Танцы вокруг «лоханей»
Эта дорогая механическая
игрушка не поможет выиграть войну.
Горацио Герберт Китченер,
Военный министр Великобритании
Кошмар лорда
Второго сентября 1898 года лорд Китченер одержал свою самую знаменитую победу – в битве при Омдурмане. Там, на суданских равнинах, многотысячное войско повстанцев-махдистов было перебито англичанами в первую очередь благодаря убийственному изобретению Хайрема Максима – пулемету. Осматривая поле боя, заваленное тысячами тел, Китченер задумчиво сказал: «Не желал бы я, чтобы моим войскам пришлось идти в атаку под пулеметным огнем».
Прошло шестнадцать лет, грянула Первая мировая война – и кошмар лорда Китченера сбылся.
Часть первая. Дорога ложка к обеду
Все попытки наступления на Западном фронте заканчивались одинаково – атакующие пехотные цепи выкашивались пулеметным огнем обороняющихся. Продвижения войск исчислялись сотнями метров, потери – сотнями тысяч. Попытки уничтожить пулеметные гнезда многодневными артобстрелами играли только на руку противнику, углубляя траншеи обороняющихся. Очень быстро появились пулеметные колпаки из броневой стали, долговременные огневые точки – ДОТы и прочие «прелести». Кроме того, артиллерия превращала позиции перед вражескими окопами в «лунный пейзаж» из воронок разного размера, труднопроходимый для пехоты. Обороняться стало значительно удобнее, чем наступать. Такая ситуация получила название «позиционного тупика». И вырваться из него можно было только одним способом – подавив пулеметные точки.
На словах все просто: надо подобраться поближе к пулемету – и дело в шляпе. Но как это сделать? Укрывшись за броней. Однако появившиеся перед войной бронеавтомобили не могли преодолеть «лунный ландшафт», а о всяких немеханических приспособлениях вроде бронированного ящика, выполнявшего для пехотинца роль щита, и говорить нечего.
Необходима была новая военная машина – и ее создали. Своим рождением чудо техники обязано двум людям – полковникам Эрнесту Суинтону и Жану-Батисту Этьену. И хотя в появлении танков на полях сражений они сыграли роль, скорее, менеджеров, чем изобретателей, оба по праву считаются «отцами» этого вида боевой техники.
Что такое танк? Броня, гусеницы, двигатель и пушка. Во второй половине XIX века технология производства броневого проката непрерывно совершенствовалась. Гусеничный гигант уже не был новостью. К тому же лет за двадцать до начала «всемирной бойни» в обиход вошли скорострельные пушки и пулеметы Максима. Оставалось только соединить все это. Неужели никому подобное не приходило в голову? Приходило. Но высокомудрые генералы, увенчанные славой минувших побед, раз за разом отвергали проекты бронированных машин «за ненадобностью».
Идеи Суинтона и Этьена тоже могли быть похоронены в архивных завалах или – в лучшем случае – вернуться на руки авторам с уничижительной резолюцией. Однако к этому моменту генералы и министры поняли, что в своих довоенных прогнозах, мягко говоря, ошибались – и готовы были уцепиться за любую возможность вырваться из кошмара «позиционного тупика». Так что оба проекта пришлись ко времени.
«Просто больной человек»
В 1913 году обер-лейтенант австрийской армии Бурштынь, два года обивавший пороги военного министерства с проектом своего «Моторгешютца», получил бумаги назад. Поверх пояснительной записки вместо резолюции было написано: «Этот человек сошел с ума». Но в данном случае история хотя бы сохранила имя изобретателя. А в Англии в это же время аналогичный «диагноз» получил на руки вместе со своим проектом оставшийся безымянным «водопроводчик из Ноттингема».
Часть вторая. На собственной шкуре
Сэр Эрнест Данлоп Суинтон, как и многие другие представители британской аристократии, связал свою жизнь с военной службой. Вероятно, в его жилах бурлила горячая кровь предков – среди них были такие личности, как шотландские короли Роберт I и Роберт II. Немалую роль сыграло и место рождения Суинтона – в индийском Бангалоре, «к востоку от Суэца», где престиж армейской службы был еще выше, чем в метрополии.
Неудивительно, что с блеском окончив Королевскую Военную академию в Вулвиче и став военным инженером, сэр Суинтон на протяжении почти 14 лет оказывался в самых «горячих» точках Британской Империи – Индии и Южной Африке. Именно во время англо-бурской войны, когда южноафриканские стрелки просто выкашивали английские пехотные цепи, ему впервые пришла в голову идея о подвижной бронированной огневой точке.
Тем более что пример был перед глазами. Для доставки припасов и переброски войск англичане в ту войну широко использовали «блиндированные», т.е. бронированные, паровозы и «локомобили» – этакие паровые трактора, тянувшие за собой несколько вагонеток с грузом.
Немного об англо-бурской войне
Кстати, лорд Китченер тоже оказался «в то же время в том же месте». В 1900–1902 годах он исполнял обязанности главнокомандующего английскими войсками в Южной Африке. В этот период Горацио Китченер, видимо, не был таким упертым ретроградом – свежие идеи приходили и в его голову. Когда до командующего дошло, что обычными способами полупартизанскую армию буров не одолеть, он согнал в окруженные колючей проволокой загоны женщин, детей и стариков, создав таким образом первые концентрационные лагеря. Именно постоянная угроза жизни родных, а не военные поражения, в конце концов вынудили южноафриканцев сложить оружие.
Южноафриканская кампания увенчала сэра Суинтона орденом «За заслуги», а приобретенный опыт лег в основу книги об инженерном обеспечении войск. К слову, этот труд довольно долгое время использовался в США как учебник.
Через пару лет Эрнест Суинтон уже в качестве наблюдателя был отправлен в штаб японской армии. Гремела русско-японская война. Обозревая груды солдатских тел перед позициями русской пулеметной батареи на поле битвы при Мукдене, англичанин осознал, что будущие сражения без бронированных боевых машин просто зайдут в тупик.
Однако сэр Суинтон не бегал, не суетился, не обивал пороги и не размахивал своим проектом перед носом армейского командования. После завершения русско-японской войны он вышел в отставку и занялся журналистикой. Почему? Да просто потому, что, как и многие британские аристократы, великолепно понимал слабости родной армии и страны. Главной из них была… излишняя самоуверенность. И традиционность. Чтобы люди типа лорда Китченера прислушались к чужому мнению, с них необходимо было для начала сбить спесь. Кроме того, как журналист Суинтон великолепно знал о «диагнозах» Бурштыня и «водопроводчика из Ноттингема» и, надо полагать, отнюдь не хотел того же для себя.
В 1914 году военный корреспондент Эрнест Суинтон снова оказался на передовой. Вместе с простыми «томми» – так называли английских солдат – он сидел в окопах под артобстрелами, ходил в атаки через «лунный ландшафт» и вжимался в землю под ливнем пулеметных очередей. А по возвращении в Англию в октябре 1914 года предложил военному министерству Великобритании создать «крейсер с гусеничным движителем на базе трактора».
Говорят, что во Франции Эрнест Суинтон стал свидетелем того, как гусеничный трактор американского изобретателя и промышленника Холта тянет через непролазную грязь орудие. Творение янки просто пленило сэра Эрнеста – именно эту машину он видел в качестве «шасси» для своего детища.
На этот раз идея пришлась ко двору. Ошеломленные огромными потерями и крушением всех представлений о войне генералы уже не называли изобретателя сумасшедшим.
Но не более того. В министерстве решили, что на постройку подобной машины понадобится несколько лет – а война к тому времени как-нибудь закончится.
Увы, штабные аналитики в очередной раз попали «пальцем в небо». К зиме 1914 года война окончательно превратилась в позиционную. Конца и края ей не было видно. Суинтон не сдавался. В январе 1915-го он вернулся на военную службу и – уже в качестве офицера и инженера – повторно предложил военному министерству свой проект. На этот раз генералы решили хотя бы поэкспериментировать с гусеничным трактором. Для него была построена полоса препятствий, имитирующая поле боя той войны – воронки, колючая проволока, траншеи и окопы. Естественно, сельскохозяйственная машина не смогла преодолеть этих препятствий – и доклад Суинтона в очередной раз отправили «под сукно».
Из докладной записки Эрнеста Суинтона
1. Крейсеры с гусеничным движителем или блиндированные форты могут быть использованы в большом количестве во время общей пехотной атаки на широком фронте или в отдельных боевых эпизодах.
2. Желательнее иметь большее количество небольших крейсеров, чем малое количество больших.
3. Броня крейсера должна быть непроницаемой для сосредоточенного огня винтовок и пулеметов, но не для огня артиллерии. Весь крейсер должен быть окован броней.
4. Тактическая задача крейсера — атака; в его вооружение должно входить орудие с меткостью до 1000 ярдов (914 м) и по крайней мере два пулемета Льюиса, из которых можно было бы стрелять через бойницы в стороны и назад.
5. Команда должна состоять из шести человек: два человека у орудия, по одному — у каждого пулемета Льюиса и два шофера.
6. Крейсер, снабженный гусеницами, должен обладать способностью переезжать через воронки, получившиеся от разрыва снарядов, до 12 футов (3,6 м) в диаметре, до 6 футов (1,8 м) глубины, с покатыми стенками; он должен переезжать через колючие проволочные заграждения значительной ширины и через неприятельские окопы с отвесными стенками до 4 футов (1,2 м) ширины.
7. Крейсер должен двигаться со скоростью не менее 2,5 миль в час (4 км/час) по пересеченной местности по крайней мере в течение 6 часов.
Часть третья. Сэр Суинтон и лорд Уинстон
Однако о проекте инженера Суинтона прослышал сэр Уинстон Черчилль. Уж ему-то – всесильному первому лорду адмиралтейства – никакой Китченер был не указ. В феврале 1915 года в подконтрольном министерстве лорд Черчилль создал Комитет сухопутных кораблей. Однако еще раньше, в январе того же года, сэр Уинстон написал премьер-министру лорду Асквиту о необходимости постройки «сухопутного броненосца». К письму прилагался эскизный проект огромной колесной боевой машины.
Идея была фантастична – «броненосец» должен был перемещаться по полю боя на трех 20-метровых колесах. Бронезащита и вооружение проектировались с флотским размахом – в трех башнях, защищенных восьмидесятимиллиметровой броней, размещалось 6 орудий и 12 пулеметов.
К счастью, англичане не решились воплотить это железное чудовище в металле – в окружении лорда Черчилля нашлись здравомыслящие люди. Тысячетонный монстр 14-метровой высоты стал бы прекрасной мишенью для вражеской артиллерии.
На смену «броненосцу» пришли «крейсера». При работе над ними за основу были взяты требования, сформулированные Эрнестом Суинтоном. Да и его самого в начале лета сэр Уинстон пригласил в состав комитета. 15 июня 1915 года, сломив яростное сопротивление Китченера, Черчилль добился создания Совместного комитета армии и флота по сухопутным кораблям. Официально его возглавлял генерал-лейтенант Скот-Монкриф, однако координатором всех работ по гусеничным боевым машинам выступал Эрнест Суинтон, срочно произведенный в полковники. Работа шла достаточно быстро. На шасси трехгусеничного трактора «Киллен-Страйт» взгромоздили корпус от броневика «Остин» и башню от бронеавтомобиля «Ланчестер». Машина оказалось перегружена. Нужно было искать другую. Суинтон настаивал на использовании шасси Холта, однако следующей «основой» стал гусеничный трактор «Буллок». На заводе фирмы «Уильям Фостер» в Линкольне начались работы. Именно тогда в дело вступили лейтенант флотского резерва Уолтер Гордон Вильсон и инженер фирмы Уильям Триттон. В дальнейшем именно дуэт Вильсон–Триттон повел все работы по разработке танков. Точнее, «сухопутных крейсеров». За каких-то сорок дней конструкторы спроектировали и построили новый «наземный корабль».
Работа велась в условиях небывалой секретности. Сотрудникам фирмы без особого разрешения запрещалось покидать ее территорию, за малейшим подозрением в «нелояльности» следовало немедленное увольнение. Однако основная угроза «гусеничному судну» исходила не от немецких шпионов, а из эмпирей «высокой политики».
И Суинтон, и Вильсон, и Триттон сразу ощутили потерю высокого покровителя. Теперь работы шли далеко не в режиме «наибольшего благоприятствования». Однако в ноябре 1916 года новый «Уильям Фостер» вышел на заводские испытания.
Несостоявшийся полет «Нетопыря»
Подобный проект попытались реализовать в России. Видимо, в окружении Николая II здравомыслящих людей не оказалось. Некто «капитан» Лебеденко предложил построить огромную железную «арбу» на 9-метровых колесах, способную преодолевать окопы, давить дома и в одну ночь обеспечить прорыв германского фронта. Правда, капитаном Лебеденко стал уже после того, как преподнес царю рабочую модель своей машины и получил ассигнования. «Царь-танк» был построен, однако первые же испытания окончились провалом. Машина намертво застряла в небольшой канаве. Больше о Лебеденко и его «Нетопыре» никто никогда не слышал.
А ведь в России были и другие конструкторы – Пороховщиков, Кегресс, Гулькевич. Они предлагали гораздо более реальные проекты. Но прерогатива, увы, была отдана тому, кто сумел заинтересовать царя красивой игрушкой.
Часть четвертая. Вилли большой и Вилли маленький
Бронированную машину построили с флотским размахом. На гусеничное шасси была установлена огромная коробка броневого корпуса, похожего на корабельный отсек. Достаточно сказать, что высота потолка в нем превышала 2 м – как будто кто-то собирался разгуливать по машине, не пригибаясь. Спереди нижняя часть корпуса выпирала вперед тупым клином. Кому-то из заводских острословов этот выступ напомнил массивную нижнюю челюсть лейтенанта Вильсона – с его легкой руки за «кораблем» закрепилось прозвище «Маленький Вилли». Хотя он был далеко не маленьким. Над коробкой корпуса должна была еще возвышаться орудийная башня, но к испытаниям ее установить не успели.
«Маленький Вилли» еле передвигался по полю – доставшаяся в наследство от трактора коробка передач не позволяла разогнать несуразную махину быстрее 3 км в час. Но самое главное – железный ящик на гусеницах не мог преодолевать «лунный ландшафт».
Мозговой штурм, предпринятый создателями «Вилли» в номере отеля «Уайт Хард» в Линкольне, закончился признанием тракторного шасси бесперспективным. Чуть ли не на салфетке Триттон набросал эскиз новой машины. Ее гусеницы целиком охватывали ромбовидный корпус, а артиллерия располагалась в бортовых выступах – спонсонах. Идею начали спешно воплощать в металле, по традиции назвав «Большой Вилли». Однако в ней ничего не напоминало лицо лейтенанта Вильсона, поэтому наряду с первым появилось и второе прозвище – «Королевская сороконожка».
В этой машине тоже хватало несуразностей. Для переключения передач необходимо было участие четырех человек, ни о какой плавности хода и речи не шло – ни рессор, ни иных амортизаторов не было. Двигатель располагался прямо в боевом отсеке и нещадно дымил, бензин подавался самотеком – когда машина резко наклоняла нос, мотор попросту глох. Но на испытаниях 30 января и 2 февраля 1916 года «Большой Вилли» преодолел и ров шириной два метра с лишним, и стенку высотой метр двадцать. Присутствующие при этом «высшие лица» Британии были впечатлены не только проходимостью машины, но и ее грозным видом и громким грохотом двигателя.
Однако лорд Китченер был неумолим. «Эта прелестная дорогая игрушка не поможет нам выиграть войну», – продолжал упорствовать военный министр. Но главнокомандующий английскими войсками во Франции генерал Дуглас Хэйг, видимо, слишком устал от огромных бессмысленных потерь. Он потребовал немедленно начать производство первых сорока «сухопутных крейсеров». Впоследствии этот заказ был увеличен до ста, а всего «королевских сороконожек» Мк-I построили полторы сотни.
Возможно, сэр Горацио Китченер и продолжал бы сопротивляться появлению в войсках «дорогих механических игрушек», но весной 1916 года ему стало немного не до того. Лорд готовился к поездке в Россию. 5 июня военный министр отплыл к союзникам на крейсере «Хемпшир». Буквально сразу судно налетело на мину, поставленную немецкой подводной лодкой. Вместе с кораблем на дно морское отправился и сам Китченер. Больше противиться созданию «сухопутных кораблей» было некому.
Корабли сухопутные и морские
Над лордом Черчиллем постепенно сгущались тучи. Спланированная и «протащенная» им через парламент Дарданнельская операция пошла прахом. Гордый «Роял Нэви» так и не смог прорваться через «бутылочное горлышко» Дарданелл в Черное море. Потери оказались колоссальными. Особенно унизительно было потерпеть поражение от каких-то турок. Поэтому в разгар работы над так полюбившемся ему «сухопутным крейсером» сэру Уинстону пришлось оставить свой пост в адмиралтействе и отправиться во Францию командовать пехотным полком.
Часть пятая. Триумф «королевской сороконожки»
Пока «королевские сороконожки» строились, сэр Эрнест Суинтон писал руководство по их применению. На страницах «Заметки об употреблении танков» он впервые сформулировал основные принципы применения нового типа войск – внезапность, массирование, взаимодействие с пехотой и артиллерией. А вскоре его назначили командовать «сухопутными кораблями». В марте 1916 года в Лондоне было сформировано первое подразделение новых войск, из соображений секретности названное «отделение бронеавтомобилей службы моторизованных пулеметов». Пока на полигоне со звучным названием «Сибирь» Суинтон тренировал будущих танкистов, структуру подразделения несколько раз меняли. Одновременно работала и английская бюрократическая машина. Появление нового рода войск сулило не только перелом ситуации на фронте, но и формирование новых отделов и комитетов, должностей и рабочих мест. В результате только всевозможных учреждений, ведающих производством, поставкой и снабжением «королевских сороконожек» было создано аж три штуки.
И наконец свершилось! 15 сентября 1916 года детища Эрнеста Суинтона приняли свой первый бой.
Изменение ландшафта посредством лопаты
Реальность внесла некоторые коррективы в «докладную записку» Суинтона. Если в начале войны ширина траншеи не превышала метра с небольшим – только чтобы могли разойтись двое, то к концу 1915 года она выросла до 2 м с лишним – окопы расширялись после артобстрелов, углублялись для защиты от снарядов и местами становились многоярусными.
Однако «сухопутные корабли» Суинтона так и не достигли того, на что рассчитывало английское командование. Из 49 выделенных для операции танков до позиций врага добралось только 18. Остальные попросту сломались. Между полковником Суинтоном и генералом Дугласом Хейгом произошел неприятный разговор о дальнейшем использовании «сухопутных кораблей». Сэр Эрнест настаивал на том, что их следует применять только массировано, сэр Дуглас собирался разделить танки на небольшие группы для поддержки пехоты. В конце концов Хэйгу надоело что-то доказывать своему подчиненному и он просто отстранил Суинтона от командования.
«Танкобоязнь»
Эффект применения танков на Сомме был, скорее, психологическим. Когда из тумана и порохового дыма на немецких солдат с грохотом и лязгом покатились невиданные машины, тех обуял ужас. Неуязвимые для винтовочного и пулеметного огня монстры разогнали немцев одним своим видом. В тот день англичане смогли прорвать оборону противника и продвинуться на целых 5 км вглубь вражеских позиций, потеряв при этом в двадцать раз меньше людей, чем обычно. На протяжении еще нескольких месяцев немцы кидались наутек, только завидев приближающие танки.
Раздосадованный полковник снова оказался не у дел. В последующие годы он прозябал на разных тыловых должностях и преподавал военную историю в Оксфордском университете. Только в 1934 году Суинтон опять стал командиром королевского танкового корпуса. Полковник возглавлял его практически до начала Второй мировой войны – до 1938 года, когда снова – и уже окончательно – вышел в отставку по возрасту.
«Самцы», «самки» и «танки»
Первоначально «сороконожки» были «двуполыми». Вооруженные парой пушек машины назывались «самцами», а пулеметные – «самками». Однако «дамы» оказались слабо пригодны для боев. Впоследствии на фронт отправляли только «мужчин». Что касается слова «танк», то им впервые назвали «сухопутные корабли» в феврале 1916 года – из соображений секретности. По документам они проходили как «полевые танки для питьевой воды по заказу России», а на стальных корпусах мелом писали по-русски «Осторожно, Петроградъ». В России «танк» сначала перевели как «лохань». Только в годы Гражданской войны, когда русские наконец увидели эти самые «лохани», в обиход вошло слово «танк».
Часть шестая. По ту сторону Ла-Манша
Тем временем по ту сторону пролива, на континенте, «пробивал» свои идеи французский «отец танков» Жан-Батист Эжен Этьен, полковник французской армии и начальник штаба двадцать второго артиллерийского полка.
Еще до начала войны полковник Этьен был известен во Франции как знаток артиллерии и ярый поклонник механизации армии. Он родился в 1860 году, с блеском окончил Высшую политехническую школу и Военную академию в Фонтенбло. К 1907 году Этьен уже прославился в армейских кругах, написав несколько работ по боевому применению артиллерии, и стал директором артиллерийской школы в Гренобле. Одновременно Жан-Батист серьезно интересовался авиацией и во многом благодаря его поддержке этот род войск смог войти в состав французской армии.
В отличие от Суинтона, полковник Этьен до войны не вынашивал никаких идей «сухопутных кораблей», однако столкнувшись с проблемой «позиционного тупика», пришел к аналогичным выводам. Первого декабря 1915 года, когда в Англии уже вовсю велись работы над «Маленьким Вилли», полковник обратился к главнокомандующему французской армией генералу Жоффру. Он предложил план создания боевой машины, названной, как и у английских коллег, «сухопутным броненосцем». Примечательно, что в качестве основы «броненосца» он, подобно Суинтону, предлагал использовать шасси гусеничного трактора Холта. Жоффр идею оценил, и уже в конце этого же месяца начались работы по созданию первых танков.
Наверное, французам повезло – у них не было своего лорда Китченера. До высшего командования Этьен смог «достучаться» всего с третьей попытки, а на решение всех вопросов французам понадобилось двенадцать дней. Генерал Жоффр поступил в строгом соответствии с армейским принципом «инициатива наказуема исполнением» и предоставил полковнику Этьену полную свободу действий. Жан-Батист должен был сам отправиться в Париж и ходатайствовать о поддержке своего проекта у властей, в первую очередь в министерстве обороны. Он сам подыскал предприятие, способное выпускать новую технику и заключил с ним предварительное соглашение. Этьен проявил чудеса изобретательности и изворотливости, проделав все вышеперечисленное менее чем за неделю. Уже в середине месяца он встретился с Луи Рено – хозяином одноименной фирмы – и поставил вопрос ребром: не хочет ли он заняться выпуском «сухопутных броненосцев»?
Однако на этом «везение» полковника закончилось. Рено отказался, сославшись на загруженность его фирмы военными заказами и отсутствие опыта в конструировании гусеничной техники. В отчаянии Этьен вынужден был прибегнуть к «запасному варианту». Главный конструктор концерна «Шнейдер-Крезо» Э. Брийе оказался сговорчивее. Его фирма имела уже опыт производства гусеничных тракторов и не прочь была урвать еще один военный заказ. Уже 22 декабря Брийе подготовил проект новой машины, и рабочие концерна начали воплощать его в металле. Генерал Жоффр требовал у правительства немедленно передать «Шнейдер-Крезо» заказ на постройку четырех сотен «сухопутных броненосцев».
Казалось бы, работа пошла. Французы проявили в новом для себя деле неслыханную оперативность и доказали, что могут решать вопросы быстрее друзей-соперников из Туманного Альбиона. Однако в январе Этьен столкнулся с явлением, неоднократно губившим на его родине самые смелые начинания. Имя ему было бюрократический аппарат. Проект Брийе «тонул» в бесконечных согласованиях, проверках и вообще готов был застрять в бумажных завалах Военного министерства. Ларчик открывался просто. Группа чиновников из секретариата артиллерии и управления автомобильной службы, «прикормленная» «Обществом сталелитейных и железноделательных заводов» города Сен-Шамон, стремилась передать ему выгодный контракт и всячески тормозила сделку с концерном «Шнейдер-Крезо». Волокита продолжалась до апреля 1916 года. В конце концов заказ поделили между двумя конкурирующими фирмами. В результате вместо одного танка французы получили два. Но в данном случае до перехода количества в качество было далеко.
Спешка потребна только при ловле блох
Конструкторы обеих конкурирующих фирм пошли по пути, отвергнутому англичанами. А именно – взгромоздили на тракторное шасси бронированные ящики, втиснули туда двигатель, пушку и все остальное. Танк «Общества сталелитейных заводов», названный «Сент-Шамоном», вообще походил на железнодорожный вагон. Корпус, нависающий над гусеницами спереди и сзади, ограничивал проходимость, а непродуманное размещение пушек – у одного почти неподвижно в носу, а у второго по правому борту – сводило боевую ценность французских бронированных машин почти к нулю.
Этьену впору было хвататься за голову. Несуразность первых французских танков усугублялась полным отсутствием какой-либо подготовки у их экипажей. Уж больно торопились его соотечественники. Уже через год, в апреле 1917 года «штурмовая артиллерия», как из соображений секретности называли французские танки, была брошена в бой. Однако второй Соммы не вышло. Этьен, получивший к тому времени звание бригадного генерала, изо всех сил старался «притормозить» английских союзников, чтобы применить новую технику одновременно на разных участках фронта. Но те не утерпели и бросили «королевских сороконожек» в бой почти на полгода раньше. Естественно, за это время «танкобоязнь» у немцев прошла, и они устроили подопечным Этьена «теплую» встречу. Постоянно застревающие на поле боя французские машины стали отличной мишенью для артиллерии.
Новоявленный бригадный генерал еще летом 1916 года понял, что воевать на несуразных «Сен-Шамонах» и «Шнейдерах» невозможно, и снова пошел «на поклон» к Луи Рено. На этот раз тот встретил Этьена более благосклонно и согласился начать разработку новой машины в том случае, если правительство гарантирует заказ на 150 штук. 20 декабря 1916 года он лично представил детище «Рено» на испытаниях.
Какие там 150 штук! Несмотря на некоторые недостатки нового танка, он на голову опережал предшественников. «Бронированный футляр для мотора и двух человек» превосходил их в скорости, стоил дешевле, а его пушка располагалась в башне. Луи Рено и Жан Батист Этьен создали эталон танка, и все последующие боевые машины вели – и ведут – свою родословную именно от него.
Заказ был мгновенно утвержден, а в апреле, когда «штурмовая артиллерия» показала свою полную несостоятельность на поле боя, его увеличили до 1000 машин. Генерал Этьен наконец-то получил подходящий инструмент для реализации своих замыслов и за следующий год показал, что умеет пользоваться им очень неплохо. 2 августа 1918 года Жан Батист Этьен стал командором Ордена Почетного Легиона. «Генерал исключительного образования и ценности, который плодотворностью своих идей, задором и верой, с которой он эти идеи защищает, внес наибольший вклад в общее дело», – сказал о нем маршал Петен.
До 1922 года Этьен бессменно руководил своим детищем – только возраст вынудил его уйти с поста командующего «штурмовой артиллерией». Однако до самой смерти в 1932 году отставной генерал курировал разработку новых французских танков. Правда, и он, и высшее военное руководство Республики, ослепленное своими победами, не смогли правильно оценить перспективы развития этого нового рода войск. В 1940 году наследники «штурмовой артиллерии», французские танковые войска, были разгромлены немцами, несмотря на количественное и качественное превосходство. Но генерал Жан-Батист Эжен Этьен этого уже не увидел.
