В декабре 1899 года в городках и горняцких поселках Трансвааля и Оранжевого Свободного Государства – двух бурских республик, дерзнувших бросить вызов Британской империи, – появились свежеотпечатанные объявления о розыске. Правительство обращалось к гражданам с просьбой содействовать в поимке британского подданного, бежавшего из тюрьмы для военнопленных в городе Претория. «25 лет, рост 5 футов 8 дюймов, кожа бледная, волосы рыжеватые, разговаривает в нос, африкаанс не владеет, одет в коричневый пиджак, имеет привычку ходить с высоко поднятой головой». Этим беглецом был Уинстон Черчилль, будущий первый лорд Адмиралтейства и премьер-министр Великобритании.
Уинстон Леонард Спенсер Черчилль родился 30 ноября 1874 года в семье известного британского политика и депутата Палаты общин, сына 7-го герцога Мальборо Рэндольфа Спенсера Черчилля и дочери американского финансиста Дженни Черчилль, в девичестве Джером. Родители будущего политика уделяли гораздо больше внимания своему положению в свете, чем заботе о сыне, и первые 8 лет воспитанием юного Уинстона занималась няня Элизабет Энн Эверест. Искренне любившая своего воспитанника Элизабет стала для Черчилля доверенным другом и едва ли не самым близким человеком. Рвения к учебе молодой человек не выказывал, и это, наряду со слабым здоровьем, вынудило родителей направить его вместо традиционного для мужчин рода Мальборо Итонского колледжа в менее престижную школу Харроу. Уинстон не хватал звезд с неба и вскоре, по рекомендации отца, был переведен в армейский класс. По воспоминаниям Черчилля, отец пошел на такой шаг из убеждения, что его первенец не обладает достаточным умом, чтобы стать адвокатом. Следующим шагом стало поступление в Королевское военное училище в Сандхерсте. Сделать это удалось лишь с третьей попытки, так что вместо престижной тогда пехоты юный Черчилль угодил в кавалерию. Но Уинстону нравились лошади, и он был доволен таким поворотом судьбы. В декабре 1894 года курс подготовки был завершен. 20 февраля 1895 года Черчилль был произведен в младшие лейтенанты кавалерии и направлен в 4-й Ее королевского величества гусарский полк.
Воинская служба вполне устраивала новоиспеченного лейтенанта, огорчало только отсутствие перспективы большой войны. Молодые офицеры всерьез опасались, что усилиями либеральных и демократических правительств крупные военные конфликты уйдут в прошлое. Те, кто настроен был получать медали не за гладко проведенный парад, а за отвагу на поле боя, вынуждены были сами изыскивать возможность «понюхать пороха». Для Черчилля таким шансом стала поездка на Кубу. Оформив отпуск, он в качестве военного корреспондента «Дэйли Грэфик» направился на мятежный остров, где местное население вело отчаянную борьбу против испанского колониального господства. Черчилль сопровождал испанские войска в походе против партизан, получил первый боевой опыт и отправил в газету 5 статей, гонорар за которые оказался, к удивлению Уинстона, выше его офицерского жалования. Кроме того, за участие в рейде он получил от испанского правительства свою первую боевую награду – Красный крест за храбрость. На Кубе Черчилль обзавелся привычкой курить сигары и оставался верен ей до конца дней.
В октябре 1896 года 4-й гусарский полк был направлен в Индию. Борясь с монотонностью службы, Черчилль много читал, стараясь восполнить пробелы образования. Осенью 1897 года, в немалой степени благодаря личным связям матери, он принял участие в карательной экспедиции против восставших пуштунов в округе Малаканд. Свои впечатления о походе Уинстон изложил в книге «История Малакандского полевого корпуса». Вдохновленный положительными отзывами на свой труд, молодой офицер стал добиваться командировки в Судан, где англо-египетские войска под командованием генерала Китченера второй год вели сражения с мятежными махдистами. Командование весьма неохотно дало согласие на поездку, что в немалой степени повлияло на решение Черчилля подать в отставку из действующей армии. А острая критика действий Китченера, высказанная в написанной по горячим следам книге «Война на реке», сделала этот шаг неизбежным.
Первым порывом Черчилля было поступить в Оксфорд, но опасения провалить экзамен по ненавидимым им еще с колледжа латыни и греческому поставили крест на этой затее. Летом 1899 года он получил приглашение баллотироваться в парламент от Консервативной партии. Впрочем, жителей округа Олдем, на мандат от которого претендовал Черчилль, раздражала политика тори, и молодой консерватор был обречен на поражение. Расстроенный неудачей Черчилль решил на время вернуться к ремеслу журналиста. Тем более что на Африканском континенте назревал очередной конфликт – война с бурскими республиками Трансвааль и Оранжевое Свободное Государство.
Буры (boer на голландском языке означает «крестьянин») были потомками голландцев, перебравшихся в XVII веке на Черный континент и расселившихся на южной его оконечности. Трения между голландскими поселенцами и Британской империей начались еще в конце XVIII века, когда часть территории, которую буры считали своей, была объявлена собственностью короны. Усиление британского влияния вынудило их перебраться вглубь материка, за реку Вааль, где вскоре были образованы два государства: Южно-Африканская Республика, известная также как Трансвааль, и Оранжевое Свободное Государство, или Оранжевая Республика. Буры вели в массе своей патриархальную жизнь. Ситуация стала меняться после того, как в 1867 году на границе Оранжевой Республики открыли крупное месторождение алмазов. В 1880 году Британия предприняла первую попытку поглотить Трансвааль, но бурам удалось защитить свое государство от посягательств британского льва. В 1886 году в Трансваале обнаружили обширные золотоносные поля, и в страну хлынул поток приезжих, главным образом британцев. К концу XIX века численность иностранных рабочих, промышленников и торговцев превышала уже 200 тыс. человек, и они все настойчивее требовали от властей предоставления им гражданских прав. Фактически эти требования означали постепенное присоединение территории буров к соседней Капской колонии. Не дожидаясь, пока Империя перебросит в Африку значительный военный контингент, 12 октября 1899 года буры нанесли по подконтрольным Британии землям превентивный удар. Сначала им сопутствовала удача, и британцы спешно собирали силы для контрудара.
Черчилль выехал в Африку 14 октября. Он выступал в качестве специального корреспондента «Морнинг Пост», с которой сотрудничал во время кампании в Судане. Редакция газеты предложила молодому хроникеру невиданное по тем временам жалованье – 250 фунтов в месяц. Прибытие его судна в Кейптаун 31 октября совпало с началом блокады бурами города Ледисмит. Черчилль вознамерился попасть туда, но ловушка захлопнулась прежде, чем корреспондент успел заскочить в нее. Он добрался лишь до Эсткорта, откуда отправил в газету несколько довольно живописных отчетов. Временным командиром роты Дублинских стрелков, расквартированной в Эсткорте, оказался знакомый Черчиллю по малакандскому походу капитан Алмер Холдейн. Рота Холдейна составляла экипаж легкого бронепоезда «Длинноволосая Мэри». Под звучным названием скрывалась весьма примитивная конструкция из паровоза и нескольких платформ, обшитых листами броневой стали с продолговатыми ружейными бойницами. Бронепоезд совершал разведывательные вылазки, собирая информацию о продвижении противника. Холдейн предложил приятелю принять участие в одной из таких вылазок, и Черчилль согласился не раздумывая.
В 5:30 утра 15 ноября «Длинноволосая Мэри», усиленная платформой с орудием и ремонтной вагонеткой, выдвинулся в направлении станции Фрере, где ранее были замечены патрули буров. Не обнаружив ничего подозрительного, британцы проследовали дальше на север и практически достигли следующей станции – Чивли, когда попали под огонь артиллерии. Довольно скоро выяснилось, что «Длинноволосая Мэри» угодила в засаду. Холдейн приказал отступать задним ходом к Эсткорту. Двигаясь под гору, бронепоезд разогнался до весьма приличной скорости, когда впереди обнаружилось препятствие. Буры соорудили на путях завал из камней, и «Динноволосая Мэри» врезалась в него на полном ходу. Вагонетку ремонтников подбросило вверх, и она упала на насыпь вверх колесами. Две бронированные платформы сошли с рельсов, причем одна из них легла на бок. Солдаты посыпались на землю как кегли. С вершины холма буры открыли шквальный огонь с явным намерением сломить дух британцев и вынудить их сдаться. Черчилль в момент крушения находился на задней платформе рядом с Холдейном. Он вызвался отправиться к месту крушения и узнать, насколько серьезны повреждения.
Под огнем корреспондент пробрался к перевернутой платформе. Чтобы продолжить движение, ее необходимо было столкнуть с насыпи подальше от железнодорожной колеи. Вдохновить на это солдат (многие из которых были ранены и покалечены) было непростой задачей. Тем не менее Черчиллю и Холдейну удалось набрать команду добровольцев, которые сумели сначала отцепить паровоз от поврежденной платформы, а затем расчистить дорогу. Огонь буров между тем становился все более точным. Один из снарядов снес с платформы британское орудие вместе с расчетом, второй – разбил сцепку, соединяющую паровоз с уцелевшими платформами. Капитан Холдейн решил погрузить на локомотив раненых, в то время как здоровые солдаты будут отступать пешим порядком вдоль полотна, используя паровоз и тендер как укрытие от пуль. Локомотив, в который набилось около 40 раненых, тронулся вниз со склона, постепенно набирая скорость. Скоро бегущие по насыпи солдаты Холдейна безнадежно отстали. Напрасно находившийся в кабине Черчилль умолял машиниста снизить ход – тот был напуган до смерти и не желал подчиняться. Когда паровоз ушел из-под огня, корреспондент спрыгнул на насыпь и помчался назад, рассчитывая присоединится к остаткам роты Холдейна. На полпути он наткнулся на вражеский патруль, спрятался в неглубокой ложбине, но был обнаружен всадником-буром. Черчиллю оставалось лишь утешать себя словами Наполеона: «Одинокому и безоружному сдаться в плен не зазорно». Примечательно, что пленил его Луис Бота, будущий первый премьер Южно-Африканского союза.
Черчилля сопроводили на ферму, превращенную бурами в полевой штаб. Капитана Холдейна и остатки его потрепанного отряда доставили сюда же. Юный Уинстон оказался в весьма щекотливой ситуации. Он являлся штатским лицом и не имел права участвовать в боевых действиях. Хотя в момент пленения Черчилль не был вооружен (его знаменитый маузер остался в кабине паровоза), десятки буров видели, как активно британский журналист помогал расчищать завал на путях. Нередко в военное время наказанием за подобные действия был расстрел. Но, как заметил один из командиров буров: «Не каждый день мы берем в плен сыновей лордов, чтобы пускать их в расход».
После обыска пленных отправили в Преторию. Обращались с захваченными вполне по-джентльменски, что весьма впечатлило Черчилля. Спустя годы он отметил это в книге, посвященной своим молодым годам: «Буры были самыми добросердечными из всех врагов, с которыми мне довелось лично соприкасаться». Тем не менее сам факт пленения сильно угнетал юношу. Он корил себя за то, что решил спрыгнуть с паровоза. «Товарищам не помог, а лишь отрезал себя от войны, сулившей бесчисленные приключения и неограниченные карьерные перспективы».
18 ноября этап прибыл в Преторию. Рядовых пленных разместили на городском ипподроме, а Черчилля вместе с капитаном Холдейном и лейтенантом Френклендом – в здании Государственной образцовой школы, превращенном в офицерскую тюрьму. Четвертым в их компании стал южно-африканский колонист по фамилии Броки, выдававший себя за лейтенанта Имперской кавалерии. Разоблачить самозванца не составляло труда, но офицеры посчитали, что бегло говоривший на голландском, кафрском и африкаанс и хорошо знающий местность Броки будет весьма кстати, если подвернется шанс бежать.
Государственная образцовая школа представляла собой длинное одноэтажное здание из красного кирпича с верандой и окруженное решетчатым забором. Из 12 классных комнат 8 были переделаны под камеры, в остальных оборудовали столовую, место для собраний, гимнастический зал и пост охраны. Во дворе, внутри ограды, буры поставили палатки, в которых проживали охранники.
Условия содержания пленных в офицерской тюрьме Претории были вызывающе либеральными. Меню столовой хотя и не отличалось разнообразием, славилось обильностью. Особо привередливые заключенные могли за личные средства приобретать в местной лавке различные деликатесы, в том числе и алкоголь. По прибытии каждому офицеру выдавался новый комплект одежды, постельное белье, полотенца и туалетные принадлежности. Дополнительные предметы гардероба также можно было приобрести у лавочника. Черчилль немедленно воспользовался этой возможностью и купил себе твидовый костюм и шляпу с полями. Специальный совет регулярно направлял в тюрьму своих представителей, чтобы выслушать просьбы и жалобы заключенных. Но молодого корреспондента чрезвычайно угнетал сам факт содержания под стражей. Дни, проведенные в Претории, он позже назвал «самыми монотонными и несчастными в жизни». Мысли о побеге не оставляли его ни на минуту и обрели форму легкой одержимости.
Днем заключенные были предоставлены сами себе и могли перемещаться по территории школы без ограничений. Черчилль и три его товарища бродили туда-сюда с деланно ленивым видом, но на самом деле высматривали, насколько тщательно часовые исполняют свои обязанности. Выяснилось, что внешнюю ограду постоянно охраняли 10 стрелков. Свободные от дежурства полицейские отдыхали, развлекая себя игрой в карты. Все оружие складировалось в одной из палаток, которую охранял единственный часовой. В голове у Черчилля возник дерзкий план – организовать мятеж, завладеть оружием, а затем пробиться к ипподрому. Молодой журналист дал волю фантазии, ему уже виделось, как 2000 разъяренных британцев захватывают административные здания Претории и берут в заложники самого президента Крюгера. Но когда он изложил свой грандиозный план двум находившимся в тюрьме старшим офицерам, ответом был категорический отказ: «Все это возможно в оперетте, но не в реальности». Холдейн также отдавал предпочтение «тихому» побегу, желательно, в ночное время, когда вся охрана, за исключением караула, спит в палатках. Черчиллю пришлось умерить амбиции.
Вскоре Холдейн обнаружил, что часть ограды у будки общей уборной в определенные моменты не просматривается ни одним из часовых. За забором располагался сад, в котором легко было спрятаться. Главная проблема состояла в том, чтобы подловить момент, когда часовые не смотрят в сторону уборной. Свои действия после того, как забор будет преодолен, заговорщики не обсуждали. Главная ставка делалась на способность Броки выдать себя за бура. Побег был назначен на вечер 11 декабря. Но словно прознав что-то, часовые в этот день изменили своим привычкам, и в течение нескольких часов заговорщикам ни разу не удалось улучить момент, когда оба охранника повернутся спиной к уборной. На следующий день, 12 декабря, ситуация повторилась. Заговорщиков охватило отчаяние. Отсутствовать всем четверым в спальне было опасно. Холдейн, Френкленд и Броки вернулись в здание, решив наблюдать через окно. Черчилль остался в уборной. Неожиданно один из часовых сошел со своего поста и направился к коллеге с явным намерением поболтать. По телу Черчилля словно пропустили электрический заряд. Сейчас или никогда! Он вскочил на стульчак, ухватился за верх ограды, подтянулся и перевалился через забор. Жилет зацепился за одну из декоративных завитушек, и несколько мгновений отважный британец извивался на ограде, обливаясь холодным потом, а затем рухнул на траву по другую сторону забора. Укрывшись в кустах, он стал ждать, когда за ним последуют товарищи. Прошел час, но ни Броки, ни Холдейн так и не появились. Вместо них во двор вышла пара офицеров, которые довольно громко несли какую-то белиберду на латыни. Внезапно среди бессвязной чепухи прозвучала фамилия Черчилля. Уинстон осторожно кашлянул, и сразу же офицер размеренно и четко зашептал. «Вышла осечка. Парням не выбраться. Если не можешь вернуться, уходи немедленно». Черчилль не заставил себя долго ждать. Он поднялся и, надвинув на глаза шляпу, вышел из сада на улицу. «Меня неминуемо схватят, но я хотя бы развлекусь», – пронеслось у него в голове.
Улицы Претории были полны народа. Благодаря костюму Черчилль легко смешался с толпой и вскоре добрался до городских предместий. Готовясь к побегу, заговорщики распределили между собой тот НЗ, что скопили на дорогу. Доля Черчилля составляла 4 плитки шоколада и 75 фунтов. Он с радостью обменял бы все это на компас и упаковку вяленого мяса, но выбирать не приходилось. Пока в тюрьме не подняли тревогу, следовало убраться как можно дальше от Претории. Логичнее всего было воспользоваться железной дорогой. Ориентируясь по звездам, Черчилль двинулся на юг и, пройдя полмили, наткнулся на железнодорожные пути. Не зная, куда ведет эта линия, беглец пошел вдоль нее, сходя с насыпи лишь для того, чтобы обойти придорожные пикеты. Вскоре показались огни станции. Рассудив, что поезд на этом участке должен снизить ход, Черчилль залег под платформой и стал ждать. Терпение его уже практически иссякло, когда показался товарный состав. Машинист действительно снизил скорость, что позволило беглецу вскарабкаться на одну из платформ. Она была забита пустыми мешками из-под угля, и Черчилль зарылся в них. Не важно, куда следует поезд, лишь бы подальше от Претории.
Незадолго до рассвета Черчилль покинул поезд. Когда взошло солнце, он понял, что движется на восток. День беглец решил переждать в лесу. Воодушевление, охватившее его сразу после побега, постепенно спадало. Страдая от голода и жажды, юноша судорожно размышлял, что делать дальше. Он решил, что за несколько ночей на попутных поездах сможет пробраться к португальским владениям. Но все пошло прахом, когда на следующую ночь поезд так и не появился. Прождав напрасно несколько часов, беглец двинулся пешком. Патрулей стало гораздо больше, и Черчиллю все чаще приходилось уходить с насыпи на болотистый и труднопроходимый вельд. Ночь была лунной, и не раз беглец вынужден был ползти, чтобы не попасть в поле зрения буров. Ближе к рассвету силы совершенно оставили молодого корреспондента. Последнюю шоколадку он съел накануне вечером. От былого оптимизма не осталось и следа. Несколько раз, минуя небольшие поселки и станции, Черчилль порывался обратиться за помощью к местным, надеясь, что 75 фунтов окажутся достаточно веским поводом помочь ему. Он знал, что в угольном бассейне Уитбэнка, где, по его расчетам, он и находился, обитает довольно много англичан, которым правительство буров разрешило остаться в стране, чтобы поддерживать работоспособность шахт. Но какова вероятность, что ему попадется друг или нейтрал, а не убежденный сторонник буров?
Под утро силы беглеца иссякли настолько, что он решил рискнуть и направился к ближайшему дому. На стук в дверь ответили по-голландски. Черчилль стал мямлить, что сонный выпал из поезда и понятия не имеет, где находится. Хозяин не поверил ни единому слову, но тем не менее пригласил странника в дом. Едва дверь за Черчиллем захлопнулась, он увидел, что прямо на него смотрит ствол револьвера. Пришлось рассказать правду. На свет были извлечены деньги. Ответ обескуражил и обрадовал беглеца. «Ваше счастье, что вы постучались именно сюда. Это единственное жилье на 20 миль в округе, где вас не выдадут властям». Выяснилось, что дом принадлежал управляющему Трансваальскими угольными копями Джону Ховарду, британцу, натурализовавшемуся за несколько лет до начала войны. Он и трое помощников-британцев отвечали за откачку воды из шахты и рады были помочь соотечественнику, хотя это сопровождалось для них смертельным риском. Укрывательство беглеца в военное время приравнивалось к государственной измене.
Черчилль настаивал, что свежая лошадь, пистолет и запас провизии решат все его проблемы. Но Ховард был иного мнения. Листовки сделали свое дело – найдется немало желающих прослыть патриотом и заодно заработать 25 фунтов. Беглецу следовало укрыться в надежном убежище и переждать, пока первые страсти схлынут. Дом Ховарда не подходил для этого – в нем заправляли горничные-голландки, а вся прислуга состояла из кафров. Горный инженер Дениэл Дьюснэп предложил спрятать юношу в шахте, что и было сделано. Беглеца снабдили бутылкой виски, жареной бараньей ногой, запасом свечей и коробкой сигар. В шахте Черчилль провел трое суток. В первую же ночь крысы сожрали значительную часть его свечей, и оставшееся время он провел в изнурительной борьбе с настырными грызунами. Спать приходилось вполглаза. О чтении или каком-то другом благородном времяпрепровождении не могло быть и речи.
Тем временем весть о бегстве корреспондента «Морнинг Пост» достигла Британии. На фоне весьма унылых вестей с фронта авантюра Черчилля была воспринята публикой как пример истинно британской силы духа и свободолюбия. Тысячи людей внимательно следили за судьбой беглеца, искренне желая ему избавления. То и дело газеты печатали сообщения о захвате отважного британца, чтобы спустя несколько часов опровергнуть эту информацию. Это только нагнетало страсти. Власти буров метали громы и молнии. Район мидлбургских копей прочесывался с особым тщанием. Наконец, 16 декабря Ховард сообщил Черчиллю, что нашел способ вывезти его из страны. Через два дня в Делагоа-Бей отправится поезд с партией шерсти. Сочувствующий британцам владелец груза согласился спрятать беглеца среди тюков. Ночью друзья сопроводили Черчилля на товарную станцию и помогли забраться на платформу, где было устроено укрытие с запасом провизии и оружием. Проведя под тюками с шерстью почти двое суток, Черчилль в конце концов прибыл на подконтрольную Португалии территорию Мозамбика. Увидев первый дорожный указатель на португальском, он буквально обезумел от радости и, высунувшись из-под закрывавшего платформу брезента, принялся палить в воздух из револьвера.
В Лоренс-Маркеше Черчилль направился в британское консульство. Стоило лишь назвать себя, как ему стали доступны все блага цивилизации – горячая ванна, одежда, обед и телеграфная связь с Лондоном. На следующий день Черчилль на пароходе отплыл в Дурбан, где его встретили как народного героя – флаги, оркестры, массовая овация. Восторженная толпа несла Уинстона на руках от порта до мэрии. Несмотря на ряд заманчивых предложений, поступивших из метрополии, Черчилль предпочел остаться в Южной Африке и продолжил освещать ход боевых действий.
Вернувшись в Англию в 1900 году, он воспользовался предложением жителей Олдхема представлять округ в Парламенте и стал членом Палаты общин. С этого началось восхождение Неистового Уинстона на политический Олимп.
Черчилль сохранил экземпляр объявления о розыске, напечатанного бурами. Помещенное в рамку, оно украшало одну из стен его рабочего кабинета, напоминая о временах, когда его голова оценивалась всего лишь в 25 фунтов стерлингов.
