Большинство людей живет модой, а не разумом.
Георг Кристоф Лихтенберг
Мода, как известно, барышня капризная. То, что считалось шиком вчера, завтра будет сдано в архив и благополучно забыто до следующего витка. И чтобы шагать в ногу, иногда нужно чем-то жертвовать. Но одно дело – каждый месяц, скажем, менять цвет волос, и совсем другое – костьми лечь на алтарь моды. А такое, в буквальном смысле, случалось, и не единожды. Чаще всего по незнанию, но бывало, что и осознавая риск, модники прошлого в погоне за красотой вредили не только себе, но и своим близким. Впрочем, быть до смерти красивым – что может быть лучше?
В шелках да огнях
Редкая девочка не мечтает о пышном платье а-ля Золушка, редкая невеста не примеряет перед свадьбой наряд, объемом юбок напоминающий пирожное со взбитыми сливками или распустившийся цветок. Такой сказочный силуэт был особенно популярен в середине позапрошлого века, а изнутри всю конструкцию поддерживал кринолин – сначала так называли широкую нижнюю юбку из жесткой ткани, позже – юбку на металлических, деревянных обручах или китовом усе. Также в быту кринолином иногда именуют и само пышное платье, надеваемое поверх нижних юбок. Обилие ткани, уходящей на такой наряд (а диаметр кринолина доходил до 180 см), свидетельствовало о некоторой обеспеченности красавицы. К тому же широкие платья помогали блюсти нравственность и достоинство: привлечь понравившуюся даму в свои объятия мужчина мог с большим трудом. Конечно, ходить и сидеть в таких платьях было не очень удобно, равно как и ездить в экипаже. Ухищрений требовала и перевозка кринолина. Кроме того, юбки могли запутаться в колесах проезжающих мимо повозок, а в ветреную погоду осложняли передвижение по улице. Но самым опасным для носительниц кринолинов стал… огонь! Бесконечные юбки часто шили из тонких легко воспламеняющихся материалов – и любая искра могла стать причиной трагедии. «Кринолиновые пожары» были нередким явлением в 1850 – 70-х. Сидеть у камина, гулять по улице, усыпанной тлеющими окурками, ходить по дому, полному свечей, следовало очень осторожно. Воздушные платья сгорали прямо на владелицах, которые либо оставались изуродованными, либо умирали от ожогов. Так, из-за опрокинувшейся на юбку свечи трагически погибла вторая жена американского поэта Генри Лонгфелло: муслин и шелк оплавлялись прямо на теле несчастной Фанни, не оставляя ей ни шанса. Не менее ужасный случай произошел с молодой английской балериной Кларой Уэбстер: исполняя роль Зелики в балете «Восстание в Гареме» Лабара, она слишком близко подошла к газовым факелам, освещавшим сцену. Пламя немедленно охватило платье Клары. Спасти балерину не удалось: спустя три дня, не дожив недели до 23-летия, девушка скончалась. Часто при попытках освободить женщин из огненной ловушки страдали и их родные и слуги. А в 1863 году на пожаре в церкви города Сантьяго (Чили) погибло множество прихожан: из-за широких юбок дам, сбившихся в проходах, люди просто не смогли выбраться наружу.
Справедливости ради стоит отметить единственный случай, когда кринолин не погубил свою хозяйку, а спас ей жизнь. В 1885 году молодая бристольская буфетчица Сара Энн Хенли после ссоры с любимым решила свести счеты с жизнью, прыгнув с 75-метрового Клифтонского моста. Но, как утверждают свидетели, воздушные потоки, попавшие под кринолин, притормозили свободное падение, в результате чего несчастная влюбленная не ушла камнем под воду, а приземлилась на илистый берег реки. Случай этот стал городской легендой, Сара Энн дожила до 85 лет, а Уильям Хиселл воспел необычное происшествие в серенаде «Самый первый спуск на парашюте в Бристоле».
Не смертельным, но весьма травмоопаснымэлементом дамского костюма были чопины – обувь, модная в XV – XVII веках. Прародители туфелек на каблуке, чопины имели высокую, около полуметра, платформу и не только добавляли хозяйке роста, но и оберегали подол одежды от грязи на улицах. Кроме того, обувь эта считалась показателем статуса, что, конечно, не делало ее удобнее – слугам часто приходилось поддерживать свою госпожу, чтобы та не оступилась и не упала.
Все стало вокруг изумрудно-зеленым
Сегодня обилие оттенков в одежде и интерьере – явление настолько естественное, что представить, как пару столетий назад кто-то мог «изобрести модный цвет», тяжело. Однако и такое случалось. Так, шведский химик-фармацевт Карл Шееле в 1770-х открыл миру чудесный краситель – и началось повальное увлечение всеми оттенками зеленого. Неизбалованные разнообразием ярких, насыщенных и стойких цветов портные, производители предметов интерьера и модники были безмерно счастливы. Да и зеленый, как известно, благотворно влияет на психику, приятен для глаза и является символом жизни. Тем ироничнее, что для поклонников этого новомодного красителя, а иногда и для их окружения яркий цвет являлся прямой дорогой в могилу. Дело в том, что «Зелень Шееле» – не что иное, как смесь медного купороса и белого мышьяка. Конечно, у современного потребителя, прочитай он на бирке брюк такую формулу, волосы встали бы дыбом, но два столетия назад никто еще не понял, насколько вреден мышьяк, и поклонники шведского пигмента жили спокойно и счастливо, хоть и недолго.
Впрочем, позволить себе щеголять яркими нарядами могли в основном зажиточные люди. Но уж они красовались от души. Изумрудные платья, яркие шляпки, венки с сочными искусственными цветами – вся эта «зелень», находясь в долгом контакте с кожей, приводила к раздражению, высыпаниям, образованию струпьев, головным болям, проблемам с пищеварением, даже к раку. Казалось бы, дома ядовитый костюм можно было снять и на некоторое время остаться в безопасности. Но не тут-то было! Открытие Шееле настолько вошло в моду, что пигмент стали использовать повсюду: в производстве детских игрушек и церковной утвари, для украшения блюд и даже в домашней выпечке! Особым шиком считалось выкрасить «зеленью» стены дома изнутри или оклеить жилище изумрудного цвета обоями. Так что апартаменты, по сути, становились камерой смерти замедленного действия. По некоторым данным, в конце XIX века до 80% стен английских домов вместе с затхлым чесночным запахом источали нешуточную опасность. Именно это породило культ смены климата: считалось модным и жутко полезным уехать из сырой Англии куда-нибудь на теплый солнечный курорт, где – вдали от холодных туманов и зеленых обоев – щеки несчастных больных действительно розовели, легкие наполнялись чистым воздухом и здоровье хоть немного поправлялось.
Сегодня ядовитый изумрудный пигмент, конечно же, не используется. Но до момента, когда ученые выяснили всю опасность мышьяковых красителей, «Зелень Шееле» и ее производные успели сгубить немало жизней.
Мужчины страдали от неудобной и опасной одежды гораздо меньше, чем дамы, но и их подстерегали неприятные сюрпризы. Одним из них стало ношение тугих накрахмаленных воротничков. Они заставляли держать голову приподнятой, что обеспечивало отличную осанку. Да и с практической точки зрения съемный воротничок – находка для тех, кто экономил на стирке сорочек или попросту ленился менять одежду. Но в неформальной обстановке эта удобная, но жесткая деталь могла сыграть злую шутку. После тяжелого дня джентльмен шел в клуб, дабы пропустить пару стаканчиков, и мог задремать в тепле у камина, склонив голову на грудь. А тугой воротничок при этом перекрывал сонную артерию и медленно, но верно удушал… Некоторые джентльмены после такого отдыха не просыпались вовсе.
С рабочими также случались неприятные казусы. Так, мода на пышные шейные платки повлекла за собой череду несчастных случаев на производстве. Выдающийся во всех смыслах аксессуар затягивало в станки или под пресс, и результатом могло стать удушение модника, не соблюдающего технику безопасности. Подобные происшествия, к слову, немало повлияли на то, что современные галстуки и шейные платки настолько минималистичны и сдержанны по сравнению со своими предшественниками.
Голое платье
Перенесемся во времена Наполеона. Именно в конце XVIII – начале XIX века в моду входит ее величество Античность. Простота, легкость, прозрачность, невесомость – вот за чем гнались модницы эпохи ампир, вот из-за чего они готовы были пожертвовать многим. Дабы походить на античных богинь, выточенных из мрамора, европейки шили свои наряды из тончайших муслинов и шелков. Но и этого им казалось мало. Чтобы платье живописно драпировало соблазнительную фигуру хозяйки, ткань нередко смачивали водой – эффект такого «голого» наряда превосходил самые смелые фантазии! Но, как несложно догадаться, помимо плюсов «нагая» мода имела минимум один, но чрезвычайно существенный минус. Легко и даже приятно щеголять во влажном облаченьи жарким летом, а как быть в холодную пору, которая в Европе, а уж тем более в России была сурова и длилась по нескольку месяцев? Но мода на то и мода, чтобы требовать жертв. Красавицы и зимой ездили на балы и рауты в не по погоде тонких платьях, пусть и прикрытых худо-бедно верхней одеждой – не слишком, впрочем, спасающей положение. И продолжали сбрызгивать наряды водой – что только ни сделаешь, чтобы найти кавалера и в девках не сидеть. Впрочем, замуж все равно выходили не все молодые чудесницы – многие не доживали даже до следующего парадного выезда в «нагом» платье, не то что до свадьбы. Виной тому банальные простуда и грипп – ведь два столетия назад инфлюэнцу лечили не столь успешно, как сейчас, да и осложнения могли быть очень серьезными. Врачи, обеспокоенные обилием смертей, пытались вразумить юных модниц. А французский Journal de Mode в 1802 году рекомендовал читательницам совершить прогулку по Монмартрскому кладбищу, дабы убедиться, сколь опасна их слепая погоня за модой: «Госпожа де Ноэль умерла после бала в 19 лет, мадемуазель де Жюинье – в 18, мадемуазель Шапталь – в 16».
Эпидемиологическая ситуация прошлых веков, несомненно, оставляет желать лучшего. Быстрое распространение болезней из-за несвоевременного карантина, неправильное лечение, отсутствие последующей профилактики – все это часто приводило к массовой гибели людей. Но мода и тут не осталась в стороне и подлила масла в огонь. Болезнь болезнью, а доступные развлечения никто не отменял. Поэтому по вечерам благородные дамы, надев лучшие свои наряды, выходили в свет – и за подолы их ниспадающих платьев цеплялась различная невидимая глазу зараза. По возвращении домой костюм не всегда стирали, могли смахнуть пыль щеткой и отправить в шкаф до востребования. Вместе со всеми ожидающими своего часа бактериями.
Безумен как Шляпник
Всякий любитель творчества Льюиса Кэрролла помнит Шляпника, или Болванщика, – очаровательного персонажа повестей о приключениях Алисы. Вот он пытается выпить чаю из пустой чашки вместе с Мартовским Зайцем или засунуть в чайник задремавшую Соню; а вот он свидетельствует по делу Валета Червей или подрабатывает гонцом у Короля. У безумного героя Кэрролла меж тем не просто слегка поехала крыша – он страдает от профессионального недуга. Дело в том, что при производстве фетровых шляп, необходимых аксессуаров любого джентльмена, использовалась токсичная ртуть. Сперва фетр изготавливали исключительно из бобрового меха – этот материал считался статусным и дорогим. Позже, с уменьшением популяции бобра, стали добавлять шерсть менее ценных животных, а еще некоторое время спустя перешли на чистую шерсть, что существенно удешевило конечный продукт. Но такие головные уборы требовали особой выделки: их следовало обрабатывать ртутным раствором – так фетр легче сваливался и схватывался. О вреде такого метода для работников шляпных мануфактур, разумеется, никто не думал. А ущерб здоровью от постоянного контакта с раствором был колоссальный: бессвязная речь, бессонница, рассеянное внимание, резкие перепады настроения, «тремор шляпника» (неконтролируемое дрожание конечностей) – лишь некоторые признаки длительного отравления ртутью. Так что жизнь шляпников была не только тяжелой, но и недолгой.
Опасным было не только изготовление, но и ношение шляп. Ртуть из готовых головных уборов никуда не исчезала, так что модники, нахлобучивая на затылок очередной котелок, сами того не осознавая, потихоньку травили себя. В лондонском Музее Альберта и Виктории фетровые шляпы викторианской эпохи выставлены для обозрения в целлофане и помечены знаком «Токсично» – ртуть в них и по сей день смертельна. К слову, применять в шляпном производстве этот элемент прекратили лишь во Вторую мировую войну – и не из соображений безопасности: просто ртуть, являясь неотъемлемой частью детонаторов, нужна была армии, а потому стала дефицитом.
Дам «шляпное безумие» тоже не обошло стороной. Пик одержимости головными уборами у прекрасного пола пришелся на рубеж XIX – XX веков. Как известно, любая порядочная леди может из ничего сотворить салатик, скандал и шляпку – а потому обилие и разнообразие моделей того периода не поддается классификации и описанию. А объединяла их простая шляпная булавка – длинная заостренная шпилька, которой сложное сооружение крепили к прическе. И как раз это приспособление стало «оружием массового поражения». Пораниться острием могла не только носительница шляпки, но и случайный прохожий, неловко разминувшийся с дамой, а что уж говорить о толчее в общественном транспорте в час пик. Так, в Москве в 1910 году даже издали специальный указ, запрещавший барышням, чьи шляпки закреплялись булавками без специального безопасного наконечника, проезд в трамваях – во избежание случайного травмирования пассажиров. А каким удобным оружием могла стать такая шпилька в руках ревнивой жены! Сохранилось немало судебных хроник, согласно которым неверные мужья и любовники были убиты именно этим нехитрым аксессуаром. Да и токсичность женских головных уборов также не следует списывать со счетов. Даже сделанные не из вредных материалов, шляпки могли быть ими украшены. Например, на полях сооружались композиции из цветов, жемчугов и… чучел птиц или лягушек, при выделке которых таксидермисты не скупились на мышьяк. Таким образом, погоня за модой убивала в прямом смысле двух зайцев – пернатых и земноводных, служивших украшением, и дам, эти украшения носивших.
Отчего ты сегодня бледна?
Наверное, каждый, любуясь портретами красавиц ушедших веков, задавался вопросом, отчего так нездоров цвет их лиц – мертвенно-бледный, отдающий синевой. Дело вовсе не в выцветших красках и не в освещении – виной всему снова мода. Это сейчас, в пору тотального увлечения соляриями и солнечными курортами, аристократическая бледность может быть признаком того, что у вас аллергия или давно не было отпуска, а несколько предыдущих столетий светлая кожа являлась показателем высокого статуса: если вы бледны – значит, не трудитесь в поте лица под солнцем. Но что же делать, если природа не наградила вас фарфоровой кожей? Выходов было несколько. Прежде всего, на помощь приходила декоративная косметика. Белила, положенные на кожу щедрым слоем, давали нужный оттенок, а пудра помимо того скрывала морщинки и следы заболеваний. В XVII – XVIII веках существовали даже специальные шкафы для напудривания: красавица, уложившая пышную прическу и готовая к выходу в свет, заходила с него и осыпала себя пудрой с головы до пят. Идеально и просто. Вот только оба незаменимых косметических продукта производились на основе свинца! Белила также могли содержать цинк, а в пудру добавляли опять-таки мышьяк. Кожа от такого вандализма увядала, покрывалась язвами, а модницы получали тяжелейшие отравления, порой смертельные. Известна история о предприимчивой итальянке Джулии из рода Тофана, славного не одной лишь смертельной «водой»: якобы она продавала пудру на основе мышьяка, которая отравляла не только доверчивых клиенток, но и их близких. На счету у Джулии насчитывается около 600 жертв, включая и шестеро ее мужей. А по одной из версий (не такой уж и неправдоподобной, если учесть токсичность составляющих), ядовитые белила стали причиной смерти Елизаветы I. Только в 1870-х годах поднялся вопрос о вреде косметического свинца: в печать вышел материал сразу о нескольких красавицах, у которых от длительного использования ядовитых кремов отнялись руки.
Дамы викторианской эпохи ради заветного цвета лица и появления «благородных» кругов под глазами не спали по ночам, что также не шло на пользу, и подрисовывали синие жилки на коже, чтобы оттенить бледность. Ну и не стоит забывать о таких популярных, но варварских методах, как принятие внутрь уксусных эссенций и кровопускания.
Помимо бледности на портретах привлекают внимание огромные бездонные глаза, в которых можно если не утонуть, то уж точно изрядно выкупаться. Чаще всего и это не приукрашивание реальности и не природная особенность: чтобы сделать взгляд более томным и выразительным, красавицы капали в глаза сок ядовитой белладонны (от итал. bella donna – «красивая женщина»). Такие процедуры не только придавали взгляду особый шарм за счет вечно расширенных зрачков, но и приводили к учащенному сердцебиению, светочувствительности, галлюцинациям, слепоте, а в особо сложных случаях – и к смерти прекрасной «донны».
Вы светитесь красотой и здоровьем!
Отдельную нишу в списке удивительных и опасных веяний моды занимает увлечение радиацией.
В конце позапрошлого века супруги Кюри открыли миру новый, несомненно, полезный элемент, названный радием. А все новое вызывает живейший интерес, чем нередко спекулируют беспринципные дельцы. Потому, даже несмотря на преждевременную кончину Марии Кюри, пораженной лучевой болезнью, радий вместе со всем своим малоизученным смертоносным багажом семимильными шагами пошел в народ. Где его только не использовали! Прежде всего, конечно, в медицине: посредством радиевых игл удаляли опухоли; радий входил в состав свечей от геморроя и средства для увеличения активности сперматозоидов – коробочку с этим препаратом мужчинам рекомендовали носить в кармане брюк, поближе к очагу проблемы. На часовых заводах краской с радием покрывали циферблаты и стрелки часов и компасов – так они светились в темноте. Радиоактивная соль для ванн применялась при нервных расстройствах, бессоннице, упадке сил, артрите и ревматизме. Да и вообще такие процедуры считались панацеей от всех болезней – существовали даже специальные приборы для обогащения обычной воды «полезными» элементами. Принимали «жидкий радий» и внутрь: в 1918 году в аптеках появилось лекарственное средство Radithor 5 в 1 (от артрита, импотенции, психических заболеваний, ревматизма и рака желудка), содержавшее в каждом пузырьке 1 микрокюри радия-226 и изотоп-228. Жертвами этого «лекарства» стали сотни людей, в том числе и гольфист Эбен Байрес, выпивший больше тысячи бутылок чудесного снадобья. Умер он не от вышеперечисленных болезней, а от тяжелейшего отравления – доза радиации, полученная с Radithor, превышала смертельную в 3 раза. Да что там вода и лекарства, чудо-элемент прижился и в пищевой промышленности: так, в 1930-х годах в Германии выпускался шоколад с радием, якобы имеющий омолаживающий эффект, и даже хлеб!
Особого внимания, пожалуй, заслуживает производство радиевой косметики – история, начатая авантюристом со звучной фамилией Кюри. Никаким родственником известным химикам доктор Альфред, конечно, не приходился. Но воспользоваться именем, не нуждающимся в рекламе, не постеснялся. В 1933 году в Париже этот Кюри вместе с компаньоном, фармацевтом Алексисом Муссали, наладил производство фирменной косметической радиоактивной продукции. Предприятие махинаторы назвали Tho-Radia – в состав выпускаемой ими продукции входили жутко дорогие по тем временам хлористый торий и бромистый радий. Косметика, соответственно, тоже была недешевой, так что позволить ее себе, к счастью, могли далеко не все модницы. Вплоть до 60-х годов прошлого века рекламные плакаты манили красавиц слоганами о научном подходе к красоте и обещаниями, что их кожа будет сиять красотой и здоровьем, ее не затронут морщинки и прыщики – ведь радиация якобы стимулирует клеточные процессы и в целом исключительно благотворно влияет на организм. Сложно поверить, но всего каких-то 50 с лишним лет назад наши бабушки верили такой рекламе и педантично наносили перед сном ядовитый «стимулирующий» крем…
Гладкая кожа входила в моду с завидной периодичностью, и это требовало от женщин нечеловеческого терпения и разнообразных ухищрений. Поэтому прекрасный пол в начале ХХ века вздохнул с облегчением: некий Альберт Гейзер явил миру прибор Tricho System, удалявший лишние волосы навсегда посредством… рентгеновских лучей. О вреде такой депиляции, как водится, долгое время не задумывались, а пребывающие в неведении пользователи чудо-машины облучали себя аж до запрета Tricho System в 1947 году.
Мода каждый день диктует новые правила. Сейчас она уже не так коварна, но кто знает, возможно, через сотню лет наши потомки, изучая современный быт, будут приходить в ужас от того, что их предки носили, ели, чем красились. Впрочем, сегодня каждый волен выбирать, слепо ли следовать новым тенденциям, или придерживаться классики, проверенной временем и научными лабораториями. А при общей доступности информации и здравом подходе к вопросу всегда можно найти золотую серединку и не подвергать себя опасности. Ведь в погоне за модой во все времена главное было – не потерять голову.
