27 декабря 1831 года из Девенпорта вышел «в Южные моря» корабль Его Величества (Великобританией в ту пору правил король Вильгельм IV) «Бигль». Началось пятилетнее кругосветное путешествие, которое – наряду с походами Магеллана, Дрейка, Кука и Крузенштерна – стало одним из самых знаменитых в истории. А все потому, что на борту судна находился среди прочих двадцатитрехлетний Чарльз Дарвин. Тот самый, который «доказал, что человек произошел от обезьяны». Теперь «Бигль» и Дарвин в нашем понимании – понятия неразделимые.
Однако на самом деле корабль отправлялся в кругосветку вовсе не для того, чтобы мистер Дарвин смог комфортно провести свои исследования. «Бигля» погнали через моря и океаны совсем другие причины. И «теория о происхождении видов» была лишь незначительным «побочным эффектом» этого путешествия. Правда, следует отметить, что для потомков он оказался гораздо весомее, нежели поставленные лордами Адмиралтейства перед капитаном «Бигля» Робертом Фицроем задачи, которые он, кстати, блестяще выполнил. Но то – для потомков. Современников интересовали совсем другие вещи.
Часть первая. Тайное и явное
«Их Лордства» дали Роберту Фицрою четкие, не допускающие двойного толкования инструкции. Во-первых, ему надлежало провести детальную съемку берегов Южной Америки и составить точные морские карты, которые облегчили бы плавание в этих районах. Большая часть пятилетнего путешествия «Бигля» – три с половиной года – пришлась именно на эту работу. В Англию Фицрой привез 80 карт различных частей побережья и островов, столько же планов бухт и гаваней с указанием якорных стоянок и 40 рисунков-пейзажей посещенных экспедицией мест.
Во-вторых, экспедиция Роберта Фицроя должна была провести цепь хронометрических измерений в ряде точек вокруг земного шара для того, чтобы точно определить их меридианы. Для этих исследований на «Бигль» были доставлены хронометры. «Ни одно судно не отходило от берегов Англии с таким набором хронометров, а именно 24-мя, причем все они очень хороши», – писал Дарвин своему другу профессору Генсло. Эти измерения были произведены экспедицией с рекордной для того времени точностью. При окружности земного шара по экватору около 40000 километров погрешность составила всего 15,2 километра!
За чисто научными – на первый взгляд – целями скрывались большие политические и экономические интересы Владычицы Морей. В то неспокойное время южноамериканские колонии Испании одна за другой избавлялись от ее владычества – и Англия активно помогала им в «национально-освободительной борьбе». Например, британский адмирал Томас Кохрейн командовал чилийским, а потом и перуанским флотом. Но не стоит подозревать «просвещенных мореплавателей» в несвойственном им гуманизме. Все это Англия делала лишь для того, чтобы самой занять место Испании. «Природа не терпит пустоты» – ведь так? Премьер-министр Джордж Каннинг в 1827 году сформулировал в письме цели Великобритании со свойственной англичанам прямотой и бесцеремонностью: «Если мы достаточно ловко поведем дело, то освобожденная Испанская Америка станет английской».
Английские резиденты, спекулянты и дельцы наводнили Южную Америку – в первую очередь Перу, Аргентину и Чили. За бесценок они скупали медные и серебряные рудники, отправляли в метрополию целые караваны судов, груженые рудами и селитрой, кожами и серебром, зерном и мясом… Все это покупалось здесь за гроши и продавалось в Европе за баснословные деньги. Оборот только одной селитры оценивался в сотни тысяч фунтов стерлингов.
Правительство Великобритании открыто поддерживало свою «пятую колонну» – видимо, о «честной конкуренции» гордые бритты слыхом не слыхивали. Английские военные корабли стояли в каждом южноамериканском порту. Британские офицеры инструктировали местных «полководцев», британские наемники составляли костяки инсургентских армий…
И все же иногда прямолинейным англичанам надоедало прикрываться лозунгами «гуманности» и «свободолюбия». В 1806 году Королевский флот высадил десант в устье Ла-Платы, чтобы захватить Буэнос-Айрес и Монтевидео. Правда, горячие латиноамериканские парни сразу забыли про разногласия и устроили «детям Джона Буля» кровавую баню. Пришлось британцам утешать свое самомнение опереточным захватом Фолклендских островов в 1833 году.
Капитан Фицрой с его научными целями тоже должен был послужить политическому и экономическому проникновению «Коварного Альбиона» в Южную Америку. Ему прозрачно намекнули, что при возникновении разногласий с «туземцами» особо церемониться не стоит. Перед самым началом плавания на «Бигль» установили две современнейшие дальнобойные пушки и в достатке снабдили экипаж оружием. Так вскрылась и еще одна «тайная» цель «Бигля» – в случае необходимости отстаивать интересы Британии. Иными словами – «демонстрировать флаг».
Корабль с «собачьим именем»
«Главный герой» нашего повествования появился в 1820 году на Вулвичской верфи. Десятипушечный бриг класса «Чероки» начал свою «карьеру» нетривиально. Сразу же после спуска на воду он принял участие в коронационных торжествах Георга IV и стал первым кораблем, прошедшим под новым Лондонским мостом. Однако блестящее начало не повлекло за собой такого же продолжения. До 1825 года «Бигль» пребывал в забвении, находясь в резерве. Новый парусник оказался никому не нужен. О нем вспомнили только когда растущие аппетиты «Туманного Альбиона» потребовали большого количества некрупных кораблей, способных «показать флаг», провести исследовательскую экспедицию, доставить диппочту и так далее. «Бигля» отремонтировали – количество пушек сократилось до шести, из брига корабль превратился в барк – и подготовили к дальним плаваниям. В новом качестве он поучаствовал в четырех дальних плаваниях – к побережью Южной Америки, в прославившей его имя кругосветке, а также в экспедициях к берегам Австралии и Новой Зеландии. Для деревянного парусника «Бигль» оказался долгожителем – его разобрали на дрова (обычная в то время практика) только в 1870 году.
Часть вторая. За собственный счет
У капитана Фицроя был корабль, команда и указания Адмиралтейства. Как он их будет выполнять, «Их Лордства» не волновало. Тем не менее, сам Роберт Фицрой хорошо понимал, что его квалификации – не говоря уже о знаниях его офицеров – не хватит для проведения картографических работ. И в первую очередь это касалось вычерчивания карт. Поэтому в экипаж корабля необходимо было включить картографа. Помимо этого капитан считал, что раз уж экспедиция отправляется к экзотическим южным берегам, в состав ее неплохо было бы включить натуралиста. Адмиралтейство в конце концов согласилось с доводами двадцатишестилетнего капитана, но твердо дало понять, что оплачивать натуралиста и картографа ему придется из своего кармана. Да и вообще, капитан может брать с собой сколько угодно специалистов. Но – только за свой счет.
Финансовые траты не испугали Фицроя. В целом, следует отметить, что эта экспедиция стала по-настоящему научной именно благодаря стараниям молодого офицера. Для обслуживания научного оборудования (в первую очередь – тех самых сверхточных хронометров) Роберт пригласил на корабль инструментального мастера Джона Стеббинга, а для составления карт и рисования пейзажей – художника и чертежника Эрла (правда, последнего из-за болезни заменил в Монтевидео его коллега Чарльз Мартенс). В последний момент на борт «Бигля» взошел миссионер Р. Маттьюс, которого надо было «подбросить» до Огненной Земли. Дело оставалось только за натуралистом. Капитан «Бигля» обратился к астроному Кембриджского университета профессору Дж. Пикоку с просьбой порекомендовать ему подходящую кандидатуру. Однако тот так и не смог определиться в выборе и в свою очередь попросил совета у друга, профессора ботаники Джона Стивенса Генсло. Тому же немедленно пришел на ум молодой человек, незадолго перед этим окончивший Кембридж и часто посещавший его лекции – Чарльз Дарвин. Его-то и порекомендовал профессор на роль натуралиста.
Капитан корабля
Для двадцатишестилетнего капитана «Бигля» Роберта Фицроя грядущее путешествие было не первым дальним плаваньем. Южноамериканские воды он уже посещал – командуя «Биглем» во время предыдущей экспедиции. Да и вообще, несмотря на молодость, Роберта можно было считать настоящим морским волком – впервые на палубу корабля он вступил еще четырнадцатилетним юношей.
Хотя именно Фицрой в конечном счете пригласил на борт Дарвина, два путешественника плохо уживались на одном корабле. Мешала разница во взглядах и политических убеждениях. К слову, по возвращении в Англию Роберт Фицрой стал одним из противников теории Дарвина. Однако в основном его привлекала политика. В 1841 году он был избран в парламент, а в 1843 году назначен губернатором Новой Зеландии – в тридцативосьмилетнем возрасте! Правда, уже через два года его отозвали с этого поста – в первую очередь потому, что молодой губернатор считал притязания на земельные участки каких-то «диких маори» столь же правомерными, как и притязания фермеров-англичан! Эта отставка стала для бывшего моряка «волчьим билетом». В 1850 году Роберт ушел с государственной службы и занялся метеорологией. Он разработал систему предупреждения штормов, создал свой вариант барометра, опубликовал несколько работ по прогнозированию погоды. В последние годы жизни Роберта Фицроя преследовали приступы «помутнения рассудка». Во время очередного припадка в апреле 1865 года он покончил с собой.
Часть третья. Натуралист «с неправильным носом»
И вот тут-то надо особенно заметить, что двадцатитрехлетний выпускник Кембриджа Чарльз Дарвин не был ни ботаником, ни геологом, ни натуралистом вообще! Он был священником! Да, молодой человек активно занимался самообразованием, посещал лекции и библиотеки, самостоятельно собирал коллекции насекомых и минералов. Но – не более того. Наверное, поэтому в письме Генсло старался всячески подбодрить своего «протеже»: «Я заявил, что считаю Вас из всех, кого я знаю, наиболее подходящим для этой цели. Я утверждаю это не потому, что вижу в Вас законченного натуралиста, а по той причине, что Вы весьма специализировались в коллекционировании, наблюдении и способности отмечать все то, что заслуживает быть отмеченным в естественной истории… Не впадайте из-за скромности в сомнения или опасения относительно своей неспособности, ибо – уверяю Вас – я убежден, что Вы и есть тот человек, которого они ищут».
Надо ли было подбадривать молодого Дарвина, который только что «со скрипом» закончил Кембриджский христианский колледж? Молодому человеку приходилось выбирать между работой священника, которая никогда его особенно не вдохновляла, и должностью натуралиста в экспедиции, отправляющейся в загадочные Южные моря. Естественно, Чарльз немедленно отправился к капитану Фицрою. И… чуть было не был «забракован». Молодой капитан «Бигля», считавший себя тонким физиогномистом, заявил Дарвину, что «человек с таким носом, как у него, не может обладать достаточной для совершения путешествия энергией и решимостью».
«Я думаю, что впоследствии Вы вполне убедитесь в том, что мой нос ввел Вас в заблуждение», – ответил капитану вчерашний студент. Решимость молодого человека понравилась Фицрою, и в сентябре 1831 года Чарльз Дарвин был «внесен в списки на снабжение провиантом». Это значило, что, как и остальные офицеры «Бигля», Дарвин обеспечивался питанием за собственный счет. Однако, в отличие от офицеров, жалования он никакого не получал. Кроме того, натуралист должен был за свой счет подготовиться к экспедиции – приобрести одежду, оружие, прочую экипировку и инструменты. Сухопутные экскурсии – если таковые случатся – он тоже должен был организовать за собственный счет.
Это были расходы, и немалые – но Чарльза Дарвина они не смутили. Может, потому, что он не был так уж стеснен в средствах, а может, и потому, что очень хотел отправиться в эту экспедицию.
Священник с сачком
Чарльз Дарвин родился 12 февраля 1809 года в Шрусбери в родовом имении Маунт Хаус. Его отец Роберт Дарвин был практикующим врачом и успешным финансистом, а дед Эразм Дарвин – не менее известным ботаником и натуралистом. В детские годы мальчик обучался в местной англиканской школе, делавшей упор на «классическое» образование – под этим тогда подразумевались языки (в том числе латынь), литература и немного истории. Юный Чарльз мягко говоря не блистал успехами в учебе. Когда же он подрос, отец решил, что сын должен последовать по его стопам и стать врачом. Вместе с братом Эразмом Чарльз отправился в Эдинбургский университет. За время пребывания в нем (1825-1827 годы) юный Дарвин ассистировал Роберту Эдмонду Гранту в его исследованиях жизненного цикла морских беспозвоночных, стал завсегдатаем местной библиотеки и… полностью запустил учебу «по профилю». Медицина казалась молодому человеку абсолютно скучным и неинтересным занятием. Правда, по одной из версий, молодой Дарвин просто не выносил вида крови.
Как бы то ни было, папа, узнав о делах сына, был весьма расстроен и – раз уж не вышло освоить медицину – предложил «непутевому шалопаю» стать священником. Чарльз перебрался из Эдинбурга в Кембридж и… ситуация повторилась. Учился «на священника» Дарвин с ничуть не большим интересом, чем «на доктора». Благо, посещение лекций было свободным. Подготовке к экзаменам он уделял лишь пару месяцев перед сессиями, все остальное время отдавая охоте и верховой езде. К тому же кузен Уильям Фокс открыл для юноши удивительный мир энтомологии. Вскоре Дарвин отправлялся в лес, вооружившись пинцетом вместо ружья.
Через знакомых энтомологов он познакомился с Джоном Стивенсом Генсло. Общение с этим человеком настолько увлекло юношу, что вскоре за ним закрепилось прозвище «the man who walks with Henslow» – «тот, кто гуляет с Генсло». Кое-как сдав экзамены, Дарвин вместе с Адамом Сведжвиком отправился в геологическую экспедицию по Северному Уэльсу, а вернувшись, обнаружил письмо с предложением стать «сверхштатным» натуралистом «Бигля». Необходимость экипироваться за собственный счет чуть не поставила крест на участии Чарльза в путешествии – раздосадованный «успехами» сына в учебе отец не давал своего согласия – и, как следствие, денег – на поездку. Однако упрямого доктора переубедил дядя Дарвина, Джозайя Веджвуд II. Ему удалось убедить родственника, что двухлетнее путешествие (Дарвин так и не сказал семье, что «вояж» рассчитан на пять лет) пойдет на пользу молодому человеку и заставит его набраться ума-разума.
Часть четвертая. На борту «ныряющего утенка»
И вот берег скрылся из виду. На многие дни домом участников экспедиции должен был стать «Бигль» – «хорошо построенный маленький корабль, водоизмещением в 235 тонн, оснащенный как барк, вооруженный шестью пушками», как писал о нем капитан Фицрой. В его «чреве» кроме самого Роберта размещались два лейтенанта и штурман, судовой врач, шестьдесят членов экипажа, трое «приглашенных специалистов», включая Чарльза Дарвина, проповедник Мэттьюз и три огнеземельца, вывезенных Фицроем с острова в предыдущую экспедицию – всего семьдесят два человека. Все – на одной жилой палубе 27,5 метров в длину и 7,5 метров в ширину.
Теснота была страшная. Дарвин вместе со штурманом Джоном Стоксом ютился в крошечной кормовой каюте, которая одновременно была и его рабочим кабинетом, и препараторской, и чертежной. Про матросов и младших офицеров и говорить было нечего. В кубрике буквально яблоку негде было упасть. Правда, это никого особо не беспокоило – в том числе и матросов. Условия их жизни на «прекрасных белокрылых парусниках» всегда были очень тяжелы. Мягко говоря. Потому-то в истории парусного флота так часто случались бунты. Так что дисциплина на парусных судах была очень жесткой – если не сказать жестокой. За малейшее неповиновение – или даже подозрение в неповиновении – следовало телесное наказание. Правда, следует отметить, что Фицрой, как и его знаменитый соотечественник Джеймс Кук, стремился избегать таких наказаний и по возможности сделать быт своих людей немного здоровее, разнообразнее и интереснее. Поэтому неудивительно, что большинство матросов участвовали еще в первой экспедиции «Бигля» и теперь шли к знакомому капитану с удовольствием.
Кроме тесноты была и еще одна проблема. Хотя «Бигль» был построен хорошо, но нельзя сказать, что удачно. Офицеры говорили, что каждый шторм норовит превратить суденышко в «маленькую ныряющую утку», а верхнюю палубу корабля экипаж называл «полуприливной скалой». Кораблик, по-видимому, плохо встречал волну и вместо того, чтобы взбегать на нее, зарывался носом – в результате по палубе с носа до кормы и обратно постоянно гуляла морская вода.
Для сухопутного человека, которым был Дарвин, первые дни путешествия были очень тяжелы. Молодой человек жестоко страдал от качки и приступов морской болезни. Однако вскоре Чарльз вполне освоился на борту «Бигля». «К своему великому удивлению, я нахожу, что корабль – на редкость удобное место для всякого рода работы. Все находится под рукой, а теснота заставляет быть таким аккуратным, что в конце концов от этого только выигрываешь» – писал он отцу в феврале 1832 года.
Невидимые пассажиры
Помимо семидесяти двух человек «штатного» экипажа в кают-компании «Бигля» незримо, но постоянно присутствовали два «безбилетных призрака». Отправляясь в дальнее путешествие, Дарвин по совету Генсло прихватил с собой первый том только что вышедшего труда Чарльза Ляйеля «Основы геологии». Помимо всего прочего, на страницах книги геолог громил весьма распространенную в то время «теорию катастроф», апологетом которой был маститый французский натуралист Жан Леопольд Кювье. Последний считался основоположником сравнительной анатомии и палеонтологии. И в то же время – ярым креационистом, то есть сторонником теории о сотворении жизни Богом. Его теория катастроф сводилась в общих чертах к тому, что флора и фауна каждого геологического периода полностью вымирала в результате глобальной катастрофы типа Всемирного потопа, а «новая» потом создавалась с «чистого листа». Ляйель же доказывал, что флора и фауна развивалась от одного геологического периода к другому, отстаивая не теорию творения, а теорию эволюции. «Основы геологии» завладели воображением и умом молодого Дарвина, Фицрой же яростно отстаивал идеи Кювье. Капитанская каюта «Бигля» стала ареной постоянных дискуссий двух молодых людей.
Часть пятая. Южная Америка
Чарльз Дарвин так и не стал настоящим «морским волком». На самом деле из пяти лет и ста с небольшим дней экспедиции «Бигля» большую часть времени он провел на берегу. Особенно это касается тех трех с половиной лет, на протяжении которых «Бигль» проводил съемку берегов побережья Южной Америки.
К берегам этой – в недавнем прошлом – жемчужины Испанской короны экспедиция добралась за два месяца, сделав небольшие остановки на Тенерифе, у островов Зеленого Мыса и острова Фернанду-ди-Норонья. Первым южноамериканским портом, посещенным экспедицией, стал бразильский город Баия. Здесь Дарвин исследовал местные сиенитовые породы, открыл, что рыба-еж, попав в желудок акулы, может пробить его стенки и убить морского хищника, а также познакомился с «настоящими» офицерами британского флота. Как выяснилось, экипаж «Бигля» разительно отличался от «стандартов» флота Его Величества. Вечер, проведенный с мичманами военного корабля «Самаранг», наутро вылился в саркастическую запись: «Такой компании неповешенных мошенников, какими являются эти «молодые джентльмены», достаточно, чтобы привести в изумление берегового человека».
Пока Чарльз Дарвин «переваривал» знакомство с «молодыми джентльменами», «Бигль» медленно продвигался на юг и 4 апреля прибыл в Рио-де-Жанейро. Здесь натуралист сошел на берег и снял небольшой коттедж на окраине города. Пока Фицрой с командой проводили съемку окрестного побережья, Дарвин целых два месяца отдыхал от корабельной качки, совершал прогулки по окрестностям, наблюдал квакш и планарий и собирал коллекцию насекомых. В своей каюте он появился только перед отплытием корабля в Монтевидео.
Так повелось и далее. Прибывая в очередной порт, Фицрой высаживал Дарвина на берег и приступал к картографическим работам, Дарвин же совершал сухопутные экскурсии и собирал образцы. За время пребывания в Уругвае он не только пополнил коллекции, но и открыл два новых вида животных, которых скромно назвал «нанду Дарвина» и «дельфин Фицроя». Но 17 декабря 1832 года «Бигль» подошел к берегам Огненной Земли, и тут привычный сценарий не сработал. Снимать коттедж или отдыхать на берегу было просто негде. Поэтому штаб-квартирой Дарвина стала его каюта. Чарльз занимался описанием природы острова и быта его населения, в то время как Роберт Фицрой обследовал береговую линию. Кстати, один из проливов в архипелаге до сих пор носит название «пролив Бигля».
Несостоявшийся миссионер
Трое огнеземельцев из команды корабля очень обрадовались возвращению на родные острова, чего нельзя сказать о миссионере Р. Маттьюсе. Оказавшись на Огненной Земле он пережил, наверное, самый большой шок в своей жизни. Сами острова и их население настолько перепугали незадачливого миссионера, что когда судно в феврале 1834 года снова зашло в архипелаг, он сбежал обратно на «Бигль», даже не успев толком начать свою деятельность. Лишь когда корабль оказался в водах острова Новая Зеландия, где миссионерствовал брат Маттьюса, он нашел в себе достаточно душевных сил, чтобы сойти на берег и присоединиться к нему.
Часть шестая. Тишина и покой
Неудивительно, что когда в апреле 1833 года «Бигль» пришвартовался в уругвайском порту Мальдонадо, Дарвин поспешил сойти на берег, договорившись с Фицроем, что путь до Буэнос-Айреса он проедет по суше. Дорогой Дарвин исследовал тектонический разлом в Пунта-Альте, где обнаружил останки гигантских вымерших животных – найденный им скелет стелидотерия до сих пор хранится в Лондонском музее. Более же всего молодого натуралиста потрясло то, что рядом с костями вымерших гигантов он увидел раковины вполне здравствующих в его время моллюсков. Эта находка наносила жесточайший удар по теории Кювье! Можно предположить, с каким нетерпением Чарльз Дарвин стремился в Буэнос-Айрес – теперь-то можно было предоставить капитану Фицрою наглядные свидетельства несостоятельности столь любимой им теории катастроф!
Но Фицрою было не до того. Да и сам Буэнос-Айрес к приезду туда Дарвина напоминал растревоженный улей. Оказалось, что местные власти попытались досмотреть «Бигль» до захода в порт на предмет наличия на борту холеры. Но молодой капитан, посчитав такие действия оскорбительными для английского флага, отказался лечь в дрейф. В ответ на предупредительный выстрел патрульного корабля он приказал навести все пушки правого борта на это «гнилое корыто» и нагло пошел вперед. «Инцидент этот будет подвергнут самому тщательному расследованию в другом месте», – заявил Фицрой портовым властям. Видимо, на корабли «Владычицы морей» общие правила не распространялись. «Почему-то везде, где мы появляемся, сразу исчезают мир и тишина», – записал по этому поводу Дарвин в своем «Путевом дневнике» и снова поспешил уехать в пампасы. Тем временем «Бигль» вынужден был все-таки оставить Буэнос-Айрес и перейти в Монтевидео. Командир стоявшего на рейде английского фрегата повелел Фицрою привести судно в боевую готовность для защиты «частной собственности» – 400 лошадей одного британского подданного, которых собирались реквизировать местные власти. Так что, добравшись посуху до столицы Уругвая, Дарвин обнаружил, что и тут не обошлось без нарушения «мира и тишины». «Бигль» «состоял на военной службе» до 6 декабря 1833 года. Когда же «лошадиный вопрос» под дулами корабельных орудий был решен в пользу подданного «Коварного Альбиона», Роберт Фицрой снова мог вернуться к картографическим работам и корабль убыл в Патагонию.
До 15 сентября 1835 года «Бигль» медленно продвигался вдоль южноамериканского побережья. Патагония, Фолклендские острова, Чили, Перу… Фицрой не считался с расходами и зачастую нанимал местные шхуны для параллельной съемки берегов (к слову – эти расходы капитана Адмиралтейство впоследствии тоже не оплатило). Все новые и новые карты заполняли стеллажи в капитанской каюте. Все новые и новые коллекции ложились на полки отведенных Дарвину шкафов. Чарльз изучал фолклендских волков и коралловые образования (между прочим, именно ему принадлежит признанная современными учеными теория образования коралловых атоллов), участвовал в экспедиции к верховьям реки Санта-Круз и наблюдал одновременное извержение вулканов Осорно, Аконкагуа и Косегуина в Чили. «Путешествуя на корабле «Бигль» в качестве натуралиста, я был поражен некоторыми фактами, касавшимися распределения органических существ в Южной Америке, и геологическими отношениями между прежними и современными обитателями этого континента. Факты эти… освещают до некоторой степени происхождение видов — эту тайну из тайн», – писал он в дневнике. Но самым большим потрясением для молодого ученого стало месячное пребывание на Галапагосских островах.
После завершения исследований местной фауны, в том числе ставших притчей во языцех «дарвиновых вьюрков», Чарльз Дарвин перестал быть священником и стал ученым. «Ветхому завету нельзя верить больше, чем священным книгам индусов», – записал он в дневнике. Именно своеобразие животного мира островов окончательно разрушило представление Дарвина о сотворении природы во всем ее многообразии некой Высшей силой и сделало его убежденным эволюционистом. Интересно при этом, что его оппонент – Роберт Фицрой – сделал из увиденного абсолютно противоположные выводы и даже внес их в отчет. Так как эта запись является единственной, касающейся естественнонаучных проблем, можно предположить, насколько острой была дискуссия между двумя молодыми людьми. «Все маленькие птицы, которые живут на этих покрытых лавой островах, имеют короткие клювы, очень толстые у основания, вроде клюва снегиря. Это представляет, по-видимому, одно из тех изумительных [проявлений] заботливости Бесконечной Мудрости, благодаря которой каждое сотворенное создание приспособлено к месту, для которого оно предназначено», – записал Фицрой. «Различие видов в этих двух областях [в Америке и на Галапагосах] можно было бы рассматривать, как обстоятельство, возникшее в связи с различием в условиях [обитания] с течением времени», – записал Дарвин. Так из одного и того же наблюдения каждый сделал свои выводы.
Непоследовательность
Обращая внимание не только на природу, но и на социальные отношения в посещенных им странах, Чарльз Дарвин зачастую давал им весьма противоречивые оценки. Так, с одной стороны он клеймил жестокость, беспринципность и жадность белых колонизаторов и бразильских рабовладельцев, а с другой стороны наивно замечал, что «стоит водрузить британский флаг, и он как будто приводит за собою богатство, процветание и цивилизацию». Он утверждал, что «где бы ни ступила нога европейца, смерть преследует туземца. Куда мы ни бросим взор — на обширные ли просторы обеих Америк, на мыс Доброй Надежды или на Австралию, — повсюду мы наблюдаем один и тот же результат». И в то же время ратовал за расширение Британской колониальной империи. На страницах дневника Дарвин восхищался душевными качествами негров, маорийцев, индейцев или огнеземельцев, и там же сформулировал утверждение, ставшее на многие годы обоснованием расизма: «Разновидности человека действуют друг на друга, по-видимому, таким же образом, как различные виды животных, – более сильный всегда истребляет более слабого».
Часть восьмая. Через три океана
Тем временем картографирование побережья Южной Америки было завершено, и «Бигль» устремился на запад. Настало время для хронометрических измерений. 15 ноября 1835 года экспедиция прибыла к острову Таити. И снова «разрушила мир и покой». Прежде чем приступить к измерениям, Фицрой под дулами бортовых орудий вынудил таитян выплатить наложенную на них английским правительством контрибуцию в три тысячи фунтов за то, что «маленькое судно под английским флагом было ограблено жителями Низменных островов» (Паумоту), которые в то время входили в состав государства Таити.
И снова – замеры и исследования, новые открытия и новые находки. От Таити «Бигль» помчался к берегам Новой Зеландии и далее – в Австралию, где Дарвин пришел в детский восторг от созерцания утконоса и кенгуру. Тасмания, Маврикий, мыс Доброй Надежды… 1 августа 1836 года корабль швартовался в гавани Баии, завершив таким образом «кругосветку», а шестого – снова покинул бразильский берег. Путь «Бигля» лежал домой. 21 августа за кормой остался экватор, а второго октября Чарльз Дарвин сошел на берег в Фалмуте. Англию покинул посредственный священник и натуралист-любитель. А вернулся туда – ученый. На протяжении всей последующей жизни он медленно и обстоятельно разбирал наследие этого путешествия, постепенно подходя к «делу всей жизни» – в 1859 году свет увидела его работа «Происхождение видов».
А для «Бигля», его отважного капитана и всей остальной команды невероятно долгое путешествие длинной в пять лет и 136 дней закончилось только 17 ноября, когда суденышко стало в Вулвичский док, а экипаж был отпущен на берег.
