Часто беда приходит оттуда, откуда не ждали.
Всю вторую половину ХХ века человечество страшилось сгинуть в ядерном конфликте двух сверхдержав. После окончания «холодной войны» мировые СМИ стращают нас смертельной угрозой, исходящей то от покойного Хусейна, то от загадочной Северной Кореи, то от призрачного исламского терроризма.
Между тем, реальная, НЕпридуманнаЯя ядерная война может разразиться совсем в ином регионе и совсем по иному поводу. Индия и Пакистан словно решили повторить в «малом формате» великое противостояние между СССР и США. И ни мировое сообщество, ни вольнонаемный «всепланетный полицейский» (в лице Вашингтона) не могут им в этом помешать.
На Индийском субконтиненте сложились все предварительные условия для «малой ядерной войны».
Есть два государства, несколько раз за последние полвека воевавшие друг с другом (и до сих пор считающиеся стратегическими противниками). У этих государств достаточно ядерных боеголовок и средств доставки (включая крылатые и баллистические ракеты). Но главное, у них есть полувековой конфликт в Кашмире – конфликт, который в ЛЮБОЙ момент может столкнуть оба народа (а с ними и весь мир) в ядерную пропасть…
ИСТОКИ КОНФЛИКТА
Край истинных арийцев
Адольф Гитлер, Генрих Гиммлер и прочие нацистские блюстители расовой чистоты были наглыми самозванцами. До сих пор непонятно, с чего это им взбрело в голову называть своих соплеменников-немцев арийцами, да еще вычислять чистоту крови.
Между тем, истинные арийцы проживали за тысячи миль от Германии, на севере полуострова Индостан, и совершенно не подозревали о своей «принадлежности к высшей расе». И ежели кому-то не терпелось приобщиться к подлинной арийской культуре, то ему следовало прямиком отправляться вовсе не в нордические области Скандинавии, а далеко на юг, в Кашмир.
Еще за тысячу лет до нашей эры Кашмир был заселен индоарийскими племенами. Нынешние обитатели этих земель – кашмирцы и догры – прямые потомки древних индоариев.
Кашмирцы с полным правом могут считаться «истинными арийцами». Дело в том, что на протяжении всей своей истории они очень мало смешивались с другими племенами. Попасть в населенные ими горные долины могли лишь отчаянные смельчаки. Большинство тех, кто пытался это сделать, погибали прямо в пути. Их убивали климат и неприветливые горные перевалы, покорение которых всегда становилось настоящим подвигом.
Сами кашмирцы к чужеземцам относились не особо приветливо, и контакты с внешним миром поддерживали неохотно и лишь в случае крайней необходимости. «Отгородившись» от соседей, они сберегли очень многое из подлинных обычаев и образа жизни достопамятных ариев.
Веками в этих местах безраздельно господствовал индуизм. Буддизм попытался было потеснить древних богов – некоторое время в Кашмире даже располагался один из центров индийского буддизма. Но в конце концов ему пришлось уступить – индуизм все первые века нашей эры оставался главной религией кашмирцев.
Приблизительно в VIII веке н.э. начался расцвет знаменитой и могущественной касты кашмирских брахманов. По всей Индии к ней относились с величайшим почтением.
Пройдут сотни лет, одна за другой падут славные династии, схлынут волны свирепых завоевателей, сменятся десятки поколений, но каста кашмирских брахманов по-прежнему будет почитаема не только в Кашмире, но и во всем Индостане. Именно они подарят стране великую семью Неру–Ганди, которой суждено будет восстановить былое величие Индии после столетий упадка и рабства.
Уже в 8–9 веках н.э. у кашмирских брахманов помимо буддистских проповедников появляется новый грозный соперник. С Запада в индийские области вторглись полчища арабских кочевников, осеняемые зеленым знаменем Пророка. Правда, мусульманскому воинству не удалось «с ходу» захватить земли кашмирцев и догров. Ислам проникал сюда постепенно.
Вскоре местные правители и знать оказались на перепутье трех дорог. Часть твердо стояла за древние верования, часть склонялась к буддизму (область Ладакха); те же, кому надоели вековые споры буддистов и индуистов, все чаще с симпатией взирали на исламских мулл…
В конце концов, нынешняя территория Джамму и Кашмира разделилась – северная и центральная его части оказались под властью мусульманских правителей, на юге по-прежнему господствовал традиционный индуизм (здесь в основном проживали не кашмирцы, а догры).
В области Ладакх, практически со всех сторон окруженной труднопроходимыми горами, утвердились буддисты, замечательно ладившие с единоверцами из Тибета.
После того как Индия попала под власть Британской империи, колонизаторы-англичане решили навести свой порядок в «подведомственных областях». Задачка оказалась не из простых. Властители в этих краях отличались крутым нравом, а бесконечно воевать в непроходимых горах британским солдатам никак не улыбалось.
По итогам нескольких стычек, колонизаторы-англичане были настолько смущены воинственностью местных племен, что всерьез призадумались о мирных способах обуздания непокорных горцев.
При помощи британцев над всем Кашмиром стали властвовать индуистские князья-догры. В попечение им были отданы не только их южные вотчины, но и север страны, к тому времени уже населенный мусульманами. Именно это решение британских чиновников стало роковым для будущего Кашмира.
Мусульмане ни на минуту не прекращали борьбы против махараджей-индуистов. Они то тихо саботировали распоряжения начальства, то брались за оружие и постреливали чиновников да полицейских.
Махараджи вкупе с британцами в долгу не оставались. Один за другим штамповались антиисламские законы. Мусульманам закрывали путь в армию и администрацию – чтобы сделать карьеру в Кашмире, выгоднее было отказаться от заветов Пророка и перейти в индуизм. Но мало кто предпочитал карьеру и почести вере.
В начале 30-х годов прошлого века в Кашмире вспыхивает мощное исламское восстание. Четких целей у выступления нет, есть лишь горячее желание – низвергнуть власть махараджи-индуиста и вернуть мусульманам право свободно исповедовать свою религию.
Долго не думая, махараджа утопил восстание в крови. Однако конфликт был не решен, а всего лишь отсрочен на несколько лет. Как только Британия дала Индии свободу, в Кашмире вновь потекли багровые реки…
Вообще, обретение Индией свободы оказалось для страны ужасающим испытанием. Разделение бывшей огромной колонии на индуистскую (Индия) и исламскую (Пакистан) части пробудило ужасающий вулкан ненависти, доселе худо-бедно сдерживаемый колониальной британской администрацией.
В десятках княжеств началась резня. История, которая, к счастью, пощадила Индию во Второй мировой, казалось, теперь «наверстывает упущенное», желая сравнять ее с остальным миром по числу жертв. Несколько недель подряд каждое утро страна пробуждалась, умытая кровью. Вначале счет погибшим шел на десятки, потом на сотни тысяч… Миллионы мусульман и индуистов бежали из родных мест в «свои» государства: одни – в Индию, другие – в Пакистан.
Кашмир, в котором жило очень много мусульман, но который управлялся махараджей-индуистом, стал естественным яблоком раздора.
Последнюю попытку решить спор миром предпринял известный лорд Маунтбеттен (последний британский генерал-губернатор Индии). Летом 1947 года он вступил в длительные и сложные переговоры с правителем Кашмира махараджей Хари Сингхом. Уходящий «колонизатор» проявил себя куда большим демократом, чем туземный владыка. Британец настаивал на самом естественном способе решения дальнейшей судьбы Кашмира – референдуме среди его жителей.
Однако махараджа заранее предугадывал его результат – почти четыре пятых тогдашнего населения Кашмира были мусульманами. Но сам правитель, втихоря рассчитывавший на получение независимости, не желал, чтобы его владение вливалось в состав нового исламского государства.
Согласно же принятому закону о независимости Индии, судьба того или иного княжества (то бишь вхождение его в Индию или Пакистан) решалась не жителями, а исключительно волей ее правителя. В результате в Кашмире возникла патовая ситуация: махараджа желал присоединения своего владения к Индии (и с точки зрения действовавшего закона был абсолютно прав), а большинство населения, исповедуя ислам, желали присоединиться к своим единоверцам в Пакистане.
Попытки лорда Маунтбеттена убедить махараджу поступиться своими правами и отдать все на суд народный не увенчались успехом. Всем было ясно – дело решит сила. Так все и произошло. Осенью 1947 года между Индией и Пакистаном – двумя новорожденными государствами, когда-то составлявшими единое целое, – разразилась война.
Первыми «бикфордов шнур» конфликта подожгли на пакистанской стороне. Тамошние политики видели, что Кашмир уходит от них, – формально махараджа был прав, и его волю следовало исполнять. Но делать этого не хотелось. И тогда в ход пошла провокация.
Эмиссары пакистанского правительства появились в пуштунских племенах, граничивших с княжеством Кашмир. Вождям племен были обещаны деньги и оружие в обмен на вооруженное вторжение к соседям. Воинственных пуштунов не пришлось уговаривать слишком долго – когда речь шла о возможности повоевать с кем-нибудь, да еще за чужой счет, они обычно давали свое согласие не раздумывая.
В третьей декаде октября диковатые пуштунские племена юсуфзаев, масудов и афридиев вторглись в пределы Кашмира. Вначале в Пакистане сделали вид, будто они не при чем – горцы и есть горцы, что с них взять?
Но все, естественно, понимали, кто являлся истинным подстрекателем войны. Пакистанцы сделали, безусловно, ловкий ход – они сняли с себя формальную ответственность за вторжение в Кашмир и заодно на время приспособили необузданных пуштунов хоть к какому-то делу (те, между прочим, имели серьезные виды на отделение от Пакистана).
Отбить яростную атаку бесшабашных горцев у махараджи не хватило сил. Тем более, в тылу у него вновь могло вспыхнуть восстание местных мусульман, со дня на день ожидавших «освобождения из Пакистана».
Столица княжества Сринагар вот-вот должна была пасть. В довершение ко всем бедам за спиной пуштунов замаячила регулярная пакистанская армия.
В панике махараджа бросился за помощью к Индии. Решение о начале военных действий в Дели приняли без промедления. Индийским военным и политикам стало совершенно ясно: еще несколько дней промедления – и Кашмир будет утерян безвозвратно.
Индийские сухопутные дивизии немедленно выдвинулись в район военных действий. Но они явно не поспевали на помощь осажденному Сринагару. Вся надежда оставалась на ударную авиадесантную группу.
Индийские десантники поспели вовремя – столицу удалось отстоять…
Затем началось нечто трагикомическое. С одной стороны, состоялись переговоры, на которых все высказывались в одном и том же духе – надо спросить мнение народа. Правда, в то же время продолжились и военные действия. По всему было видно, что каждая сторона более уповает на бронированный военный кулак, чем на бархатные дипломатические перчатки.
Однако решающей победы не удалось достичь никому. Благодаря давлению мировых держав, Индия и Пакистан к началу января 1949 года прекратили огонь.
В каком-то смысле Кашмир повторил судьбу Германии (и более поздние истории с Кореей и Вьетнамом) – страну разделили надвое. Часть, которую успели отбить пуштуны и регулярная пакистанская армия (почти половина прежних владений махараджи), осталась за Пакистаном.
Свой вариант решения конфликта предлагала ООН. И, как многие инициативы этой почтенной организации, вариант был внешне весьма привлекательным, но абсолютно нереалистичным.
В нескольких резолюциях ООН (которые организация штамповала с завидным постоянством) содержался возврат к старому-доброму предложению лорда Маунтбеттена о проведении плебисцита.
Предложение было хорошо всем, кроме одного, – оно было абсолютно невыполнимо. Проведение плебисцита в развороченной войной стране само по себе представлялось делом более чем проблематичным. Но главное – ни Индия, ни Пакистан не собирались отводить свои войска (вероятно, полагая, что автоматная очередь является аргументом более убедительным, чем очередь к избирательной урне).
В конце концов стороны, что называется, «остались при своих», отложив окончательное разрешение конфликта до лучших времен. При этом Индия не признала пакистанских захватов, а Пакистан продолжал утверждать, что все области Кашмира, населенные мусульманами, должны воссоединиться со своими единоверцами.
Никакого компромиссного решения не просматривалось, а потому на время восторжествовала старая истина – худой мир лучше доброй ссоры. Впрочем, и в Индии, и в Пакистане осталось немало людей, искренне сомневавшихся в справедливости этой древней мудрости…
Война, которую прекратил… дождь!
Повод ко второй войне между Индией и Пакистаном, как часто бывает в подобных случаях, оказался ничтожен. Индийцы с пакистанцами никак не могли уточнить границу в районе Качского Ранна (расположенного, кстати, вовсе не в Кашмире, а значительно южнее его). Заметим, что в этих гиблых местах не было ничего, кроме совершенно бесполезных и никому не нужных солончаковых болот.
Обычно подобное непонимание заканчивается за столом переговоров с участием второстепенных экспертов, но к 1965 году желание подраться было так велико в обеих странах, что место экспертов-картографов заняли бравые генералы и несчастные рядовые (которые, как и положено им мировой историей, традиционно оплачивают глупость политиков и воинственность маршалов).
Военные действия проходили довольно странно – обе армии испробовали немало технических новинок (не зря ведь готовились столько лет), но, по большому счету, ни та, ни другая сторона никуда так и не продвинулись.
Закончилась война вообще анекдотично – пошли сильные муссонные дожди и оба воинства в связи с неблагоприятными погодными условиями с достоинством отбыли в месторасположения своих частей.
Впоследствии «по очкам» победу засчитали Индии (ее потери оказались существенно скромнее пакистанских).
Кстати, значительную роль в промежуточном успокоении страстей сыграл Советский Союз, выступивший в непривычном для себя качестве довольно толкового дипломатического посредника на так называемых «ташкентских переговорах» (СССР представлял премьер Косыгин, на время отложивший привычное амплуа «хозяйственника» и показавший себя весьма неплохим переговорщиком).
Третья война. Отпадение Восточного Пакистана.
Прошло всего несколько лет и неугомонные соседи вновь взялись за оружие.
И у Дели, и у Исламабада на то были свои резоны.
Индийцы до сих пор вдохновлялись своей полупобедой в войне 1965 года. Генералы рассуждали примерно так: если в прошлый раз мы убедились в том, что перевес на нашей стороне, то почему бы сейчас не проявить чуть больше твердости и терпения и довести таки дело до решающей победы.
Пакистанцы же, уязвленные не слишком удачным выступлением, жаждали реванша. Кроме того, Пакистан лихорадило изнутри, и тамошние политики наивно решили, что «маленькая победоносная война» помимо прочего поможет справиться и с внутренними распрями. Это была роковая ошибка.
Для тех, кто не сильно интересовался послевоенной историей Индостана, поясним. Изначально государство Пакистан состояло из двух частей: так называемого «Западного» и «Восточного». Обе части страны были разделены сотнями миль. «Западный Пакистан» – это не что иное, как современный Пакистан. «Восточный Пакистан» – это современный Бангладеш.
Так вот. Ко времени описываемых событий в Восточном Пакистане сепаратистские настроения росли как на дрожжах. Народ ходил на демонстрации будто на работу, а местные политики требовали от центрального пакистанского правительства все большей автономии.
Центральное правительство попробовало было потянуть волынку. В ответ глава Восточного Пакистана шейх Муджибур прекратил с пакистанским премьером Али Зульфикаром Бхутто ненужную дипломатическую болтовню и начал действовать по своему усмотрению.
В Пакистане тон задавали солдафоны и жандармы, и они отреагировали так, как подсказывал их скудный разум: шейха Муджибура посадили в тюрьму, а по всему Восточному Пакистану начались аресты, избиения, «зачистки», бессудные расстрелы – в общем, все то, на что была способна небогатая фантазия пакистанских силовиков.
Однако жестокие действия не всегда приводят к победе.
В Индию хлынул огромный поток беженцев. Это решило все. В Дели перепугались хаоса и гуманитарной катастрофы в Бенгалии и почли за благо вмешаться.
Военную операцию индийцы провели блестяще. Почти 100-тысячный корпус пакистанских вояк на востоке страны сдался в плен. Вновь подтвердилось давнее наблюдение – каратели, лихо убивающие мирных граждан, на фронте обычно воюют очень и очень скверно.
Так на карте мира появилось новое государство – Бангладеш, возникший вместо отделившегося Восточного Пакистана. Шейха Муджибура Рахмана торжественно освободили из тюрьмы, и он стал премьером новорожденного государства (больше, правда, судьба ему не улыбалась – через некоторое время он был убит в ходе военного переворота).
После отторжения от Пакистана его восточной провинции, на западе индусы наконец-то захватили пресловутые болота Качского Ранна и отбили часть Кашмира.
В следующем году Индия и Пакистан нехотя признали, что, упершись лбом в бетонную стену, наивно надеяться ее прошибить. На дипломатическом языке это звучало как «взаимное обязательство в будущем разрешать все споры мирным путем».
Увы! В мире нет ничего менее надежного, чем дипломатические договоры…
Операция «Мегхдут».
Война в ледниках
С течением времени споры Индии и Пакистана приобретали все более мелочный характер. Обе стороны опасались развязывания крупномасштабной войны, но организация приграничных «кулачных боев» все еще была в моде.
В 80-х годах яблоком раздора стал высокогорный ледник Сиачим, расположенный на высоте… 6000 м!
В начале 80-х спецслужбы ряда европейских стран отметили забавную суету индийских и пакистанских представителей на местных рынках – обе страны проявляли искренний интерес ко всему, что было связано с альпинистским снаряжением.
Вкупе с другой информацией становилось ясно – дело идет к высокогорной военной спецоперации.
Пакистанцы подозревали, что у индусов появился какой-то хитроумный план, но все попытки узнать или разгадать его суть оказались тщетными.
Героем весны 1983 года стал индийский генерал-лейтенант Чиббер, разработавший ловкую спецоперацию «Мегхдут». В обстановке глубочайшей секретности в индийской армии были подготовлены несколько спецгрупп, обученных действовать в высокогорье, среди вечных снегов и льда. В середине апреля «горный спецназ» молниеносным броском занял большую часть спорного ледника Сиачим и в спешном порядке начал развертывать укрепленные погранзаставы.
Надо сказать, что пакистанская армия проявила чудеса неповоротливости и бестолковости. Не совсем ясно, чем она занималась все это время, но факт остается фактом – к месту событий доблестные воины исламской республики поспели только через несколько недель!
По слухам, пакистанцы немало удивились, обнаружив, что к их встрече неплохо подготовились – все попытки выбить индийцев с захваченных позиций окончились полным и безусловным провалом. Пакистанцам ничего не оставалось делать, кроме как оборудовать свои высокогорные погранзаставы на еще удерживаемых территориях.
Вскоре этот неблагословенный край превратился в своеобразную дуэльную площадку. Здесь периодически возникали то мелкие, то крупные столкновения.
Надо сказать, что обе стороны старались не мелочиться. При первой возможности применялась тяжелая артиллерия (использование которой, правда, не давало никакого толку).
Смысл всех этих перестрелок не был ясен никому. Но, согласно идиотской логике любого конфликта, никто не хотел уступать (кстати, последние крупные столкновения произошли здесь не так давно – в 2001 году).
Вообще, индийские и пакистанские пограничники, вероятно, могут быть признаны самыми стойкими бойцами в мире.
Охрана рубежей повсюду нелегка – в болотах, в тайге, в сельве, в пустыне. Но заставы, расположенные на высоте 6000 м (значительно выше Эльбруса), – это, пожалуй, совсем уж перебор.
Каргильский конфликт – «похороненный мир»
Во второй половине прошлого века родилась забавная теория о благодетельной миротворческой роли ядерной дубинки. Дескать, именно боязнь атомного апокалипсиса не только предотвратило третью мировую, но и вообще резко уменьшило число войн в мире.
Кое в чем теория была убедительной. Действительно, если до атомной бомбы Европа, за 30 лет умудрилась разжечь две мировые войны, то после ее изобретения она более полувека жила тихо и мирно. Кроме того, возможность ядерного удара очевидным образом сдерживала мировые державы и в других частях земного шара.
Таким образом, часть экспертов полагала, что обретение Индией и Пакистаном ядерной бомбы обозначит наконец свет в конце тоннеля в кашмирском вопросе (или, как минимум, переведет его из «горячей» в исключительно «холодную» фазу).
Однако не сей раз теория о благодетельной роли атомного оружия дала сбой. Начавшееся было потепление индо-пакистанских отношений очень быстро завершилось, в очередной раз поставив обе страны на грань полномасштабной войны.
К маю 1999 года сотни исламских боевиков просочились из Пакистана на индийскую территорию и захватили ряд важных пунктов.
Индусы «проспали» эту диверсию точно так же, как когда-то пакистанцы прозевали индийский десант на леднике Сиачим. Положение индийских войск осложнялось тем, что подкрепления и боеприпасы можно было доставлять только по шоссе Сринагар-Лех, которое обстреливалось шквальным огнем пакистанской артиллерии.
Но самое забавное выяснилось позже. Оказалось, что исламисты готовились к прорыву давным-давно, причем готовились прямо… на индийской территории! Именно здесь были заблаговременно устроены схроны с оружием, склады боеприпасов, оборудованы огневые точки и даже… прорыты подземные ходы!
Учитывая, что весь приграничный район был буквально напичкан индийскими солдатами, полицейскими и спецслужбами, в этой ситуации индийские силовики выглядели совершенно по-дурацки.
В конце концов, непрошенных гостей выбили с захваченных ими высот. Правда, при этом пришлось использовать десяток бригад и даже фронтовую авиацию. К берегам Пакистана двинулось мощное соединение индийских ВМС. Когда ситуация стала благоприятствовать Индии, пакистанский премьер Наваз Шариф ясно дал понять – если Пакистану придется совсем худо, он применит ядерное оружие.
Мини-война получила название «каргильского инцидента» и показала – то, что обе страны держат в своих руках ядерную дубинку, не только никого не образумило, но и сделало ситуацию в регионе еще более опасной.
Заполучив ядерное оружие, Индия и Пакистан не стали более сдержанными. Обе страны по нескольку раз обменивались воинственными заявлениями с откровеными намеками на его применение.
Осенью 2000 года об этом прямо говорил пакистанский президент Мушарраф. Весной 2002 года похожие угрозы раздавались со стороны высших индийских чиновников.
На рубеже 2001 и 2002 годов оба государства вновь балансировали на грани пропасти. Очередное обострение пришлось на май 2002-го. Отныне каждое индо-пакистанское противостояние заставляло весь мир вздрагивать – «холодная война» здесь легче легкого превращалась в «горячую», а «горячая» в ядерную. Оба государства крепко держали в своих руках «ядерные дубинки» и готовы были огреть ими противника в любой момент…
Зачем Индии понадобилась ядерная бомба?
История эта давняя и прямого отношения к противостоянию с Пакистаном не имеет.
Конец 50-х – начало 60-х годов – были плохим временем для Индии. Одна за другой ее преследовали внешнеполитические неудачи. В 1962 году, после длительного периода приграничной напряженности, индусы потерпели разгромное поражение в военном столкновении с Китаем. Унижение стало главным чувством индийцев в ближайшие годы. Между тем, в 1964 году Китай испытал свою собственную атомную бомбу. Это событие стало своеобразным сигналом для индийцев – северный недруг не только одолел Индию в обычной войне, но и прорвался в атомную сферу.
В ноябре 1964 года индийский премьер Шастри недвусмысленно дает понять – Индия вступает в атомную гонку.
Реально «ядерный индийский проект» стартовал в начале 70-х. Первое ядерное взрывное устройство Индия испытала в 1974-м (изрядно при этом повеселив весь мир – индийские дипломаты упорно называли его «мирным взрывным ядерным устройством»).
Одновременно Индия (в значительной степени при помощи СССР) развернула программу создания баллистических и крылатых ракет-носителей.
Распад СССР стал еще одним фактором, подтолкнувшим Индию к дальнейшему энергичному развертыванию своего ядерного потенциала.
Дело в том, что в пору «холодной войны» у Индии был весьма существенный козырь – дружба с Советским Союзом. И несмотря на то, что в социалистический лагерь страна не входила, в Дели твердо знали: в случае крайнего обострения отношений с Китаем, Пакистаном или США на Москву можно рассчитывать.
Одновременно Индия была, если можно так выразиться, страной номер один в Движении неприсоединения, обладавшим в эпоху блокового противостояния довольно значительным авторитетом.
Однако когда СССР перестал существовать, Индия оказалась в сложном положении. Она лишилась могущественного союзника. Между тем, Движение неприсоединения, казалось, утратило смысл своего существования и начало увядать.
В этих условиях пропуск в когорту ядерных держав явился для Индии новой точкой опоры, позволяющей ей сохранить (а быть может, и упрочить) свое влияние.
В настоящее время для Индии, атомная бомба это:
– средство сдерживания Пакистана, Китая и своеобразное «уравновешивание» подавляющего превосходства ВМФ США в Индийском океане;
– некая компенсация за потерю стратегического союзника в лице СССР и падения престижа Движения неприсоединения;
– атрибут «великой державы» и один из аргументов в пользу включения Индии в состав постоянных членов Совета Безопасности ООН.
Ответ Исламабада
Пакистан стал создавать свою атомную бомбу примерно по той же причине, что и Индия – из страха.
После столкновения с Индией в 1965 году и особенно после позорного разгрома в 1971-м, пакистанские военные четко поняли: в «обычной войне» индийская армия их превосходит. И с годами этот разрыв вряд ли удастся преодолеть – напротив, он будет только лишь увеличиваться. Кстати, и в последний период сравнение вооруженных сил двух стран говорит отнюдь не в пользу Пакистана – у Индии почти в полтора раза больше танков, в 4 раза – военных кораблей, в 2,5 раза – артиллерии; двойное превосходство в живой силе и авиации.
Удивительного здесь ничего нет – экономический потенциал Индии значительно превосходит пакистанский. Поэтому никаких особых надежд на то, что по обычным вооружениям Индию удастся «догнать и перегнать», не было. Оставалось одно – дать, как сейчас модно говорить, ассиметричный ответ.
К означенным соображениям прибавились очевидные опасения, что индусы уже встали на путь создания атомного оружия. Фактов, подтверждающих это, было немало – от откровенных заявлений индийского руководства до весьма показательного отказа Индии присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия.
Приступая к созданию бомбы, Пакистан ставил три стратегические цели.
Во-первых, дать ответ на индийскую ядерную программу и установить своеобразный ядерный паритет с главным соперником (фактически, на Индийском субконтиненте в меньшем масштабе повторялась стандартная логика США и СССР эпохи гонки ядерных вооружений).
Во-вторых, уравновесить при помощи «ядерной дубинки» растущее превосходство Индии в обычных вооружениях.
В-третьих, сделать заявку на своеобразное лидерство в исламском мире (первая и пока единственная мусульманская страна, обладающая ядерным оружием).
По большому счету, все эти три цели остаются актуальными и по сей день. Для Пакистана ядерное оружие – это одновременно и средство сдерживания Индии, и предмет особой гордости и престижа (а для всего региона и остального мира – это нескончаемая головная боль).
В 1972 году после отпадения Восточного Пакистана недавний премьер Бхутто, ставший новым президентом страны, произнес свою знаменитую фразу о том, что «пакистанцы получат бомбу, даже если им придется есть траву».
Мнения самих пакистанцев на сей счет никто не спрашивал, а молчание забитого народа во все века правителями воспринимается как знак согласия. В общем, работы по созданию ядерного оружия начались весело и споро.
Точнее, не начались, а продолжились…
На самом деле, путь Пакистана к обладанию атомной бомбы начался еще в середине 50-х годов. У самых истоков, как это ни парадоксально, стояли американцы. Благодаря одобренной Вашингтоном программе «Атом для мира» в Пакистане стали появляться первые специалисты-ядерщики.
Через несколько лет (после индо-пакистанской войны 1965 года) США спохватились и свернули зарождающееся атомное сотрудничество. Но было поздно – Исламабад «почувствовал вкус» к ядерным технологиям и уже не собирался прекращать движение вперед.
Официально США выступали против ядерных экспериментов Пакистана. На деле же американская позиция оказалась весьма противоречивой. Вашингтон не желал подвергать риску свои отношения со стратегическим союзником, а потому смотрел на атомные увлечения Исламабада сквозь пальцы. После же ввода советских войск в Афганистан Пакистан и вовсе приобрел для США исключительное значение. Де-факто он находился на «передовой» холодной войны, соответственно, ни о каком серьезном давлении не могло быть и речи. Напротив, из США в Пакистан рекой потекли миллиарды долларов субсидий (для моджахедов), значительная часть которых оседала не только в карманах пакистанских генералов, но и направлялась на перевооружение пакистанской армии (в том числе и на атомную программу).
Разведслужбы США были прекрасно осведомлены об этом. И, тем не менее, никто ничего не предпринимал – соперничество с СССР оставалось проблемой №1.
К атомной теме Вашингтон серьезно вернулся лишь в конце 80-х годов. Афганский раунд были выигран, советский блок стремительно распадался, и нужда в Пакистане несколько ослабла.
Тут-то американцы и обнаружили ряд неприятных фактов. Оказалось, что Пакистан весьма близок к созданию собственной атомной бомбы. США попытались действовать силой – осенью 1990 года Конгресс ввел эмбарго на военные поставки Пакистану. Среди прочего в США заморозили огромные средства (около 400 млн. долларов), уже уплаченные Пакистаном в счет поставок американских самолетов F-16. Но никакого эффекта сие не возымело…
Подлинная история создания пакистанской атомной бомбы – это тема отдельного разговора.
Существует ряд версий (подчас взаимоисключающих) о ее происхождении. Часть исследователей склоняются к тому, что значительную часть «атомных секретов» в Пакистан вывез из Европы знаменитый Абдул Кадыр Хан, в 70-х годах работавший в Нидерландах в международном консорциуме «URENCO», имевшем прямое отношение к ядерным технологиям. Затем на основании добытых данных Кадыр Хан развил национальную пакистанскую ядерную программу.
Одновременно многие полагают, что сведений, похищенных в «URENCO», было явно недостаточно, а собственный научный потенциал Пакистана был совсем невелик. Из этого делается вывод, что значительную помощь в создании бомбы Исламабаду оказали его союзники из Пекина.
Есть сведения и о том, что считающийся в Пакистане национальным героем «отец исламской атомной бомбы» Абдул Кадыр Хан (позднее обвиненный в создании мировой преступной сети по нелегальной торговле ядерными секретами) вовсе не являлся центральной фигурой пакистанского атомного проекта.
Разобраться во всей этой детективно-шпионской истории исключительно сложно. Поэтому к ней в самое ближайшее время мы еще вернемся в отдельной публикации журнала Planeta.by.
Как бы то ни было, Пакистану тем или иным способом удалось-таки создать «исламскую бомбу».
Когда конкретно это случилось, точно не знает никто. Однако уже в начале 80-х годов между двумя странами разразился кризис, в ходе которого ядерная тема обозначилась абсолютно четко.
Отложенный блицкриг
В начале 80-х (точнее в 1983–84 годы) перед индийским руководством остро встали два вопроса.
Делать ли последний шаг на пути к «ядерному клубу» (т.е. возобновлять испытания, создавать собственную боеголовку и официально объявлять о своем «ядерном статусе»)?
И что делать с пакистанской ядерной программой?
В распоряжении индийского руководства оказались многочисленные разведданные, неопровержимо свидетельствовавшие: Пакистан семимильными шагами движется к созданию «исламской бомбы». Однако пока пакистанские исследования еще не продвинулись столь далеко, чтобы считать процесс необратимым. По мнению военных, одна или несколько мощных бомбардировок ядерных объектов могли бы вернуть Исламабад к исходному состоянию.
Перед глазами индусов был опыт лихого израильского авианалета на пригороды Багдада образца 1981 года, в результате которого строящийся реактор Саддама Хусейна перестал существовать и иракскую атомную программу уничтожили в самом зародыше.
Как раз к этому времени на вооружение индийской армии поступили новые самолеты «Ягуар», способные нанести мощный удар по пакистанским лабораториям в Кахуте, где ловкий ученый (и по совместительству махинатор) Абдул Кадыр Хан колдовал над «исламской бомбой».
За закрытыми дверями, в обстановке строжайшей секретности по этому вопросу в Дели велись исключительно интенсивные дебаты и консультации, грозившие даже перерасти в некое подобие правительственного кризиса. В конце концов, было решено – официально о ядерном статусе Индии не объявлять, Пакистан не бомбить.
О подлинных причинах осторожного решения, принятого Дели, есть несколько версий. Скорее всего, индийское руководство приняло во внимание общемировую обстановку.
Дело в том, что в эти годы мир действительно стоял на пороге глобальной ядерной войны. Президент Рейган взял жесткий курс на противостояние с СССР. В Кремле доподлинно не знали истинных намерений американцев и готовились к худшему. Малейшая небрежность военных, небольшой инцидент в любой точке земного шара мог спровоцировать лавину трагических событий
В этих условиях в Индии не рискнули преподносить сюрприз миру, и без того замершему в напряжении. Сюрприз мог оказаться тем более опасным, что исходил из региона, где СССР и США практически открыто вели войну друг против друга (правда, США при этом пользовались услугами афганских моджахедов).
Первая угроза Кадыр Хана
Однако буквально через несколько лет ситуация вновь обострилась.
В конце 1986 года Индия развернула масштабные военные учения «Брасстакс». Пакистанские генералы немедленно забили тревогу. Они указывали – армейские соединения индусов, размещенные в Раджастане, представляют собой прямую угрозу Пакистану. Если учения перерастут в войну (а никто не знал, с какой именно целью они затеяны), то раджастанская группировка может нанести по провинции Синд мощнейший удар, который станет роковым для Пакистана и фактически разрежет страну пополам. Пакистанская армия немедленно выдвинулась к границе штата Пенджаб…
За короткое время обстановка накалилась до предела. Война могла разразиться буквально в любую минуту. Руководитель пакистанского ядерного проекта Абдул Кадыр Хан заявил: если индусы не прекратят давление на Пакистан, ему придется в самый короткий срок создать ядерное оружие.
Заявление Кадыр Хана было туманным (непонятно, как он собирается «в короткий срок» создать ядерное оружие), но звучало зловеще. Среди прочего оно могло означать и то, что ядерная бомба де-факто у Пакистана уже есть.
Положение спасла дипломатия на высшем уровне. Пакистанский диктатор генерал Зия-уль-Хак и индийский премьер Раджив Ганди вступили в переговоры и в итоге разрядили обстановку.
Зачем проводились эти учения, никто толком объяснить не мог. Судя по всему, учения были инициированы группировкой индийских «ястребов». Генералы (и, прежде всего, командующий индийской армией генерал Сундарджи) со всей очевидностью понимали: стремительно уходит время, когда Индия еще может использовать превосходство в обычных вооружениях для нанесения сокрушительного удара по Пакистану (и в том числе для ликвидации его ядерной программы). Еще несколько лет и Дели постоянно придется считаться с угрозой ядерной войны.
Поэтому организаторы учений по-видимому делали ставку на ситуативное обострение отношений, которое бы подтолкнуло высшее политическое руководство к решительным действиям и дало возможность индийской армии начать наступление.
Однако на сей раз осторожность восторжествовала. Не исключено, что на Раджива Ганди среди прочего подействовали и угрозы Кадыр Хана (хотя в тот период они явно были голословны и являлись обычным блефом).
Сегодня в Индии некоторые остро критикуют покойного Раджива Ганди за «отступление». Впрочем, ныне это вопрос риторический. История сослагательного наклонения, как известно, не имеет.
Пакистанский «ва-банк-2»
Через четыре года ситуация зеркально отобразилась. Очередной ядерный кризис также начался с военных учений, но на этот раз их проводили пакистанцы.
Учения носили название «Зарб-и-Момин» и сопровождались «неожиданным» всплеском партизанской войны в Кашмире. Обе стороны на полных парах неслись к точке невозврата. Из Вашингтона в регион спешно командировали заместителя Советника по национальной безопасности Роберта Гейтса (нынешнего министра обороны США).
Гейтс энергично вдалбливал в головы индийских и пакистанских генералов, что разрастание конфликта приведет к большой войне, а большая война к обмену ядерными ударами. Что же случиться после этого, Гейтс даже не брался предсказать.
Особенно туго ему пришлось в Пакистане. Здешние вояки (уповая на американское покровительство) проявляли исключительное упрямство. В конце концов, Гейтсу пришлось заявить им прямо в лоб – в случае войны с Индией, Пакистан ее проиграет, а США не придет ему на помощь.
Правда всегда экономит время на дипломатических переговорах. Когда Гейтс отбросил обтекаемые фразы и гуманитарные рассуждения, его услышали неожиданно быстро. Кризис временно разрешился.
С открытыми картами
Поворотным пунктом стал май 1998 года. Индия (а вслед за ней и Пакистан) провели серию успешных ядерных испытаний и объявили на весь мир о том, что отныне в полку ядерных держав прибыло.
О том, как об этом стало известно лидерам «мировых держав», забавно рассказал в своих мемуарах Борис Ельцин: «На саммите в Кельне, например, был драматический эпизод. Шерпа Гельмута Коля принес информацию, что именно в тот момент, пока шел саммит, Пакистан взорвал ядерное устройство. Лившиц немедленно связался с начальником Генштаба Квашниным. В течение минуты получил информацию: наша разведка подтвердила, что взрыв был. А у Клинтона оказалась более точная информация: взрыва пока не было. Состоялась лишь имитация, демонстрация взрыва, чтобы запугать соседей. Настоящий взрыв произошел на несколько дней позже».
В общем, для мировых держав (и США здесь были не исключением) испытания стали большим и безрадостным сюрпризом. Точнее сюрпризом стали индийские испытания (для того, чтобы догадаться, что пакистанские последуют незамедлительно, большого ума не требовалось).
В Вашингтоне поначалу отреагировали довольно жестко – начали вводить экономические санкции против Индии, а в Пакистан на всех порах помчался Строуб Тэлботт, энергично убеждавший пакистанского премьера Наваза Шарифа воздержаться от ответных мер. Шариф реагировал сухо – потребовал от США гарантий безопасности (понимая, что США не могут их дать). Тэлботт развел руками – Шариф испытал бомбу.
В целом, на ядерные испытания 1998 года мир отреагировал обреченно. Всем было неприятно. Одновременно все понимали – сделать ничего нельзя.
Вашингтон, поначалу взявшийся за свой любимый метод (санкции), через некоторое время попытался сменить кнут на пряник (редкий эпизод в американской внешней политике). Санкции против Индии и Пакистана начали сворачивать; с обеими странами США вступили в длительные (и бесплодные) переговоры о контроле за безопасностью ядерных объектов и т.д. Одновременно США попытались примирить Индию и Пакистан, однако роль миротворца Вашингтону давалась очень плохо и из этих попыток ровным счетом ничего не вышло.
Между тем, и Дели, и Исламабад продолжали действовать, строго следуя известной максиме обжоры и острослова Ивана Андреевича Крылова – «а Васька слушает, да ест». Обе страны, испытав бомбы, перешли к следующему логическому этапу – совершенствованию средств доставки, то бишь ракетной техники.
В августе 2005 года Пакистан осуществил запуск крылатой ракеты Hatf VII Babur (с радиусом действия 500 км, т.е. под удар попадала значительная часть территории Индии). Ракета, со свойственным пакистанским генералам неуклюжим юмором, была названа в честь средневекового полководца Бабура, некогда покорившего Индию и основавшего знаменитую династию Великих Моголов. Намек был более чем прозрачен.
Индусы заволновались. В каком-то смысле Пакистану впервые удалось обойти их в гонке вооружений (пусть даже в одном ее сегменте). Индийская армия на ту пору обладала грозными баллистическими ракетами Agni 1 и Agni 2 (радиус действия – 2,5 тыс. км и 3 тыс. км). Однако по сверхзвуковым крылатым ракетам вышло явное отставание – индийская ракета Brahmos имела дальность полета только около 300 км и в отличие от пакистанской не могла нести ядерную боеголовку.
Тут же пошли слухи о причинах впечатляющего пакистанского успеха. Вновь толковали о секретной помощи Китая и взаимовыгодном обмене с КНДР (мы вам ядерные технологии, а вы нам ракетные). Впрочем, слухи слухами, а как ни крути, дело было сделано. Индии оставалось одно – догонять.
Спустя непродолжительное время Дели ответил испытаниями новой баллистической ракеты «Агни-3» класса «земля–земля» (дальность действия – 3,5–4 тыс. км). Ответ получился неубедительным – экспериментальный пуск в июле 2006 года оказался неудачным. Ракету отлично запустили, она взмыла ввысь на высоту около 12 км, а потом позорно рухнула в Бенгальский залив.
Между тем, пакистанцы продолжали развивать успех.
В феврале нынешнего года они успешно испытали баллистическую ракету средней дальности «Шахин-2» (версия китайской ракеты «Великий Поход»DF-15, дальность – 2000 км.).
Затем в марте осуществили запуск новой версии «Бабура». Дальность крылатой ракеты на этот раз определялась внушительной цифрой в 700 км. Она была способна нести ядерную боеголовку и даже совершать маневры против обнаружения системами ПВО.
В конце концов индусы сделали ответный ход.
В апреле сего года удачно завершился повторный запуск баллистической ракеты «Агни-3». Через несколько недель состоялись еще одни успешные испытания. С полигона Чандипур (побережье Бенгальского залива) был запущена ракета класса «земля–земля» «Притхви-1», способная нести ядерную боеголовку. Максимальная дальность полета ракеты – 250 км. На этот раз она пролетела 238. Испытания сочли успешными.
Что дальше
Покамест ничего хорошего день грядущий не готовит.
Индия и Пакистан вооружаются весьма резво и, судя по всему, сбавлять обороты не планируют.
Ядерный арсенал Индии является строго охраняемой государственной тайной. Тем не менее, существует ряд экспертных оценок, основанных на данных косвенного анализа.
Разброс оценок довольно велик – от 10 до 250 боеголовок. Большинство, однако, сходится на золотой середине, ограничивая индийский арсенал 60 единицами (плюс возможности для быстрого производства еще 40–50 зарядов).
Усредненная оценка пакистанского арсенала – от 24 до 48 ядерных боезарядов (плюс возможность дополнительного производства еще полусотни). При этом пакистанская бомба считается менее «продвинутой» (она создана на основе урановых, а не плутониевых технологий).
С развитием ракетной техники (средства доставки) ни у Дели, ни у Исламабада особых проблем нет.
По оценкам экспертов, в ходе возможного ядерного конфликта (упаси Бог!) погибнет от 500 000 000 (500 млн.) до 800 000 000 (800 млн.) человек. О том, какой ущерб будет нанесен мировой экономике и экологии Земли, лучше не говорить.
Интересно, что при этом Кашмир (пресловутый камень преткновения в двусторонних отношениях) никакого особого геостратегического значения не имеет. Точнее говоря, это значение совершенно несопоставимо с ущербом, который наносит многолетний конфликт обеим странам. И уж точно значение Кашмира абсолютно несопоставимо с призраком ядерной войны.
Тем не менее, развязка конфликта, увы, никак не просматривается.
В свое время «великие державы» приложили немало усилий, чтобы запутать его еще больше (при том, что все якобы способствовали умиротворению ситуации).
В этом регионе интересы великих держав пересеклись самым запутанным и оригинальным образом.
Проще всего было СССР. Москва традиционно дружила с Дели и без особой симпатии относилась к Пакистану (который братался сразу с двумя тогдашними злейшими врагами Кремля – Вашингтоном и маоистским Пекином). После начала афганской войны Пакистан вообще превратился в прямого противника.
Китай также до поры до времени не испытывал особых сложностей в определении друзей и врагов. После войны Китая с Индией Пакистан надолго закрепился в качестве «доброго соседа» КНР. То, что Пакистан одновременно заигрывал с американцами, маоистский Пекин нисколько не смущало.
В самом сложном положении оказались США. Они в большей степени поддерживали Пакистан (так как Индия откровенно тяготела к СССР). Но одновременно в Вашингтоне крайне сожалели о просоветской ориентации Индии и периодически думали о том, как бы сблизиться с Дели (и, соответственно, оторвать индусов от Москвы).
Кроме того, Индия являлась врагом Китая, к которому США также относились враждебно. А Пакистан, напротив, водил дружбу с Пекином (одновременно принимая штатовскую помощь).
В 80-е годы США стали фактически заложником Пакистана (как главной базы моджахедов, воевавших против СССР в Афганистане).
Именно в этот период многолетние заигрывания Вашингтона с Исламабадом вступили в свою критическую фазу. По благословению американских спецслужб в Пакистане начал крепнуть суннитский фундаментализм, породивший позднее «Талибан» и «Аль-кайду».
И именно в это время в самом Пакистане стало расти как на дрожжах радикальное исламское движение, которое сегодня реально угрожает режиму генерала Мушаррафа (а следовательно, и всему миру – захвати исламисты власть в Исламабаде, в их руках автоматически окажется пакистанская атомная бомба, причем не мифическая (как в Иране), а вполне реальная и давно готовая к употреблению).
Однако основные причины конфликта необходимо искать, как это ни парадоксально не в мире, и не в Кашмире.
Нет такого местного конфликта, который был бы неразрешим при наличии доброй воли и согласия крупнейших геополитических игроков, действующих в регионе. Даже самые кровавые и людоедские войны в Африке (например, дичайшее взаимоистребление хуту и тутси) удавалось остановить, когда внешние силы действовали согласованно (к сожалению, в случае резни в Руанде помощь пришла слишком поздно). В Кашмире, безусловно, немало ненависти и взаимных обид, но, слава Богу, до африканских войн здешним экстремистам еще весьма далеко. Так что взаимное недоверие индуистской и исламской общин это, безусловно, сложное препятствие, но оно отнюдь не фатально.
Далее. Позиция мировых держав по отношению к кашмирскому конфликту в целом конструктивна. По большому счету, ни США, ни Китай, ни Россию, ни ЕС нельзя упрекнуть в том, что кто-то из них подбрасывает дровишки в тлеющий костер.
Кашмирский конфликт – это тот редкий случай, где члены Совбеза действуют разумно и согласованно. Впрочем, слово «действуют» в данном случае употреблено не совсем к месту. Скорее можно говорить об определенной позиции – действий, к сожалению, пока никаких не видно.
И Индия, и Пакистан относятся к тем государствам, которые сегодня занимают некое «среднее» положение в мире. Их сложно причислить к глобальным державам (Индия, впрочем, может стать ею в ближайшие 10–15 лет), но региональный их вес таков, что полностью исключает возможности для прямого давления.
Мировое сообщество (конкретнее – США) пока в состоянии сдерживать оба государства на краю, но явно не в силах заставить их повернуться к пропасти спиной и пойти от нее прочь.
Основной источник, постоянно подпитывающий конфликт, – это внутриполитическая ситуация в Индии и Пакистане. Если говорить просто, то ЛЮБОЕ правительство (в Дели или Исламабаде), которое пойдет на широкие уступки по Кашмиру (а без взаимных компромиссов решение проблемы невозможно), почти гарантировано потеряет власть в собственной стране.
Жесткая «патриотическая» позиция по Кашмиру – это залог выживания и индийских политиков, и пакистанского режима.
В особенно неудобном положении находится генерал Мушарраф. Источник его власти – это временная поддержка армии и тайной полиции. Широкими симпатиями населения генерал не пользуется – огромная часть пакистанцев находится под влиянием ортодоксальных мулл (проклинающих Мушаррафа как «продавшегося Америке»), а узкий слой европеизированной интеллигенции не поддерживает президента, так как считает его авторитарным правителем.
Мушарраф удерживает власть отчасти силой, отчасти путем лавирования между различными властными группировками и племенными кланами (проще говоря, играет на их противоречиях).
Понятно, что в таком положении он постоянно должен демонстрировать «твердость власти». То, что генерал отступился от поддержки «Талибана», несколько лет назад едва не стоило ему кресла (по стране прокатилась мощная волна демонстраций джихадистов, а в спецслужбах и армии раскрыли заговоры тех, кто им симпатизировал). Но если «проблему Талибана» ему еще как-то удалось пережить, то малейший компромисс в кашмирском вопросе немедленно повлечет за собой объявление Мушаррафа предателем. В этом случае он в одночасье потеряет свою главную опору – армию и спецслужбы (которым, естественно, выгодна постоянная напряженность, так как это прямо отражается и на их финансировании, и на степени их влияния в государстве).
Если же Мушарраф падет, то на смену ему явно придут отнюдь не поклонники Беназир Бхутто, а, вероятнее всего, последователи муллы Омара и приверженцы Усамы бен Ладена (который, кстати, согласно опросам, проводимым в Пакистане, является одной из самых популярных фигур в стране).
Иными словами, рассчитывать на смягчение позиции Пакистана никак не приходится.
В Индии ситуация не столь драматична, но и здесь ни один здравомыслящий политик не может позволить себе идти на уступки Пакистану (тем более односторонние).
В общем, получается классический замкнутый круг, который вряд ли может быть разорван исключительно усилиями индийских и пакистанских политиков.
Рискнем утверждать: проблема возможного ядерного противостояния Индии и Пакистана – это одна из острейших проблем безопасности всего мира (т.е. КАЖДОГО ИЗ НАС). Подчеркиваем – одна из острейших. Если не самая острая…
Судите сами.
Все традиционные ядерные державы (члены Совбеза ООН) на сегодняшний день, слава Богу, находятся в относительном согласии друг с другом. Во всяком случае, о возможных военных конфликтах между ними речь никак не идет.
Далее. Полоскаемый на всех мировых перекрестках Иран ядерной бомбы не имеет (и если судить по опыту Хусейна, то и иметь не собирается).
У Израиля пока хватало благоразумия не помахивать своей ядерной дубинкой (которая, по общему убеждению, в его распоряжении имеется уже довольно давно).
Ким Чен Ир вроде бы что-то изобрел и испытал. Но Ким грозен только на словах. Едва с ним начинают говорить человеческим языком (а не демонстративно щелкать перед носом бичом санкций), он успокаивается и выдвигает вполне разумные и скромные требования.
Ким просит немного: мазут, рис и какие-то смехотворные 25 млн. долларов, невесть зачем замороженные когда-то американцами в аомыньском банке.
Иными словами, с Кимом (кто бы что о нем не говорил) можно договориться.
И гораздо сложнее все обстоит в случае с Индией и Пакистаном.
С одной стороны, очевидно – у власти в обеих странах стоят вполне вменяемые правительства, чуждые экзотическим идеологиям и хулиганскому поведению на международной арене.
Более того, Индия – это крупнейшая (по численности населения) страна мира с вполне западным парламентарным политическим устройством (забавно, что при этом США крепче дружат с Пакистаном, где царит классическая военная диктатура).
С другой стороны, практика показывает – обе страны уже не раз и не два оказывались на грани войны. И нет никаких гарантий, что это не повторится вновь.
Проблема возможной ядерной войны между Индией и Пакистаном, к сожалению, не имеет очевидных решений. Равно как не имеет очевидных решений и проблема возможной исламской революции в Пакистане и захвата радикальными исламистами местного ядерного арсенала.
Впрочем, давно известно – при желании любая, даже самая сложная, проблема разрешима. Беда в ином – сегодня «мировые державы» увлечены чем угодно (Ираном, Палестиной, ПРО, «правами человека» и т.д.), но только не индо-пакистанским противостоянием.
И подобное невнимание когда-нибудь может закончиться весьма и весьма печально…
