«Не оставляйте без замечания ничего, 

     что случится вам увидеть где-нибудь

      нового, полезного или любопытного»

     Из наставления Первой Антарктической экспедиции

     Кругосветка для полярника

      Неудачи арктических экспедиций не остановили Адмиралтейский департамент. Уже в 1821 году было принято решение отправить в полярные моря бриг «Новая Земля». Задача, стоявшая перед кораблем и его капитаном, целиком соответствовала названию судна – целью экспедиции стало исследование прилегающих к архипелагу вод. Провести «Новую Землю» к Новой Земле должен был лейтенант Федор Петрович Литке.

      Начало экспедиции 1821 года трудно было назвать удачным. Не успела «Новая Земля» выйти из Белого моря в Ледовитый океан, как киль брига заскрежетал по камням – неизвестная мель чуть не уничтожила судно. Что случилось бы с потерпевшим крушение экипажем в полярных водах – нетрудно себе представить. На счастье Литке и его команды, скорость «Новой Земли» была невысока. Вскоре корабль удалось стащить с мели, и экспедиция продолжилась. И хотя в скором времени из-за тяжелой ледовой обстановки бригу пришлось вернуться назад, 25-летний капитан не собирался сдаваться. «Новая Земля» выходила в полярные воды еще три раза. Экспедиция была весьма плодотворной: на обработку полученных данных ушло два года. Еще столько же времени рукопись шла к печати. Однако результат стоил затраченных усилий – «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821–1824 годах» мгновенно стало, выражаясь по-современному, бестселлером как в военно-морских, так и в научных кругах.

      Но к тому времени у капитан-лейтенанта Литке уже были новые заботы и новые материалы. В 1826 году – в рукописи «Четырехкратного путешествия» еще и чернила просохнуть не успели – на шлюпе «Сенявин» полярный волк ушел в кругосветное путешествие.

Непростая биография

      Выражаясь современным языком, Федора Литке надо было бы назвать ребенком из неблагополучной семьи. Его мать, Анна Доротея Литке (урожденная Энгель), умерла при родах, оставив на отца пятерых детей. Петр Литке женился вторично – но это не сделало малышей счастливее. «Неприглядное, тяжелое детство было долею осиротевшего мальчика. Мое детство не оставило во мне ни одного приятного воспоминания, которые в воображении большей части людей рисуют детство в таком розовом цвете», – писал впоследствии Федор Петрович Литке про свои ранние годы. В 1803 году, когда мальчику едва исполнилось шесть, он был отдан в пансион Мейера, но в 1808-м учебу пришлось оставить: отец умер, а мачеха отказалась платить за обучение. До 15 лет Федор жил в доме своего дяди Ф.И. Энгеля. Он был фактически предоставлен сам себе и проводил время за чтением книг, стараясь восполнить пробелы в образовании.

      В 1810 году одна из сестер Литке вышла замуж за капитана второго ранга Ивана Сульменева. Знакомство с этим человеком определило жизненный выбор Федора. Гардемарин Литке начал службу в отряде парусно-гребных канонерских лодок, которым командовал Сульменев. Вскоре за смелость, находчивость и самообладание, проявленные во время боев с французами в Данциге, Федор был награжден Георгиевским крестом и получил чин мичмана. В 1817-м молодой моряк совершил свое первое кругосветное плавание на шлюпе «Камчатка», которым командовал Василий Головнин. А через два года после возвращения, став уже лейтенантом, сам был назначен руководителем полярной экспедиции и получил под командование 16-пушечный бриг «Новая Земля».

     

      Путь «Сенявина» в целом повторял привычный маршрут русских кругосветок – из Балтийского моря, с заходом в Великобританию, через Атлантический океан – в Бразилию. Потом вокруг мыса Горн, остановка в Чили – и через Тихий океан в Ситку и Петропавловск. А дальше – снова Тихий океан, Индийский океан, мыс Горн и – через Атлантику – в Санкт-Петербург.

      Несмотря на, казалось бы, изъезженный маршрут, свою долю изысканий Федор Петрович Литке провел: были уточнены очертания Камчатки севернее Авачинской губы, открыты Карогинские острова, определены острова Прибылова, исследованы и описаны острова Каролингского архипелага и острова Бони-Сима, на карте появились острова Сенявина… Еще более богатыми оказались достижения по гидрографической части. Кроме того, проводились сложные маятниковые наблюдения для определения истинной формы Земли.

      «Добыча» экспедиции была настолько огромна, что сам Литке не справлялся с ее систематизацией. В научных журналах появились статьи академика Ленца и профессора Гельштрема под своеобразными названиями: «О наклонности и напряжении магнитной стрелки по наблюдениям Литке» и «О барометрических и симпиезометрических наблюдениях Литке и о теплоте в тропических климатах». Кроме того, в печать был отдан мореходный атлас с пятьюдесятью картами и планами – кругосветное плавание «Сенявина» и по сей день считается одной из самых удачных российских научных экспедиций.

 Разносторонний человек

      1829 год стал для Федора Петровича Литке поистине звездным. Кронштадт встречал его пушечным салютом. Его имя заслужило огромное уважение и среди моряков, и среди ученых. Из капитан-лейтенанта Литке сразу стал капитаном первого ранга, «перепрыгнув» через звание, был избран членом-корреспондентом Академии наук и получил Демидовскую премию. Впереди его ждали известность, признание и… новые непростые задачи. В 1832 году Литке стал воспитателем Великого князя Константина Николаевича, в 1850-м – главным командиром Ревельского порта и военным губернатором Ревеля. В 1853–56 годах вице-адмирал Литке руководил обороной Финского залива от англо-французской эскадры, а после окончания войны был назначен членом государственного совета. Последнюю награду за свои многочисленные и разносторонние заслуги Федор Петрович Литке получил в 1866 году, когда «за долговременную службу, особо важные поручения и ученые труды, приобретшие европейскую известность» был возведен в графское достоинство.

Контрабандные открытия

      Огромное количество русских кругосветных путешествий, вереница открытий и достижений начала XIX века вызывали восхищение и восторг… Но была одна категория российских граждан, у которых к этим чувствам добавлялось… разочарование. Речь идет об учащихся Петербургского морского кадетского корпуса. Молодых людей огорчало, что на их долю путешествий и открытий уже не достанется.

      В те времена в кадетском корпусе сложилась весьма своеобразная ситуация. Заведение, по идее, должно было выпускать офицеров – военных людей для военного флота. И учить их воевать. Однако слава Крузенштерна и Беллинсгаузена, Головнина и Литке делала свое дело – в данном случае смело можно сказать «черное». Тактика морских сражений отходила на второй план. Будущие российские морские офицеры в мечтах готовились к дальним плаваниям. И вовсю выискивали белые пятна на карте.

      Кадет Геннадий Невельский в этом плане ничем не отличался от своих однокашников – может быть, за исключением того, что «свою» «терра инкогнита» он нашел. Располагалась она на Дальнем Востоке. Вопросов, волновавших кадета Невельского, было, собственно, два. Сахалин – это остров или полуостров? И судоходно ли устье Амура?

      А ответить на них было непросто – особенно учитывая то, что после очередной неудачи на устье и на пролив просто махнули рукой. В 1836 году лейтенант Невельский получил назначение на эскадру Федора Петровича Литке, где фактически превратился в попечителя Великого князя Константина Николаевича – девятилетнего генерал-адмирала флота. Впрочем, впоследствии это знакомство оказалось весьма кстати: возможно, именно оно спасло Невельского от наказания за его бесспорно полезные, но совершенно самовольные действия.

Белое пятно с политическими последствиями

      Вопрос «географического» статуса Сахалина и судоходности реки Амур имел огромное значение. У первопроходцев XVII века не вызывало сомнений: Амур впадает в море одним устьем, а напротив него расположен остров Сахалин. Сто лет спустя ситуация не изменилась, а вот еще через столетие… Ученые «просвещенного века» поставили под сомнения Василия Пояркова и Ерофея Хабарова – ведь ни француз Лаперуз, ни англичанин Боутон, ни русский Крузенштерн, наткнувшись на мели, не смогли пройти Татарским проливом. И Сахалин «превратился» в представлениях географов… в полуостров. Не менее печальная участь постигла и устье Амура. Его просто… не нашли. И тут же сделали вывод: устье реки теряется среди дюн и мелей и доступно только для небольших лодок.

      Географическая ошибка повлекла за собой политические последствия – комитет под руководством министра иностранных дел Карла Васильевича Нессельроде предложил отказаться от всего Амурского бассейна, так как не имеющая выхода в море река «не представляет никакого интереса».

 Карьера была принесена в жертву мечте об открытиях. В 1846 году 35-летний капитан-лейтенант в буквальном смысле напросился командовать небольшим транспортным судном «Байкал», которое должно было отправиться на Камчатку с очередной партией грузов. Никаких научных и исследовательских целей перед экспедицией не стояло. Да и экспедицией это плавание не было – просто очередным рейсом Петербург-Камчатка.

      Но Невельский считал иначе. Пройдя «стандартный» маршрут Кронштадт – Портсмут – Рио-де-Жанейро – мыс Горн – Вальпараисо – Гавайские острова – Петропавловск-Камчатский за восемь с небольшим месяцев, капитан «Байкала» рассчитывал «сэкономленное» летнее время посвятить исследованию устья Амура. Еще перед отплытием из Петербурга ему удалось заручиться поддержкой губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева. Но в Петропавловске капитана ждало письмо, в котором губернатор сообщал, что не смог добиться разрешения на экспедицию. Тогда Невельский решил действовать на свой страх и риск. Ему удалось увлечь команду и офицеров «Байкала» – и корабль направился к устью Амурского лимана. Там судно стало на якорь, а Невельский вместе с тремя офицерами, доктором и четырнадцатью матросами на шлюпках отправился искать устье Амура.

Одураченные

      Когда грянула Восточная война (как в Европе именовали войну России с Англией, Францией и Турцией), в Тихий океан была отправлена объединенная англо-французская эскадра. Просвещенные мореплаватели рассчитывали уничтожить российские суда в бухте Де-Кастри. Они были уверены: деться русским некуда – ведь Сахалин по старой памяти все еще считали полуостровом. Но когда эскадра вошла в бухту, неуловимые русские ушли в Амурский лиман через пролив Невельского, который противник так и не обнаружил.

 Ему повезло. Когда шлюпки обогнули мыс Тебах, перед моряками открылось устье полноводной реки. Проведенные замеры показали, что оно доступно для морских судов. Невельский рискнул – и выиграл. Теперь оставалось решить вопрос с Сахалином.

      И тут Геннадию Ивановичу снова сопутствовал успех. Сахалин оказался островом! А это значило, что из устья Амура можно было плыть через Татарский и вновь открытый 7-километровый пролив Невельского прямо на юг – в Японское море, не тратя силы и время на огибание Сахалина с севера.

      Оставив «Байкал» в порту Аян, где в это время находился Муравьев, Невельский доложил ему о своих открытиях и сухим путем отправился в Петербург. Здесь он на собственном опыте испытал справедливость пословицы «победителей не судят» – за свое самоуправство Геннадий Иванович не только не был наказан, но и получил чин капитана второго ранга.

      Невельский и Муравьев предлагали уже весной следующего, 1850-го, года занять устье Амура, но эта инициатива не нашла поддержки в высших кругах Российской империи. Непоседливого капитана отправили назад, в распоряжение Муравьева, с весьма осторожными инструкциями:

      «В заливе Счастья, или в какой либо местности на юго-восточном берегу Охотского моря, но отнюдь не в Амурском лимане, а тем более не на реке Амуре, основать зимовье.

Не можешь прекратить – возглавь!

      Самовольное присоединение Невельским Амурского края к России вызвало в Петербурге грандиозный скандал. Вернувшегося туда в конце 1850 года «конкистадора» грозились привлечь к суду, разжаловать в матросы, пост срыть, а присоединение – отменить. Спас Невельского Николай I. Поступок Геннадия Ивановича приказано было считать молодецким, благородным и патриотическим, а на документы его дела легла Высочайшая резолюция: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».

 В этом зимовье Российской-Американской компании производить торговлю с местным населением, но ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и реки Амур.

      Для основания этого зимовья и для его охраны взять 25 человек матросов и казаков из Охотска».

      Однако Муравьев и Невельский снова сделали все по-своему. 1 августа 1850 года в устье Амура был основан Николаевский пост – впоследствии город Николаев-на-Амуре. Здесь Невельский объявил о присоединении Амурского края к России. Правда, в Заливе Счастья пост тоже основали – в соответствии с Высочайшим предписанием.

      Теперь уже делу пришлось дать официальный ход. С 1851 по 1855 годы Невельский работал в Приамурье как официальный руководитель Амурской экспедиции. В 1846 году ему был присвоен чин вице-адмирала, а в 1874 году – полного адмирала. Но ни кораблями, ни эскадрами он больше не командовал. То ли сказалось подорванное на Амуре здоровье, то ли «верхи» никак не могли забыть «благородное и патриотическое» самоуправство – мало ли что учудит «беспокойный» адмирал, став во главе эскадры или флота.

Рокировка

      Распределение функций и обязанностей членов экспедиции не оставляло повода для двойного толкования. Во главе предприятия стоял Евфимий Васильевич Путятин – участник кругосветного путешествия на фрегате «Крейсер», Наваринского сражения, войны 1838–39 годов. Кроме карьеры моряка за Евфимием Васильевичем числились успехи и на дипломатической ниве – в 1842-м ему удалось добиться отмены персидским шахом ограничений на торговлю с Россией. Гончаров же являлся его секретарем. Однако в глазах российской интеллигенции, иногда склонной переворачивать все с ног на голову, путешествие Путятина превратилось в путешествие Гончарова.

     Кругосветка с политическим подтекстом

      К середине XIX века эра кругосветных путешествий для России почти закончилась. И причин для этого было много – как политических, так и технических. И все же в 1852 году состоялось плавание, которое могло бы стать кругосветным – если бы не некоторые сопутствующие ему обстоятельства. Опять-таки политического и технического характера. К слову сказать, и цели этого путешествия тоже лежали в сфере политики. Дело в том, что в середине века вопрос установления дипломатических отношений с Японией приобрел для России характер первостепенной необходимости. Сферы влияния на Дальнем Востоке давно пора было разграничить. Открытие для русских судов нескольких японских портов серьезно облегчило бы положение находящихся в этом регионе кораблей и их экипажей, да и в торговле со Страной Восходящего Солнца многие видели немалую выгоду. Одним из активных проводников этой идеи стал капитан 1-го ранга Евфимий Васильевич Путятин, который еще в 1843 году представил на рассмотрение императора план такой экспедиции. Тогда проект Путятина отклонили из-за боязни повредить Кяхтинской торговле (пограничной торговле с Китаем и Монголией, которая осуществлялась через город Кяхту). Однако в 1852-м стало известно, что для прекращения самоизоляции Японии в Соединенных Штатах готовится к отплытию эскадра коммодора Мэтью Перри – и проект был извлечен из-под сукна.

      Немедля и спешно стала готовиться экспедиция, в которую помимо Путятина вошли знаток китайского и корейского языков И.А. Гошкевич, А.Ф. Можайский и ученый-востоковед архимандрит Аввакум. Секретарем Путятина был назначен чиновник торгового ведомства И.А. Гончаров – «по совместительству» уже тогда хорошо известный писатель. Именно его очерки «Фрегат Паллада» сделали это путешествие одним из самых известных русских дальних плаваний.

      Выделенным для экспедиции – или все же дипломатической миссии – фрегатом «Паллада» командовал флигель-адъютант И.С. Унковский. Путешествие проходило по достаточно необычному для российских моряков маршруту – вместо мыса Горн «Паллада» обогнула Африку и вышла в Индийский океан. Тут выяснилось, что корабль слабо приспособлен для дальнего плавания и вдогонку из Петербурга был отправлен 52-пушечный фрегат «Диана» под командованием С.С. Лесовского.

      Экспедиция проходила в достаточно сложной международной обстановке. В воздухе все ощутимее пахло войной, и экипаж «Паллады», по замечанию Гончарова, находился в подавленном состоянии, но готов был в случае нападения англичан или французов драться до последней возможности.

      12 августа 1853 года «Паллада» прибыла в порт Нагасаки. В ожидании ответа сегуна на письмо Нессельроде Путятин продемонстрировал японцам работу судовой паровой машины, что впоследствии помогло изобретателю Хисасигэ Танака построить первый японский паровоз. Потом Евфимий Васильевич и вовсе отправился в Манилу и Корею, собирая по дороге материал для лоций Приморского побережья. 11 июля 1854 года на Дальний Восток прибыла «Диана» – а «Палладу» отбуксировали в Константиновскую бухту, где корабль был затоплен в 1856 году. Уже на новом судне Путятин вернулся в Японию 22 ноября 1854-го – через полгода после второго визита коммодора Перри и подписания Канагавского соглашения, положившего конец самоизоляции Японии.

      Месяц спустя в Симоде начались переговоры между российской и японской делегациями, которые, однако, были прерваны сильнейшим землетрясением и обрушившимся на побережье цунами. «Диана» получила серьезные повреждения, а при попытке отбуксировать ее в бухту Хэда затонула. Русские моряки и японцы вместе боролись с последствиями землетрясения и цунами, а потом – так же вместе – построили парусную шхуну «Хэда». Переговоры тем временем закончились подписанием Симодского трактата, и 26 апреля Путятин с частью экспедиции отправился в Россию.

Черные корабли

      Коммодор Мэтью Перри осуществлял свою политическую миссию с грацией носорога и тактом ковбоя. «Открытие» Японии и заключение «Договора о мире и дружбе» происходило под дулами орудий его эскадры. В случае несговорчивости японцев Перри грозил обстрелять Эдо. Точно таким же путем он заключил «договор» с жителями островов Рюкю.

     Парус и пар

      Поражение в Крымской войне, прекращение строительства парусных кораблей и нерентабельность русских владений в Америке во второй половине XIX закрыли для России эру кругосветок. Парусно-винтовые корветы и фрегаты, прибывая на Дальний Восток, шли по пути «Паллады» и, если им доводилось возвращаться назад (что бывало нечасто – Тихоокеанский флот формировался быстрыми темпами), двигались тем же курсом. Только в 1886 году корвет «Витязь» под командованием С.О. Макарова совершил следующее кругосветное путешествие по «традиционному» маршруту – через Атлантику, мыс Горн и Тихий океан. В этом плавании Степан Осипович и его офицеры заложили основу новой науки – океанологии. Были определены границы течения Куросио, велись наблюдения за поверхностными слоями воды Тихого океана и производились измерения глубин. Двадцать месяцев «Витязь» находился в Дальневосточных водах. Были посещены Филиппины, Сахалин, северное и северо-западное побережье Охотского моря, Курильские острова, Камчатка, Командорские острова, разные порты Китая и Японии. В декабре 1888 года «Витязь» через Индийский океан, Красное море, Суэцкий канал, Средиземное море и Гибралтар отправился в обратный путь.

      Но это была уже совсем другая эпоха. Возросшая надежность морских судов и безопасность плавания сделали путешествие вокруг Земли обыденным явлением. Первое кругосветное плаванье парохода «Арго» в 1852 году не привлекло почти никакого внимания. И только одиночная кругосветка Джошуа Слокама на яхте «Спрей» снова возродила интерес к кругосветным плаваниям – но уже как к спорту.