Хасан весело рассмеялся, увидев, как посланник ибн Атташа упал в обморок, когда змея выползла из одежды Старца. Он хлопнул в ладоши и позвал стражников: «Унесите его в Северную башню. И скажите Мустафе, пусть приготовит все, что нужно».
Через несколько часов Хасан уже знал все, что желал. У него был свой надежнейший способ выведывать чужие тайны. После того, как гонец ибн Атташа потерял сознание, его, лишенного чувств, перенесли в роскошный сад, в котором били фонтаны из розовой воды, свободно гуляли диковинные птицы и воздух был напоен тонкими ароматами, неведомыми в этих краях…
Этот диковинный сад, каким-то чудом появившийся среди безжизненных, иссушенных солнцем каменистых скал Аламутской долины, был одной из главных тайн Старца Хасана.
Со всех сторон он был наглухо отделен от крепости высокой стеной. Сюда не мог попасть никто – даже самые преданные ученики Старца. Сад жил своей особой жизнью…
Деревья и растения в нем орошались специальной системой, которую создали два хитроумных инженера, специально доставленные из Каира. Пока шло ее строительство, они жили рядом с кельей самого Старца, под охраной самых надежных стражников.
Хасан знал, что сила Сада в том, чтобы никто не догадывался не только о его предназначении, но даже о его существовании. Хасан берег инженеров, хотя знал наверняка: проболтаться они не могут; по его приказу им обоим отрезали языки, и только после этого он рассказал им, что от них требуется.
Взамен им обещали жизнь и щедрое вознаграждение. Верили ли они в то, что их хотя бы когда-нибудь отпустят из мрачной Аламутской долины? Наверное, нет. Но иного выхода у них не было. Пока шло строительство, они были нужны Хасану и потому жили. Жили и радовались каждому новому дню, которым одарила их судьба.
Хасан потребовал у них сделать так, чтобы для работы в самом Саду понадобилось привлекать как можно меньше людей. И чтобы придуманную ими систему подачи воды для орошения можно было чинить, не попадая в сам Сад.
Это была очень трудная задача, и все же египтяне справились с ней. Они знали, что тем самым продлевают свою жизнь еще на какое-то время.
Когда основная работа была закончена, Хасан разослал специальных гонцов, чтобы привозить цветы и растения для Сада. Гонцы возвращались с семенами и подробным описанием того, как ухаживать за непривычными и капризными деревьями.
Садовник у Хасана был один. Вернее, их было двое – он и его сын. В крепости они жили отдельно, и никто не знал, что они вообще существуют. Хасан ходил к ним сам, сам приносил им воду и пищу. Садовники были преданы ему, и Старец знал это.
Когда-то Хасан спас его и сына от страшной болезни. С той поры Старец стал для них чем-то большим, чем просто повелитель и пророк. Хасан не боялся, что они предадут его или убегут. Бежать им было некуда, потому что служение Старцу давно стало единственным смыслом их жизни.
Но Хасан не хотел, чтобы хоть что-то, касающееся Сада, выплывало наружу. Поэтому он поселил их за теми же высокими стенами, за которыми должен был помещаться Сад, и запретил выходить наружу. Собственно, даже при большом желании это было невозможно.
Дело в том, что в Сад можно было попасть только через так называемую Верхнюю башню. Причем вниз вела вовсе не лестница, а специальная платформа, которая опускалась вниз и поднималась наверх. Как она приводится в движение, знал только Старец Хасан да хромой Мухаммед, когда-то служивший у исфаханского султана и собиравший подъемные краны для строительства его дворцов, минаретов и ремонта крепостных стен. Но Мухаммед уже давно ничего не мог рассказать…
Хасан зачем-то попытался припомнить, как выглядел этот мастер. Много лет назад, когда работа была окончена, они вдвоем со Старцем поднялись в Северную Башню и Мухаммед объяснил ему, как приводить в действие весь хитроумный механизм. Хасан внимательно выслушал его, а затем несколько раз опробовал его действие. Потом он на минуту задумался и, обернувшись к строителю, сказал ему: «Ты, великий мастер Мухаммед и заслужил обещанную тебе награду. Но ты получишь в пять… (тут Хасан внимательно посмотрел на растерявшегося строителя) нет, не в пять, в десять раз больше, если укажешь мне других мастеров, которые могут делать то же самое…
Не торопись отвечать. Подумай. Я знаю, какие мысли грызут сейчас твою душу. Ты хочешь заработать еще, если опять понадобится твоя помощь. Какой же мастер просто так рассказывает о других мастерах? Ведь о тебе могут забыть и найти тебе на замену другого.
Но послушай и ты меня. Ты не хочешь жить в Аламуте и просил отпустить тебя в Исфахан. Я знаю, что в груди твоей ты носишь благородное сердце, и потому не боюсь, что ты явишься к ищейкам султана и расскажешь о своей службе. Да и вряд ли это для тебя самого закончится добром. Ты, конечно же, умный человек и понимаешь это.
Нет, не этого я боюсь. Я боюсь того, что ты стар и однажды Всевышний может призвать тебя к себе. У тебя нет детей и некому передать свое ремесло. А что делать мне, если твоя диковинная машина придет в негодность. Кто исправит ее, не зная всех секретов твоего редкого ремесла. Я верю, что дело свое ты выполнил на совесть, и сменится много лун до того, как что-то случится. Но я желал бы быть спокойным уже сейчас, потому что твоя машина понадобится мне и через год, и через двадцать лет. И даже если по воле Всевышнего к тому времени он призовет меня, то изобретение твоего хитроумного и изворотливого ума понадобится тому, кому я завещаю продолжить великое дело утверждения истинной веры…»
Мухаммед слушал Хасана, опустив голову вниз, и угрюмо молчал. Он боялся этого неулыбчивого пророка и опасался перечить ему. Но жадность брала вверх над страхом. Сбивчивые мысли, одна за другой проносились в его голове: «Этот Хасан богат. Он, конечно, колдун, но, чтобы устроить все это, он обратился ко мне. Чародейство чародейством, а без математики и моих расчетов и колдуны, как видно, обойтись не могут. А еще говорили, что он по ночам оборачивается черной птицей и летает из Аламута в Исфахан. Невежды! Как бы не так! Если бы он летал черной птицей, то сам спускался бы в этот мрачный черный колодец. Но он не может, потому ему и понадобилась моя машина. Не такой он и всемогущий, как о нем судачат на исфаханских базарах. Интересно было бы знать, что он там собирается хранить в этой мрачной глубине. Не иначе как сокровища, золото, которое доверчивые крестьяне и суеверные купцы приносят ему в надежде, что он заступится за них перед Всевышним.
Ишь, чего захотел! Выдай ему мастеров. А со мной что – еще чего доброго столкнет вниз, чтобы ничего не платить. Эти пророки только перед простолюдинами клянут богатство и ростовщиков, а сами только на него и молятся… Откажу ему. И ничего он со мной не сделает. Кто-то же должен чинить его машину – это он правильно подумал…»
Мухаммед поднял голову и к своему удивлению увидел, что Хасан смотрит на него и чему-то улыбается. Это так поразило строителя, который ни разу не видел улыбки Хасана, что на несколько секунд он замялся и с трудом стал подбирать слова. Но когда он заговорил, Хасан вдруг перестал улыбаться и Мухаммед взял себя в руки: «Пойми, достопочтенный Хасан! Этому ремеслу меня учил покойный отец, а его мой дед. Мы всегда жили в Исфахане и никогда не завидовали караванщикам – свой дом лучше, чем далекие земли. Мы не бывали в других царствах и даже по владениям султана не путешествовали никогда.
Откуда мне знать о мастерах из иных земель? В Исфахане только я могу делать это. Что же до моей старости, то я уповаю всецело на твою силу и помощь. Пока я жив, я всегда готов служить тебе, а потому верю, что твое могущество да милость Всевышнего продлят мои дни…»
Услышав это, Хасан про себя удивился неслыханной наглости строителя: «Он предлагает мне поберечь его жизнь…»
«Что ж, если ты не знаешь этих мастеров, то так тому и быть. Придется мне самому искать их в иных землях. Самый большой грех перед Всевышним – ложь. Ты знаешь это, мастер Мухаммед, и потому я верю, что, отказавшись сообщить мне имена таких же мастеров, каков ты сам, твои уста не осквернились ложью и ты сказал мне правду.
Добрые люди, однако, подсказали мне несколько имен. Я сегодня же пошлю к ним гонцов. Жаль, что они не смогут передать им от тебя добрые слова и пожелания счастья… Ведь я думал, что ты знаешь их, но сейчас ты огорчил меня, сказав, что это, увы, не так».
Мухаммед насторожился: «К чему клонит этот хитрец Хасан? Если он и вправду кого-то знает, то… То плохи мои дела. Он разыщет их, и они, конечно же, скажут, что отлично знают почтенного Мухаммеда, служившего много лет его величеству султану. Тогда Хасан точно убьет меня. Такие, как он, не прощают лжи. А может он лжет? Хочет запугать… Хитер он, хитер… Но…
– Напрасно, почтенный Хасан, ты хочешь упрекнуть меня во лжи. Никогда мастер Мухаммед не опускался до такой низости. Ты правильно сказал – я старею и разум мой уже не тот, что был когда-то. Воспоминания блекнут в памяти моей… Я много повидал разных людей – и хороших, и злых, и разумных, и глупцов… Когда-то к отцу моему приезжали люди, сведущие в нашем ремесле. Но имена их истерлись из моей памяти. И если тебе что-то ведомо, то скажи мне, напомни, и тогда я, памятуя об обещанной тобой награде, сообщу тебе могут ли они делать то, что ты хочешь».
Хасан будто ждал этих слов и быстро проговорил: «Знакомы ли тебе имена Мустафы из Басры и Ридвана из сирийского Халеба?»
«Он, действительно, их знает, – молнией пронеслось в голове Мухаммеда. – Но откуда?! И если он их знает, то к чему были все эти расспросы?» Но времени на размышления у него не было. Солгать Хасану сейчас, значит подписать себе смертный приговор.
«Я поражен твоей мудростью Хасан. Люди правы, когда говорят, что сам Всевышний открывает тебе истины. Ты освежил мою память. Да, эти достойные мастера владеют теми же знаниями, что и я. И если Всевышний призовет меня, то к их помощи ты всегда можешь обратиться. К тому же у Ридвана есть сын, и он вполне может, если надо, заменять его.»
«А вот этого я не знал, – подумал Хасан. – Но в остальном сведения оказались верны. Значит, напрасно я сомневался. Что ж, этот жадный Мухаммед помог развеять мои сомнения. И он, конечно же, заслужил награду.
– Я рад, что память вернулась к тебе. Ты получишь награду, которую заслужил. Она уже ждет тебя там, внизу.»
Мухаммед поклонился Хасану и направился к лестнице, ведущей из Северной башни вниз.
Хасан окликнул его: «Постой, Мухаммед. Если ты направишься по лестнице, то внизу ты окажешься не скоро. Я укажу путь короче этого…»
В следующее мгновение из мрачной черной глубины шахты донеслось глуховатое эхо дикого предсмертного крика. Его труп истлел внизу, у самого выхода из шахты в Сад. Хасан не стал убирать его череп. Каждый раз, когда он приходил в Сад, то подолгу смотрел на него. Он думал о том, у скольких людей Сад забрал жизнь. Иногда Хасану начинало казаться, что Сад забрал не только их жизни, но и их силы. И поэтому Сад давал Хасану такое могущество, о котором не могли и помыслить окрестные султаны и эмиры.
На этой тайне Старец Хасан основал свое могущество, и только перед самой своей смертью он готов был приоткрыть ее тому, кто будет достоин стать его наследником…
