Вся история средних веков – это вызов злу.
Виолле-ле-Дюк «Жизнь и развлечения в средние века»
Чем дальше во времени отстоят от нас события, тем схематичнее и упрощеннее они нам представляются, тем «монохромнее» они предстают в описаниях современников. Одни исторические личности выходят на передний план, заслоняя собой современников, другие «герои своего времени» теряются во тьме веков. И вот из этой тьмы рождаются самые невероятные легенды, жития святых и просто страшные сказки.
Любому школьнику известно имя Жанны д’Арк и ее роль в освобождении Франции от англичан во время Столетней войны, но вряд ли многие вспомнят, какому французскому королю она помогла короноваться, а имена ее соратников и врагов сейчас и подавно известны лишь специалистам и людям, увлеченным историей. А между тем среди них были весьма колоритные персонажи. Вот об одном из них, по имени Жиль де Рэ, хотелось бы рассказать подробнее.
Жил на свете рыцарь…
И все же начнем с Жанны – каноническая история утверждает, что она родилась в Лотарингии, в деревушке Домреми, около 1412 года в семье то ли обедневших дворян, то ли зажиточных крестьян и до 13 лет ничем не отличалась от прочих «пастушек». А потом она начала слышать голоса святых – архангела Михаила, святой Екатерины и святой Маргариты. Их речи и предрекли ей нетривиальную участь – снятие осады с Орлеана, коронацию в Реймсе дофина Карла и последующее изгнание захватчиков. И лишь через несколько лет, 4 марта 1429 года, Жанне, наконец, удалось предстать перед дофином, чтобы помочь ему осуществить его – и свою – миссию.
Наверное, именно тогда, в замке Шинон, ее и увидел один из придворных будущего Карла VII – Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен. Для своего времени он был фигурой весьма своеобразной. Принадлежа к очень древнему роду, он стал после многоступенчатых брачно-наследственных комбинаций своих предков еще и обладателем поистине королевского состояния (особенно для Франции, где правил безумный король, а его законный наследник был едва ли не изгнанником в собственной стране). В 1415 году его отец погиб на охоте – мать умерла еще раньше, – и в результате владетель нескольких замков в разных частях Франции и прочих богатств оказался под опекой своего деда Жана де Краона.
Юный Жиль получил вполне типичное для того времени воспитание. Дворянских детей рассматривали как маленьких взрослых, общение с родителями носило скорее «протокольный» характер – и если до 7 лет благородные отпрыски находились на попечении кормилиц и нянек, то затем, «войдя в разум», они начинали осваивать дворянские премудрости. Естественно, с малых лет Жиля обучали боевым навыкам, военному искусству и куртуазному обращению, но, кроме этого, он получил нетипичное для того времени «гуманитарное образование» – знал греческий и латынь, мог цитировать классиков, был сведущ в свободных искусствах. Вероятно, именно благодаря этому со временем он собрал одну из богатейших библиотек и внушительную коллекцию древностей. И, безусловно, он являлся, что называется, добрым христианином.
Надо сказать, что его дед Жан де Краон скорее соответствовал нашему представлению о типичных феодалах, которые, как утверждает учебник истории, «…ценили физическую силу гораздо больше, чем ум и образование. Почти все время они проводили, упражняясь в фехтовании, верховой езде, метании копья». Современники приписывали ему поистине маккиавеллиевский ум, страсть к интригам и махинациям, неразборчивость в средствах для достижения своей выгоды, что и сделало его чуть ли вторым по богатству человеком во Франции. Вероятно, именно поэтому отец Жиля в своем завещании и исключил тестя из списка возможных опекунов, но у старика были такие связи, что о воле покойного просто забыли.
В замке деда Шантосе на Луаре Жиль де Рэ оказался предоставлен самому себе. Он сохранял свое увлечение науками, на радость де Краону стал мастером в военных делах и охоте, однако искусством плетения заговоров и придворных интриг, так необходимым французскому дворянину того времени, все же не овладел. Но одну вещь недоросль усвоил от деда четко: как наследник богатств своего отца и самого де Краона он выше любого закона. И именно это знание в будущем погубило его…
В возрасте 14 лет Жиль впервые, для начала в роли оруженосца, отправился на войну. Дед, будучи озабочен не только военной карьерой внука, но и приумножением фамильного состояния, делал неоднократные попытки выгодно его женить, и, наконец, в 1420 году состоялся брак с Катрин де Туар. История вышла скандальная. По некоторым сведениям, невеста была похищена из отчего дома, а трое из попытавшихся освободить ее, в том числе и дядя, были заточены в донжоне Шантосе. Состоялись длительные переговоры, во время которых умер отец Катрин (вскоре после освобождения пленницы из темницы умер и дядя). Тем не менее, брак был согласован задним числом, а кроме того, разрешен церковью, несмотря на родственные связи новобрачных.
Жена принесла в приданое не только обширные поместья, но и связи: она состояла в родстве с французским королевским домом. Это, вероятно, и определило ту сторону, которую в дальнейшем поддерживали де Краон и его внук – с 1427 года Жиль сражался за дофина Карла как «добрый и храбрый капитан» и состоял в его окружении.
Орлеанская дева и маршал Франции
Итак, они встретились. Жанна д’Арк перед приездом в Шинон отправила дофину письмо, в котором писала, что непременно узнает его. И будущий Карл VII, желая проверить ее, смешался с толпой придворных, посадив на свое место на троне другого человека. Демонстрируя свой необычный дар, дева Жанна, как она себя называла, действительно без труда выделила его среди других. Недоверчивый Карл требовал все новых проверок – совет матрон подтверждал девственность Жанны, богословы из Пуатье допрашивали ее, отыскивая хоть намек на обман или (не дай бог!) ересь. Для сбора информации даже были посланы гонцы в Домреми, ведь репутация спасительницы королевства должна быть безупречной! И в итоге девушке из Лотарингии поверили все – богословы разрешили ей носить мужскую одежду и латы, дофин дал доспехи и армию, его первые полководцы согласились встать под ее начало, а Жиль де Рэ стал ее телохранителем и военным советником.
Сейчас сложно представить, какой немыслимый для того времени переворот совершила простая девушка. Это было общество, где даже благородные женщины до замужества безоговорочно подчинялись родителям, а после – мужу, и редко замахивались на что-то более серьезное, чем ведение домашнего (или замкового, если угодно) хозяйства. Жанна, утверждающая, что послана самим богом спасти Францию и успешно командующая войском мужчин, должна была произвести впечатление сотрясателя основ. Она тут же приобрела как верных союзников, так и заклятых врагов. Первые (и среди них барон де Рэ) сражались бок о бок с ней во многих битвах, собирали войска. Они сняли под ее знаменем английскую осаду с Орлеана за 4 дня – а это долгое время не удавалось ни одному французскому военачальнику. Благодаря ей союзникам дофина открыл свои ворота Реймс, где традиционно короновались французские короли. Там Орлеанская дева присутствовала на миропомазании Карла VII, а священное миро для церемонии доставил из Парижа Жиль де Рэ. Его заслуги были оценены по достоинству – он в числе четырех военачальников стал маршалом Франции. Кроме того, именно к 1429 году относятся первые документы о продаже бароном некоторых владений – свои отряды он экипировал и платил им жалованье из собственных средств, как и многие феодалы того времени.
Но вскоре радость побед сменяется горечью поражений – среди врагов Жанны не только советники короля, опасающиеся ее возрастающего влияния, но и вечная нерешительность Карла, буквально крадущая у ее армии победы. Наступление на Париж прекращает сам король, отдав приказ об отводе армии к Луаре, а затем и о ее роспуске, а во время попытки снять осаду Компьеня раненую Жанну д’Арк берут в плен бургундцы, союзники англичан. Карл VII, обязанный ей короной, даже не пытается выкупить Орлеанскую деву – в результате, за 10 тыс. ливров англичане перекупают ее и перевозят в Руан. Там проходит суд, и по его предвзятому решению 30 мая 1431 года Жанну сжигают на костре как «еретичку, вероотступницу, идолопоклонницу».
Легенды о чудесном спасении Орлеанской девы начали появляться практически сразу же после ее казни. Возможно, из их числа и сообщения о том, что Жиль де Рэ, вопреки бездействию короля, собрал армию из наемников и пошел с ней на Руан, чтобы спасти деву, но опоздал. Какие-то источники говорят, что ему даже удалось пробраться в город, он присутствовал на самой казни и видел последние мгновения Жанны. Сейчас никто не скажет, какое во всем этом соотношение правды и вымысла, но бесспорно одно: после казни барон оставил службу, удалился в свои поместья, и с 1433 года жил в замке Тиффож в Вандее.
Алхимик или?..
Даже опираясь на столь малочисленные факты, мы можем судить, насколько глубоко был потрясен Жиль де Рэ гибелью Жанны д’Арк. Он прервал на пике свою военную карьеру, удалился от королевского двора. Видимо, здесь и сказались неспособность барона к политической интриге, к придворной жизни, его гордость и прямолинейность. Он уже занял фактически самое высокое положение, какого хотел добиться, да и материально ни в чем не зависел от предавшего Жанну короля. Проявив себя не только в качестве доброго христианина, но и как ценитель драматического искусства, Жиль заказал и в течение 10 лет оплачивал постановки «Орлеанской мистерии» в память о Жанне. Исторических свидетельств того времени не много, и тем более их авторы редко задаются целью передать перипетии духовной жизни своих героев. При том, что все свидетельства утверждают, что в характере барона имелись две крайности, они еще и разводят их по времени: до смерти Жанны барон де Рэ, в общем, не сильно выделялся на фоне своих современников – добрый христианин и хороший, верный солдат. Более того – соратник девы, которую задолго до формальной канонизации считали святой. Впрочем, это не означает, что он вел безгрешную жизнь – представления о гуманности тогда были несколько иными, чем сейчас, да и Женевскую конвенцию придумали через полтысячи лет. А вот на описание того, что произошло с ним после 1431 года, его современники не жалели черной краски – колдун, детоубийца, приспешник дьявола. Со временем людская молва трансформировала разрозненные свидетельства о детоубийце, и на свет появилась история о «Синей бороде», рыцаре, убивавшем своих жен, столь талантливо пересказанная Шарлем Перро. Правды в ней, однако, немного – борода у маршала была русой, а его единственная жена пережила мужа, повторно вступив в брак после его смерти.
Но обо всем по порядку. В 1432 году произошло еще одно событие, которое не могло не сказаться на дальнейшей жизни Жиля де Рэ. Умер его дед Жан де Краон. Как и полагается средневековому христианину, на смертном одре он покаялся в грехах, отрекся от своей прошлой жизни, полной стяжательства и сутяжничества, и постарался «пройти сквозь игольное ушко», отказавшись от пышных похорон, раздавая деньги и иное добро тем, кого при жизни ограбил или притеснил, одаривая своих крестьян, делая вклады в госпиталя. На совести хронистов остается вопрос, был ли в его исповеди пункт о том, что он взрастил такого демона, как Жиль. Но в одном они не ошибались – именно с этого момента, предоставленный самому себе, де Рэ начинает путь от enfant terrible к преступнику, обвиненному в колдовстве, противоестественных пороках и массовом ритуальном убийстве детей.
Жизнь в Тиффоже де Рэ обустроил на широкую ногу, может быть, излишне помпезно даже для человека с его средствами. Его окружали 200 дворян, службы в замковой церкви вели 30 каноников, но к типично феодальным развлечениям вроде пиров, междоусобиц и охот скучающий Жиль добавил и иные – он продолжил собирать разнообразные рукописи. Неуемная любознательность заводила его далеко за пределы того, чем ограничивалась тогда каноническая наука – к нему стекались разного рода маги, толкователи снов и, наконец, алхимики. Что было закономерно: они не только представляли на тот момент «передовой край науки», но и среди прочего занимались поисками философского камня – некоего вещества, превращающего простые металлы в золото. А в нем маршал все более нуждался – совершенно безумная расточительность истощила и его немалые ресурсы, заставив продавать имения. Под алхимические лаборатории были переоборудованы помещения в Тиффоже, закупались необходимые (и весьма дорогие) ингредиенты для опытов, и образовался замкнутый круг: чем сильнее стремился Жиль де Рэ к получению золота, тем больше его собственного богатства сгорало в тиглях и ретортах приближенных к нему шарлатанов. А в сознании средневекового человека все это связывалось напрямую с колдовством, с черной магией.
И к ней маршал де Рэ не преминул прибегнуть. Приблизительно с 1437 года в его окружении появился итальянец Франческо Прелати, прямо называвший себя (в отличие от прочих алхимиков) колдуном и некромантом. Он сумел убедить Жиля, что имеет власть над демоном по имени Баррон, которому под силу обеспечить барона столь вожделенным золотом. Вот что пишет об этом Михаил Орлов в книге «История сношений человека с дьяволом»: «Он написал собственною кровью форменный договор, по которому уступал Баррону свою душу за три дара: всеведения, богатства и могущества». В конце концов, демон потребовал человеческую жертву, невинного младенца – и эта жертва была принесена.
Над репутацией барона тучи стали сгущаться еще в 1432 году, когда поползли слухи об исчезновениях детей и подростков в деревне Тиффож и в окрестностях Машикуля, другого замка де Рэ. Как позже установил суд, для удовлетворения «противоестественных страстей» барона было похищено, а затем убито им самим или его пособниками более 140 детей. Похищения продолжались вплоть до 1440 года, когда епископ Нанта Жан де Малеструа в своей проповеди объявил о преступлениях маршала и призвал людей сообщать об известных им случаях пропажи детей. Собранные свидетельства позволили привлечь Жиля де Рэ к суду – сначала к светскому, поскольку похищения, надругательства, содомия и садистские убийства детей проходили как чистая уголовщина, а затем и к духовному. Главными обвинениями со стороны церкви были «человеческое жертвоприношение домашнему демону, колдовство и использование колдовской символики, убийство невинных мальчиков и девочек, расчленение и сжигание их тел, а также выбрасывание их тел в ров (то есть непредание земле по христианскому обычаю), сексуальные извращения, оскорбление действием служителя католической Церкви и т. д.».
Ни в коем случае не обеляя маршала де Рэ, надо сказать, что процесс по его делу имел явно заказной характер. Он продавал свои земли с правом выкупа: то есть, скорее, отдавал в залог; естественно, в случае его смерти не выкупленные им владения переходили к его «кредиторам». А среди них был не только сам Жан де Малеструа, но и герцог Бретонский Жан V, и его казначей Жофруа Феррон (ставший потом личным врагом барона). Конечно, они не преминули расправиться с все еще очень сильным аристократом, потенциальным противником в случае какой-либо распри, одновременно разбогатев на законных основаниях. Вот так в дело вмешалась политическая интрига, в которой был столь неискушен Жиль.
Суд начался 15 октября 1415 года, дело рассматривали два трибунала – светский и епископско-инквизиторский. По традиции того времени, помимо опросов свидетелей и пособников, подсудимого дважды подвергали пытке, как и его приближенных. 22 октября Жиль повторил произнесенные в пыточной камере признания публично. Возможно, больше, чем пытки, его испугала перспектива быть отлученным от церкви (во время процесса его отлучали, но затем отлучение было снято). 25 октября церковный трибунал признал маршала де Рэ примирившимся с церковью и отдал в руки светского суда. Его и двоих сообщников приговорили к смерти через повешение и последующему сожжению тела на костре. Кроме того, Жиль де Рэ должен был выплатить штраф в размере 50 тыс. ливров в пользу герцога Бретонского.
Перед казнью барон публично покаялся в соборе Нанта, и та самая толпа, что обвиняла его в убийствах 700–800 детей, горячо поддержала организованную все тем же епископом процессию духовенства и народа, молясь за раскаявшегося грешника и упокой его души. Процесс, открывший столько действительно ужасающих подробностей преступлений барона, тем не менее, оставил после себя множество вопросов. В замках маршала (вопреки слухам) не нашли ни одного трупа. Де Рэ просил о божьем суде, испытании огнем, но судьи его просьбу проигнорировали – а стал бы верующий человек так рисковать, если бы не был уверен в своей невиновности? Среди свидетелей не нашлось ни одного дворянина из свиты маршала. Показания женщины, якобы похищавшей для барона детей, зачитывали – она сама, вероятно, умерла под пыткой. Удивительно, но главный сообщник, Прелати, фактически избежал наказания – его подержали некоторое время в церковной тюрьме, наложили епитимью, а потом передали герцогу Рене Анжуйскому, у которого он стал домашним алхимиком!
Финал этой истории освещают два костра – именно так благодаря «чудесам» средневековой юриспруденции закончили свой путь святая и грешник, девушка и мужчина, оставившие заметный след в истории Франции. После нее осталось житие Орлеанской девы, после него – сказка о Синей Бороде.
Тайны Жанны
По количеству прижизненных свидетельств, хроник и документов лишь некоторые монархи, жившие в XV веке, могут поспорить с Жанной д’Арк. Сохранились материалы и суда над ней в Руане, и процесса, организованного для ее оправдания Карлом VII в 1455–56 годах. Тем не менее, с ней связано и немало загадок.
Во-первых, до сих пор стоит вопрос о том, кем, собственно, являлась Орлеанская дева? Общепринятая версия о «пастушке из Домреми» не объясняет очень многих фактов. Свидетели ее появления перед дофином Карлом не только изумляются тому, как она чудесным образом узнала его в толпе, но и сообщают, что она говорила не на лотарингском диалекте, а на правильном французском, которым пользовались представители высших классов. Кроме того, эта якобы простая крестьянка прекрасно ездила верхом, была знакома с играми и развлечениями знати, требовавшими особых умений. По словам секретаря короля Алена Шартье, «создавалось впечатление, что эта девушка воспитана была не в полях, а в школах, в тесном общении с науками».
Кроме того, 12 февраля 1429 года, то есть за три недели до приезда Жанны в Шинон, граф Дюнуа, командовавший гарнизоном осажденного Орлеана, заявил своим воинам: мол, ему предсказали, что город освободит «Дева, явившаяся с лотарингской границы».
И самое основное – как ей удалось войти в доверие к патологически мнительному и нерешительному дофину? Его считали сыном Карла VI Безумного и Изабеллы Баварской, и сумасшествие отца вкупе с распутным характером матери давали повод половине страны сомневаться в законности его рождения. Вероятно, и у него самого были такие сомнения. Возможно, у Жанны имелись какие-то доказательства, подтверждающие его статус. А может быть – так считают некоторые исследователи, хотя документальных подтверждений этому нет, – именно Жанна была незаконнорожденной дочерью Изабеллы и брата Карла VI Людовика Орлеанского. И будучи сводной сестрой дофина, она имела бы все шансы добиться его полного согласия и помощи для осуществления ее миссии.
Еще одна загадка связана со смертью Жанны д’Арк, вернее, с нежеланием в нее поверить. И вот тут почву для конспирологов дают уже исторические документы – счетная книга города Орлеана, куда заносились расходы городского магистрата, содержит запись о выдаче 9 августа 1436 года (то есть спустя 5 лет после казни) двух золотых Жану дю Ли в качестве оплаты за доставку писем от его сестры девы Жанны. Есть и другие аналогичные по содержанию записи за этот период. Более того, если верить записям, 28 сентября 1439 года было подарено 210 ливров (крупная сумма) «за добрую службу, оказанную Жанной городу во время осады» и кому же? Некой Жанне д’Армуаз, приехавшей в указанный город, где ее как Жанну Д’Арк приветствовала восторженная толпа, среди которой были и люди, горожане и дворяне, хорошо знакомые с настоящей Орлеанской девой во времена осады и коронации Карла VII. И если брат Жанны еще мог получить какие-то выгоды, покрывая самозванку, то вряд ли можно объяснить корыстными мотивами поведение целой группы уважаемых людей. Есть свидетельства, что в том же году Жанна д’Армуаз встречалась возле Пуату с Жилем де Рэ, и он также не разоблачил в ней обманщицу. Косвенно подтверждают чудесное спасение Жанны (или групповую галлюцинацию, нередкую в Средние века) и еще некоторые записи в счетной книге. Например, о выплате пенсии матери Жанны д’Арк – Изабелле Роме. В них она вплоть до 1446 года именуется «матерью девы Жанны», а в июле 1446 – уже «Изабелла – мать покойной девы Жанны». Записи о Жанне д’Армуаз имеются и в Хронике декана монастыря Сен-Тибо де Мец.
Впрочем, среди историков достаточно и сторонников, и противников гипотезы о чудесном спасении Орлеанской девы.
