Сны о Тибете
«Будда и бабочка смотрят друг на друга.
Бабочка снится Будде?
Или Будда снится бабочке?»
Дзен-буддистский коан
Сон первый – Катманду
Сутки дороги, из которых 15 часов заняло ожидание стыковки рейсов в аэропорту Абу-Даби, – и, как в научно-фантастическом фильме про путешествия по просторам Вселенной, вы вываливаетесь на улицы Катманду. Ласковое тепло южной ночи и гам претендующих помочь с багажом окутывают и несут к автостоянке.
Город похож на муравейник. В венах его улиц бьется жизнь. Люди спешат по делам, едят, молятся, спорят, смеются… Дети, собаки, туристы – недавно приехавшие, с удивленно-возбужденными глазами, в еще европейской одежде, бритые и причесанные; и те, кто тут уже давно. Таких видно сразу. Снуют со своими колясками рикши и продавцы еды, врубаются в толпу такси, иногда тяжело проползает автобус. Все это кричит, поет, сигналит, напоминая вот этому, который лезет под колеса, и тому, который не уступает, и еще вот этому, который пытается повернуть, о своем присутствии. И, о чудо – машины разъезжаются, никого не сбив, люди расходятся с улыбкой, не утратив внутреннего баланса, собаки мирно продолжают свою трапезу, а дети – возню. Запах жары и специй, цветов, человеческого пота, благовоний и отбросов…
– Намастэ! – дают тебе первый урок приветствия. И, принимая струящееся из глаз спокойствие, удивительное для царящего здесь хаоса, ты отвечаешь: «Намастэ!» Продавцы в лавках не складывают ладони рук и не склоняют головы, как это делают в храмах и горах. Казалось бы, простой молитвенный жест – ладони сложены, голова чуть склонена. «Намастэ» означает «Бог, пребывающий во мне, приветствует Бога в тебе». Жест, достигающий всякого, уравнивающий короля и простолюдина, Бога и человека…
Катманду просыпается рано. В 6–7 утра уже открываются лавки, дети спешат в школу, готовится еда, стирается белье… Для желающих поснимать – лучшее время. Тем более что непальцам нравится фотографироваться. И взрослые, и дети с удовольствием позируют, терпеливо ожидая, пока подкрутятся все настройки фотоаппарата, а увидев себя на экране – смеются, тычут пальцами, вновь отбегают для следующего снимка. Некоторые просят за это денег. Иные, наоборот, от них отказываются… Так, неспешно гуляя, есть все шансы до жары и столпотворения добраться до Храма Обезьян.
К храму ведет бесконечно длинная каменная лестница. Колонны старых деревьев, спутанные гирлянды лиан, по которым скачут юркие макаки, несущиеся сверху песнопения и аромат благовоний… Все это создает иллюзию детской сказки про Маугли. Там, наверху, под пристальными взглядами обезьян одни молятся, другие просто сидят, кто-то играет на музыкальных инструментах и поет мантры, или даже делает утреннюю зарядку… У ног – город, над головой – купол из улетающих в небо гирлянд с молитвами – красных, синих, желтых, больших и маленьких, новых и полуистлевших. Атмосфера светла и празднична. Хорошо просто быть здесь, позволяя покою растекаться по всему телу, думать о чем-то своем или не думать вовсе. В Катманду будут и другие достопримечательности – храм Пашупатинат и Кумари – резиденция живой Богини-Девственницы. Особо впечатлительных поразит река Багмати – на одном ее берегу сжигают мертвых, а на другом – празднуют свадьбы. Но Храм Обезьян останется в памяти надолго.
Шоппинг в Катманду – отдельное удовольствие. Счастливы все – девушки надолго зависают в лавках с украшениями и колоритной, всех цветов радуги, одеждой; парни скупают спортивные вещи. Непальцы торгуются совсем не так, как арабы или турки. Буддизм сказывается. Никто не хватает за руки и не лезет с предложениями дружбы на всю жизнь. Зато, если попал «на волну» продавца, спокойно и с улыбкой раза в два цену сбить можно. У суетных и активных торговаться получается хуже всего.
Сон второй. Переходный
Прекрасный автобус с сиденьями, рассчитанными на невысоких непальцев, и нуждающейся в замене подвеской за пять часов доставит вас на границу с Тибетом. На память от поездки останутся синяки на коленках. Но ехать интересно. Чем выше поднимаешься в горы, тем прекраснее пейзажи. Зеленые долины, горные ущелья, возделанные склоны, водопады…
И вот вы на месте. Один из вопросов, волнующих туристов – здешняя кухня. С того момента, как вы попадаете в Тибет, о привычной еде лучше забыть. Лепешка, отварное яйцо и жасминовый чай – именно так, по мнению тибетцев, выглядит европейский завтрак. Сами с утра они едят тсампу. Готовится это блюдо из ячменной муки, ячьего масла и чая или ячменного пива. В результате получается нечто вроде теста. Вы не найдете там ни мяса, ни рыбы, ни сыра… И сначала будете воротить нос от многих блюд – но только до поры. Далее, изрядно потеряв в весе и постепенно адаптировавшись к местной кухне, организм будет стремительно восполнять потери и есть, есть, есть…
Уже на следующее после пересечения границы утро пейзаж за окном джипа начинает стремительно меняться. Дуб сменяет сосну, появляются кусты, а потом и целые деревья рододендронов, но и они вскоре полностью замещаются низкорослыми бамбуковыми зарослями. И вот к полудню лишь редкие пучки травы и лишаи на камнях радуют глаз цветными пятнами… Дорога в бесконечность гор.
Сон о монастыре
Невозможно рассказать о Тибете, не затронув религиозного вопроса. Буддизм – основа всего, что здесь происходит на протяжении вот уже более тысячи лет. Существует легенда, что первые семена этой религии попали в Тибет с Неба. Однажды царь Лхатхотхори (2 век н.э.) прогуливался по крыше своего храма. Вдруг прямо ему на голову упала шкатулка со священными текстами и драгоценными реликвиями Будды. Правда, никакого вреда не причинила, но и пользы не принесла – в те времена никто в Тибете еще не умел читать. Соперничая и постепенно сливаясь с более ранней духовной практикой Бон, буддизм становится государственной религией Тибета в VII веке нашей эры при царе Сронцзен Гампо. А уже в VIII веке строится Самье – первый буддийский монастырь.
Расположенный в долине на северном берегу реки Брахмапутры, защищенный со всех сторон горами, Самье построен в форме мандалы – буддистского сакрального символа. Особенно хорошо это видно с вершины ближайшего холма. В центре монастыря находятся самое впечатляющее здание – Утце, и столб, являющийся по местным представлениям центром Вселенной. Севернее – храм Луны, южнее – храм Солнца. Самье окружен четырьмя большими ступами – красной, черной, зеленой и белой. Следующее за ними кольцо сооружений – 12 капелл. Четыре основных символизируют континенты, восемь второстепенных – субконтиненты. Когда-то архитектурный комплекс Самье включал 108 зданий. Это число считается в Тибете священным.
Храм, уставленный великолепными статуями, хранит в себе многочисленные реликвии. Главной деятельностью монастыря была работа по переводу сочинений по буддизму с санскрита на тибетский язык. Впечатляют книжные стеллажи, от пола до потолка заставленные свитками. Сколько им лет – страшно даже представить.
Ключевым понятием буддизма является смерть. Для буддистов пребывание в этом мире, в этом теле – вынужденная остановка, своего рода перевалочный пункт. Самое главное начинается после высвобождения из навязанной, сковывающей оболочки. А потому к жизни, ее обустройству, комфортности отношение у них более чем легкое. Глядя на застывшие на горизонте восьмитысячники, на идеальные, разлитые акварелью бирюзы озера, низко-низко, на грани падения, висящее над головой небо, понимаешь и принимаешь это состояние временности и бренности мира, летящего в неведомое будущее.
Сон о прогрессе. Лхаса
Важной остановкой по дороге к Кайласу является столица Тибета – Лхаса. Высотки из стекла и бетона на въезде, трендовые магазины и супермаркеты, легковые автомобили, и даже легкий намек на пробку. Пожалуй, за последние 20 лет Лхаса изменилась сильнее, чем за предыдущее тысячелетие. Прошлое этого города живо только в Тибетском квартале, недалеко от рынка, среди рикш, мелких лавочек с украшениями и фруктами, и «ползущих» кору людей.
Для справки: кора – ритуальный обход святыни по часовой стрелке. Увидеть идущих кору паломников вокруг ступы, монастырей, священной горы либо озера в Тибете можно повсюду. Местные, как правило, кору «проползают», меряя путь поклонения собственным телом. В этом случае каждый следующий шаг делается на длину вытянутых рук. Ритуал называется «простирание» – человек склоняется до земли, а затем во весь рост ложится на землю – и так без конца.
Уже с утра перед храмом – десятки людей, совершающих простирание. Губы шепчут молитвы, взгляды обращены вовнутрь себя. Складывается ощущение, что для них ничего в этот момент не существует. Нет тебя, нет этого города, нет отполированного телами пола. Нет всей этой мишуры, сквозь которую так сложно продраться к Богу. Нет ничего… потому что все – сон.
Чтоб не сбивать руки в кровь, простирающиеся надевают на ладони специальные дощечки. Они стучат по полу, отбивая чечетку человеческого смирения, прощения и принятия. Шуршат и скрипуче жалуются потревоженные чьей-то рукой барабаны. Одни «крутят» их медленно и внимательно, по одному. Другие – мимоходом и все сразу. А кто-то просто идет рядом, вбирая в себя закрученную энергию. Курятся благовония, поются мантры. Ом-мани-падме-хуммммммм! – вязкий ритм фразы надолго становится частью пульса.
Главная достопримечательность города – Потала, резиденция Далай-Ламы. Дворец без правителя, дом без хозяина… А в общем – приманка для туристов. Все пространство перед зданием превращено в площадь в стиле Тяньаньмень в Пекине. Все чистенько, бездушно и с почетным караулом у памятника революции. На входе во дворец проверяют сумки, просят паспорт. Запомнились стены и прекрасная лестница из белого камня, уводящая наверх. Внутри – бесчисленное число комнатушек, когда-то принадлежавших былым правителям и закрепленных за ними посмертно. Ароматы благовоний, гуляющие из комнаты в комнату, расписные стены и потолки, высокие стеллажи с книгами, резные двери и ставни, золоченые статуи Будды, украшенные бирюзой всевозможных оттенков. И среди всего этого великолепия организованным маршем проходят группы китайских, японских, русских туристов.
Цивилизация принесла в Тибет комфорт – множество мелких бытовых изобретений, без которых европеец уже и не мыслит себя. Ну, как это – нет туалетной бумаги или влажных салфеток, или солнцезащитного крема, или кондиционера? Или дорога взяла и закончилась?! Китайцы отлично знают, что европейцы этого не понимают. И строят дорогу. И благоустраивают по своему разумению городки, и создают по китайскому образу и подобию инфраструктуру. Сохраняющие свой традиционный облик тибетцы, идущие по улицам родного города, выглядят нелепо на фоне этого псевдовеликолепия.
…Десяток-другой километров от Лхасы по горной ленте дороги – и цивилизация, а вместе с ней и хорошая дорога, закончились. Началась стройка, ведущаяся с поистине имперским размахом. Работающие на ней черные от песка и солнца тибетцы приветливо машут руками проносящимся мимо джипам и, как дети, радуются сидящим в них людям из другой жизни – без этого ветра и палящего солнца, песка, не дающего дышать, и тяжелой работы.
Дальнейший путь к Кайласу сливается в один длинный сон – цепочки гор на горизонте, быстрые реки с чистой водой. И словно вырастающие из-под земли деревни – с десяток домов, расписанных национальными узорами, магазин, пара странного вида сувенирных лавок, кафе с однообразным меню из риса, лапши, яиц и жасминового чая и везде – неизменные, выгоревшие на солнце, обесцвеченные песком и истрепанные ветром, но все так же стремительно рвущиеся в небо флажки с молитвами. Чумазые дети мал мала меньше при виде туристов протягивают руку и заводят бесконечную пластинку из «Халё мани». Они вряд ли понимают, что говорят, но твердо знают – после этого белые люди дадут им деньги или конфеты. Женщины с малышами на руках просто стоят у машины и в упор смотрят, пока опять же не дашь денег. А песок заметает следы, слепит глаза, забивается в рот и нос. И кажется, если здешний народ перестанет суетиться и двигаться, за пару месяцев песок и ветер полностью сотрут следы его пребывания. Так живут вместе люди и горы. Временность и Вечность.
Сон о живой и мертвой воде
У тибетцев существует обряд очищения – он предшествует коре вокруг Кайласа – купание в мертвой и живой воде. Так, после нескольких дней тряски в джипе по пустыне в состоянии между сном и явью, мы оказываемся на озере Мансаровар. Вода в нем считается живой, а место – чуть ли не столь же священным, как и сама гора Кайлас. По легенде, здесь купалась Майя, мать Будды, перед тем как родить своего сына. В нескольких километрах от водоема находится озеро Ракшас-Тал – его вода считается мертвой. Жить можно прямо на берегу Мансаровара в небольшом, но достаточно чистом и уютном гестхаусе. Выходишь утром из уюта дома на свет Божий – и прямо перед собой видишь лежащее в обрамлении увенчанных снежными шапками гор озеро. А в его бирюзе купаются облака, смеется солнце, криком рассекают небо чайки, бегают вдоль берега собаки… Смотришь и думаешь – так не бывает!
Как правило, европейцы не совершают омовения в озерах. Холодно, ветрено, далеко идти – дорога от одного озера до другого и обратно занимает порядка 2 часов, не очень удачный вход в воду. А если вдруг захотелось искупнуться, то подъезжают туда на джипах и быстренько, не особо задумываясь зачем, окунаются в воду. Совершающие процедуру омовения со смыслом, верящие и отдающие себя целиком – встречаются редко. Такие вызывают у местного населения неподдельный интерес и понимание.
Вообще, тибетцы – как дети. Очень открыты и искренни, стараются помочь во всем по мере сил. Удивительно, насколько больше человечности и внимания в отношениях людей здесь, на высоте в несколько тысяч метров, в стране с суровым климатом и этими будто застывшими навек декорациями пейзажей – нежели в больших городах.
Сон о дороге. Кора
Дорогого стоит – оказаться у Кайласа в день крупнейшего буддистского праздника просветления Будды – Сага Дава. Уже с утра к подножию горы тоненькими разноцветными ручейками стекается народ. Идут из Лхасы, из городов поменьше, из сотен маленьких и больших горных поселков. Смуглые, широкоскулые, улыбчивые, одетые в яркие национальные костюмы. В глазах – радостное ожидание. Прежде чем найти свое место на травке, откуда будет видно происходящее, они покупают и вешают гирлянды с молитвами. Целый год их будут мыть дожди, и трепать ветер, на них будет оседать крупинками снег, увидят тысячи глаз пришедших к святыне людей – а молитвы будут звучать, звучать, звучать…
Собственно, вся программа праздника сводится к поднятию огромного флагштока. Затем вокруг Кайласа, напевая мантры, идут кору монахи в пурпурных одеждах – а вместе с ними все желающие. На этом праздник заканчивается. Группами и по одному, пешком и на лошадях уходят на кору паломники. Пустеет еще не так давно гудевшая и дышавшая, словно улей, долина.
Технически, кора вокруг Кайласа – 53 км. 3 дня пути по узкой извилистой дороге. Первый этап – до Монастыря Дира-Пук (20 км, подъем на 200 м), второй – до монастыря Зутул-Пук (18 км, подъем на 550 м, спуск на 600 м). Третий этап – назад, в городок Дарчен, маленький и непрезентабельный. До него 14 км, спуск на 150 м – путь занимает 4–5 часов. Это самый легкий и красивый день – подарок уставшим путникам.
Считается, что под горой Кайлас скрывается город Богов – священная Шамбала. Там в чистом виде сохраняется человеческий генофонд – «спят» в состоянии соматти мудрейшие представители древних рас – лемурийцы, атланты, арийцы. Говорят, что жители Шамбалы могут видеть и анализировать мысли. На Востоке гору Кайлас считают самой великой святыней мира. Не самая высокая в мире, гора до сих пор остается непокоренной. Согласно древним трактатам, она держит на себе только богов. Всех остальных – с сильной волей и ослиным упрямством, с отличной физической подготовкой и даже «о-го-го каким опытом» – сбрасывает. Все, кто, возомнив себя неприкасаемым и презрев запреты, совершал попытку покорить Кайлас, либо погиб на пути к вершине, либо вернулся, не достигнув цели – но изменившись. Интернет полон рассказов о сломленной на подступах к вершине воле, о пропавших экспедициях, о странных совпадениях и видениях. Поневоле проникаясь необычностью места, к нему идут с самым главным, с наболевшим и неразрешенным. Идут не покорять, не доказывать и не просить – с одной лишь внутренней уверенностью, что Кайлас услышит.
Одним идти легко, другим – до потери сознания трудно. Катастрофически не хватает кислорода. Каждые десять шагов приходится останавливаться, чтобы подышать и успокоить готовое выскочить из груди сердце. Самое сложное – удержать ритм: шаг – вдох, два шага – выдох, тогда идти легче. Высшая точка коры – перевал Долма Ла. Сюда приходят те, кто хочет начать новую жизнь.
Кто-то шагает налегке, с фотоаппаратом, кто-то – с треккинговыми палками, облегчающими ходьбу по горам. Одни погружены в свои мысли и молитвы, другие – заняты разговорами. Организованно едут верхом группы японских туристов в желтых касках и индусов – в одинаково серых пуховиках. Караваны яков несут в гору тяжелую поклажу. Рядом – «ползущие» кору тибетцы, темные от усталости и пыли, но с горящими и живыми глазами, собаки, сосредоточенно бегущие за чем-то своим; огромные вороны, как духи, кружащие в небе. Все это движется по часовой стрелке вокруг самой таинственной из гор. И у каждого – свои мысли, мечты, цели, у каждого здесь – своя дорога…
Путь домой – разрезанная на кадры кинолента из гор, городов, расставаний и встреч, молчаний и откровений. Последние судорожные покупки, последние попытки положить в архив воспоминаний цвета и запахи, лица и улыбки… Это волнительно, страшновато, грустно, интересно – возвращаться новыми в прежнюю жизнь. Хотя она никогда не будет прежней. Река поменяла свое направление.
