…Он провел дервиша в маленький тесный чулан и плотно притворил за собою дверь. В крохотной комнатушке было совсем темно, однако купец проворно поворачивался, ни разу не споткнулся и не задел ни одной вещи.
Внезапно в уголке комнаты вспыхнул слабенький огонек. Он мерцал как будто снизу, из-под земли… Так оно и было. Ибн Атташ открыл люк земляного подполья и знаком показал дервишу, чтобы тот спускался за ним.
Комната под землей оказалась гораздо просторнее верхнего чулана. По углам ее горели три светильника. Только один угол почему-то оставался темным.
Когда дервиш спустился под землю, ибн Атташ немного помолчал, ожидая неизбежного вопроса: как ему удается сделать так, что его светильники никогда не гаснут? Но дервиш, казалось, совсем не был удивлен.
Ибн Атташ выпрямился и посмотрел на дервиша.
«А он не так стар, как выглядит, – почему то подумал купец. — Пожалуй, даже молод, очень молод…»
Почтенный торговец сам в совершенстве владел искусством перевоплощения и теперь наметанным глазом пытался понять, сколько же этому юноше лет. «А может быть это и вовсе не юноша? – неожиданно промелькнула мысль. – Впрочем, все равно…»
Дервиш молчал и ибн Атташ первым заговорил: «Что велел передать мудрейший? Не молчи, говори смело, здесь ты в безопасности… В горах эхо разносит неосторожное слово, в Исфахане стены умеют уши, и даже птицы в долине доносят ищейкам султана о нескромных мыслях… Но здесь мы надежно упрятаны от людских глаз и ушей; здесь мы будто в могиле неверных, которые погребают своих мертвецов глубоко под землей. Говори…»
Дервиш еще помолчал, а потом медленно произнес одно слово: «Шахриз».
Вначале ибн Атташу показалось, что он не расслышал. Он ждал, что странный посланец Старца еще раз повторит то, что было сказано, или прибавит хотя бы еще что-нибудь. Но он вновь молчал.
Ибн Атташ начинал закипать, но не подал виду и, склонившись в почтительнейшем поклоне, переспросил: «Это все, что мудрейший хотел донести до моих ушей?..»
Дервиш кивнул. Раздосадованный ибн Атташ понял, что больше от него ничего не добьешься. Купец осторожно вывел его наверх, а потом проводил через потайной выход.
Спровадив неразговорчивого посланца, ибн Атташ вернулся в лавку и, тупо уставившись на тюки с товаром, погрузился в раздумья.
Собственно и одного слова ему было достаточно. Он прекрасно понял, чего желает Старец. Но приказ мудрейшего столь сложен, что он, ибн Атташ, вправе рассчитывать хоть на какие-нибудь дополнительные советы или помощь.
«Хасану легко приказать…– думал купец. – Он в неприступном Аламуте, а я здесь, в Исфахане, среди тысячи ищеек султана. Мудрейший желает, чтобы я захватил Шахриз – неприступную крепость, куда султан перевез арсенал и даже гарем. Да уж легче, наверное, поднять бунт в самой столице…
Кого я знаю в Шахризе?.. Наших людей там почти нет. Комендант, наверняка, предан султану. Нынешний правитель не столь благостен, каким был покойный Малик-шах. Смута научила его осмотрительно выбирать друзей и держать помощников в страхе.
Правда, Шахриз охраняют дейлемиты. Эти темные горцы тупы и честны, их не купить и не склонить к измене, но…»
Внезапно он вспомнил, как Старец Хасан захватил Аламут. И смутная надежда затеплилась в его сердце. Повеление Хасана ас-Саббаха, всемогущего Старца горы, теперь уже не казалось ему совсем невыполнимым.
Спасительная мысль, промелькнувшая в голове ибн Атташа, немного развеселила его. Вначале он был тайно раздосадован на Старца за то, что тот присылает ему труднейшее повеление, но не дает даже намека на совет и не оставляет никакой надежды на помощь. Теперь же купец почувствовал гордость и уверенность – Учитель считает его достойным столь трудной миссии и не сомневается, что ему по плечу осилить все без посторонней поддержки.
Уже через шесть дней надежные люди сообщили ибн Атташу все нужные сведения. То, что он узнал о Шахризе, не обрадовало, но и не огорчило его. В крепости, действительно, был арсенал и гарем султана. Дейлемский гарнизон силен, укрепления в исправности, да и располагался Шахриз недалеко от столицы – так что думать о штурме (пусть даже внезапном) было глупо. Комендант крепости был темен, туп, но взяток не брал и любого, заподозренного в предательстве либо воровстве, казнил немедленно.
Ибн Атташа, впрочем, это нисколько не расстроило. По своему опыту он прекрасно знал, что с верным и преданным глупцом подчас совладать еще легче, чем с хитроумным и лицемерным предателем.
А кроме всего прочего, почтенный торговец холстом выяснил главное – некоторые воины гарнизона происходили родом из Аламутской долины и являлись тайными поклонниками Старца. Было их, правда, совсем немного, но для многоопытного ибн Атташа и этой тоненькой ниточки было достаточно.
«Вскоре мы превратим ее в клубок, распутать который не удастся и самому султану», – уверенно думал купец…
Через пару месяцев исфаханских торговцев облетела странная новость – достопочтенный ибн Атташ отказался участвовать в снаряжении большого каравана в Аравию. В ту смутную пору даже очень богатые купцы объединялись между собой и снаряжали один общий караван – для него легче было нанять достойную охрану, которая уберегла бы ценные товары от всех превратностей путешествия по неспокойным владениям сельджукского султана, халифа и далеких аравийских владык.
Всеобщее удивление можно было понять – совсем недавно сам ибн Атташ горячо ратовал за снаряжение дальнего каравана, со всей страстью уговаривал сомневающихся и успокаивал тех, кто слишком боялся риска столь грандиозного предприятия. Караван, и в самом деле, сулил огромные барыши, даже если бы не все товары благополучно добрались до места. И вдруг… Атташ объявляет о том, что охладел к затее с аравийским караваном.
Причина, по которой это случилось, выяснилась довольно скоро. Меж исфаханскими купцами прошелестел слух, что хитрый ибн Атташ подкупил евнухов султанского гарема и теперь рассчитывает стать главным поставщиком благовоний и тканей для жен повелителя. О такой торговле мечтали многие – она точно была выгоднее рискованного аравийского предприятия. Говорили также, что ибн Атташ начал продавать товары для султанских красавиц невообразимо дешево. Купцы победнее, узнав об этом, ворчали: «Конечно, он может себе это позволить. Дирхемов у него, что песка в пустыне. Сегодня он торгует себе в убыток и отгоняет от гарема всех, кто хотел бы с ним соперничать. А завтра, когда покупать будут только у него, он наживется так, как нам всем и не снилось… Умен, нечего сказать. Хороший человек ибн Атташ, но все же Аллах покарает его за алчность…»
Однако шли недели и месяцы, но товары свои ибн Атташ по-прежнему поставлял в Шахриз по очень умеренным ценам и лично следил за тем, чтобы качество их было отменно.
Султанским гаремом он не ограничился. У него охотно покупали многое и воины гарнизона, тем более что странный купец давал в долг.
Вскоре его начали пускать в крепость как своего. Ибн Атташ предусмотрительно обзавелся складом в самом Шахризе и получил разрешение оставаться на ночь, если того потребует торговля. Вечерами он закрывался в отведенных ему комнатах, а к нему приходили то начальники отрядов, то султанские евнухи, то простые воины. Каждый шел со своей просьбой к безотказному купцу – кто-то просил отсрочить выплату долга, кто-то оставлял новый заказ, а евнухи, расточая любезности щедрому торговцу, любили намекнуть о «подарках». Мудрый купец улыбался и понимающе кивал – и никто не уходил от него обиженным или разочарованным.
Вскоре он подружился со всеми начальниками отрядов – и иногда сам обращался к ним с просьбами. И вновь они не переставали удивляться благородству купца – он никогда не просил за себя. Почти всегда просьбы его касались простых воинов – ибн Атташ ходатайствовал об их повышении по службе, о переводе кого-то из них в десятники или сотники. Редко его просьбы не исполнялись. Порою сам комендант Шахриза разводил руками – этому купцу не торговать бы, а податься в святые дервиши.
Комендант и подумать не мог, что у разных воинов, за которых просил ибн Атташ, не было почти ничего общего, кроме одного – все они были родом из Аламутской долины и все они тайно почитали Старца Хасана. Через несколько месяцев почти половина сотников Шахриза уже были исмаилитами…
Но более всего ему оказались полезны жадные евнухи. Проведя за беседою с ними немало вечеров, ибн Атташ узнал о том, через каких людей удобнее всего завести знакомство с самим великим визирем. После каждой такой беседы евнухи уходили с подарками, а ибн Атташ оставался с важными сведениями. Едва закрывалась дверь за его посетителем, купец отправлял посыльного в Исфахан с новыми распоряжениями. И пока купец занимался торговыми делами в Шахризе, с десяток его самых доверенных людей разносили кожаные мешочки с дирхемами, драгоценным камнями и редким жемчугом по домам исфаханских мулл и вельмож.
Очень скоро в уши великому визирю исфаханского повелителя нашептали, что в Шахризе подвизается некий купец, давно известный своей честностью и сметливым умом. А кроме всего прочего этот купец удивительно щедр, ничего не требует за свои благодеяния, предан султану и желает не барышей, а только радеет о пользе, счастье и безопасности повелителя правоверных. А кроме того, нынешний комендант Шахриза, быть может, и был когда-то неплохим воином, но уже немощен и стар. Крепость же нуждается в постоянном твердом и рачительном управлении.
Купца зовут ибн Атташ и он, как никто иной, умеет ценить оказанную ему честь и доверие. И в подтверждение этого он нижайше просит великого визиря принять в дар девять жемчужин, равных которым нет не только во всем Исфахане и султанате, но и в ближайших землях халифа, в Египте и даже во владениях нечестивых франков. Жемчужины эти были добыты на берегах далекого моря, в диких краях, где люди живут на деревьях и в пещерах, не зная ни истины, ни закона. История их удивительна, а ценность баснословна. Говорят, что каждый, кто обладает хотя бы тремя из них, может не опасаться проказы и даже излечивать других. Тому же, кто владеет всеми девятью, уготована великая судьба, с которой могут сравниться жизнеописания халифов и султанов.
Великого визиря, впрочем, очень мало интересовали красивые легенды. Гораздо больше он верил своему ювелиру, который, осмотрев жемчужины, признал их редкое великолепное качество и заявил, что за каждую из них можно легко получить большое поместье с плодородными, возделанными землями. Если же продать всех их вместе, то цена окажется столь высокой, что ему затруднительно назвать ее и приблизительно.
Великий визирь благосклонно и с видимым удовольствием выслушал своего ювелира. Отослав его восвояси, он вызвал к себе одного старого и преданного слугу и, когда тот явился, назвал ему имя – Абд аль-Малик ибн Атташ. Слуга не стал переспрашивать и ждать иных распоряжений. Он низко поклонился своему господину и бесшумно удалился из вельможных покоев.
В келью Старца посланник, как всегда зашел незаметно и неслышно, пробравшись через потайную нишу в стене, которая уходила в темный тоннель, начинавшийся в расселине скалы, за пределами крепости.
Хасан громко приветствовал своего гостя, и тот, ничуть не стесняясь, также громко ответил Старцу. Затем они заговорили в полголоса, так что снаружи стражи могли слышать звук разговора, но не могли разобрать слова. Такое случалось уже не впервые.
Утром охрана Старца часто шушукалась между собой – ночью они явственно слышали чужой голос в келье Старца Хасана. Но с вечера никто к нему не заходил – ведь они сами стояли в карауле у низенькой двери, ведущей в комнату Учителя. «Не иначе как мудрейший беседует с духами…» – шептались они.
Хасан знал об этих разговорах, никогда не пресекал их и лишь незаметно улыбался, когда в очередной раз ему докладывали, что, мол, по Аламуту в который раз поползли слухи, что нынче ночью духи опять посещали крепость.
Вести посланника порадовали Старца. «Похоже, я не ошибся в ибн Атташе. Этот хитрый купец стоит целого войска. Подумать только, как ловко ему удалось одурачить визиря…»
Хасан еще раз внимательно посмотрел на посланника:
– Так ты говоришь, у него все готово и он откроет ворота моим фидаинам?..
– Именно так, Учитель.
Хасан помолчал и вдруг, схватив посланника за плечи, резко рванул его к себе. От неожиданности у того, казалось, перехватило дыхание и отнялась речь. Он и не пытался вырваться – лицо Хасана было прямо перед ним, глаза его горели каким-то странным безумием. Старец не говорил, а будто шипел: «А почему же мы так долго не слышали никаких вестей о нашем возлюбленном брате ибн Атташе? Быть может, не он визиря, а визирь купил его? А быть может, соглядатаи султана выследили его, схватили и после пыточных застенков наш почтенный купец говорит уже совсем не своим голосом?
Откуда мне знать, что ибн Атташ не переметнулся к нечестивому султану и не заманивает моих фидаинов в западню?! Долго, слишком долго мы ждали вестей от него. И очень долго они не приходили… Отвечай правду или… не я, а рука Всевышнего покарает тебя… Открой глаза и смотри на меня…»
Гонец ибн Атташа с трудом приоткрыл зажмуренные от страха глаза и тут же дико дернулся, пытаясь вырваться из рук Хасана – прямо перед его лицом раскачивалась маленькая головка с заплывшими глазками, выползшая прямо из-под одежды Хасана.
Через несколько мгновений посланник потерял сознание, не выдержав страшного взгляда невесть откуда появившейся египетской кобры…
