К вечеру 10 февраля Египет напрягся в ожидании. Ждали речи Мубарака, точнее, двух слов – «я ухожу».
К этому времени стало ясно: маневры ничего не дают. Ни обещания уйти осенью, ни переговоры, ни уговоры хитрого Сулеймана – ничто не помогало. Египет бунтовал.
Когда Мубарак выступал, страна затаила дыхание: все ждали заветных слов. Но вместо них престарелый президент твердо заявил: «До осени остаюсь! В отставку не уйду!». И поклялся Аллахом.
На следующий день он ушел в отставку.
Революции всегда приходят неожиданно и никогда не стучат в дверь дважды. Египетского «Майдан Тахрира» никто не ждал. Но он случился и за месяц изменил всю ситуацию на Ближнем Востоке.
Штаты растерялись. Европейцы приуныли. Шейхи заволновались. Израиль затосковал. Доволен остался Фидель: команданте радостно поздравил египтян с победой народной революции.
Победу народной революции отметили традиционно: разграблением лавок, кражей статуи Тутанхамона и групповым изнасилованием прямо на площади Тахрир американской журналистки Лары Логан.
Что будет дальше, никто не знает, но одно ясно – долгая эпоха, полвека назад начатая молодым подполковником Гамалем Абделем Насером, отходит в историю. Безраздельная власть офицеров закончилась. Теперь, похоже, ее придется разделить с муллами или уступить вовсе.
Как все наЧиналось. Насер
Редкий плохой роман обходится без характерного эпизода – в молодости герои дают клятву. А потом кто-то остается ей верным, а кто-то ее предает. Вокруг нехитрого сюжета и вертится все повествование.
О жизни Гамаля Абделя Насера как раз можно написать такой роман. Его политическая биография соответствует законам жанра – она началась с клятвы. В 1938 году на горе Джебель-шериф в Маккабаде (египетская тьмутаракань на границе с Суданом) Насер сотоварищи поклялся – выкинуть англичан из Египта, а потом то ли воссоздать Арабский халифат (правда, без халифов), то ли сотворить еще что-нибудь грандиозное в том же роде.
Точных слов (типа ленинского «мы пойдем другим путем!») никто не помнит. Более того – некоторые историки не уверены, что они вообще были произнесены. Но с клятвой (да еще на горе!) рассказ о Насере всегда читался веселей, и потому этот патетический эпизод всегда прилежно вписывали во все биографии арабского буревестника.
В любом случае одно несомненно – молодой Насер абсолютно искренне ненавидел англичан. И судя по всему, тайно симпатизировал нацистам, на коих все противники Британии в ту пору возлагали большие надежды. Прямых доказательств сотрудничества Насера с абвером англичане так и не нашли, но долгое время он находился на большом подозрении у британской контрразведки.
Собственно, ничего особенного в этом не было. В 42-м многие в Египте ждали танки Роммеля. Но на беду арабских националистов случился Эль-Аламейн. И когда Монтгомери погнал нацистов обратно в пустыню, подполье приуныло. Стало ясно – с англичанами придется разбираться самим, без помощи Третьего рейха.
После войны события развивались стремительно – Ближний Восток как будто пробудился после многовековой спячки. Британские войска спешно покидали эти края, бросая растерянных местных шейхов и королей на произвол судьбы. Создание Израиля окончательно взорвало закипавший котел. Ни одна из арабских стран не желала появления еврейского государства. К резолюциям ООН в этих краях, где все решали сабля и пуля, относились с большим юмором (а попросту говоря, плевали на них).
Не успел Израиль родиться, как на него двинулось арабское воинство. Обе стороны кивали на историю. Сотни лет на этих землях жили арабы, – говорили одни. И это была правда. Но еще до того здесь тысячи лет жили евреи, – утверждали другие. И это тоже была правда.
Спор, согласно ближневосточной традиции, решили силой. Израиль разгромил ополчение палестинцев и регулярные части Египта, Ирака, Сирии и Трансиордании.
Собственно, эта война и решила судьбу египетского короля Фарука Первого. Египетские офицеры рассуждали так – вместо того, чтобы прилично воевать, король бегает по любовницам; вместо того, чтобы покупать танки, Фарук покупает диадемы и ожерелья для жадных одалисок. Дальше так жить нельзя – короля пора свергать.
В 1952 году короля свергли. Формально трон передали его сыну. Через год монархию «отменили». Во главе государства стал генерал Нагиб (Насер был при нем правой рукой). Еще через год свергли и Нагиба. На место не оправдавшего надежд генерала заступил 36-летний подполковник Гамаль Абдель Насер.
Уже через два года его имя гремело на весь мир. Новый президент национализировал Суэцкий канал. В ответ Британия, Франция и Израиль высадили десант, разбили египтян и… отступили. Два грозных окрика (США и СССР) заставили их убраться восвояси. А Насер национализировал не только Суэц, но и банки, фабрики, страховые конторы – все, что принадлежало английским и французским капиталистам. Арабский мир ревел от восторга.
Вскоре Насера крепко обнимал Никита Хрущев. Далеко на север египетского президента привело простое рассуждение: враг моего врага – мой друг. На Маркса Насеру было глубоко плевать. Но советские танки ему нравились.
Коммунизма бывший подполковник не обещал, но зато рвался насыпать перца на хвост мировому империализму. Хрущеву больше и не требовалось.
Насер был ярким представителем новой генерации афроазиатских вождей, душивших компартии у себя на родине, но кормившихся за счет Москвы. После мировой войны третий мир проснулся, и в Москву потянулись вожди экзотических стран – молодые, голодные и нахальные. Все требовали денег и оружия – желательно сразу и много. Взамен обещали бить империалистов.
Москва верила и давала. Вожди капризничали и требовали больше. Москва опять верила и опять давала. Потом Москву кидали. Но взамен старых нахлебников появлялись новые. Так длилось до перестройки. Тут уже пришел черед Москвы кидать бывших друзей. В итоге за всех ответил горемычный Наджибулла, которого Кремль (уже при Ельцине) кинул особенно подло – оставив без горючего для танков один на один с Масудом и Хекматиаром.
Но в 50-е годы в Кремле витали совсем иные настроения. Здесь как будто ожили старые идеи Троцкого – пожар мировой революции разгорится в бывших колониях. И Кремль не жалел ни денег, ни танков.
На Ближнем Востоке «мировой империализм» имел форпост в виде Израиля. Его требовалось разбить, а лучше и вовсе уничтожить. Насер чувствовал – для исполнения этой миссии история избрала его.
К 1967 году все было готово. Против Израиля сложилась мощная коалиция – Египет, Сирия, Ирак, Иордания и далее по списку. Наличные силы арабов по всем статьям в разы превосходили Израиль – и по живой силе, и по танкам, и по авиации. Запад Израилю сочувствовал, но в драку лезть не собирался. Де Голль вообще послал израильтян прямо и далеко. Американцы и британцы виляли хвостами. Никто не хотел в пекло.
Момент был подходящий. Насер предвкушал скорый триумф.
Война началась ранним июньским утром. И развивалась довольно забавно. К обеду первого дня у Египта уже не было трех четвертей авиации, у Сирии – не досчитались половины, а у Иордании вообще не осталось ни одного самолета.
Вся война закончилась за шесть дней. Израиль разбил противника на всех трех фронтах, захватил Иерусалим и Синайский полуостров. Сотни советских танков бесславно догорали посреди пустыни.
Комдив 38-й бронетанковой бодро рапортовал в штаб – дошли, мол, до Суэца. Отец и мать комдива происходили из Беларуси. Звали его Ариэль Шарон.
В отчаянии Насер подал в отставку. Однако в публичной политике (в отличие от военной) равных ему не было. На поле сражения Насера разбили, но на трибуне он по-прежнему смотрелся львом. Обаяние президента было огромно. Народ вышел на улицы и потребовал его возвращения. Насер вернулся.
Дух его не был сломлен, но он изменился. Человеку, которому всегда везло, очень трудно пережить первый настоящий удар.
Насер давно считал себя избранником судьбы, но оказалось, что у судьбы на сей счет – особое мнение. 15 лет подряд удача улыбалась Насеру, а потом отвернулась от него в один день. И более не возвращалась.
Через три года после поражения в Шестидневной войне глава государства внезапно умер от сердечной недостаточности. На смену ему пришел Садат.
Садат
Анвар Садат был большим юмористом. В молодости он почитал двух личностей разом – Махатму Ганди, отвергавшего любое насилие, и Адольфа Гитлера, возводившего насилие в ранг добродетели. Симпатии Садата к Ганди носили в основном теоретический характер. А вот интерес к Гитлеру – вполне практический.
В годы войны Садат сотрудничал с абвером, за что и был посажен англичанами в тюрьму. Один раз он бежал, скрывался, был пойман, вновь посажен и, в конце концов, отпущен на свободу незадолго до переворота 1952 года.
С той поры Садат занял место в строю соратников Насера и преданно служил вождю вплоть до его смерти, не забывая последовательно продвигаться по служебной лестнице.
В 1970 году Садат оказался в нужное время на нужной должности – он был единственным вице-президентом при Гамале Абделе Насере. И когда Насер отправился в мир иной, Садата по формальным признакам переместили в опустевшее руководящее кресло.
Правда, ничего, кроме статуса, у него не было. Реальную власть держал в руках Али Сабри, большой любитель плановой экономики, социалистических идей и аппаратных интриг. «Силовики» кучковались вокруг Сабри, за ним стоял Кремль, и все думали, что больше года Садат не усидит.
Но он опроверг пословицу «не место красит человека…». Его «украсило» именно место. У Сабри в руках было все – и властные рычаги, и личная энергия, и сторонники на ключевых постах. А у Садата – только место. Пусть и формальное, но первое.
И когда дело дошло до открытого столкновения, армия и гвардия подчинились тому, кому они и должны были подчиниться – первому лицу, наделенному формальными полномочиями. Через несколько месяцев после смерти Насера, в мае 1971 года, Садат велел арестовать Сабри и преданных ему силовиков и бюрократов. Никто не оказал сопротивления. Никто не выступил в их защиту. Дело обошлось без бунтов, крови и стрельбы. Поклонник советской системы, Сабри остался верен ей до конца – и всю политическую борьбу вел по-советски, то есть исключительно аппаратным способом. И проиграл.
Уже тогда судьба будто подсказывала Садату – заходя с тыла, можно добиться гораздо большего, чем ударив в лоб. Позже он применит этот принцип и во внешней политике.
Покончив с Сабри, Садат решил расстаться и с его северными покровителями.
Сабри любил Москву, и Москва любила Сабри. Правда, в решающий момент отвернулась от него, о чем и пожалела почти мгновенно.
Садат не забыл симпатий Кремля к конкуренту. И решил поостеречься – взял да и выслал разом всех русских советников. Ему казалось, что жить без опеки Москвы, может, и не так сытно, зато надежно (и он, кстати, оказался прав).
Кремль сильно заволновался, но сделать ничего не мог. Союзник уплыл прямо из рук вместе с Асуанской плотиной и миллиардами даром потраченных долларов.
Между тем, Садат вошел во вкус. Вдрызг разругавшись с Москвой, он и не думал мириться с Западом. На примирение у него просто не хватало времени. Садат был слишком занят – он готовился к реваншу.
К этому времени Садат изменил заветам Насера лишь наполовину – послал куда подальше Москву. Но главную часть завещания (поквитаться с Израилем) он все же попытался исполнить.
К подготовке реванша отнеслись весьма ответственно. Арабам хотелось повторить израильский блицкриг 67-го года: готовиться тайно, ударить внезапно, победить досрочно.
6 октября 1973 года в день праздника Йом-Кипур Египет, Сирия, Иордания, Ирак и Куба (не удивляйтесь!) ударили по Израилю. Началась война Судного дня. Кратко ее ход можно изложить так: первые два дня арабы били израильтян, а потом израильтяне разбили арабов.
Войну выиграл Израиль, но и коалиции достался утешительный приз – они проиграли не так быстро, как при Насере (тогда за 6 дней, сейчас за 18). Прогресс был налицо.
После войны Садат призадумался. Дела в стране шли неважно, народ начинал роптать. Что делать с экономикой, президент не знал. Помощи просить было не у кого. Можно было следовать прежним курсом – и опять готовиться к реваншу. Москва (если хорошо попросить) могла подбросить танки, саудиды – нефтедоллары.
Но воевать с Израилем в пятый раз как-то не хотелось. Хватило четырех предыдущих.
Садат думал долго – несколько лет. И в конце концов принял решение. Оно принесло ему звание «предателя арабской нации» и Нобелевскую премию мира. И, вполне возможно, приблизило его смерть.
В 1977 году Садат отправился в «логово врага» – в Израиль. Арабы были в шоке, а в Вашингтоне и Иерусалиме не могли поверить собственному счастью.
В сентябре 1978 года были подписаны знаменитые Кемп-Дэвидские соглашения. Египет вернул Синайский полуостров без единого выстрела. Рукопожатие израильского премьера Бегина и Садата открыло новую эпоху на Ближнем Востоке. Американский президент Джимми Картер – посредник на переговорах – мог причислять себя к великим дипломатам эпохи.
В 1979 году Садат и Бегин получили Нобелевскую премию мира. Через два года Садата во время военного парада убил исламский фанатик. Рядом с ним в момент обстрела стоял генерал Хосни Мубарак. Он получил ранение в руку и с ним – опустевший трон Садата.
Мубарак
Садат предал дело Насера. Но Мубарак остался верен делу Садата. Дружил с Америкой и Израилем, давил джихадистов внутри страны, не выпускал вожжи из рук и давал простор западным инвестициям.
У Мубарака не было ни харизмы Насера, ни энергии Сабри, ни хитроумия Садата. Он вел спокойную политику, старался ни с кем не ссориться, берег нервы и здоровье. И в результате оказался гораздо удачливее предшественников – не перегорел раньше срока, а просидел на троне 30 лет до глубокой старости.
При Мубараке пышным цветом расцвели коррупция и туризм. Аскетизм Насера ушел в прошлое. У египетской верхушки появились роскошные дворцы и швейцарские счета с большими нулями. Одновременно в страну хлынул поток инвестиций. На когда-то пустынных берегах Красного моря появились сотни современных отелей. Миллионы египтян получили приличную работу. Только за последнее десятилетие ВВП Египта вырос в 2,5 раза. История зачтет это Мубараку.
«Братство полумесяца»
После падения Мубарака мировые СМИ дружно пророчат Египту разнообразные ужасы и кошмары.
Первые в списке – «Братья-мусульмане» (аль-Ихван аль-Муслимун). Общий тон мировой прессы – придут «братья», всем не поздоровится. Женщин закутают в черное, курорты закроют. С Ираном будет союз, с Израилем – война. Кто-то рисует картину похуже, кто-то – чуть светлее. Но в черных красках дефицита нет.
Второй кошмар тоже связан с «братьями» (без них никуда). За них проголосует народ, но армия власть им не отдаст. Начнется гражданская война. Как в Алжире в 90-е годы.
Гражданская война по «алжирскому варианту» в 80-миллионном Египте – это действительно кошмар.
Есть и третий прогноз. Вначале все будет мирно. Власть «братья» не получат, и войны не случится. Но часть властного пирога все же отхватят (при свободных выборах в парламент). В результате правительство окажется лоскутным и слабым, а страну начнут сотрясать кризисы. Под шумок просочатся террористы, и через год-два все придет к прежнему сценарию – к гражданской войне.
Но вот вопрос – так ли страшны «братья»?
Слов нет – дай им волю, все будет именно так, как предсказывают. И женщин в черное укутают, и танки на Израиль покатят. Но дело в том, что воли «братьям» никто не даст, а взять ее самим им не под силу.
Армия уже не имеет монополии на власть. Но все еще сильна. Ее сила не в пушках и автоматах. Армия в Египте – больше, чем армия. Ее не просто боятся, ее уважают. Не все, но очень многие. И армия сдержит «братьев». Во всяком случае, пока.
Кроме того – в Египте за годы Мубарака вырос какой-никакой средний класс. Интеллигенция, предприниматели, студенты. Перспектива превратить Египет во второй Иран или сектор Газа им не слишком улыбается. Весьма значительная их часть проголосует за либералов, за аль-Барадеи, еще за кого-нибудь, но только не за «братьев».
Проще говоря, никакой тотальной победы на выборах у них не предвидится. «Братья» наберут голоса и, скорее всего, много, но не настолько, чтобы взять всю власть в свои руки. Поэтому и отстранять их силовым способом вряд ли придется.
Это к вопросу о военном перевороте и гражданской войне.
Для тех, кто не в курсе
В Алжире в 1991 году народ проголосовал за исламистов, но военные власть им не отдали. Началась война, которая шла 11 лет. Погибло 200 тыс. человек. В итоге к власти пришел нынешний президент Бутефлика (ставленник военных), но исламисты так и не были сломлены. Спокойствия в стране как не было, так и нет. Народ бунтует на улицах, джихадисты в подполье точат ножи и готовятся к реваншу.
Теперь что касается слабого правительства. Скорее всего, все именно так и будет. Египет двинулся в сторону демократии со всеми вытекающими – парламентской болтовней, правительственными кризисами и прочая, прочая, прочая. Ничего иного молодая демократия предложить не может. Молодые демократии – как организм при тропической лихорадке. Или выживают окрепшими, или их выносят вперед ногами. Иными словами – или все устаканится, или грядет новая диктатура.
Покамест, глядя на неприбранный Тахрир, слабо верится в то, что Египет станет первой арабской страной с устойчивой демократической системой. С другой стороны, в истории все когда-то случается впервые. На дворе XXI век, а потому возможно всякое. Искать исторические аналогии бесполезно. В арабских странах ничего подобного доселе не происходило, а по миру есть примеры как в пользу «победы демократии», так и против нее.
В пору расцвета «азиатских тигров» родилась теория об особом «азиатском пути» – мол, традиционные общества Востока западные технологии перенять могут, а вот западную демократию – никак.
Но к концу века демократия утвердилась в Южной Корее. Закончилась монополия либерал-демократов в Японии и «Гоминьдана» в провинции Тайвань. Пал Сухарто в Индонезии. Отошел от власти Махатхир в Малайзии. «Тигры» демократизировались. А теории об «особом пути» пришлось отправлять в архив.
С другой стороны, у бывших наших коллег по СССР – Украины и Грузии – с европейской демократией задалось пока слабо. Демократические революции вроде состоялись, но через несколько лет опять пахнуло старым добрым авторитаризмом.
Так что гадать бесполезно. Но и ужасаться нет причин. Порядка в Египте еще долго не будет. Но и «Аль-Кайды» там не ожидается.
Почему зазвонил колокол?
Иногда те, кто правит долго, думают, что будут править вечно. Судя по всему, Мубарак из их числа. Видимо, ему казалось: в Египте и вокруг него может измениться все что угодно – экономика, технологии, лидеры и целые поколения, но одно останется неизменным: имя и фамилия президента Египта.
Внешне все шло неплохо. Экономика росла (с поправкой на кризис). Активность оппозиции (включая «братьев-мусульман») находилась в пределах нормы. На внешнем фронте проблем не наблюдалось: в арабском мире глава Египта слыл «патриархом», с Израилем все шло по накатанной, Европа Мубарака ценила и уважала, Штаты души в нем не чаяли (и ежегодно высылали солидную материальную помощь).
Несколько портил настроение засевший под боком (в секторе Газа) ХАМАС, но и он в последнее время попритих.
А главное – внутри самого Египта народ бурчал, но на площадь не шел.
Скорее всего, эта благостность и расслабила «последнего фараона». Болезнь его режима протекала почти бессимптомно. А то, что казалось проблемой, всегда можно было отнести на текущий счет: мол, проблемы всегда были, есть и будут; но раз четверть века мы их как-то решали, так и завтра как-нибудь решим.
Мубарак не заметил главного – изменился не только мир вокруг Египта, изменился и сам Египет. По-видимому, вождю казалось, что он по-прежнему знает и чувствует свой народ. Но народ уже давным-давно был другим.
Самое главное, что нация стала отчаянно молодой. Средний возраст египтян давно упал ниже 30 лет. Примерно то же самое происходило и в других странах. И когда европейцы удивляются волне арабских бунтов, они попросту забывают: здешние нации – это не стареющие европейцы; это молодежь, которой всего и всегда мало. Причем год от года они становятся все более молодыми.
И именно эта причина – исключительная молодость арабского мира – лежит в основе не только сегодняшних, но и будущих потрясений. Слов нет – и экономика, и безработица, и цены на продовольствие, и «братья-мусульмане», и беспечность Мубарака, и благостный сон его окружения – все играло свою роль.
Но с каждым из этих факторов Мубарак справлялся раньше, мог справиться и теперь. Одного он предотвратить не мог – в стране, где подавляющая часть населения – молодежь, медленно, но верно накапливается революционная энергетика. И рано или поздно пороховая бочка взрывается. Тем более что к ней поднесли фитиль, имя которому «Аль-Джазира».
Об этом, пожалуй, самом интересном феномене и тунисской, и египетской революции мы поговорим в следующем номере.
