1959 год. Район границы СССР и Турции
Автомобиль на полной скорости мчался по шоссе. Водитель, пренебрегая простейшими правилами безопасности, то и дело посматривал по сторонам.
«Не нервничай, смотри вперед на дорогу, не то в лепешку расшибемся», – пожилой представительный мужчина, вальяжно развалившийся на переднем пассажирском сиденье, покровительственно хлопнул беспокойного водилу по плечу. В ответ он услышал короткое и смачное американское ругательство.
Но добродушный пассажир вовсе не обиделся и, пробормотав что-то себе под нос, замурлыкал веселые куплетs о том, как «две девушки ждали одного молодого моряка, а он возьми да и привези себе невесту из-за моря». Но через минуту он вдруг умолк, пристально посмотрел на своего спутника и, решительно положив руку на руль, глухо сказал: «Остановись!»
Едва съехав на обочину, оба странных попутчика, как ошпаренные, выскочили из машины и одновременно затараторили по-английски. Несколько минут они, совершенно не слушая друг друга, яростно кричали каждый о своем. Потом, словно внезапно поняв нелепость ситуации, умолкли.
Пожилой пассажир примирительно положил руку на нервно вздрагивающее плечо своего спутника: «Послушай, успокойся, не кипятись… Мы все сделали, осталось три шага – добраться до границы, перейти ее и обвести вокруг пальца турок… Успокойся, я тебе обещаю – мы перейдем границу. Я сколько раз тебе говорил – я знаю тропу, о которой ни русские, ни турки понятия не имеют.
Да не трясись ты – никто за нами не смотрит! Если бы они следили за нами, то взяли бы еще в Сибири. Или в Москве. Чего им тянуть? Сам подумай.
Ты не о том думаешь. Ты лучше думай, как нам на той стороне, от этих башибузуков груз утаить. Пока доберемся до консульства, всякое может случиться. В этих краях в полиции вор на воре сидит – клейма негде ставить. Еще и в зиндан могут бросить, как шпионов из Совдепии.
А вообще все будет отлично. Я не чувствую, я знаю. Здесь, в России, говорят – не дрейфь».
Последние два слова он произнес по-русски, абсолютно чисто, без всякого акцента.
Надо сказать, что за долгие годы, проведенные в США, Вячеслав Богданов не только не забыл русский язык, но и сумел сохранить чистоту родной речи, что, в общем, для него было не так просто. Он даже специально тренировался. Впрочем, дело было вовсе не в ностальгии. Просто Богданов знал: однажды он должен будет вернуться в Россию, чтобы завершить…
О том, что он должен был завершить, Богданов не рассказывал никому; до последнего надеялся сделать все сам. Будто чувствовал: от помощников помощи придет на копейку, а беды на рубль. Но потом все же понял, что без них не обойтись. И ведь как в воду глядел – его попутчик, американец Смит (долгое время работавший инженером в СССР и потому избранный им в качестве компаньона) из-за своей трусости грозил в самый последний момент завалить все дело.
На утешительные слова Богданова американец ничего не ответил. Постоял немного, сплюнул, что-то буркнул под нос, потом посмотрел на быстро темнеющее небо и обреченно зашагал обратно к машине. Через минуту они продолжили свой путь.
Смит резко толкнул чуть задремавшего Богданова – тот мгновенно открыл глаза и прямо перед собой увидел постового, сигналившего им, чтобы остановились. Богданов тихо чертыхнулся и потянулся на заднее сиденье за документами. Машина сбросила скорость и начала притормаживать.
Вообще-то он надеялся, что они проскочат так. Объясняться с постовыми было делом не из приятных. Причем Богданова беспокоило не то, что они как сумасшедшие неслись по трассе. Хуже было другое – их иностранные паспорта явно привлекут внимание; тем более, здесь недалеко до приграничной зоны. Придется давать объяснения; наверняка, в отделение потянут. Еще чего доброго и багаж пожелают проверить.
От этой мысли ему стало немножко не по себе, но он тут же взял себя в руки. Самые разные нюансы продумывались им сотни раз, и на этот случай у него также имелся отличный план действий. А может, дело еще удастся уладить прямо здесь, так, полюбовно…
Вдруг Богданова резко качнуло в сторону. Машина взвизгнула и резво рванула вперед, проскочив мимо оторопевших от неожиданной наглости милиционеров.
В первое мгновение Богданов не понял, что произошло. Но уже через несколько секунд, он пытался вырвать руль у остервеневшего Смита: «Какого черта ты не остановился? Тормози, кретин!!! Это обычная проверка… Сейчас они бросятся за нами…Тормози…»
В тоже мгновение странные путешественники услышали вой сирены….
Но Смит уже не слушал Богданова. Страх, копившийся в нем неделями, теперь вырвался наружу и захватил его всего целиком. В какое-то мгновение на посту ему показалось, что сейчас у них потребуют открыть чемоданы и…
Богданов выпустил руль, понимая, что тормозить уже поздно. Сейчас надежда только на чудо. Его душила бессильная злоба на дурацкую трусость Смита, который так глупо подставил их.
Впрочем, до заветного поворота было недалеко. «Главное, чтобы не начали стрелять. Может, еще и успеем…»
В этот момент Смит лихо свернул с главной дороги. «Как он узнал поворот?..» – пронеслось в голове у Богданова; и это было последнее о чем он успел подумать.
Странно, но ни выстрелов, ни звона стекла, ни хрипа своего пассажира, американец не услышал. Вцепившись в руль, он смотрел только вперед и в ушах у него гремела какая-то дикая какафония ужасных звуков. В конце дороги он еле успел затормозить – еще пару секунд и машина сорвалась бы вниз, с обрыва.
Американец оглянулся и увидел, что по машине стреляли. Почему он не услышал выстрелов? Он что оглох?
Смит тупо смотрел на Богданова, чуть съехавшего вниз и неподвижно лежавшего с запрокинутой головой.
Крови не было видно. Смит не был врачом и никогда не видел трупов. Он помнил, что в таких случаях надо попробовать пульс, но боялся даже прикоснуться к Богданову. Какое-то странное чувство и без всякого пульса подсказывало ему – его злосчастный спутник и компаньон мертв.
Через секунду он бросился в темноту придорожных кустов. Минут пять бежал, не разбирая дороги; падал, обдирал руки в кровь о какие-то корни и колючки, не чувствуя боли, вскакивал и, раздирая ветки, продолжал бежать. Он боялся оглянуться – ему казалось, что вот-вот сзади на него набросится несколько дюжих молодцов, повалят и придавят к земле.
Еще минут через десять почувствовал – все, больше не может. Будь что будет. Тяжело дыша, он рухнул на землю.
Отдышавшись, инженер чуть успокоился и стал прислушиваться к звукам леса. Внезапная тишина поразила его. Отстали? Оторвался?
Он стал вспоминать инструкции Богданова. Впрочем, долго память напрягать не пришлось – все наставления русского были давно заучены им наизусть.
Тропинку Смит отыскал быстро. «Значит, не обманул…» – с каким-то благоговением подумал он о покойнике.
Он посмотрел вверх – высоко над ним было темное, почти черное южное небо. Сейчас ему хотелось верить Богданову – верить в то, что он рассчитал все точно, что он не ошибся, что эта тропинка, действительно, выведет его на ту сторону. О багаже, оставшемся в машине, Смит даже не вспоминал…
У брошенной машины было многолюдно. Милиционеры никак не могли взять в толк, почему здесь внезапно оказались комитетчики, свалившиеся на место происшествия буквально «как снег на голову». Откуда они так быстро узнали обо всем?
Между тем чекисты про себя от души материли не в меру расторопных стражей дорог. Инцидент с патрульно-постовой службой никто не планировал. Формально милиционеры были правы – преследовали нарушителей. Тем более, никаких иных инструкций им никто не давал. Поэтому досаду приходилось скрывать.
Впрочем, не все было так плохо. В багажнике автомобиля обнаружился кое-какой улов – целых четыре чемодана. Вскрывать их решили аккуратно, с соблюдением всех мер предосторожности – Бог его знает, какие сюрпризы могли заготовить американские путешественники.
Когда замки вскрыли, комната на минуту погрузилась в гробовое молчание – перед изумленным взором чекистов предстали аккуратные густо-желтые слитки с клеймом в виде двуглавого орла – десятки килограммов российского императорского золота…
До сих пор никто не знает всех обстоятельств этой удивительной истории. Зарубежные и российские исследователи бесконечно долго (и, похоже, бесплодно) спорят друг с другом, удалось ли Смиту уйти за кордон и существовал ли он вообще; как и почему чекисты взяли под подозрение Богданова и сколько же золота было найдено в багажнике его машины.
Впрочем, практически все сходятся в главном – судя по всему, Вячеслав Богданов стал одним из немногих счастливчиков, кто добрался-таки до колчаковского золота (правда, только до небольшой его части).
Но и эта малая толика не принесла ему счастья, а, напротив, раньше срока свела в могилу. Впрочем, говорят, что зарытые в землю клады испокон века убивают всех, кто дерзнет их отрыть и извлечь на свет Божий.
Интригующая история Богданова началась в том самом 1920 году. Вячеслав Богданов служил офицером в колчаковской армии. Ему и поручику Дранкевичу, вместе с группой солдат, среди всеобщей неразберихи и отступления, удалось похитить около 200 кг золота из «адмиральского поезда».
Богданов и Дранкевич отлично понимали: уйти с золотом за кордон сейчас невозможно. Отбить его мог кто угодно – и красные, и чехи, и узкоглазые казачки всевеликого атамана Семенова. И даже если бы удалось вырваться из Забайкалья, то в Маньчжурии могли напасть местные банды хунхузов, а в Приморье золото, скорее всего, перекочевало бы к доблестным желтолицым воинам его величества микадо.
Недолго думая, Богданов и Дранкевич спрятали основную часть золота в одной из заброшенных церквей на юго-восточном берегу Байкала. С собой решено было взять лишь несколько слитков, которые легко можно было припрятать. Закопав золото, Богданов и Дранкевич перестреляли всех солдат, кто помогал им. Чуть позже Богданов застрелил и Дранкевича, а после бежал в Китай. Уже из Китая он перебрался в США.
Какое-то время он ждал падения большевиков и возможности спокойно вернуться в Россию и отрыть заветные сокровища. Но годы шли, а большевики, похоже, никак не собирались отдавать Богу душу.
Лишь после войны, в конце 50-х, когда советский режим стал постепенно «оттаивать» и к иностранцам стали относиться чуть менее подозрительно, Богданов решил под видом туриста пробраться в СССР
Вся сложность состояла в том, что в Советском Союзе иностранцы передвигались по строго ограниченной территории (в основном – Москва, Ленинград и некоторые курорты Крыма и Кавказа).
Богданову пришлось пойти на разные ухищрения, чтобы добраться до Сибири. На самом деле его успех объяснялся довольно просто – КГБ с самого начала взяло его под подозрение и решило предоставить некоторую свободу действий, чтобы проследить за ним – чем займется, с кем будет встречаться.
В КГБ копателя кладов приняли за штатного американского шпиона. Это была ошибка – Богданов действовал на свой страх и риск; и потому с самого начала его экспедиция была обречена на провал.
Но ошибка КГБ, в конечном счете, обернулась победой – часть старого русского золота вернулась государству. К сожалению, эта была лишь незначительная часть запасов «адмиральского поезда».
Впрочем, и Богданов был далеко не единственным искателем пропавшего золота.
Золотой писарь
5 июля 1941 года в Москве был взят под стражу некий Карл Пуррок, гражданин Эстонской ССР. Ему было предъявлено довольно странное обвинение – по статье 169 части 2 УК РСФСР «за злоупотребление доверием и обман органов власти».
А менее чем через год 2 июля 1942 года Особое совещание при НКВД СССР распорядилось: «Пуррока Карла Мартыновича за мошенничество заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет». 10 сентября того же 1942-го Пуррок умер в Приволжском лагере НКВД.
Так была поставлена печальная точка в длинной история, начавшейся в августе 1919 года. В тот месяц Карл Пуррок, 26-ти летний переселенец из Эстонии, был призван в армию Колчака из деревни Сережи Барнаульского уезда. Эстонец был грамотным и его тут же определили полковым писарем в 21-й запасной Сибирский полк. Прослужить Пурроку довелось всего несколько месяцев, однако именно они сыграли роковую роль в его судьбе.
21 запасной пехотный полк отступал к Иркутску вместе с «золотым поездом». Запасникам повезло – они избежали кошмара Сибирского ледяного похода. Однако в октябре 1919 года на станции Тайга одна из рот полка получила приказ сопровождать некий «особой важный» обоз.
Обоз был весьма внушителен – состоял он более чем из ста подвод. Карл заметил довольно странную вещь – когда на подводы из вагонов спешно перегружали какие-то ящики, вокруг крутилось довольно много невесть откуда взявшегося начальства.
Позже, на следствии в НКВД в 1941 году, Пуррок утверждал: в обозе находилось 26 ящиков золота в слитках и монетах достоинством 5 и 10 рублей, выгруженных из эшелона и другие ценности. По его словам, чтобы добро не досталось врагу, солдаты выкопали несколько ям, куда по распоряжению командира полка полковника Швагина зарыли кожу, шинели, седла, подковы, револьверы системы “наган” и те самые 26 ящиков с презренным металлом.
Закапывали «клад» в тайге лишь четверо – сам полковник, двое рядовых и эстонский писарь.
Но «золотой команде» не повезло – уходя от места схрона, он наткнулись на партизан. Двое солдат были убиты. А на следующий день Швагин и Пуррок были взяты в плен красноармейцами.
Эстонец думал, что приговоренный к расстрелу полковник расскажет красным о золоте и, тем самым, попытается спасти свою жизнь. Но Швагин ничего не сказал. Подивившись мужеству полковника, Пуррок также почел за благо промолчать, тем более, что ни его, ни Швагина особенно ни о чем не расспрашивали; а ему, «насильно мобилизованному» рядовому (в отличие от «золотопогонника»-полковника), никакой расстрел не грозил.
Вместо этого Карла Пуррока, «насильно мобилизованного в белую армию», тут же насильно мобилизовали в Красную, определив в 18-й запасной пехотный полк. Красноармейцем эстонец побыл всего два месяца: в декабре 19-го его отпустили домой.
Во время службы он мудро держал язык за зубами и никому даже не заикнулся про спрятанное золото. Такая предусмотрительность позволила ему спокойно перебраться в 1922 году вместе с семьей в независимую Эстонию.
Тут Карл, видимо, почувствовал себя в большей безопасности и начал болтать. Двоюродный брат Пуррока, инженер Аугуст Лехт, убедил его, что нужно как-то попасть в Сибирь. Срочно.
В конце концов, кладоискатели отправились в советское консульство в Таллине и подали заявление, в котором с тупою прямотой указали – им нужна виза «для отыскания зарытого в 1919 году золота на станции Тайга».
Несмотря на столь диковинное объяснение цели своей поездки, эстонцы получили визу и… жарким августом 1931 года Пуррок и Лехт сошли с поезда на вожделенной сибирской станции.
Но вскоре их ждало разочарование – за двенадцать прошедших лет эти места сильно изменились: старые деревья были спилены, а на их месте рос молодой лиственный лес.
Пройдя несколько километров, Пуррок обнаружил то, что искал: возле дороги был вал длиною 3–4 метра, в котором находилось истлевшее сукно. Этот ориентир позволил ему определить место, где было зарыто имущество 21-го колчаковского полка.
Бывший писарь так увлекся поисками, что не заметил, где и как из пиджака, который он из-за жары носил на руке, вывалилось портмоне с паспортом, деньгами и разрешением на въезд в СССР.
Изрядно перепугавшись, эстонцы решили немедленно возвратиться в Москву. В родном посольстве Пурроку выправили нужные документы, и братья отбыли на родину.
Экспедиция закончилась сплошными убытками – Пуррок накануне поездки влез в изрядные долги.
Эстонцы и не подозревали, что все это время органы ОГПУ тихо и незаметно «вели» незадачливых кладоискателей.
В Эстонии Пуррок окончательно пал духом. Но инженер Лехт решил – несмотря ни на что золото все-таки нужно искать. Причем не при помощи заступа и кирки, а посредством новейших технических приспособлений. Для этого он познакомился с германским адвокатом Кайзером, страстно увлеченным поисками подобных кладов. Немец в свою очередь свел эстонцев с жившим в Германии болгарином Митовым, придумавшим «специальный аппарат по обнаружению в земле металла».
В 1935 году это чудо техники привезли в Таллин и попытались переправить в Москву. Советские компетентные органы отнеслись к затее и устройству, весившему около центнера, с должным почтением. Пуррок и Митов выехали в Москву и смиренно ожидали, пока нужный им груз прибудет по железной дороге. В это время советские спецы тщательно изучали «игрушку». Их работа закончилась только в ноябре, когда снег выпал не только в Сибири, но и в Москве… Пришлось болгарину везти свое изобретение обратно в Берлин.
Затем, во второй половине 30-х, Пуррок и Лехт пытались получить новое разрешение на въезд в СССР, но уже безуспешно. Видимо, органы окончательно убедились в несостоятельности Пуррока как кладоискателя (и сочли его обычным сумасшедшим).
Тем не менее, в конце тридцатых, ситуация опять переменилась. С папок, скрывающих в себе описания похождений двух эстонцев-кладоискателей, неожиданно стряхнули архивную пыль.
4 июня 1941 года один из ближайших соратников Берии Богдан Кобулов распорядился вызвать эстонца в Москву и… развернуть поиски пропавшего золота!
Уже 9 июня Пуррок в сопровождении сотрудников 2-го спецотдела НКВД СССР Кузьмина и Митрофанова отправился в Сибирь. Как видно из секретного отчета, с 13 по 23 июня кладоискатели тщательно обследовали окрестности станции Тайга, но удача им так и не улыбнулась. Пуррок к тому же захворал (у него обнаружили грыжу), то и дело путался в своих показаниях, а прикрепленные к нему чекисты не смогли извлечь из полученной информации ничего путного.
Отыскав-таки указанную эстонцем «пятую лесную дорогу справа от первой просеки», кладоискатели НКВД распорядились выкопать 148 шурфов глубиной 1,75 м на расстоянии 14–16 м друг от друга.
Потом, на всякий случай, вырыли еще 100 шурфов на 4-й лесной дороге, но… ничего не нашли. Как всегда, подвели детали – экспедиция готовилась в страшной спешке и по чьей-то расхлябанности, чекисты забыли, что в некоторых своих показаниях (а эстонец постоянно менял их) бывший колчаковский писарь указывал: полковник Швагин велел зарыть золото на глубине два с половиной метра.
Эстонцу его забывчивость вышла боком. Но после смерти Пуррока… история не закончилась. Когда отгремели последние залпы Великой Отечественной, она получила неожиданное продолжение.
В 1954 году со старых папок уже во второй раз смахнули пыль. И к поиску «Золота Пуррока» вместо москвичей подключились местные, сибирские чекисты….
