Весной 1964 года СССР праздновал юбилей первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева. Наблюдая за пышными торжествами, сторонний человек вряд ли мог подумать, что через каких-то полгода всесильный генсек будет свергнут собственными соратниками.
Тем не менее, в эти весенние дни заговор против Хрущева уже уверенно набирал обороты.
Впервые о возможности смены «Первого» в кулуарах начали робко шептаться еще за год до юбилея. Сам Хрущев давал немало поводов для таких разговоров, то и дело сетуя «в ближнем кругу» на здоровье и возраст.
Между тем, достойного преемника Никита Сергеевич не видел. Прежний кандидат – правая рука Хрущева секретарь ЦК Фрол Козлов был безнадежно болен. К 1963 году всякие надежды на его выздоровление пропали. Приходилось искать ему замену.
Среди прочих претендентов был и Александр Шелепин, «самый молодой в Президиуме» (ему было тогда всего 46 лет), секретарь ЦК, зампред Совмина и бывший шеф КГБ. Он входил в круг наиболее доверенных лиц стареющего главы СССР.
Хрущев предложил ему должность первого секретаря Ленинградского обкома – набраться опыта «хозяйственной работы». Но амбициозный «комсомолец» воспринял эту идею в штыки – менять кресло секретаря ЦК на руководство пусть почти столичной парторганизацией он не собирался. Это заставило Хрущева пересмотреть планы.
«Жаль, видно, переоценил я его… посидел бы несколько лет в Ленинграде, набил бы руку, и можно было бы его рекомендовать на место Козлова. А сейчас он так и остался бюрократом. Жизни не знает. Нет, Шелепин не подходит…» – жаловался Никита Сергеевич сыну.
Слова эти очень быстро стали известны Шелепину. Именно отсюда пошел союз, который мог привидеться Хрущеву лишь в страшном сне; союз, в итоге стоивший ему кремлевского кресла.
Дело в том, что Никита Сергеевич при подборе своего окружения руководствовался принципом «разделяй и властвуй». С одной стороны была «старая гвардия» – Брежнев, Подгорный, Суслов, Косыгин. С другой – «молодежь».
Шелепин, сам выходец из ЦК ВЛКСМ, окружил себя «комсомольцами» и даже на пост председателя КГБ поставил своего человека – Владимира Семичастного.
За «стариками» стояла номенклатура, за «молодежью» – ослабевшая, но все равно очень информированная спецслужба и могущественная Комиссия партийно-государственного контроля, которую возглавлял сам Шелепин.
В 1957 году такая политика спасла Хрущева от казалось бы неминуемого падения. Тогда «сталинские старики» – Молотов, Маленков, Каганович – попытались свалить «зарвавшегося Никиту». Направляемый ими Президиум ЦК проголосовал за отставку первого секретаря. Заговорщики уже потирали руки в предвкушении окончательной победы, но Хрущева спасли молодые кадры из Секретариата ЦК.
Центральные газеты и радио отказались обнародовать решение Президиума, так как «подчиняются Первому секретарю и его аппарату», а спешно собранный верными Хрущеву секретарями пленум ЦК полностью дезавуировал «антипартийную группу» бывших сталинских соратников – кулуарный переворот с треском провалился.
Никита Сергеевич был свято убежден в непримиримом антагонизме своих соратников. «Брежнев, Шелепин, Подгорный — такие разные люди… – Невероятно!» – такими словами отреагировал Хрущев на сообщение о заговоре (их приводит в своих мемуарах его сын Сергей).
Однако Никита Сергеевич недооценил амбициозность «Железного Шурика» (так с некоторых пор стали называть Шелепина, любившего бравировать своей приверженностью политике «жесткой руки»). Уязвленный в своих надеждах, он пошел на союз с прежними противниками.
Общепринятая версия антихрущевского заговора звучит примерно так: группа крупных номенклатурщиков, недовольных первым секретарем, организовала заговор по его свержению, Шелепин и его «комсомольцы» (к тому времени державшие в своих руках КГБ) выступили главным мотором операции. В итоге главой государства стал Брежнев – компромиссная фигура, которой Шелепин не придавал особого значения и планировал в последствии отстранить от власти.
Отчасти эта версия справедлива, но есть нюансы. Считается, что Шелепин совершил классическую ошибку, «купившись» на внешнюю нерешительность Брежнева, и недооценил опасности, от него исходящей, – дескать, на первом этапе он всех устроит, а там разберемся…
Однако энергичность, с которой Шелепин, глава КГБ Семичастный и другие члены его группы взялись за подготовку заговора, позволяет предположить, что изначально Шелепин сам планировал сменить Хрущева (без всяких промежуточных и переходных фигур). И лишь явная недостаточность сил первоначального ядра заговорщиков ВЫНУДИЛИ его в конце концов включить в комбинацию вялого Брежнева и хитроумного Подгорного.
Вот фрагмент из знаменитых воспоминаний Федора Бурлацкого, возглавлявшего так называемую «группу консультантов» при Хрущеве: «Нет, свержение Хрущева готовил вначале не Брежнев… На самом деле, начало заговору положила группа «молодежи» во главе с Шелепиным. Собирались они в самых неожиданных местах, чаще всего на стадионе во время футбольных состязаний. И там сговаривались. Особая роль отводилась Семичастному, руководителю КГБ, рекомендованному на этот пост Шелепиным. Его задача заключалась в том, чтобы парализовать охрану Хрущева…
Мне известно об этом, можно сказать, из первых рук. Вскоре после октябрьского Пленума ЦК мы с Е. Кусковым готовили речь для П.Н. Демичева, который был в ту пору секретарем ЦК. И он торжествующе рассказал нам, как Шелепин собирал бывших комсомольцев, в том числе его, и как они разрабатывали план «освобождения» Хрущева. Он ясно давал нам понять, что инициатива исходила не от Брежнева и что тот только на последнем этапе включился в дело».
В общем, вполне резонно предположить, что «комсомольская группа» двигала вперед собственного вожака – Шелепина. Он подходил и по возрасту, и по регалиям. Но за ним не было поддержки широких слоев номенклатуры, без которой собрать нужное количество голосов в ЦК было нереально. Приходилось идти на союз со «стариками».
Именно они, Брежнев, Подгорный, Игнатов (опальный секретарь ЦК, сосланный Хрущевым в Верховный Совет РСФСР), должны были обеспечить поддержку номенклатуры. Ошибку 57-го повторять никто не хотел. Пленум ЦК был назначен сразу после заседания Президиума – он должен был полностью поддержать решение об отстранении Хрущева.
Теперь работа велась в совсем ином масштабе. «Брежнев и Подгорный беседовали с каждым членом Президиума ЦК, с каждым секретарем ЦК. Они же вели беседы с секретарями ЦК союзных республик и других крупнейших организаций, вплоть до горкомов», – вспоминал Шелепин.
Вот здесь и сыграл свою ключевую роль КГБ. В решающий момент первый секретарь был лишен «глаз и ушей». Прямо у него под носом проходили десятки и сотни встреч заговорщиков, а он был вынужден довольствоваться слухами.
Кто же информировал главу государства о назревающем заговоре? Начальник охраны Игнатова Галюков, который сумел связаться с сыном Хрущева Сергеем, неизвестная женщина, дозвонившаяся до дочери первого секретаря Рады… В самый последний момент, когда Хрущев был уже в Пицунде, к нему пыталась прорваться секретарь украинского ЦК Ольга Иващенко – но ее просто не соединили.
Кстати, об откровениях Галюкова в КГБ узнали почти сразу – и это лишь подстегнуло ускоренную подготовку к решающему пленуму ЦК.
В общем, понятно, что без участия КГБ заговор был бы обречен. Хотя справедливости ради заметим – отставка Хрущева не была результатом заговора в классическом понимании этого слова. Его сняли в ходе вполне легитимной процедуры, полностью укладывавшейся в рамки советских законов и партийных процедур (довольно редкий, если не единственный, случай в российской и советской истории).
Пленум, лишивший Хрущева власти, проходил 14 октября. Брежнев накануне вылетел с визитом ГДР и никак не хотел оттуда возвращаться. Пришлось Семичастному звонить ему, уговаривать и даже угрожать: «Если Вы не приедете, то Пленум состоится без Вас. Отсюда делайте вывод». Лишь 11 октября Леонид Ильич наконец прилетел в Москву. Подгорный, второй крупный фигурант заговора, и вовсе чуть поспел к открытию заседания. В общем, в столице непосредственная подготовка успешно шла и без них.
Кстати, по всей видимости, именно Шелепину пришлось взять на себя и один из важнейших «разговоров». 10 октября (за день до возвращения Брежнева) министр обороны Малиновский заверил заговорщиков: армия не станет защищать Хрущева.
13 октября дело было сделано. Хрущев вернулся из Пицунды в Москву, где его встречал в аэропорту… Семичастный. Прочие члены Президиума, вопреки обычаю, приехать не захотели. Председатель КГБ убедился, что первый секретарь направится прямо в Кремль, после чего задействовал план его окончательной нейтрализации: была сменена личная охрана Хрущева, а люди из КГБ заняли ключевые позиции в Кремле (что, впрочем, было явно излишней предосторожностью).
В этот раз не подвели и СМИ. Ненадежных с точки зрения заговорщиков главных редакторов накануне пленума разослали в дальние командировки или заменили людьми Шелепина.
Хрущев после недолгого сопротивления подписал заявление «по состоянию здоровья» и был освобожден от всех постов. Победители принялись делить наследство. В этот день, наверное, Шелепин не раз раскаялся в том, что в свое время ответственно подошел к задаче «ослабить органы». КГБ мог закрыть глаза на заговор и тем самым дать довести его до конца. Но у госбезопасности явно не было сил, чтобы заставить партийный аппарат поделиться победой. Первым секретарем ЦК стал Брежнев, предсовмина – Косыгин. Шелепину пришлось довольствоваться возвышением из кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС.
Доктор исторических наук М. Вселенский, лишенный в 1976 году советского гражданства, указывал на очень интересный момент: «Есть один не публиковавшийся до сих пор факт, без знания которого нельзя понять весь ход событий. Факт таков: не Брежнев, а Шелепин был намечен на пост преемника Хрущева — Первого секретаря ЦК КПСС. Был подготовлен даже соответствующий проект постановления ЦК. Была достигнута договоренность и о том, что Брежнев избирался Первым секретарем ЦК КПСС лишь временно, с целью скрыть подлинные нити антихрущевского заговора; затем этот пост должен был перейти в руки Шелепина».
Похоже, это было понятно и Хрущеву. Не зря ведь он после пленума подошел именно к Шелепину со словами: «С тобой они сделают также… Даже хуже» (об этом вспоминал потом сам Шелепин).
Собранные со всей страны секретари обкомов и горкомов – партийная элита – не собирались отдавать власть «молодежи». Против Шелепина, как утверждается, жестко выступил Анастас Микоян, полупредавший своего патрона Хрущева (он, фактически, спустил на тормозах расследование заявления Галюкова, дав тем самым заговорщикам возможность действовать без помех). «Вы намучаетесь с этим молодым человеком», – увещевал членов ЦК сановный старец сталинской закалки.
Вот как характеризует состояние дел в то время историк Р. Медведев: «Основная часть аппарата опасалась появления во главе ЦК КПСС каких-либо новых сильных лидеров вроде Шелепина, но не симпатизировала и таким догматикам и аскетам, как Суслов. Партийную бюрократию в данном случае больше всего устраивал именно слабый и относительно доброжелательный руководитель, выступавший под лозунгом стабильности, против резких перемен. Под этим подразумевалась в первую очередь стабильность в составе высших партийно-государственных кадров и кадров среднего звена».
Впрочем, «молодежь» не собиралась сдаваться. Брежнев все равно представлялся им эдаким переходным правителем. Шелепин в первые годы правления Леонида Ильича сохранял еще достаточно власти и влияния, чтобы чуть ли не официально претендовать на роль преемника.
При открытии XXIII съезда КПСС в 1965 году шелепинцы устроили демонстрацию: когда при избрании президиума съезда было названо имя Шелепина, в зале разразились бурные аплодисменты — очевидно, заранее организованные. Сторонники Брежнева мгновенно сориентировались и начали аплодировать после каждого зачитываемого имени, чтобы сгладить неловкость; но эта с точки зрения тогдашних нравов КПСС исключительно наглая выходка показывала, что Шелепин не намерен стесняться в средствах и что действовать против него надо было быстро.
В том же году ЦК принял решение о реорганизации Комиссии партийно-государственного контроля, в связи с чем Шелепин лишился статуса заместителя председателя Совмина СССР. Вместо этого его отправили на почетную, но абсолютно беспомощную должность председателя ВЦСПС, освободив в связи с этим от должности секретаря ЦК. Лишенный реальных полномочий, Шелепин сохранял влияние лишь благодаря своим выдвиженцам в различных госорганах, и в первую очередь в КГБ.
Лишь после того как Семичастного удалось «выслать» на пост зампредсовмина Украинской СССР, а ряд других видных шелепинцев разослать в далекие посольства и на вторые роли в провинциальные обкомы, Президиум, преобразованный в Политбюро, решился расстаться с «Железным Шуриком». Предлогом послужили демонстрации протеста, встречавшие Шелепина в Лондоне, куда он отправился по профсоюзным делам.
Главный соперник Брежнева, планировавший восстановить жесткий сталинский курс и усилить спецслужбы в ущерб партийной номенклатуре, был окончательно устранен.
Однако Брежнев никогда не забывал о роли, которую сыграла госбезопасность в падении его предшественника. И желал держать эту силу под постоянным контролем.
Вместо Семичастного на должность председателя КГБ был назначен Юрий Андропов, до этого занимавший пост секретаря ЦК по социалистическим странам. Андропов должен был сделать для Брежнева то, что Шелепин сделал для Хрущева – подчинить госбезопасность воле генсека (точнее, воле центрального партийного аппарата). Назначение вполне соответствовало духу эпохи – со времен отставки генерала Серова все председатели КГБ были исключительно партийными выдвиженцами. Андропов, известный прежде всего как идеолог и политик, должен был освоить теперь новую специальность.
Вместе с Андроповым из ЦК и обкомов в КГБ был переведен целый ряд ответственных партийных работников – они должны были обеспечить партии надежный контроль за генералами, верность которых подвергалась сомнению.
Среди новых назначенцев был и Виктор Чебриков, будущий преемник Андропова, а в то время средней руки партийный чиновник из Днепропетровска. В одном из интервью на вопрос о якобы существовавшем заговоре генералов КГБ против Брежнева он рассказал следующее: «Когда я пришел в комитет через месяц после того, как его возглавил Андропов, от так называемого заговора осталось только эхо. То, что тогда происходило, действительно больше походило на «групповщину». Несколько генералов КГБ тайно собирались и выражали недовольство тем переворотом, который совершил Брежнев против Хрущева. При определенных обстоятельствах они, по-видимому, и могли принять решительные действия».
В общем, поводы для беспокойства у Леонида Ильича все же были. А потому доверить органы он мог только очень надежному человеку. Андропов представлялся именно таким.
Во-первых, во время октябрьского пленума Андропов доказал свою верность Брежневу, несмотря на то, что карьерой был полностью обязан Хрущеву (защитившему его от преследования со стороны Маленкова и поднявшего до секретаря ЦК). По некоторым данным, Андропов лично «обрабатывал» председателя Совмина РСФСР и члена Президиума ЦК Геннадия Воронова.
Во-вторых, Андропов не принадлежал к когорте личных друзей и соратников Брежнева, но одновременно никак не был связан с шелепинцами, доминировавшими в КГБ до него. Сразу поставить в КГБ абсолютно своего человека Брежнев не решался – для этого он еще недостаточно окреп.
Наконец, Юрий Владимирович не имел явных связей с наиболее влиятельными (а потому опасными для Брежнева) членами нового Политбюро. Наоборот, со многими из них у него были весьма прохладные отношения.
Парадоксальным образом, политические соперники Андропова сами способствовали его назначению, считая, что «медвежий угол», в который превратился КГБ после отставок своих прежних амбициозных председателей, навсегда похоронит любые карьерные устремления Юрия Владимировича.
Они просчитались. Пользуясь поддержкой генсека, Андропов в короткий срок сумел превратить КГБ в ценнейший политический инструмент как во внешне-, так и во внутриполитической игре. Именно при нем окончательно устоялся порядок, при котором все служащие, окружавшие высших должностных лиц СССР – от шофера до кухарки – были штатными сотрудниками либо внештатными осведомителями Комитета. Были также возрождены спецотделы в учебных заведениях и на предприятиях.
С помощью Андропова информация о любом шаге высших партийных боссов становилась известной генсеку. Влияние службы и нового председателя неуклонно росло.
Кроме того, Андропову удалось ослабить партийный контроль за Комитетом – в ЦК был ликвидирован отдел по борьбе с идеологическими диверсиями. Его функции перешли к КГБ. Тем самым Андропов не только избавлялся от одного из контролеров, но и получал канал для информационного влияния на партийную верхушку.
С течением времени в окружении Брежнева сложились два противоборствующих лагеря, во главе одного из которых стояла «старая гвардия» и пополнившие ее соратники Леонида Ильича по Днепропетровску и Молдавии (Черненко, Тихонов, Кириленко), во главе второго – относительно «молодые» функционеры, пользовавшиеся негласной поддержкой председателя КГБ.
В сложившейся системе Комитет уравновешивали военные (Минобороны возглавил маршал Гречко, недолюбливавший Андропова) и МВД (министр Щелоков принадлежал к «днепропетровцам», а его заместитель Чурбанов и вовсе был зятем Брежнева).
В самом КГБ Андропова «страховали» днепропетровские кадры, уже упоминавшийся Чебриков, Цинев и, наконец, Цвигун – первый заместитель председателя КГБ и довереннейший соратник Брежнева.
«…Могу сказать твердо, что и Брежнев не просто хорошо относился к Андропову, но по-своему любил своего Юру, как он обычно его называл. И все-таки, считая его честным и преданным ему человеком, он окружил его и связал «по рукам» заместителями председателя КГБ – С.К. Цвигуном, которого хорошо знал по Молдавии, и К.Г. Циневым…» – вспоминает в одной из своих книг академик Евгений Чазов, долгое время являвшийся лечащим врачом Брежнева.
Между МВД и КГБ отношения сразу не сложились. Утверждают, что принимая назначение на пост министра, Щелоков поставил Брежневу условие: госбезопасность не должна вмешиваться в дела его министерства. Генсек согласился. Он сам не хотел объединения в одних руках двух важнейших силовых ведомств – пример Берии и Ежова был еще весьма памятен.
Одна из первых схваток произошла по в общем-то малозначительному вопросу. Щелоков раскопал в архивах еще ленинский декрет, устанавливавший, что охрану госучреждений должны осуществлять народная милиция и ВЧК. Под этим предлогом он настоял, чтобы здание ЦК охраняли не только комитетчики, но и сотрудники МВД.
При Брежневе МВД усилили внутренними войсками, на тот момент, правда, без авиации и бронетехники. Но уже сам этот факт позволял выковать из МВД мощный противовес не только относительно малочисленному КГБ, но и армейским частям (до этого генералы неоднократно вмешивались в политические баталии, помогая Хрущеву сначала против Берии, потом против маленковцев).
В начале 80-х громким скандалом закон чилось дело об убийстве ответственного работника КГБ на станции метро «Ждановская». Как выяснилось, в нем были замешаны милицейские чины. Андропов использовал этот информационный повод на все сто. Хотя дело было довольно темное (до сих пор существуют самые разные версии событий), шефу КГБ удалось нанести чувствительный удар сопернику из МВД.
До самой смерти Брежнева Андропов был вынужден выжидать и… накапливать компромат на Щелокова. Лишь со смертью генсека был дан ход фактам о хищениях и коррупции, составившим в итоге 21 том уголовного дела бывшего министра.
Между тем, именно в последние месяцы жизни Леонида Ильича противоборство между группой Андропова и «днепропетровцами» достигло своего апогея. По прошествии многих лет особенно ясно видно – в то время любая случайность могла изменить итог подковерной борьбы и пустить советскую историю по иному руслу…
