаевым была более чем настороженной. Михаил решил не раскрывать все карты и, рассказав о своем плане, утаил, что именно он является тем летчиком, который поднимет самолет в небо. Прошло несколько недель, прежде чем между узниками установились по-настоящему доверительные отношения. Затем был разработан план действий. Следовало собрать как можно больше потенциальных участников в один из отрядов «планирен-команды». Чтобы утвердиться в глазах охраны и снизить уровень контроля, работать на аэродроме придется на совесть. При любой возможности члены группы должны вести наблюдение за персоналом аэродрома, запоминая все, что может пригодиться для захвата самолета. На Девятаева при этом ложилась дополнительная обязанность – досконально изучить процесс подготовки самолета к взлету. Все это требовало времени.
Вскоре узники обратили внимание на стоявший особняком двухмоторный бомбардировщик «Хейнкель-111». Напрямую связанный с работой полигона самолет всегда был заправлен и готов к вылету. Как раз то, что нужно беглецам. Решено было захватывать именно этот «Хейнкель». Определились и со временем – обеденный перерыв, когда весь техперсонал с немецкой пунктуальностью отправлялся в столовую. Процедура физического устранения вахтмана была поручена Кривоногову, самому решительному и крепкому физически. В качестве оружия он вознамерился использовать металлический штырь, который применяли для натягивания маскировочной сети над капонирами, и с некоторых пор стал постоянно носить его с собой на территории аэродрома, чтобы в решительный момент появление в руках узника металлического предмета не всполошило охранника.
Ключевым звеном плана был Девятаев. Конкретную дату побега можно было назначать лишь после того, как он в достаточной степени вникнет в устройство вражеского самолета. В начале января 1945 года аэродром подвергся нескольким мощным ударам с воздуха. Силами узников разбитые самолеты были перемещены в дальний конец аэродрома. В числе уничтоженных были и «Хейнкели», так что Девятаев получил возможность увидеть вблизи кабину и приборную доску самолета, который ему предстояло пилотировать. Всякий раз, посещая это «кладбище самолетов», он украдкой отрывал таблички с технической информацией, чтобы после отбоя изучить их более подробно. Владимир Соколов выступал в роли переводчика, но основная нагрузка все равно ложилась на плечи Девятаева. От нервного напряжения летчик стал терять в весе, у него обнаружились вши – верный признак физического и нервного истощения. Чтобы поддержать товарища, члены группы вынуждены были отдавать ему часть своей и без того скудной пайки.
Подготовка самолета к взлету – слишком сложная процедура, чтобы взваливать ее на плечи одного человека, и потому летчик передоверил выполнение некоторых операций товарищам по побегу. Одни получили задание расчехлить двигатели, другие – снять блокирующие струбцины на рулях высоты и хвосте, третьи – убрать колодки. По вечерам, укрывшись от посторонних глаз, заговорщики шепотом проговаривали те шаги, которые им предстоит выполнить перед стартом. Уставшие за день узники нередко путались в очередности той или иной операции, упускали что-то, казавшееся им не столь важным. Это выводило Девятаева из себя. «Эти мелочи определяют, где мы окажемся – дома или на виселице», – повторял он.
К концу января нервы у заговорщиков были натянуты до предела. Словно испытывая их на прочность, испортилась погода, и полеты прекратились. Тяжелая работа на аэродроме лишала последних сил, и несколько членов группы дали самоотвод, поклявшись сохранить в тайне все, что им известно. 1 февраля напряжение, копившееся в Девятаеве, получило неожиданный выход. Летчик ввязался в драку с мелким уголовником и доносчиком, и администрация барака вынесла ему приговор: «десять дней жизни». Введенный уголовниками, этот способ уничтожения непокорных был одной из особенностей лагеря «Узедом». Приговоренного утром и вечером подвергали жестоким издевательствам и побоям и обычно несчастные выдерживали не более трех-четырех суток такого обращения. В первый же вечер Михаил был избит до полусмерти. Понимая, что нужно что-то предпринять, заговорщики привлекли земляков и друзей и собрали взятку для старшины блока. Ярость побоев немного снизилась, но это была лишь отсрочка трагического финала.
В ночь с 7 на 8 февраля наконец распогодилось. Перед утренним построением Девятаев встретился с Иваном Кривоноговым. «Уходим. Собирай группу». Владимир Соколов проследил за тем, чтобы в рабочую команду не попали случайные люди. Помимо Девятаева, Кривоногова и Соколова в нее вошли посвященные в план Владимир Немченко, Петр Кутергин, Николай Урбанович, Тимофей Сердюков и Михаил Емец. Только пятеро знали, что побег намечен на сегодня. Еще двое – Федор Адамов и Иван Олейник – вообще не были осведомлены о намерениях заговорщиков. Проходя через ворота лагеря, Девятаев решил для себя, что не вернется назад ни при каких обстоятельствах. Лучше погибнуть в бою с врагом, чем от палок уголовников.
Отведенный им в этот день участок работ находился на значительном расстоянии от стоянки заветного «Хейнкеля». Приближалось время обеда, и нужно было что-то решать. Когда вполне доверявший Соколову немец-бригадир ушел греться в казарму, Девятаев подозвал к себе Соколова. «Переведи бригаду ближе к «Хейнкелю». Скажи вахтману, что это приказание бригадира». Владимир замялся. «Может, завтра. Сегодня мы слишком далеко». «Завтра для меня уже может не быть», – отрезал Девятаев. Соколов метнулся к конвоиру, потом дал команду строиться. Колонной по два бригада пересекла летное поле. У крайнего капонира вахтман приказал остановиться. Только что прозвучал сигнал на обед, а в бетонном укрытии можно было развести костер и подождать, когда принесут судок с похлебкой и кашей. По всему аэродрому техники по одному и группами неспешно направлялись к столовой. Пришло время действовать.
Пока узники отвлекали внимание конвоира, Кривоногов подобраться к нему сзади. Металлический штырь, просвистев в воздухе, обрушился на голову вахтмана. Пятеро узников, не посвященных в планы группы, вскочили на ноги и с ужасом воззрились на мертвого эсесовца. Убийство конвоира означало казнь для всей бригады. Иван Кривоногов провел краткую «политинформацию»: «Спокойно! Мы захватываем самолет. Миша – летчик. Он отвезет нас на родину!»
Девятаев и Соколов ползком направились к стоянке «Хейнкеля». Остальные под командованием Кривоногова присыпали снегом труп охранника, сняв предварительно шинель и часы. В шинель нарядили самого рослого из беглецов – Кутергина. Вскоре Соколов подал сигнал, и Кутергин привел всю группу к самолету. Девятаев уже сбил замок и осматривал просторную кабину. Размеры бомбардировщика поразили Михаила, но он овладел собой и приказал снимать чехлы с двигателей. Когда обнажились лопасти винтов, Девятаев проверил уровень горючего и нажал кнопку стартера. Ничего не произошло. Выяснилось, что отсутствует аккумуляторная батарея. Преодолев секундное оцепенение, беглецы бросились искать замену. В дальнем углу площадки обнаружилась тележка со вспомогательным аккумулятором. С его помощью удалось запустить двигатели. Рев моторов прозвучал для беглецов как лучшая на свете музыка. Колодки убраны, маскировочная сеть свернута, блокираторы сняты. По команде Девятаева беглецы забрались в самолет, и «Хейнкель» плавно выкатился на рулежную дорожку.
Не доехав до стартовой линии, Девятаев резко повернул машину на взлетную полосу и сразу же вывел двигатели на полную мощность. Самолет рванулся вперед, с каждой секундой набирая скорость. Пора поднимать его в воздух, но штурвал словно заклинило. Девятаев навалился на него всем телом – без результата. Промчавшись до конца полосы, самолет выскочил на вязкий грунт. Только чудом Девятаеву удалось развернуть его, не сломав стойки шасси. Решив, что кто-то забыл снять фиксирующий зажим с руля высоты, Девятаев отправил Немченко к хвосту самолета. Но тот вернулся ни с чем – зажима на руле нет. А к самолету уже со всех сторон бежали немецкие солдаты. Девятаев снова вывел самолет на полосу и направил его к стартовой линии. Холодная мысль стучала в голове: «Если и в этот раз самолет не удастся поднять, брошу его влево, к стоянке истребителей. Живым не дамся». Женщина-диспетчер у линии старта отчаянно кричала в трубку полевого телефона. Не обращая на нее внимания, Девятаев развернул машину и позвал в кабину Кривоногова и Кутергина. «Будете помогать мне. Только так сможем взлететь». Общими усилиями им удалось победить сопротивление штурвала, и мощный самолет стал неспешно набирать высоту.
Только в воздухе Девятаев понял, в чем причина необычного поведения штурвала, – триммеры руля высоты находились в посадочном положении. Как только он перевел рычаг в положение «на взлет», нечеловеческое сопротивление машины исчезло. Понимая, что в погоню будут брошены десятки истребителей, Девятаев проделал несколько обманных маневров и увел «Хейнкель» в облака. Попытки догнать и сбить самолет-беглец действительно предпринимались, но он словно растворился в бескрайнем небе.
Ориентируясь по солнцу и часам, захваченным у вахтмана, Девятаев сначала некоторое время вел самолет над морем, следуя точно на север, потом повернул на восток, а когда под крыльями показалась земля, взял южнее, рассчитывая посадить машину сразу за линией фронта. Преодолев почти 400 км, «Хейнкель» в конце концов добрался до прифронтовой полосы. Неожиданно в хвост ему пристроился вражеский истребитель. Пилот с удивлением рассматривал летящий с выпущенными шасси бомбардировщик. С замиранием сердца беглецы следили за «Фокке вульфом», который мог в любой момент выпустить в них пулеметную очередь, но внезапно слева и справа начали рваться зенитные снаряды. Истребитель поспешил убраться прочь и весь огонь тут же сконцентрировался на «Хейнкеле». Вспыхнул правый двигатель, осколками посекло фюзеляж и ранило Кутергина. Бросив машину в пикирование, Девятаев сбил пламя, потом выключил оба мотора и посадил самолет на поле. Беглецы выбрались наружу, не уверенные еще, что приземлились среди своих. Кривоногов снял с турели пулемет и установил его у хвоста самолета, готовый принять последний бой. Лишь увидев, что окружавшие «Хейнкель» солдаты одеты в зеленые бушлаты и ушанки со звездочками, изможденные узники поняли, что их бегство из ада свершилось.
Угнанный с аэродрома острова Узедом самолет приземлился неподалеку от города Вольденберг (ныне Добегнев) в расположении 61-й армии генерал-полковника Белова. Беглецов доставили в штаб ближайшей воинской части для опроса, после чего направили в госпиталь. Имевшееся на борту «Хейнкеля» специальное оборудование демонтировали и перевезли в Москву. В конце марта семеро участников побега были зачислены в маршевую роту 777-го стрелкового полка и отправлены на фронт. Только одному из них – Федору Адамову – посчастливилось пережить войну. Соколов и Урбанович погибли при форсировании реки Одер, Кутергин, Сердюков и Немченко – в ходе битвы за Берлин, Иван Олейник – в августе на Дальнем Востоке. Три беглеца – Девятаев, Кривоногов и Емец – после излечения были переданы фильтрационной службе фронта для проверки и подтверждения офицерских званий. По иронии судьбы местом их содержания стал хорошо знакомый Девятаеву лагерь Заксенхаузен, освобожденный советскими войсками 22 апреля и поступивший в ведение НКВД. Вскоре пути товарищей по побегу разошлись. Сначала Емец, а затем и Кривоногов восстановили офицерские книжки и убыли в СССР, а вот в деле Девятаева всплыл старый компромат – арест 1937 года и обвинение в шпионаже. В сентябре 1945 года отправленного на заготовку леса летчика внезапно вызвали на остров Узедом. Властный и суровый с виду полковник, представившийся Сергеевым, попросил Девятаева подробно рассказать обо всем, что он знал о ракетном полигоне Пенемюнде. После этой командировки в судьбе летчика наметились перемены. Сначала его перевели под Невель, в трудовой лагерь, а в декабре вручили документы об увольнении в запас. Отважный летчик наконец вернулся домой.
По сей день нет полной ясности, какую именно информацию о полигоне Пенемюнде и ракетах «Фау» предоставил советским специалистам Девятаев. Однако основанием для присвоения ему 15 августа 1957 года звания Героя Советского Союза стал не побег с острова Узедом, а особый вклад в развитие отечественного ракетостроения. Инициатором награждения был генеральный конструктор советских космических ракет С. П. Королев, тот самый полковник Сергеев.
