История помнит не один десяток войн, революций и экономических кризисов. Однако даже в самые голодные, опасные и мрачные времена где-нибудь под обветшалой крышей можно было услышать разухабистый хохот, музыку и азартные крики. Но жестокие времена порождают жестокие забавы. Так как же выглядел «пир во время чумы» и где искали отраду те, у кого за душой не оставалось ни гроша?
Римские каникулы
В I веке н.э. в мире не было города, который мог бы сравниться с величием Рима. Однако в то же время сотни тысяч его жителей оставались за чертой бедности или приближались к ней. И единственной целью на каждый день было одно – раздобыть еды. Несмотря на пышность и богатство города, хроническая нищета разъедала его, а вслед за этим тускнел и блеск власти правителей.
Кроме горстки зерна на день грядущий, римляне в изодранных туниках искали и способы отвлечься от тягот жизни. Своеобразной отдушиной для отчаявшихся бедняков стали термы. Недорогие бани с роскошным убранством будто манили хоть ненадолго ускользнуть из своих тесных лачуг.
Если с тел богатых посетителей римскую грязь и пыль соскребали рабы или специально нанятые массажисты, то бедняки обходились собственными руками или обтирались о стены. Кроме того, в богато оформленных банях всегда был шанс подхватить тогу какого-нибудь богача, пока тот нежится под пальцами умастителей.
Однако одними парами и маслами рад не будешь. Для тех, кто жаждал крови и зрелищ, тоже были свои забавы. Граждане Рима могли не знать, каков итог последней войны с германцами, но любой, не задумываясь, ответил бы, какая колесница одержала победу позавчера – синяя или зеленая.
Арены были не просто древними спорткомплексами – они становились центром жизни города. Громадные архитектурные чаши строили так, чтобы вместить всех желающих, вне зависимости от достатка и знатности. Жемчужина Рима – Большой цирк – могла разом посадить четверть миллиона человек.
Публике с тощими кошельками приходилось толпиться на верхних рядах амфитеатров, под самым палящим солнцем. Однако театральные и кровавые зрелища предназначались для того, чтобы развлекать именно их. Знать тратила огромные суммы на убранство своих покоев и дорогие одежды – но еще больше денег шло на так называемую благотворительность: на украшение города и развлечения для толпы праздных бедняков. Люди начинали стекаться в цирк еще до рассвета.
Особой любовью пользовались животные игрища. В Рим привозили бегемотов, гиен, носорогов. На кровавую бойню вытаскивали даже мирных по своей сути существ – жирафов, косуль, обезьян, страусов. С дикими созданиями перед публикой выступала особая «каста» гладиаторов – венаторы. Они развлекали зрителей на манер современных дрессировщиков – засовывали руки в клыкастые пасти, ездили на верблюдах, ведя на поводках львов. Верхом искусства венатора считалось накинуть плащ на голову хищному зверю, обездвижить его и заколоть. Нередко свою доблесть и умение демонстрировали восхищенной публике и великие императоры, укрощая свирепых животных точными выстрелами из лука между глаз.
Загонщики постоянно злили зверей, науськивали их друг на друга. Сохранилось описание поединка носорога со слоном, на котором последний выколол глаз своему сопернику, повалил и топтал его, пока не проломил череп. Иногда на арену выводили не бойцов, а пленников, преступников, христиан или евреев. Тогда боевые зрелища превращались в кровавое заклание. Животные мчались на несчастных и топтали их лапами и копытами. Иногда приговоренным давали в руки деревянные дубинки или хлипкие копья. Но не для защиты – скорее, для еще большего куража. В отличие от гладиаторских и звериных поединков, такие развлечения поощряли не все, находя их чересчур жестокими.
В 55 году до н.э. консул Римской республики Помпей устроил представление со слонами. Их противниками был отряд африканского племени гетулов. Но 20 животных, обезумев от боли, не кинулись на соперников. Они повернулись и попытались убежать через зрительские ряды, сломав железные решетки. После кровавого инцидента Гай Юлий Цезарь приказал выкопать между ареной и зрителями широкий ров и заполнить его водой.
До того, как был построен Колизей, на его месте стоял дворец Нерона. Существовала легенда, что император привез из далеких краев небывалое кровожадное существо, которое у себя на родине пожирало гиппопотамов и слонов. Нерон приказал специально для него выкопать озеро, а затем каждую ночь кормил его тушами животных, мертвыми и живыми рабами. После смерти императора озеро засыпали строители Колизея, а мифический зверь ушел в подземные моря.
Одним из популярных развлечений были также гонки на колесницах. Там хоть и не было откровенной жестокости, как в гладиаторских боях, но опасностей для возницы и лошадей хватало. Выступали обычно люди победнее или вовсе рабы. Если кому и удавалось выжить в гонке, то только самым умелым. Обычно наездники погибали молодыми – в 22–23 года; кто-то не доживал и до 20. Зато успешные гонщики становились настоящими любимцами общества. Самый богатый древнеримский возничий по имени Диокл дожил до 42 лет и выиграл в 4462 заездах.
В Древнем Риме существовали списки лошадей и возниц, чтобы поклонникам скачек удобно было заранее делать ставки на полюбившуюся колесницу. Понятно, что успешные наездники и их скакуны скоро становились знаменитыми. Поэт Марциал возмущался тем, что почти никто в Риме не знает его по имени, зато кличку лошади последнего победителя помнят все.
Особенно зрители любили момент, когда наездник огибал поворотные столбы. Для того чтобы сократить путь и выиграть время, он приближался к каменной тумбе вплотную. Здесь уже счет шел на сантиметры: стоило прогадать или неловко дернуться – колесо налетало на столб-мету и разбивалось вдребезги. В лучшем случае возница после этого оставался просто калекой. Часто на поворотах повозки сталкивались, и лошади затаптывали людей насмерть. Умышленно таранить или подрезать соседние колесницы запрещалось, но, конечно же, глаза на это закрывали. Поэтому каждый наездник держал при себе острый короткий нож, чтобы хотя бы перерезать вожжи, если запутается в них и лошади потащат его за собой по земле.
Гонщики окрашивали свои повозки в разные цвета – белый, красный, голубой и зеленый, – а их поклонники переодевались в тоги и туники соответствующей гаммы. Иногда противостояние партий могло даже разделять семьи и разлучать влюбленных. Состоятельные жители Рима для ставок закладывали все, что можно: скот, рабов, драгоценности, домашнюю утварь. А бедняки города на семи холмах веселились и с нетерпением ждали окончания заездов.
Во времена, когда на зрелище приходили посмотреть Нерон и Домициан, после некоторых игр всех зрителей ждали обязательные пиры – эпулы. Кроме того, публику осыпали дарами, которые должны были утешить ее после проигрыша. С верхнего яруса амфитеатра сыпались тесеры – особые жетоны, своего рода беспроигрышная лотерея. Призом могла быть одежда, деньги, серебряная посуда, картины, рабы и даже дома.
Чаще всего подобные забавы устраивали на крупные религиозные праздники и торжества, связанные с жизнью императора. Поэтому недостатка в развлечениях у рядового римлянина точно не было. К эпохе Марка Аврелия уже 135 дней в году были посвящены играм, и со временем эта цифра только росла. Таким образом, жители города могли чуть ли не по полгода проводить внутри стен амфитеатров.
Ужасы за пенни
Уже начиная со Средневековья на улицах Лондона в воскресенье можно было встретить поклонников футбола, стрельбы из лука и других состязаний. Но находились и любители менее здоровых забав. Нередко на публике устраивались кабаньи, петушиные, собачьи бои, бычья и медвежья травля – «беар-бейтинг» и «буль-бейтинг».
Медведям давали клички вроде Ворчун Гарри или Смелый Пит и ставили в живой круг из желающих развлечься. Участники получали бичи или прутья – и все разом обрушивали на слепого зверя шквал ударов. Медведь сбивал с ног каждого, кто попадался ему под лапы, и тогда весельчакам уже было не до смеха. К быкам лондонцы подходить боялись, поэтому спускали на арены собак. В уши рогатым для пущей забавы клали горошины, а ноздри посыпали перцем, чтобы шум и жжение привели их в ярость. С хозяев собак, которые хотели принять участие в «буль-бейтинге», взимали входную плату. Если пес побеждал, владелец получал красивый ошейник для героя, а также расшитую золотом шляпу и 5 шиллингов для себя.
Иногда на лондонских аренах попадались необычные животные – гиены, барсуки, львы. Развлекались жители туманного Альбиона и травлей лошадей. Однажды на Банксайде на огромного коня спустили свору собак. Когда мощное животное затоптало псов, публика закричала, что это обман, и грозилась снести заведение, пока коня не приведут обратно и не затравят до смерти.
Бычья и медвежья травля оставались популярными в Англии примерно до середины XIX века. В 1835 году английский парламент выпустил «Закон о жестоком обращении с животными», и постепенно развлечения с крупными зверями канули в Лету.
Лондон викторианской эпохи был городом мрачным, темным и дурно пахнущим. Жизнь коренных обитателей Ист-Энда нельзя было назвать радужной. Они рождались, росли и умирали в бедности и грязи. Но кроме вкусных горячих каштанов в дырявых карманах, все же оставались у них и другие радости.
Среди мужчин низкого сословия успехом пользовалась крысиная травля. На фоне упадка забав с быками и медведями это не менее кровавое развлечение стремительно набирало обороты. Информация об организаторах и адреса звериных поединков не разглашались публично и передавались из рук в руки, только по хорошим знакомым.
Побоища обычно устраивали на чердаках или в подвалах. Гости располагались поудобнее, люк закрывался – и начиналось представление. Окна и щели предусмотрительно заколачивали досками. Арена представляла собой небольшой круг метра два в диаметре, который освещался газовой горелкой или керосиновой лампой. В центр выпускали примерно с дюжину крыс, а затем натравливали на них пса. Необученных собак зрители не любили – дворняги были вялыми, часто могли испугаться и пойти на попятную. Ставок на таких бойцов было мало. А вот матерые крысоловы пользовались успехом.
Иной раз хозяева тотализатора кидали на арену бультерьера и выпускали десятков пять злобных крыс. В такую ночь можно было заработать неплохие деньги. Ставки принимали обычно на количество убитых грызунов. Длились такие игрища до полуночи. Некоторые дельцы покупали для своих поединков до 26 000 крыс в год.
Такие забавы считались, по большей части, развлечением бедняков, однако нередко среди зрителей попадались титулованные господа, которые с удовольствием наблюдали за кровавыми расправами.
Пока мужчины развлекались баталиями грызунов, своя отрада была и у трущобных леди. Даже самая бедная служанка могла наскрести грошей на дешевое балаганное представление. Здесь звучали фривольные песни, непристойные шутки и скабрезные монологи. Особенно публике нравились жуткие криминальные истории о грабителях с большой дороги или кровавых убийствах, благо таковых в Лондоне было с избытком. От владельцев требовалось всего ничего – подмостки и дешевое фортепиано.
К концу 1860-х зрители перешли из балаганов в театры и мюзик-холлы. Здесь популярностью пользовались пантомимы, где в центре внимания были полуодетые леди и, опять-таки, убийства. «Роял Виктория-холл» нередко давал мелодрамы для «служанок, швей и прочих девиц простого происхождения». За место на галерке нужно было отдать всего 4 пенса, поэтому недостатка в желающих поглазеть не было. Ну, а если в пьесе обещалась жуткая криминальная драма, то публика собиралась перед театром за несколько часов. Аудитория на такие представления стекалась специфическая. На сцену летели объедки, в партере вспыхивали драки, а на галерке распивали джин прямо из бутылок.
Особой популярностью среди лондонцев пользовались казни. Некоторые спекулянты даже продавали за деньги лучшие места на деревянных рядах вокруг виселицы или плахи. Охочий до зрелищ народ скупал билеты, а делец втайне надеялся, что преступника не помилуют. Так, в XVIII веке некая предприимчивая дама, мамаша Проктор, однажды заработала на повешении целых 500 фунтов.
Но не только бедняков можно было увидеть в грязных пабах. Члены парламента, профессора университетов, судьи и присяжные тоже любили отвести душу в «богемных заведениях», вроде «Грота Гармонии» в Ковент-Гардене. Каждый на входе платил шиллинг и получал право на сигару и стакан любого напитка на выбор. В этих заведениях высокопоставленные господа получали особое удовольствие от вульгарной обстановки. Нередко здесь разыгрывались и шутливые судебные заседания со скабрезными подробностями реальных бракоразводных процессов.
Танцы до упаду
В 1929 году разразилась самая крупная катастрофа промышленного мира. Половина американских компаний обанкротилась, каждый четвертый житель США стал безработным. Именно в это время под гул ветра в пустых карманах американцев набирал силу новый кровавый феномен – танцевальные марафоны.
Первое известное соревнование выносливых плясунов состоялось еще задолго до экономического краха – в 1909 году в штате Монтана. На площадку вышли 170 пар, но после 15 часов пируэтов и перестуков шериф остановил действо и заявил, что такие затеи вредят здоровью участников.
После 1923 года танцевальные марафоны превратились в массовое помешательство. Именно тогда прошел первый официальный па-де-де на дальние дистанции. Audubon Ballroom Marathon, состоявшийся в Нью-Йорке, подарил стране новую героиню – Альму Каммингс, которая протанцевала 27 часов кряду. Такой успех повлек за собой новую моду, переросшую впоследствии в безумство. Каждая женщина хотела выйти на площадку и получить свою минуту славы. И рекорд Альмы был недолговечным – через неделю на танцевальном Олимпе появилось новое имя.
Участники марафонов отказывались от сна, отдыха, еды. Организаторы предлагали денежные призы, и это подстегивало мечтателей еще больше. Трагических результатов долго ждать не пришлось – в том же 1923 году появилась первая жертва: Гомер Мурхаус, протанцевав 87 часов, скончался прямо на паркете. После этого власти США ограничили время марафонов до 8 и 12 часов.
Но события, перевернувшие все с ног на голову, были уже не за горами. После биржевого краха 1929-го в танцевальный бизнес влилась свежая струя. Теперь рекорды и достижения отошли на второй план. Марафоны стали способом подзаработать и отвлечься от проблем нищей жизни. На таких мероприятиях кормился целый штат врачей, музыкантов, официантов, вышибал. Плата за вход для зрителей составляла 25 центов – недостатка в тех, кто хотел понаблюдать за чужими страданиями, не было. Размер выигрыша доходил до нескольких сотен, а то и тысяч долларов (притом, что средняя годовая зарплата по стране составляла чуть больше 1300).
Однако со временем организаторы поняли, что смотреть на лениво топчущиеся пары скучно – зрители теряют интерес и уходят. Поэтому распорядители начали всячески подстегивать участников на потеху публике. Иногда во всеуслышание объявлялось, что в толпе скрывается знаменитый голливудский продюсер, который ищет новых звезд. Порой на паркет выходила подставная пара, чтобы нарочно затеять драку. Нередко распорядители устраивали «дерби», заставляя измученных танцоров бегать по нарисованным на площадке дорожкам. А бывало, что и сами участники могли нечаянно устроить шоу – порой у них начинались галлюцинации от физического и морального истощения.
Мужчины брились, а кто-то вязал или читал газету прямо в танце. Танцоры даже ели, не отвлекаясь от привычных движений. Высокого умения не требовалось: главное – отрывать ноги от пола и не касаться его коленями. Последнее было особенно актуально, когда кто-то засыпал, повисая всем телом на своем визави.
Участники могли отдыхать 15 минут каждые два часа – иногда кому-то удавалось даже немного поспать. Тех, кто не мог подняться сам, освежали нюхательной солью или ванной с холодной водой. Но марафоны длились неделями и месяцами. Нередко участники шоу умирали прямо на паркете, но это не останавливало остальных – ведь только там, под крышей танцзала, они могли получить еду, медицинскую помощь и шанс разбогатеть. Большинство организаторов кормили участников 12 раз в сутки! В меню были овсянка, апельсиновый сок, тосты. Где еще найти такое в голодные годы?
Когда участники слишком долго задерживались на танцполе, и зрителям снова становилось скучно, распорядители объявляли «танцы на выбывание». Зрелище было куда более жестоким, но и увлекательным.
Рекордсменами среди «карнавалов мозолей» называют марафон в Атлантик-Сити протяженностью в 4152,5 часа и Чикагский марафон длиной в 5152 часа.
К концу 1930-х годов танцевальные конкурсы на выживание окончательно закрепили за собой славу кровавого бизнеса и попали под опалу властей в большинстве штатов. Но стук каблуков в подпольных клубах не утихал вплоть до начала Второй мировой войны.
Буги «на костях»
В 50-е годы в Советском Союзе возник отдельный мир, полный ярких цветов, вызывающих причесок, танцев и джаза – мир «стиляг».
В 1957 году в Москве прошел шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов. В столицу хлынули толпы молодых американцев, немцев, испанцев. А вместе с ними – джинсы, майки с принтами, яркие пиджаки и кеды. Советские фарцовщики караулили туристов на улицах, предлагая им поменяться чем-нибудь «на память». В ходе таких торгов можно было достать настоящую заграничную жвачку, ботинки и даже нижнее белье.
Важными деталями «штатников» были не только штаны-дудочки, галстук-селедка и прическа-«кок» – чтобы стать полноценным «чуваком», то есть своим, нужно было правильно танцевать, ходить и даже смотреть на окружающих. Походка настоящего «стиляги» должна была быть разболтанной, взгляд – томным, будто уставшим. Ну, а плясать нужно обязательно «стилем», лучше всего – под буги «на костях».
Рентген-аппаратура в 50-х была еще совсем несовершенной, поэтому каждый третий снимок отправлялся в мусорное ведро, а оттуда – в руки кустарных звукооператоров. Грампластинки из рентген-снимков были не самого лучшего качества, но все равно продавались в переходах или знакомым по 250 рублей. И в домах и клубах «стиляг» пели Элвис Пресли, Чак Берри и Бадди Холли.
Сегодня такие ухищрения кажутся безобидными и забавными. А тогда в советской Москве развернулась настоящая охота на нестандартно выглядящую молодежь. Нонконформистов «полоскали» на студенческих собраниях, им объявляли выговоры. Если же и это не помогало, паренька в узких штанах вполне могли отчислить из университета или исключить из комсомола. На войну со стилягами вышла и народная дружина. Прогуливаться во дворах или по любимому «Бродвею» (улица Горького, современная Тверская) стало опасно – в любой момент могли подскочить добровольцы. Если ширина брюк утонченного эскаписта была меньше, чем 4 или 5 спичечных коробков, их разрезали ножницами. А длинные волосы и «кок» безжалостно состригали ручной машинкой.
Впрочем, скоро движение «стиляг» сошло на нет. Молодые парни и девушки выросли из ботинок «на манной каше» и пестрых платьев, а саму моду уже сталкивала в спину с пьедестала «битломания» и движение хиппи.
Когда все благополучно и все довольны жизнью, радость и веселье даются легко. Но и в тяжелые времена люди находили способы расслабиться и хотя бы ненадолго забыть о горестях, бедности, опасностях. Правда, шутки их бывали грубы, а развлечения жестоки, но они помогали им на время забыть о собственных тяготах и лишениях. И никакие запреты и угрозы не давали утихнуть задорной музыке и хохоту толпы. Забавы «на грани» шагали из эпохи в эпоху, оставляя за собой кровавые следы эйфории. Пока руки-ноги целы, всегда находятся весельчаки, готовые смешить толпу на фоне горящих руин.
Ведь шоу должно продолжаться.
