«Человеку свойственно ошибаться» – справедливо утверждали греческие философы. Эта фатальная способность людей во все века оборачивалась ужасными и вместе с тем нелепыми катастрофами. Под термином «человеческий фактор» может скрываться что угодно: некомпетентность или самоуверенность, погоня за выгодой или глупость. Результат всегда один – гибель десятков, сотен, а порой и тысяч людей. Но особое место в истории катастроф занимают инциденты, вызванные просчетами высокопоставленных особ. В этом случае подчиненные, не имеющие достаточных прав или смелости оспорить роковое решение, становятся заложниками самоубийственной прихоти начальника.
В жаркий и душный четверг 22 июня 1893 года из Бейрута в направлении Триполи вышла впечатляющая эскадра британского Средиземноморского флота во главе с броненосцем 1-го класса «Виктория» – флагманским кораблем вице-адмирала сэра Джорджа Трайона. Это судно, заложенное в 1885-м, было спущено на воду два года спустя. А в 1890-м после вооружения и ходовых испытаний оно вошло в состав Королевского флота Британской империи. Первоначально корабль носил имя «Ринаун» («Известный»), но еще на стапеле был переименован в честь отмечавшей 50-летие правления королевы Виктории.
80-е годы XIX столетия стали сложным временем для флотов всего мира. Эпоха величественных многомачтовых парусников стремительно уходила в прошлое, а явившийся на смену парусам пар породил множество новых типов судов, тактику использования которых еще только предстояло разработать. «Виктория», как и однотипный броненосец «Санс Парейл», представляла собой значительно увеличенную версию таранных броненосных кораблей класса «Конкерор». Корабельная артиллерия той поры не отличалась ни скорострельностью, ни эффективностью, особенно против бронированных целей, звездный час торпед еще не наступил, и многим казалось, что у тарана как средства ведения морского боя большое будущее. Достаточно вспомнить, что даже великий фантаст Жюль Верн не сумел предвидеть революцию, которую произведет на море управляемая торпеда, и оснастил суперподлодку капитана Немо по старинке тараном. Тем не менее орудийное вооружение «Виктории» также было весьма внушительным. Два циклопических 16-дюймовых орудия размещались в единственной поворотной башне на носу корабля. Их дополняли одно 10-дюймовое орудие на корме, 12 6-дюймовых – в кормовых надстройках и 12 скорострельных 6-фунтовых орудий – по 6 с каждого борта. Судно имело практически неуязвимый для снарядов броневой пояс толщиной 16 – 18 дюймов, а впервые примененная на флоте паровая машина тройного расширения способна была разогнать броненосец до 16,7 узла (31 км/ч). Одним словом, «Виктория» была последним словом тогдашней корабельной техники и обошлась казне в 845 тыс. фунтов стерлингов. Немудрено, что судно передали в состав Средиземноморской эскадры, самой мощной флотилии Британии, призванной защищать интересы империи в самом беспокойном и важном регионе.
Командующим Средиземноморской эскадры с 21 сентября 1891 года был вице-адмирал Джордж Трайон, человек весьма непростой и требовательный. Выпускник Итона, он в возрасте 16 лет связал свою жизнь с флотом, поступив кадетом на парусное судно «Уэллсли». Примечательно, что это был осознанный выбор, а не воля родителей. Упорный и рассудительный, Трайон уверенно поднимался по карьерной лестнице. Младшим офицером он принимал участие в Крымской войне. В 1861 году, в звании коммодора, получил назначение на первый в мире броненосный океанский корабль «Уорриор». Практически сразу же за Трайоном закрепилась репутация передового офицера, приветствующего инновации и успешно внедряющего их в практику. В 1866-м он прослушал курс в Королевском военно-морском колледже в Портсмуте и был повышен до звания капитана Королевского ВМФ. На всех постах, которые ему довелось занимать в течение долгой службы на флоте, Трайон демонстрировал выдержку, трезвость мысли и способность идти на риск во имя решения сложных проблем. При этом его характеризовали как чрезвычайно властного человека, склонного считать свои решения единственно верными. В ходе больших маневров 1888-го, командуя эскадрой условного противника, Трайон проявил изрядные умение, хитрость и напор и сумел обвести вокруг пальца оппонентов, что подняло его репутацию до небес. Фактически именно по результатам маневров вице-адмирал и получил назначение на Средиземноморье.
К этому времени характер Трайона раскрылся в полной мере. Современники отмечали, что адмирал имел привычку впиваться в собеседника немигающим взглядом и разглядывать, словно диковинное насекомое. Редкий британский морской офицер тех лет мог похвастать умением не спасовать перед сэром Джорджем, который ко всему прочему обладал внушительной фигурой, завидным ростом и густой окладистой бородой. Капитан «Виктории» Морис Арчибальд Бурк очень емко охарактеризовал своего адмирала: «Не припомню, чтобы он советовался с кем-нибудь. И хотя часто заявлял, что терпеть не может людей, которые во всем с ним соглашаются, не берусь представить, какой была бы реакция на попытку оспорить его распоряжение».
Первый заместитель Трайона, контр-адмирал сэр Альберт Гастингс Маркэм, был совершенно иным человеком. Ни при каких обстоятельствах его нельзя назвать моряком по призванию. Младше Трайона на 9 лет, он рассматривал службу на флоте как возможность сделать карьеру и увеличить благосостояние. Британский историк флота доктор Эндрю Гордон назвал Маркэма классическим образцом «принципа Питера» (сформулированного Лоуренсом Питером утверждения, что во всякой иерархии сотрудники неминуемо достигают предела своей компетентности, после чего перестают приносить пользу и превращаются в балласт), чье становление прошло не на поле боя, а в схватках за выгодные должности. «Это был требовательный и строгий офицер, пунктуальный и точный в формулировках, который всегда заботился о своих подчиненных. В вопросах же наведения порядка, покраски и полировки судна ему просто не было равных». Не обладал Маркэм лишь одним качеством, ключевым для занимаемой должности: смелостью, позволяющей в особых случаях поставить под сомнение авторитет начальника и отказаться исполнять ошибочный приказ.
Отношения между старшими офицерами эскадры были натянутыми. Маркэм при любой возможности старался ускользнуть из-под грозного ока командующего. Трайон, которого выводило из себя отсутствие у заместителя должных навыков флотоводца, не стеснялся устраивать ему публичные разносы. Всякий выход в море под началом командующего эскадрой превращался для контр-адмирала в испытание, граничащее с нервным срывом.
Не стал исключением и поход из Бейрута в Триполи. Еще в акватории порта адмиралу пришло в голову хорошенько встряхнуть подчиненных. Он приказал, чтобы корабли 1-го дивизиона эскадры на полной скорости прошли через интервалы между стоящими на якоре судами 2-го дивизиона. Большинство капитанов уже успели привыкнуть к необычным выходкам своего командира, так что маневр прошел без происшествий. Эскадра единым фронтом направилась в северо-восточном направлении на скорости 8,5 узла. Поскольку в Триполи предполагалось прибыть к 17:30, эволюции и перестроения в пути практически исключались. Тем не менее старшие корабельные офицеры эскадры оставались в напряжении, готовые к тому, что адмирал выкинет какой-нибудь фортель.
День был солнечный и душный, и Джордж Трайон изнывал от жары в своей каюте. Около двух часов дня он вызвал к себе капитана «Виктории» Мориса Бурка и начальника штаба флота Томаса Хокинс-Смита и заявил, что хочет предварить заход в Триполи изящным перестроением. Корабли должны разбиться на две дивизионные кильватерные колонны с дистанцией в 6 кабельтовых (примерно 1110 метров), а затем по сигналу изменить курс на 16 румбов (фактически развернуться на 180 градусов) навстречу друг другу и после маневра продолжить движение строем в две колонны, сохраняя при этом ордер флота. Уточнение «сохраняя ордер флота» было ключевым в приказе, но находившиеся в капитанской каюте офицеры явно пропустили его мимо ушей, встревоженные чрезвычайно малой дистанцией между колоннами. Хокинс-Смит осторожно напомнил адмиралу, что диаметр циркуляции флагманских броненосцев составляет почти 4 кабельтова и в целях безопасности разумно увеличить дистанцию до 8 кабельтовых. Трайон, подумав некоторое время, признал эту поправку разумной, чем окончательно переключил внимание офицеров. Считая, что дело решено, они отправились готовиться к очередному упражнению, и были неподдельно изумлены, когда выяснилось, что в бумажной версии приказа адмирал сохранил первоначальную дистанцию между колоннами в 6 кабельтовых.
В 14:15 эскадра начала перестроение в два дивизиона. Проблем не возникло, поскольку подобные маневры суда совершали много раз. Теперь в правой колонне следом за «Викторией» шли броненосцы «Нил», «Дредноут», «Инфлексибл», «Коллингвуд» и крейсер «Фаэтон». Левая колонна, возглавляемая кораблем контр-адмирала Маркэма «Кампердаун», включала в себя броненосцы «Эдинбург» и «Санс Парейль» и крейсеры «Эдгар» и «Амфион». На «Виктории» еще не теряли надежды, что Трайон передумает и увеличит дистанцию между дивизионами прежде, чем поступит распоряжение на поворот. Однако ожидания оказались напрасными. В 15:25 на «Виктории» взметнулся сигнал «Дивизионам изменить курс последовательно (первому – налево, второму – направо) на 16 румбов, сохраняя ордер эскадры». Капитану Бурку оставалось лишь повиноваться, полагая, что один из самых опытных адмиралов британского флота понимает, что делает.
Справедливости ради следует отметить, что ситуация не была совершенно безнадежной и существовало даже несколько способов исполнения маневра. Работая не только рулем, но и переведенным на реверс одним из винтов, диаметр поворота броненосцев можно было снизить до 2,5 кабельтова. Но при таком маневре ордер флота после разворота менялся на противоположный (то есть правая колонна становилась левой, а левая – правой), и, скорее всего, Трайон задумал более сложную эволюцию, уже частично отрепетированную им в порту Бейрута. Корабли колонн, поворачивая с некоторой задержкой друг относительно друга, должны были поочередно пройти через интервалы между судами противоположной колонны. Но адмирала подвела привычка не разжевывать свои идеи офицерам. Верный принципам великого Нельсона, он считал, что флот должен понимать задумки своего адмирала без слов. И не отдавал отчета в том, что его авторитарная манера командования вынуждает подчиненных следовать приказам буквально и отменяет любую инициативу.
Корабли эскадры один за другим рапортовали о том, что приказ принят к исполнению. Молчал только «Кампердуан». Офицеры «Виктории» затаили дыхание. Неужели заместитель командующего отбросил, наконец, робость и решил не выполнять откровенно опасный приказ адмирала? Тремя годами ранее так поступил вице-адмирал Трейси, и его действия признали верными. Но на мостике «Кампердауна» царила паника. «Это невозможно, такой маневр невыполним», – только и смог вымолвить контр-адмирал Маркэм и приказал флаг-офицеру показать, что сигнал не понят. Это привело Трайона в ярость. Он не раз уже критиковал своего заместителя за неспособность читать сигналы, указывая, что в бою это может стать роковым для всего флота. Приказ повторили и потребовали немедленного исполнения. Определенный резон в этом был: до берега оставалось порядка трех миль. Следовало либо поворачивать, либо сбрасывать скорость. На мачте флагманского броненосца взмыл вымпел: «Чего вы ждете? Поворачивайте на правый борт». И привыкший повиноваться Маркхэм сдался. «Кампердаун» начал злополучный поворот. На судовом хронометре было 15:31.
Поскольку распоряжения использовать частичный реверс не поступало, оба судна поворачивали только с помощью рулей. При этом «Кампердаун» поворачивал по большему радиусу, поскольку перо руля на нем было положено на 28°, а не на максимальные 35°, как на «Виктории». Когда расстояние между броненосцами сократилось до 2 кабельтовых, капитан Бурк попросил разрешения пустить винт на реверс, но Трайон не отреагировал. Адмирал был совершенно спокоен, хотя суда стремительно сближались. Очевидно, до последнего момента Трайон был уверен, что на «Кампердауне» правильно поняли его хитрый маневр и флагманы разминутся с филигранной точностью, подавая пример другим судам эскадры. На мостике стояла гробовая тишина, только старший штурман гардемарин Ланион монотонно отсчитывал расстояние между судами. Наконец, у Бурка сдали нервы. «Сэр, мы вот-вот столкнемся, разрешите дать левой машине задний ход!» Адмирал словно очнулся от сна и согласился, а спустя еще полминуты приказал переключить обе машины на полный назад. На мостике «Кампердауна» ситуация была почти зеркальной, но куда более нервной. Получив согласие Маркэма, капитан Джонстон распорядился переключить машину на реверс, задраить водонепроницаемые двери и пробить аварийную тревогу. Но было уже слишком поздно. В 15:34 на скорости 6 узлов таран «Кампердауна» практически под прямым углом вонзился в правый борт «Виктории», вошел внутрь корпуса и застрял. Продолжавшие двигаться суда стали сходиться кормами, отчего размеры пробоины только увеличились. Все это сопровождалось оглушающим грохотом и лязгом, который слышали на всех без исключения кораблях эскадры.
Буквально за минуту до столкновения приказ на задраивание водонепроницаемых перегородок был отдан и на «Виктории», но на исполнение его в самой благоприятной обстановке уходило не менее трех минут. Через повреждения обшивки вода стала стремительно распространяться по отсекам. Пущенные на реверс машины «Кампердауна» в конце концов погасили скорость, и в 15:36 нос корабля вынырнул из корпуса «Виктории», обнажив огромную пробоину площадью порядка 10 м². С этого момента внутрь флагманского броненосца стали поступать ежеминутно тысячи тонн воды. «Виктория» быстро погружалась носом при значительном крене на правый бок.
Спасение виделось в том, чтобы как можно скорее отвести корабль к берегу и посадить на мель. Но при движении напор воды, поступающей через пробоину, значительно усилился. Тем не менее паники на борту не было, команда заняла свои места по штатному расписанию и принимала все меры для спасения судна. Интересно, что с мостика «Виктории» был отправлен сигнал «Выхожу из линии», необходимости в котором, в общем-то, не было – все и так понимали, что флагман поврежден и покидает строй, но он свидетельствовал о том, что адмирал сохраняет хладнокровие и контролирует ситуацию. Также было отменено предложение отправить с соседних кораблей спасательные шлюпки. Очевидно, Трайон до последнего не верил в то, что его судно обречено.
Попытки подвести под пробоину пластырь не увенчались успехом, поскольку всего через 6 минут после столкновения палуба в месте удара ушла под воду. Но даже это не пошатнуло уверенности адмирала. Для той эпохи слабое знание высшим командным составом материальной части кораблей не было чем-то удивительным. Подобные вопросы считались уделом механиков и техников. Трайону достаточно было знать, что броненосец разделен специальными перегородками на 170 отделений, через которые при закрытии всех дверей вода поступать не должна. Поскольку приказ на задраивание перегородок был отдан, Трайон, скорее всего, полагал, что после того, как водой заполнятся отсеки, поврежденные при столкновении, крен «Виктории» прекратится. О проблемах непотопляемости тогда знали настолько мало, что комиссия по делу о потере «Виктории» не нашла ни одного моряка, который мог бы выступить в качестве эксперта, и пришлось приглашать строителя броненосца сэра Уильяма Уайта. Адмирал Степан Осипович Макаров нашел вполне резонное объяснение олимпийскому спокойствию Трайона в последние минуты жизни его судна: «Мостик, на котором стоял адмирал, находился высоко над водой, что порождало иллюзию, что момент окончательного погружения еще очень далек и что имеется достаточно времени, чтобы в случае надобности снять с корабля всю команду». Капитан Бурк таких иллюзий не питал. Он сразу же спустился с мостика на палубу и по мере обхода отсеков убеждался, что конец неминуем. Крен стремительно увеличивался, все больше матросов, чьи боевые места залила вода, выбиралось на палубу, толпясь вдоль левого борта. Здесь же выстроились морские пехотинцы, недоумевающие, почему до сих пор не поступил приказ о спуске шлюпок.
В 15:47, через 13 минут после столкновения, броненосец «Виктория» повалился на правый бок и почти сразу перевернулся вверх килем. Большинство находившихся на палубе были смыты волной. Некоторых при перевороте корпуса отшвырнуло далеко в сторону, словно гигантской катапультой. Оказавшиеся за бортом люди были так скучены, что едва могли держаться на воде. То и дело с ушедшего под воду броненосца с огромной силой всплывали различные массивные предметы, убивая и калеча несчастных, оказавшихся у них на пути. Кроме того, выяснилось, что большая часть морских пехотинцев не умеет плавать. Паровая машина продолжала работать, неистово вращающиеся винты безжалостно рубили и калечили людей, беспомощно барахтающихся поблизости. Фотограф на броненосце «Коллингвуд» успел запечатлеть последние секунды «Виктории», и этот снимок обошел все газеты.
За миг до того, как корабль опрокинулся, адмирал Трайон, похоже, осознал всю трагичность ситуации. Хокинс-Смит, остававшийся с ним на мостике до самого конца, позже утверждал, что последними словами адмирала были: «Это я во всем виноват».
Едва корма корабля скрылась под водой, из глубины донесся гул и последовал сильный удар воздуха, отчего поверхность моря вспучилась, выбрасывая массу обломков. Вода буквально кипела. Возник водоворот, засосавший десятки несчастных. Команды других кораблей эскадры с ужасом наблюдали за этой сценой, потом, спохватившись, приступили к спасательной операции. В общей сложности из воды подняли 357 человек. Погибли 359, в том числе и адмирал Трайон.
Британия была потрясена. В мирное время при ясной погоде недалеко от берега в результате нелепой случайности был потерян новейший корабль флота Ее Величества. Человеческие жертвы представлялись несоразмерно большими. Общественность требовала ответов на насущные вопросы: «Почему такое произошло?» и «Кто виноват?» 17 июля 1893 года на борту пришвартованного на Мальте корабля «Хиберния» началось судебное разбирательство по факту гибели броненосца «Виктория». Опросив множество свидетелей и заслушав мнение экспертов, комиссия под председательством нового командующего Средиземноморской эскадры вице-адмирала сэра Майкла Кульм-Сеймура пришла к выводу, что главным виновником происшествия является покойный адмирал Трайон. Все прочие офицеры и матросы эскадры были освобождены от ответственности, хотя адмирал Маркэм получил частное порицание за то, что не предупредил командующего о явной опасности задуманного им маневра. Но поскольку он выполнял приказ, это снимало с него всякую вину за катастрофу. Чинопочитание и бездумное повиновение старшему по званию вновь взяли верх.
Гораздо эффективнее оказались выводы комиссии по технической части происшествия. Гибель «Виктории» положила конец строительству таранных судов. Сама идея тарана была поставлена под сомнение тем фактом, что броненосец «Кампердаун» получил от удара такие повреждения, что неминуемо затонул бы, будь погодные условия хоть немного хуже. Признана необходимость радикального пересмотра конструкции водонепроницаемых переборок и запирающихся дверей в них, как и общих принципов обеспечения выживания судов, получивших повреждения. И наконец, обучение плаванью стало частью обязательной программы подготовки личного состава британских кораблей.
То, что адмирал Трайон предпочел погибнуть вместе с кораблем (хотя и не обязан был делать этого), было воспринято публикой как образчик высшего благородства. 19 лет спустя за неспособность поступить как Трайон, общество подвергло остракизму директора-распорядителя компании «Уайт Стар Лайн» Джозефа Брюса Исмея.
Остов «Виктории» до сих пор покоится на дне Средиземного моря примерно в 5 милях от Триполи. В августе 2004 года два аквалангиста-любителя обнаружили место последнего упокоения флагмана Средиземноморской эскадры на глубине около 140 м. Из-за не совсем стандартного распределения веса и продолжающих работать машин броненосец погружался отвесно и вонзился передней частью в рыхлое дно, уйдя в него почти на четверть корпуса. Остов «Виктории» ежегодно посещают десятки отважных дайверов со всего мира в надежде отыскать артефакты, хранившиеся в личной каюте адмирала Трайона. По слухам, один из таких артефактов – шпагу адмирала Нельсона – в 2012 году обнаружил аквалангист Марк Эллиот, но доказательств этому нет, поскольку Эллиот не решился поднимать саблю на поверхность и просто перепрятал ее в укромном месте в одном из помещений броненосца.
