Сегодня дом ужасной мадам Дельфины Лалори – один из популярнейших аттракционов Нового Орлеана, золотое дно – поток туристов, желающих пощекотать себе нервы, не иссякает. Осмотр этого жилища входит в программу как минимум двадцати разных экскурсионных туров, от 15 до 250 долларов с человека. И в названии каждого обязательно присутствуют громкие слова вроде «призраки», «вуду», «убийства».
Никто не остается здесь равнодушным. Особый трепет испытывают темнокожие гости, отмечая в отзывах на сайте TripAdvisor, что буквально с порога чувствуют негативную энергию и боль своих предков. Впрочем, два века назад им бы и вовсе пришлось тут несладко.
Черная столица
Многие киноделы, гиды и даже представители местных властей умышленно демонизируют образ Лалори – национальный монстр хорошо продается и привлекает больше туристов. Однако так ли сильно выделялась мадам Дельфина на фоне аристократов XIX века? Или же она просто была очень увлеченной женщиной, но в остальном обычной для своей эпохи?
Вероятно, каждый американец (и не только) при упоминании Нового Орлеана вспомнит три вещи: вуду, джаз и рабство. Изначально современный штат Луизиана входил в состав французской колонии, на которую распространялся так называемый Черный кодекс (Code Noir). Рабовладение здесь цвело буйным цветом, однако имело вполне четкие, в чем-то даже христианские рамки. Хозяева не могли разлучать семейные пары, отрывать маленьких детей от их матерей, пытать своих слуг, а также перебарщивать с поркой. Кодекс рекомендовал применять телесные наказания только в отместку за преступления (в том числе и мелкие), а также предписывал наставлять рабов согласно обычаям католической веры. Считалось, что этот документ призван защищать слуг от бесчинств их хозяев. В предисловии к Code Noir говорилось: «Так как мы обязаны иметь одинаковую заботу обо всех народах, которых божественное провидение поставило под нашу власть, мы предписали рассмотреть в нашем присутствии докладные записки, присланные нам должностными лицами наших островных владений в Америке».
Благодаря этому документу положение рабов во французской Луизиане, в том числе и в Новом Орлеане, значительно отличалось от жизни их собратьев по несчастью в США. Более того, свободные темнокожие в колонии часто имели образование, недвижимость и даже собственных рабов. Однако относительно спокойная жизнь негров Луизианы продолжалась недолго. В 1803 году произошло событие, известное как Луизианская покупка – Наполеон продал Америке всю колонию за 15 млн. долларов. Постепенно территорию заполонили американцы-протестанты, и порядки изменились. Мир четко разделился на черное и белое: в глазах новых жителей и властей все темнокожие были рабами, а все белые – господами. Межрасовые отношения теперь резко осуждались, а свободные негры сравнялись в статусе со слугами.
Разумеется, такие резкие и жесткие изменения в порядках не могли не вызывать возмущения. В 1811 году вспыхнуло восстание рабов, одно из крупнейших за всю историю США. Оно длилось всего пару дней, но оказалось весьма кровавым. На северном берегу Миссисипи несколько слуг напали на хозяина плантации Мануэля Андре. Мануэль отделался тяжелой раной от удара топором. Его сыну Гилберту повезло меньше – «орда бандитов», как выразился Андре, жестоко убила парня. Бунтовщики собрали единомышленников и, вооружившись пиками, мотыгами и топорами, отправились в Новый Орлеан, по пути нападая на плантаторские усадьбы и сжигая их. За два дня число мятежников выросло до 200, а по некоторым подсчетам – до 500 человек. Однако небольшой вооруженный отряд, высланный губернатором штата, быстро и жестко прервал негритянскую революцию. Картины, написанные по мотивам событий, красочно изображают наказание бунтовщиков: им отрубили головы и насадили на пики в назидание другим недовольным.
Жестокий белый мир
Жестокость по отношению к темнокожим слугам не была изобретением Дельфины Лалори. Основной источник золота на Юге – хлопковые и сахарные плантации, а стало быть, главной задачей было собирать это богатство как можно быстрее. Рабы выходили на поля с рассветом и трудились до изнеможения, а потом еще чуть-чуть. Многочисленные следы от побоев на спине стали нормой, некоторые благодарили бога за то, что им хватило сил, чтобы не остаться лежать мертвым на земле. Потеря раба, конечно, била по карману хозяина, но если хлопка или тростника собирали много, господин прощал надсмотрщику убитых негров. Экзекуции расширяли горизонты жестокости: порой избиваемый должен был вслух сам считать свои удары, и отсчет начинался с нуля, если он сбивался. Доходили слухи и о так называемом «милосердии»: наказывая беременную женщину, надсмотрщики делали в земле углубление для живота рабыни, прежде чем бросить ее на землю. В середине XVIII века существовали законоположения, которые предписывали штраф господину, если тот вдруг решит отрезать рабу язык, выколоть глаза, заклеймить его или заковать в цепи. Однако на порку плетью или розгами это не распространялось: как же еще учить неразумных слуг?
В 1936 – 1938 годах американские писатели по заказу правительства записали интервью с бывшими рабами. Некоторым на тот момент было больше 90 лет. Старая Мэри Армстронг из штата Техас рассказывала: «Я родилась в Сент-Луисе (штат Миссури). Моя мать принадлежала Уильяму Кливленду и Полли Кливленд, и они были самыми подлыми белыми в мире – постоянно били своих рабов. Эта старая Полли, она была натуральным дьяволом, и она запорола мою сестру, которой было 9 месяцев, совсем младенец, до смерти. Она сняла пеленку и стала бить мою сестренку, пока не пошла кровь – просто за то, что она плакала, как любой ребенок, и сестренка умерла. Я никогда этого не забуду, но я с этой Полли поквиталась. Дело было так.
Мне было 10 лет, и я тогда принадлежала мисс Оливии, дочери этой самой Полли. Однажды эта ведьма приехала в дом, где мисс Оливия жила после замужества, и попыталась меня отстегать во дворе. Я подняла камень размером с половину вашего кулака и врезала ей прямо в глаз, так что глаз этот выбила, и говорю: «Это тебе за мою убитую сестренку». Как она орала – за пять миль, наверное, было слышно, но когда я сказала мисс Оливии, та ответила: «Что ж, мама наконец получила урок». Но эта стерва оставалась такой же подлой, как ее муж, старый Кливленд, до самой смерти, и я очень надеюсь, что они горят сейчас в аду».
В своде гражданских законов Луизианы того времени можно было найти размытое указание: «Раб должен вполне и беспрекословно подчиняться воле своего господина. Последнему разрешается наказывать первого, но не применять при этом особых жестокостей; вообще возбраняется причинять невольнику такие повреждения, которые сопряжены с опасностью для жизни, инвалидностью и потерей работоспособности». Однако рамки «особой жестокости», как оказалось, – понятие довольно субъективное.
Кровавая госпожа Нового Света
Биография мадам Дельфины наполовину состоит из слухов, наполовину – из газетных сплетен. Рассказы о рабах Лалори переходили из уст в уста и неоднократно приукрашались писателями. Однако факт, что госпожа была необычайно жестокой даже по меркам рабовладельческого Юга – непреложен.
Мари Дельфина Макарти родилась около 1775 года в Новом Орлеане в богатой и влиятельной семье. Макарти принадлежали к белому креольскому сообществу, потомкам первых французских поселенцев на территории Луизианы, хотя и были по крови ирландцами. Семья Дельфины занимала высокое положение в городе и смогла сколотить себе огромное состояние благодаря работорговле. Неудивительно, что все дети Макарти с ранних лет уяснили для себя: темнокожие – скорее вещи, нежели люди.
Прежде чем стать госпожой Лалори, Дельфина успела дважды побывать вдовой. Первый ее муж, генеральный консул Испании в Луизиане, умер в Гаване. По слухам, сама королева Испании благословляла этот брак. Второй супруг, известный банкир, погиб в Новом Орлеане, оставив жене дом и неплохое наследство. Проходив 9 лет в черном, Дельфина решилась на третий брак. Ее избранником стал молодой дантист Леонард Лалори. Через 6 лет после свадьбы, в 1831-м, Лалори купили недвижимость по адресу Роял-стрит, 1140, где Дельфина, ее муж и две дочери могли жить в соответствии со своим высоким положением. Так как стоматологов в Новом Орлеане было немного, Леонард Лалори был более чем обеспеченным человеком и мог содержать свою жену достойным образом. Ремонтом и оформлением особняка руководила лично Дельфина, заказывая мебель и элементы интерьера только у самых модных и дорогих мастеров. За резными дверями из красного дерева открывались шикарные светлые комнаты, украшенные изысканными восточными тканями и европейским фарфором. Здесь мадам принимала гостей. Разумеется, всю работу при постройке и украшении особняка выполняли темнокожие рабы, и уже тогда в близлежащих домах стали замечать, что их новая соседка чересчур жестока со своими слугами. Впрочем, определять наказание – дело хозяев, а спорить с элитой общества не хотелось никому. Дельфина и Леонард были людьми богатыми, известными, светскими. Хозяйка дома считалась одной из самых умных и красивых женщин в городе.
Однако вся роскошь особняка на Роял-стрит, 1140 не могла ослепить настолько, чтобы горожане не замечали очевидного. Писательница Хэрриет Мартино, сидя в гостях у Лалори, как-то отметила, что слуги выглядят болезненно уставшими и замученными, несмотря на ласковое и теплое обращение к ним госпожи. Дельфина отшутилась и быстро перевела разговор на другую тему. Соседи же постоянно шептались о том, что у мадам нет-нет да пропадет очередная горничная или конюх. В 1912 году в интервью Daily Picayune знатная горожанка Нового Орлеана Генриетта Фуллер ван Пелт вспомнит о Лалори: «Она была больной на голову. Теперь я это понимаю. Она была действительно сумасшедшей».
Под влиянием множества слухов к мадам даже заглядывал местный адвокат, чтобы напомнить о правилах содержания рабов. Лалори улыбалась и уверяла, что хоть у нее и тяжелая рука, в целом она хорошая и радушная госпожа. Обаяние и влияние семейства много значили тут – власть имущие и светское общество закрывали глаза на черные слухи о Дельфине. Но однажды произошло событие, которое не смогли проигнорировать даже самые мягкотелые жители Нового Орлеана.
Как-то раз соседи услышали громкие крики в особняке Лалори. Из обрывков фраз стало понятно, что 12-летняя темнокожая девочка Лиа, расчесывая мадам, слишком сильно дернула ее за волосы. Дельфина долго гонялась с плетью за провинившейся негритянкой, пока та не выскочила на балкон и, загнанная в угол, бросилась вниз. Маленькая служанка, упав с высоты в несколько метров, осталась жива, но переломала все кости. Ко всеобщему удивлению, хозяйка не стала вызывать врача. И когда девочка через несколько дней умерла, просто приказала закопать ее в саду. Спустя несколько лет скажут, что на самоубийственный прыжок малышка решилась, чтобы не обрекать себя на участь еще более страшную – оказаться на чердаке мадам. Ведь провинившихся рабов отправляли туда и находили позже где-нибудь во дворе страшно изуродованными. А потом они исчезали навсегда.
К удивлению самой Дельфины, соседи не закрыли глаза на трагедию с маленькой Лиа и заявили о происшествии в полицию. Разумеется, никто не знал о чердаке влиятельной мадам, но после самоубийства темнокожей девочки местные власти встревожились. Суд оштрафовал хозяйку на 500 долларов, приказал конфисковать у светской львицы всех рабов и выставить на аукцион. Но Лалори не собиралась так легко распроститься со своим имуществом. Она подговорила своих друзей и родственников выкупить живой товар, а потом отдать обратно ей. Темнокожие невольники снова вернулись в особняк ужасов.
Через два года после того, как семейство Лалори въехало в свой новый дом, в нем вспыхнул пожар. По одной из версий, это устроила старая повариха, которая не могла больше выносить мучений от своей хозяйки. Она была прикована цепью на кухне, но предпочла сгореть живьем, лишь бы вывести на чистую воду жестокую мадам. Когда прибыла помощь, выяснилось, что на чердаке остались несколько рабов. Но Лалори просила вынести только мебель, повторяя: «Не заботьтесь о слугах». Хозяйка дома наотрез отказывалась отдавать ключи, чтобы открыть комнату и спасти их. Когда соседи и пожарные выломали дверь, оттуда вышли 7 рабов. Все были сильно истощены и покрыты следами от побоев, одна женщина была закована в железный ошейник с шипами, у другой на голове виднелась большая рана, а третья вовсе оказалась слишком слаба, чтобы идти. Однако газетам этого было мало. Истории о мадам Лалори, как печатные, так и устные, приобрели невероятную окраску садизма. Кто-то настаивал на том, что рабы были найдены голыми, с выколотыми глазами, зашитыми ртами и вырванными ногтями. У кого-то были неестественно вытянуты конечности, у кого-то они отсутствовали вовсе, а у одного из рабов в голове торчала палка, которой Лалори помешивала ему мозги. Газета New Orleans Bee c упоением смаковала рассказы о том, как на чердаке Лалори нашли дюжину голых рабов, в том числе и женщин с разрезанными животами и обкрученными вокруг талии внутренностями. Издание The Courier Newspaper уверяло, что в черепах рабов были посверлены отверстия, а в их ранах копошились черви. Тут же появились слухи о том, что светская львица пыталась сохранить себе молодость кровью темнокожих, а также проводила эксперименты над слугами, в том числе и по перемене пола. Как бы то ни было, посмотреть на измученных рабов, которых доставили в местную тюрьму, пришло около 4 тыс. человек. Возможно, под стражей действительно находились не просто умирающие от истощения люди. Возможно, подобный ажиотаж действительно вызвало куда более жестокое и изощренное зрелище за авторством мадам Лалори. Вскоре после страшной находки на чердаке особняка газеты окрестили хозяйку дома Леди Нерон.
Когда Леонарда, мужа Дельфины, спросили о том, что же все-таки творилось у них в семье, он заявил: «Некоторым людям лучше бы оставаться дома, а не приходить в дома других, чтобы диктовать законы и вмешиваться в чужие дела». Газетные статьи и мрачные слухи взбудоражили Новый Орлеан. Когда новости о жестокости Лалори вскипятили город, разъяренная толпа ворвалась в ее особняк и разрушила все, что могла, прихватив с собой часть ценностей. Они разодрали в клочья дорогую мебель, гордость хозяйки, разбили посуду и уничтожили предметы искусства. Даже перина в спальне не избежала гнева жителей Нового Орлеана. Полиция разогнала возмущенных горожан, но к тому моменту от былой роскоши особняка остались только стены. Можно представить, что было бы, попадись им та, которую газеты прозвали «демоном в обличии женщины».
Но к тому времени Дельфина Лалори уже ехала в карете на набережную, чтобы тайком перебраться в Алабаму, а оттуда в Париж, подальше от толпы линчевателей. Обстоятельства смерти печально известной мадам неясны. Судя по сохранившимся на кладбище медным пластинам, Мари Дельфина Лалори, а в девичестве Макарти, скончалась в Париже в 1842 году. По одной из версий, мадам погибла во время охоты, произошел несчастный случай. Впоследствии ее останки перевезли в Новый Орлеан и захоронили на кладбище Сент-Луис. Так закончилась жизнь монстра, порожденного рабовладельческой эпохой.
В 2013 году кровавая Дельфина Лалори стала одним из главных персонажей третьего сезона сериала «Американская история ужасов». Создатели фильма от души расписали жестокость аристократки, приписав ей кровавые эксперименты и издевательства как над темнокожими слугами, так и над собственными дочерьми.
Особняк Лалори превратили в консерваторию, затем переделали в школу с совместным обучением белых и цветных девочек, затем отдали под апартаменты. Когда-то здесь даже пытались сделать бар под названием «Салун с призраками». В 2007 году его купил актер Николас Кейдж, спустя пару лет продал его новым хозяевам, которые тоже надолго решили в нем не задерживаться. Многие рассказывали о злых духах, живущих в этих стенах, еще больше говорили о неприятной атмосфере, которая не выветрилась даже за два столетия. Сегодня почти каждый житель Французского квартала расскажет вам свою жуткую историю о кровавом особняке Лалори.
Дом по адресу Новый Орлеан, Роял-стрит, 1140 ежегодно посещают сотни гостей. Все гиды в один голос заявляют: здесь абсолютно точно живут привидения. По легенде, дом проклят, а души замученных невольников Лалори до сих пор бродят по его коридорам и звенят кандалами. По крайней мере, именно такую историю вам расскажут на одном из как минимум 20 туристических маршрутов. От 15 до 250 долларов с человека.