Хранимые преданием мифы нельзя разрушать.
Аристотель. «Поэтика»
Человеку с седой древности свойственно во всем стремиться к идеалу – и, увы, почти никогда его не достигать. И тем не менее эта тяга стала движущей силой практически всех достижений, свершений, открытий, которые конструируют наш современный мир. Вполне можно сказать, что это стремление лежит – наряду с камнем, цементом и прочими стройматериалами – в основании всех городов, построенных людьми на Земле за прошедшие тысячелетия. Но не всегда мы отдаем себе в этом отчет, скользя привычным взглядом по знакомым улицам и зданиям и не задумываясь, что стоит за ними, к каким идеалам стремились их строители…
Идеальный город
Город – это дух.
О. Шпенглер, «Закат Европы»
Выйдя из пещер и начав сооружать жилища, люди руководствовались в выборе места и в строительстве в первую очередь вопросами целесообразности – то есть идеалом для них было соответствие критериям удобства, доступности ресурсов, защищенности от врагов и климатических явлений. Но по мере развития к этим факторам добавлялись и другие, в частностях различные для разных цивилизаций, но в общем имевшие уже не только сугубо функциональный, но и идейный смысл. То есть задачей для зодчих было то, чтобы в формах зданий и их совокупности – города – воплотить некий смысл, не имеющий ничего общего с прагматичностью.
Повсюду первые поселения, в том числе и будущие города, поначалу застраивались хаотично, во многом подчиняясь рельефу местности. Но если рассматривать Античность как источник современной европейской цивилизации, то уже в Древней Греции градостроительство подчинялось достаточно четким правилам. Греческий полис имел вертикальную структуру: на возвышенности размещался акрополь, на склонах ниже – театры и прочие гражданские сооружения, а еще ниже – упорядоченная вокруг площадей разного назначения застройка нижнего города. Более того, помимо градостроительной практики мы можем говорить о теоретизировании: самые выдающиеся философы и ученые Эллады задумывались над идеальным городом и его устройством.
Платону мы во многом обязаны развитием философского понятия идеи, эйдоса, как вечной умопостигаемой сущности вещей и явлений, в противоположность всему материальному и преходящему в них. Эйдос города – это и есть идеальный город, который прежде всего – вместилище идеального государства. Сословное и материальное положение его граждан определяет не только место, которое они занимают в обществе – философов, воинов или демиургов – но и то конкретное место в городе, где они проживают. В диалоге «Критий», содержащем, кстати, самые полные сведения об Атлантиде, он в подробностях описывает главный город острова, состоящий из концентрических колец воды и суши, прорезанных сквозным каналом, ведущим от моря к центру властному и сакральному, горе, на которой сосредоточены дворцы и храмы. Аристотель, считавший, что Платон ему друг, но истина – дороже, имел более гибкие взгляды и полагал, что благообразию и безопасности города и его жителей чрезмерно жесткие планировки только вредят и нужны они лишь для отдельных кварталов. Но в любом случае для греков человек – мера всех вещей, и градостроительство, как и искусство, исходило в Элладе из этого постулата.
Если для греков несомненно важную роль в градостроительстве играла эстетическая составляющая, то древние римляне во главу угла ставили порядок, регулярность и практичность. Чего стоит тот факт, что клоака Максима, благодаря которой были осушены болота в долине между холмами Палатин и Капитолий и построен римский Форум, была сооружена в VII – VI веках до н.э. и как часть канализации города функционирует по сей день. От Форума – центра города – расходилась радиальная система улиц, а от Рима – центра государства, несущего свою цивилизацию покоренным народам – шла система дорог, со временем покрывшая всю территорию Европы. И структуру исторической планировки многих городов от Британии до Венгрии определили два феномена – римской дороги и римского военного лагеря, каструма. Вдоль оси-дороги раскидывалась сеть улиц прямоугольной планировки с форумом в центре, и как со временем легионеры и местные жители ассимилировались, так и каструм терял свое сугубо военное назначение и прирастал новыми кварталами, в которых селились и потомки гордого «племени, одетого в тоги», и местные жители. Так проходила романизация покоренных земель, можно сказать, господство завоевателей зиждилось не только на военном превосходстве и имперской идеологии, но и на их инженерных достижениях вроде акведуков, канализации, бетона, терм и т. д. Величие и монументальность сохранившихся сооружений способны удивить и современного человека, что уж там говорить о диких галлах или даках.
Средневековье для градостроительства, как и для многих других отраслей, стало временем упадка, а Ренессанс дал его развитию новый толчок. Зодчие, архитекторы и художники, такие, как Л.Б. Альберти, Дж. Вазари, А. Дюрер, изучая и переосмысливая наследие Античности, предлагали свои схемы для организации городского пространства, рассматривая город при этом как социально-экономическое и архитектурное целое. Редко имея возможность действительно с нуля построить новый идеальный город (собственно, таких городов единицы – Пьенца и Пальма-Нуова в Италии, Валетта на Мальте), они в многочисленных теоретических трудах поднимали вопросы, ставшие основополагающими для современной градостроительной практики. Среди этих вопросов – размещение города с учетом характера окружающей местности, связывание существующих природных коммуникаций (рек, морей) с рукотворными (дорогами, каналами) в единую эффективную транспортную систему, зонирование городских территорий в зависимости от их функционального назначения, благоустройство и архитектурная организация не только города, но и окрестностей, внимание не только к практической, но и к эстетической стороне процесса. А осуществленные проекты, великолепные примеры реконструкции исторической городской среды – крупные ансамбли вроде улицы Уффици во Флоренции, комплекс площадей собора Св. Петра в Риме и Сан-Марко в Венеции – демонстрировали применимость их принципов на практике.
Наряду с такими теориями, касавшимися исключительно архитектуры, появлялись и труды, в которых на первый план выходили вопросы гуманистического социального устройства и справедливого государства, а город, как у Платона, представлялся не только местом, в котором граждане обитают, но и воплощением образа таких государств. С этой точки зрения в первую очередь внимания заслуживают «Утопия» Томаса Мора и чуть более поздний «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы. Как архитекторов Возрождения принято считать зачинателями современного градостроения, так многие исследователи склонны считать этих авторов «предшественниками научного социализма», поэтому неудивительно, что строители социализма ХХ века с равным интересом обращались к наследию и тех, и других.
И был Минск
Менск стаiць на краi новага свету.
Журнал «Чырвоная Беларусь», 1932 год.
Несмотря на современный архитектурный облик, Минск, как известно, город с 1000-летней историей, и на протяжении этого тысячелетия он неоднократно разрушался и отстраивался вновь. Начиналось все, как и положено в Средние века, с городища, расположенного у слияния рек и укрепленного валами и частоколами из бревен. Позднее город расширялся, в нем появлялись каменные здания церквей, а позднее и ратуши, формировался городской центр в районе Верхнего рынка (сейчас – площадь Свободы). Драматическая история мало способствовала планомерной и продуманной застройке, поэтому первый градостроительный план появился в начале XIX века, после того, как эти земли Речи Посполитой в 1793 были присоединены к Российской империи году и Минск стал центром губернии. Особых сдвигов это не принесло: город рос, но оставался преимущественно деревянным, со стихийно сложившейся планировкой улиц. Этапными для его развития стали 1871 – 1874 годы, когда именно здесь был создан крупный железнодорожный узел после открытия Московско-Брестской и Либаво-Роменской железных дорог. Прокладка путей придала не только новые векторы развития городским магистралям; создавалась новая инфраструктура – вокзал, депо, мастерские, дома для сотрудников дороги (до сих пор один из них, построенный в 1900 году, сохранился в Автодоровском переулке, хотя и не имеет статуса исторической ценности). Вообще экономическая жизнь значительно оживилась: после пожара 1881-го, в значительной мере уничтожившего деревянную застройку, особенно в центре возводились преимущественно каменные здания, особо значительным из которых можно считать нынешний театр им. Янки Купалы и гостиницу «Европа» – «небоскреб» тогдашнего города.
Дореволюционный Минск, судя по уцелевшим фотосвидетельствам, не мог похвастаться архитектурными шедеврами, но, несомненно, имел свой особенный характер, выраженный в городской среде. Небольшой, но деловитый город, прорезанный ветками железной дороги. Многонациональный и многоконфессиональный, о чем свидетельствовали господствующие в его силуэте вертикали костелов, церквей, синагог. Не очень значительный с административной точки зрения – зато его уютный центр никогда не был чрезмерно суровым «местом концентрации власти». Город в то столетие складывался, насколько это было возможно, естественным образом, рос без особых потрясений. Однако в ход дела вмешалась революция.
Минска коснулись не только социальные пертурбации, до основания разрушившие Российскую империю и перекроившие ее строй и границы. Смена власти принесла и смену статуса: небольшой город Северо-Западного края стал столицей союзной республики, превратившись в один из основных центров Союза. И его архитектурное оформление по своему характеру никак не соответствовало этому статусу. Декларируя свободу народов, советская власть требовала новой архитектуры, «национальной по форме, социалистической по содержанию». Социалистическое содержание предполагало развитие инфраструктуры, реализовывавшей право людей на труд, право на образование, право на отдых. В городе началось активное строительство промышленных предприятий, а комплексы университетского городка, клинической больницы, как и здания библиотеки им. Ленина, фабрики-кухни, несохранившиеся здания клуба пищевиков и Госбанка СССР и многие другие преобразили целые кварталы, став смысловыми точками новой архитектуры – и жизни – в теле старого города. Причем произошло это во многом благодаря избранной зодчими И.А. Запорожцем, Г.Л. Лавровым и другими форме: конструктивизм, как никакой другой стиль, соответствовал духу первых пятилеток, курсу на индустриализацию, выражал идеи победившего социализма. И как Витебск сыграл значительную роль в становлении художественного авангарда как стиля, так именно Минск стал площадкой для реализации интереснейших, авангардных и с точки зрения новой функции, и с точки зрения стиля проектов.
Однако уже в 1930-е пафос строительства новой жизни для людей отходит на второй план, и в архитектуре функционально-утилитарный подход сменяется идеологическим. Что, если не идею торжества новой власти, призваны были воплощать Дом правительства, Дом офицеров, Оперный театр? Своими объемами, избыточной на фоне межвоенной городской среды монументальностью они в полный голос декларировали: этот строй здесь всерьез и надолго!
Новый город на старом месте
Хто сказаў, што мой горад загінуў,
Што ён зруйнаваны?
А. Куляшоў, «Сцяг брыгады»
«Промышленность Минска была полностью уничтожена. Жилой коммунальный фонд разрушен на 80%, городское хозяйство, т. е. трамвай, водопровод, канализация – на 70%. Учебные заведения, дома культуры, библиотеки, музеи, театры – все было разрушено», – так писал в 1950 году архитектор М.С. Осмоловский. О том же свидетельствовал опорный план, составленный сразу после освобождения. Теперь с этим мнением не во всем принято соглашаться, но разрушения центральной части города в любом случае были настолько значительны, что не воспользоваться этим для кардинальных изменений его планировки и архитектуры было попросту невозможно. Уже 8 августа 1944-го правительство республики приняло постановление «О мероприятиях по планировке (!) и восстановлению г. Минска», и в середине 1946 года новый Генеральный план был уже готов и утвержден. И смысл он имел не только практический, но и идеологический: «Успешное осуществление реконструкции советских городов – яркое свидетельство превосходства социалистического строя над капиталистическим, советского градостроительства над буржуазным», – это цитата из того же Осмоловского.
План подразумевал создание того, что с полным основанием можно назвать «идеальным городом победителей». После войны значение Минска как одного из общесоюзных центров и столицы Советской Белоруссии только возросло, особенно за счет возведения промышленных объектов всесоюзного значения – автомобильного, тракторного, велосипедного, инструментального заводов, всего того, что на деле «перековывало мечи на орала». Следовательно, производства необходимо было разместить в городе, привязав к существующим или специально организованным магистралям и соединив друг с другом. Помимо этого, задачей проектировщиков было и устройство вокруг них необходимой инфраструктуры, жилых кварталов для рабочих с непременными торговыми, медицинскими и образовательными учреждениями – забота о трудящихся была не просто задекларированной идеей, но проявлялась на деле. Той же цели служил и комплексный план озеленения, предполагавший разбивку скверов и парков не только общегородских, а также пригородных, но и привязанных к каждому крупному заводу. С оздоровлением городской среды было связано и создание в верховьях Свислочи крупного водохранилища: оно не только защищает город от паводков, но и служит прекрасным местом отдыха для трудящихся.
И очень важным для столицы аспектом стал демонстрационно-представительский, определивший формы, в которых работали зодчие. Для архитектуры страны-победительницы, триумфатора, больше не подходил конструктивизм с его простыми объемами, четкими линиями и минималистичным декором. Монументальность, торжественность, строгость в сочетании с пышностью, имперский характер – все это черпалось в неоклассицизме, или, как сейчас принято иронично говорить, сталинском ампире, который и стал господствующим стилем в послевоенном городе. Аристотелевские идеи красоты как соразмерности и порядка были полностью реализованы при восстановлении Минска.
Новый центральный ансамбль города, символ власти, включал три площади: Ленина с Домом правительства и памятником вождю, Центральную и Круглую с монументом народу-победителю, объединенные общей осью – тогда Советской улицей, сейчас проспектом Независимости. Движение по этой оси от одного памятника к другому формировало совершенно четкий, легко читаемый смысл: идеи Ленина ведут к победам. А учитывая любовь эпохи к демонстрациям, парадам, шествиям, нетрудно предположить, что одной из функций этой улицы была возможность использовать ее для разного рода процессий (как тут не вспомнить триумфы римских императоров!). Торжественный, парадный характер главного проспекта подчеркивался и его масштабом: по плану это должна была быть самая широкая улица города, а строения на ней более монументальные, чем в других частях города. Опять-таки обращаясь к Аристотелю, можно сказать, что мера застройки Тракторозаводского поселка или Осмоловки – человек, а мера застройки проспекта – государство или идея этого государства, хотя архитектурный стиль и средства в обоих случаях использованы абсолютно аналогичные.
Город останется немой грудой камней, если таковой его будут считать его жители, и расскажет много занимательного любому, кто решит всмотреться в него повнимательней. И рассказы Красного костела, Дома офицеров и какого-нибудь домика по Киселева или Богдановича могут оказаться одинаково интересны, а потеря любого из них – непоправимой. И для города, который так часто терял, и для его жителей.
