В последнее время стало уже не модно говорить о глобальном потеплении на Земле. Проблема, казалось бы, себя полностью исчерпала. Особые любители сенсаций даже заявили – ученые врут, потепление отменяется и скоро наступит малый ледниковый период. Но летом природа преподнесла человеку неприятный сюрприз. Аномально высокая температура, например, в России, вызвала засуху, привела к неурожаю, спровоцировала лесные пожары и унесла тысячи жизней.

            Сразу возникло множество вопросов. Что вызвало такую невероятную жару? Неужели глобальное потепление – реальность? Может ли человечество остановить этот процесс? И самое главное – что будет дальше?

            Со всеми этими вопросами Planeta.by обратился к одному из крупнейших специалистов в области климата.

            Владимир Федорович Логинов – академик Национальной академии наук Беларуси, доктор географических наук, профессор – уже почти полвека изучает влияние различных природных факторов на изменение погоды.

            В начале 70-х годов прошлого века В. Ф. Логинов работал в Сибирском институте земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн Сибирского отделения Академии наук СССР. Затем заведовал лабораторией Всесоюзного НИИ гидрометеорологической информации – Мирового центра данных. С 1987 по 1990 год возглавлял лабораторию Главной геофизической обсерватории им. А. И. Воейкова. Работал за рубежом – во Всемирной метеорологической организации ООН в Женеве и Стэнфордском университете в США. В 1997 году Владимир Федорович стал директором Института проблем использования природных ресурсов и экологии Национальной академии наук Беларуси. Сейчас он – главный научный сотрудник Института природопользования.

            В. Ф. Логинов является одним из авторов первых международных бюллетеней мониторинга глобального климата. Он установил закономерности влияния вулканической деятельности и солнечной активности на климат. Определил характер изменения так называемых экстремальных климатических явлений (засух, наводнений и пр.) в разных регионах земного шара.

            Академик Логинов также разработал сценарии изменения климата Беларуси и оценил их последствия для разных сфер человеческой деятельности. Он является научным координатором государственной программы «Мониторинг полярных районов Земли и арктических экспедиций». Под его руководством с 1991 года налажен выпуск ежегодного экологического бюллетеня «Состояние природной среды Беларуси».

            Владимир Федорович написал более 500 научных работ – монографий, брошюр, справочников, учебных пособий. Среди них «Колебания климата за последнее тысячелетие», «Климат Беларуси», «Природная среда Беларуси», «Глобальные и региональные изменения климата: причины и следствия» и другие. В 2002 году он стал лауреатом Государственной премии Республики Беларусь, в 1997 и 2007 годах – лауреатом премии НАН Беларуси. В 1999 году был награжден почетным дипломом Межгосударственного совета СНГ по гидрометеорологии за лучшую научно-исследовательскую работу «Исследование климата Беларуси», в 2009-м – медалью Франциска Скорины, в 2010-м – нагрудным знаком Минздрава «Почетный эколог».

            Еще летом Владимир Федорович спрогнозировал, какими будут осень и зима нынешнего года. И пока его прогнозы вполне оправдываются. Так что если этот человек что-то говорит о климате, стоит прислушаться. Даже если его мнение не совпадает с общепринятым.

            Что нас ждет: потепление или похолодание?

            Владимир Логинов: Сейчас можно сказать только одно: если мы рассматриваем геологические масштабы времени – это десятки и сотни тысяч лет – то, действительно, за счет орбитальных параметров Земли происходит похолодание, но его скорость – приблизительно 0,3 градуса Цельсия за 1000 лет.

            В то время как скорость потепления за счет парниковых газов, или, точнее сказать, приписываемая парниковым газам, составляет приблизительно 0,1 градуса Цельсия за 10 лет. Вот и вся игра. Поэтому правы и те, кто говорит о похолодании – в геологических масштабах времени за счет орбитальных параметров оно действительно идет. А за счет парниковых газов возможно повышение температуры. Поэтому в ближайшие несколько десятков лет будет наблюдаться, скорее, потепление. Но его скорость может быть несколько меньше, поскольку на фоне положительного тренда температуры наблюдаются циклические колебания. И мы сейчас вышли на максимум очередного 60-70-летнего цикла. И куда пойдет процесс – вниз, в сторону похолодания, или дальше вверх – это большой вопрос. Есть сторонники того, что потепление станет еще более интенсивным. А другие говорят: нет, произойдет, скорее, некоторое похолодание, либо скорость повышения температуры станет несколько меньше. Допустим, не 0,1 градуса за 10 лет, а 0,05 градуса за 10 лет. Споры о разных направлениях изменения климата идут потому, что специалисты говорят о разных временных масштабах, разных причинах изменений климата. Отсюда и разные выводы.

            Считается, что современное потепление идет в основном за счет увеличения выброса парниковых газов в атмосферу из-за сжигания в первую очередь органического топлива и уменьшения площади лесов. Леса являются стоком углекислого газа. А энергетика, промышленность, сельское хозяйство – источники парниковых газов. Эти процессы работают как бы в противофазе: лес способствует поглощению, и если мы будем развивать лесопосадки, то скорость роста парниковых газов в атмосфере будет меньше. Но инженерное управление биосферой менее эффективно, чем природное. Посаженный лес не будет работать столь эффективно на поглощение парниковых газов, как естественный.

            То есть получается, что человек непосредственно влияет на климат, а именно на увеличение количества парниковых газов?

            В.Л.: Он, безусловно, может влиять двумя путями: за счет сжигания органического топлива, развития сельского хозяйства, цементной промышленности и т. д.; а также в результате вырубки лесов. Поскольку при этом уменьшается поглощение парниковых газов.

            Но ведь и в природе парниковые газы образуются?

            В.Л.: Безусловно. Главный парниковый газ – это, конечно, водяной пар. Но если брать вклад водяного пара и других газов, то это несоизмеримые вещи. То есть доля водяного пара как минимум на порядок больше. Если сравнить их по содержанию в атмосфере, то содержание такого парникового газа, как СО2 – составляет 0,038%; в то время как водяного пара – в среднем 0,38%. А в тропиках даже больше 1%.

            Получается, все это природные явления, а вклад человечества в изменение климата мизерный?

            В.Л.: Природные процессы как работали, так и работают. Никто их не отменял и не отменит. И до сих пор естественные факторы изменения климата, на мой взгляд, являются главными. Человек преувеличивает свою роль. Ему хочется управлять природой, но желание и реальность – это разные вещи.

            Может ли Гольфстрим остановиться или изменить свое течение?

            В.Л.: Снижение интенсивности Гольфстрима в истории наблюдалось неоднократно. И проходило тогда, когда образовывалась так называемая «великая соленостная аномалия». Она возникает при интенсивном таянии льда, когда начинается распреснение воды Северной Атлантики, меняются условия конвекции вод и интенсивность Гольфстрима становится меньше. То есть этот конвейер переноса теплой воды из экваториальных широт в высокие широты затормаживается. И если он когда-нибудь остановится, конечно, Европа сильно пострадает. И мы, естественно, тоже. Но эти процессы очень медленные. Известно, что «великая соленостная аномалия» была в 60-х годах. К чему она могла привести? В 60-е годы в северном полушарии, в Европе, было достаточно много холодных зим. Одна из самых суровых пришлась на 1968-69 год. Приблизительно в это время существовала «великая соленостная аномалия», то есть течение системы Гольфстрим было менее интенсивным. Если, допустим, последний десяток лет происходило активное таяние льдов Арктики, то развивались те же самые события – а именно, началось распреснение вод Северной Атлантики. А раз идет этот процесс, то конвейер системы Гольфстрим начинает работать не так, как обычно. Такого рода автоколебания в климатической системе вполне реальны. Их продолжительность – от нескольких лет до нескольких столетий. И это может привести к тому, что зимы станут более суровыми. Но это только одна из возможных причин.

            Если, допустим, исходить из метода аналогов, то 1972 год чем-то напоминал 2010-й, когда на европейской территории России зафиксирована очень высокая температура и мощная засуха. И в 2010-м жара здесь была не намного сильнее, чем в 1972 году. Тогда была высокая температура, засуха, пожары. То же случилось и в десятом году. И если брать, что 1972 год является аналогом 2010-му, то развитие событий после этой засухи было следующим: чуть-чуть холоднее сентябрь-октябрь, теплые ноябрь и декабрь, январь и февраль незначительно теплее нормы. Поэтому начало зимы, по крайней мере, не должно быть холодным. Видите, я сам себе противоречу: я говорю – из-за влияния Гольфстрима зима должна быть холодной, а если исходить из метода аналогов – теплой. И там, и там я прав. Все зависит от того, что положить в основу гипотезы долгопериодных изменений погоды.

            Сейчас однозначно никто не может ответить, какая будет зима в Европе в 2010-11 году. Если бы кто-то однозначно знал, как предсказать погоду на долгие сроки, то мог бы претендовать на самые высокие премии, какие только существуют в мире.

            Те прогнозисты, которые обещают у нас температуру -60 градусов – говорят чушь. Для нашего широтного пояса за последние тысячелетия такой низкой температуры зимой не было. В самые холодные зимы в отдельные дни температурные показатели не были ниже -41 градус для севера Беларуси.

            Вернемся к Гольфстриму. Он может остановиться совсем?

            В.Л.: Нет, конечно. За короткий период это исключено. Его интенсивность может снизиться. А раз вынос теплой воды уменьшится, значит, ясно, что климат Европы станет другой – более холодный.

            Я настаиваю, что именно океан важен для объяснения долгопериодных изменений погоды и климата.

            В зависимости от временного масштаба океан может быть внешним и внутренним фактором. Он обладает «памятью». Если в океане формируется крупная аномалия температуры, то он сразу «не забудет». Океан инерционен, а атмосфера – нет. Она ничего не «помнит». Поэтому океан как фактор изменения климата важен. Далее. Запас тепла в 3-метровом слое океана равен теплоемкости всей атмосферы. Океан медленно накапливает тепло. Северная Атлантика является энергоактивной областью глобального значения. Занимая 11% площади поверхности Мирового океана, она дает в атмосферу 19% всего тепла, поступающего на землю. То есть получается, занимая 11%, почти в 2 раза больше отдает по сравнению с тем, что должна бы отдавать. Собственно, поэтому Северная Атлантика и система Гольфстрим является важнейшим фактором изменения климата в Европе и вообще в Северном полушарии.

            Скажите, авария в Мексиканском заливе повлияла на Гольфстрим и климат в целом?

            В.Л.: В региональном масштабе это могло повлиять. Потому что если появится нефтяная пленка, изменится теплообмен между океаном и атмосферой. Но в этом случае она не может занимать большой территории Мирового океана.

            О роли океана в изменении климата наиболее четко сказано в одной из работ океанологов. Я процитирую лишь одну фразу: «Естественные многолетние колебания теплового и динамического режима Мирового океана и атмосферы весьма значительны и наверняка превосходят современные предполагаемые глобальные антропогенные изменения климата». Сергей Лаппо.

            Получается, человек глобального воздействия на климат не оказывает?

            В.Л.: Я бы так однозначно не выразился. Более того, сегодня произошел перегиб: пытаются все изменения климата объяснить только увеличением количества парниковых газов, что абсолютно неправильно.

            Смотрите. Вот график температуры в Беларуси. Если бы это было только влияние парниковых газов, то такого характера изменений не было бы. Получается, что океан определяет величину трендов температуры даже в Беларуси. Большие притоки тепла в системе Гольфстрим – большие положительные тренды температур в отдельные периоды года. Меньше приток тепла в системе Гольфстрим – тренды температур меньше либо равны нулю. Нет никакого изменения, допустим, в ноябре или мае – тренды почти равны нулю, когда океанические течения приносят минимальный поток тепла. То есть получается, что океан моделирует величину трендов температуры.

            Что влияет на повышение температуры на земле, кроме океана?

            В.Л.: Самый главный фактор, который ответственен за изменение температуры – это приток солнечной радиации. Не будь ее, все остальное – это фитюлька, если брать современные условия. Солнечная радиация запускает все природные механизмы – циркуляцию атмосферы и океана, влагооборот, фотосинтез и т.д.

            Мы можем прогнозировать, как поведет себя Солнце?

            В.Л.: Мы можем говорить о том, что солнечная постоянная не является совсем уж константой. Она изменяется не только за миллионы и миллиарды лет, но и незначительно в течение 11-летних и вековых циклов. Она измеряется на верхней границе атмосферы. Излучение, приходящее от Солнца, проходя через атмосферу, трансформируется. Ну, во-первых, отражается атмосферой – поглощается поверхностью земли и от нее в виде длинноволнового излучения уходит в атмосферу и космос. Собственно, оно и поглощается парниковыми газами. То есть эти газы – одеяло. И оно может быть у вас тонким, байковым, и тогда будет поглощать меньше длинноволнового излучения, но может – ватным, и тогда оно будет поглощать больше. Вот именно поэтому парниковые газы являются фактором изменения климата. Они как бы запирают тепло в тонком слое тропосферы (нижнем слое атмосферы – прим. ред.). Если бы этих парниковых газов не было, то тепло уходило бы в космическое пространство впустую.

            То есть парниковые газы – не такая глобальная проблема, как это пытаются показать?

            В.Л.: Парниковые газы являются глобальной проблемой, но их роль преувеличена, потому что многим это выгодно. Я уже приводил такие примеры, что проблема сама по себе политизирована. Давайте разбираться. Во многих научных вопросах, кроме собственно науки, поверьте мне, стоит политика. Кому это выгодно? Странам Западной Европы. Почему? Потому что у них очень высокотехнологичное производство, экологобезопасное производство. И они вам хотят продать это все. Говорят: уменьшайте выбросы, мы вам в этом поможем. Но это дорого и слаборазвитые страны, к сожалению, не могут себе этого позволить. Бесплатно же никто никому ничего не отдаст. Второе: в Западной Европе практически нет углеводородных источников сырья. И, конечно же, им хочется быть независимыми от углеводородных источников (нефти, газа и т.д.), а в конечном счете – от России, Арабских Эмиратов, Саудовской Аравии. Россия ведь никогда не заявляла, что она будет сильно уменьшать выбросы.

            Сейчас Россия считает, что ее надули при определении условий Киотского протокола. Не учли, что Россия северная страна и должна тратить много тепла на поддержание жизнедеятельности. Стоки российские не учли. А они у нее огромные – в России большая площадь лесов. И она – огромный донор из-за того, что много лесов. Мы тоже в определенной мере относимся к донорам, потому что у нас лесистость территории где-то около 39%. У нас еще достаточно много неосушенных болот. И они в том числе поглощают СО2. Но ведь это не учитывается. Всем говорят, что надо уменьшить выбросы, допустим, к 2012 году на 5%, 6%, 7% и т.д. А надо подходить дифференцированно. России, да и нам тоже, для того, чтобы жить, нужно тратить огромное количество энергоресурсов на обогрев. Это не Соединенные Штаты Америки, не Германия, не Греция, хотя у них расходы на кондиционирование большие. Но они ни в коей мере не равны затратам на отопление жилища. Поэтому для наших стран, если бы кто-то когда-то вдумался, понял, условия Киотского протокола не совсем выгодны. Потому что у нас и в Германии – разные климатические условия. У них можно в осеннем пальто ходить всю зиму, у нас так зимой не походишь. Также, чтобы хорошо поддерживать температуру в квартире, вам надо топить дай бог как по сравнению с Германией, поэтому это все надо учитывать, когда мы подписываем разные международные документы. И агроклиматический потенциал (климат, удобный для сельского хозяйства – прим. ред.) у нас в 1,7 раза ниже, чем, например, в Германии. Вот в чем проблема. Здесь не только наука. Да, наука – интересно, важно, надо разобраться, как что влияет на климат, но в этой проблеме огромный элемент политики. И вот этого не хотят понять, а точнее – не желают платить за то, что натворили в климатической системе развитые страны «золотого миллиарда».

            Когда человечество исчерпает запас углеводородов, что мы будем делать?

            В.Л.: Ну, к тому времени появятся другие источники энергии. Мне кажется, это уже будет водородная энергетика, термоядерный синтез, наконец, в массовом порядке использование энергии солнца и ветра, когда солнечные батареи, ветряки станут более дешевыми. В данный момент это действительно затратно, но какими семимильными шагами развивается техника! И, возможно, через каких-нибудь 20-30 лет это будет не столь уже дорого. Пока же главными останутся тепловая, атомная энергетика, а для ряда стран – гидроэнергетика. Возобновляемые источники энергии для многих стран – это экзотика!

            И все-таки в последние годы, в последние десятилетия происходит определенное изменение климата?

            В.Л.: Да, это факт.

            Происходит в сторону скорее потепления?

            В.Л.: Да.

            А крупные катаклизмы – наводнения, ураганы – они связаны с потеплением?

            В.Л.: Здесь, пожалуй, имеет место некоторое увеличение повторяемости экстремальных погодных и климатических условий. Но здесь не все так чисто, как вам кажется на первый взгляд. Если страна ходит полураздетая – и налетел ураган, ну что она потеряет? Только человеческие жизни. Но за последние 30-40 лет благосостояние государств улучшилось, увеличилась урбанизация территорий и численность населения. Есть чему рушиться, есть что терять. Поэтому экономические потери стали больше.

            Информированность повысилась. Если раньше мы не имели такой наблюдательной наземной и спутниковой сети, могли не заметить, например, каких-то ураганов, то сейчас мы видим все. Это одна из причин «увеличения» повторяемости экстремальных климатических явлений.

            То есть если ураганы стали чаще, то ненамного?

            В.Л.: Что касается ураганов, нет достаточных аргументов, чтобы можно было сказать, что их число увеличилось. А вот что касается засух, то их действительно стало больше. То есть нельзя утверждать однозначно, что повторяемость экстремальных явлений увеличилась либо уменьшилась. Все зависит от района и сезона года. Например, число морозных дней и метелей в нашей стране сильно уменьшилось. Думаю, во время малого ледникового периода условия в Европе были намного хуже. А алармистские заявления о том, что тотально увеличилось количество экстремальных явлений – не выдерживают критики. Я ведь ничего не придумываю – это результаты наблюдений. Просто в ряде случаев выгодно запугивать и население, и правительство, чтобы получить деньги для исследований. Это тоже политика.

            Что такое малый ледниковый период? Мы действительно стоим на пороге похолодания?

            В.Л.: Малый ледниковый период был несколько столетий тому назад. Его пик пришелся на 1645-1850 годы. Тогда среднегодовая температура была на 1-2 градуса ниже, чем сейчас.

            Малый ледниковый период в ближайшие десятилетия не наступит. Это достаточно медленный процесс. Не может быть так, чтобы мы с вами жили сегодня в современном климате, а через год или несколько – в ледниковом периоде. В природе такие процессы протекают достаточно медленно. Если бы происходили резкие изменения, нас бы уже давно не было. Когда становится холодно – народ начинает мигрировать туда, где тепло, можно вести сельское хозяйство, выращивать хлеб, кормить детей и т.д. Но для этого ему нужно время. Значит, таких уж резких климатических изменений, которые привели бы к гибели цивилизации, в последние тысячелетия не было. Это аргумент, в общем-то, элементарный.

            То есть в ближайшие 100 лет не произойдет изменений климата, которые могут уничтожить человечество?

            В.Л.: Нет. Мы будем по-прежнему выращивать хлеб. У нас климат не изменится настолько, чтобы вегетационный период был меньше необходимой продолжительности, чтобы мы не сумели вырастить хлеб, убрать картошку и т.д.

            И не будет такого уж сильного потепления за 100 лет?

            В.Л.: Модельное увеличение температуры (т.е. теоретическая модель, выстроенная учеными – прим. ред.) у нас 3-4 градуса (за 100 лет – прим. ред.). Это как если бы мы находились на 450-600 км южнее. Ну окажемся мы, допустим, если будет это потепление, на широте Киева. Ну и что? Нормально. Никаких особых проблем нет, хотя набор сельскохозяйственных культур будет несколько другим. Я бы, например, с удовольствием жил на широте Киева. Но это всего лишь модельные оценки. А модель может так отличаться от реальности!

            На какой период можно спрогнозировать погоду?

            В.Л.: К сожалению, оправдываемость прогнозов на долгие сроки очень низкая. Она составляет 60-65%. Это все. Что такое 60%? Вот если бы вы начали давать альтернативный прогноз на лето 2011 года, то вы бы сказали, что лето будет или жарким, или холодным. Ваш прогноз оправдался бы на 50%. А почти 100 лет назад Борис Помпеевич Мультановский прогнозировал на долгие сроки, и оправдываемость была где-то 53%.

            То есть невозможно составить точный долгосрочный прогноз?

            В.Л.: Нет оснований для составления точных долгосрочных прогнозов. И точный прогноз на долгие сроки никогда не будет сделан. Потому что в природе есть вероятностные, случайные процессы. А их предсказать трудно. Краткосрочный прогноз – там все нормально. Оправдываемость на трое суток у нас близка к 95%, а на сутки даже выше. На долгие сроки такой оправдываемости никогда не будет достигнуто. С этим надо считаться и не требовать невозможного.