Приключения Джозефа Белла и доктора Конан Дойля
В 1874 году в Рождество один молодой человек по приглашению родственников впервые в жизни посетил Лондон. Крупнейший город мира поразил его воображение. Заполненные людьми и экипажами улицы, суета, газовые фонари, дым из труб, театры, цирк, зоопарк. Юноша попросил непременно отвести его в знаменитый лондонский музей восковых фигур мадам Тюссо, находящийся на Бейкер-стрит. Очевидцы утверждают, что там его более всего заинтересовали лица преступников.
Молодого человека звали Артур Конан Дойль. 13 лет спустя в «Рождественском еженедельнике Битона» за 1887 год вышла его повесть «Этюд в багровых тонах», в которой читатели впервые познакомились с Шерлоком Холмсом. Тогда никто не мог предсказать этому вымышленному частному детективу грядущую славу, памятники, музей в «его» квартире, тысячи писем на его имя с просьбой о помощи.
Откуда же появился в голове у Конан Дойля образ, любимый миллионами читателей? Кто был настоящим Шерлоком Холмсом? Об этом и пойдет наш сегодняшний рассказ.
Главный подозреваемый
С Джозефом Беллом Артур Конан Дойль познакомился в детстве. В те годы Белл был популярнейшим в Эдинбурге врачом и не отказывал в помощи даже самым бедным пациентам. К его услугам обращались и домочадцы художника Чарльза Дойла. Но вряд ли мальчик хорошо запомнил молодого доктора. И уж точно не представлял, что годы спустя их второе знакомство подарит ему прообраз литературного героя.
В 1876 году, семнадцати лет от роду, Артур Конан Дойль поступил в медицинский университет Эдинбурга, где учился вместе с другими будущими светилами литературы – Джеймсом Барри, автором «Питера Пэна», и Робертом Луисом Стивенсоном, сочинившим «Остров сокровищ». Самое большое впечатление на него произвел один из преподавателей. Джозеф Белл, теперь уже профессор, был не только выдающимся диагностом, но и большим мастером по части логики, анализа, системного мышления.
Уроки профессора были весьма своеобразны. Он приглашал в аудиторию пациента и сходу задавал студентам вопросы – кто этот человек, откуда он, чем занимается. А затем предлагал поставить диагноз, не задавая больному ни единого вопроса. Белл постоянно требовал внимания к мелочам и стройности мышления. Один такой «гость», человек с симптомами лихорадки, остался в аудитории в шляпе. Профессор заявил, что раз он не снял головной убор в помещении, значит, совсем недавно носил военное кепи. Вызванная лихорадкой сыпь характерна для Вест-Индии – следовательно, он только что вернулся с Барбадоса. А держится так, будто привык и подчиняться, и командовать – он не рядовой и не офицер, а сержант. Растерянному пациенту оставалось только подтвердить справедливость рассуждений Белла.
Одна из таких логических цепочек профессора дошла до нас буквально дословно благодаря старательности и дотошности его ученика – Конан Дойля. «Взгляните, – говорил Белл, – перед нами рыбак. Это можно сразу заметить, если учесть, что даже в столь жаркий день наш пациент носит высокие сапоги. Загар на его лице говорит о том, что это прибрежный моряк. Загар этот явно возник в одном климате. За щекой у него жевательный табак, и он управляется с ним весьма уверенно».
В другой раз профессор демонстрировал аудитории специфические потертости и складки на штанах у пациента. Он предположил, что перед ним сапожник, который постоянно сидит по-турецки, а обувь во время работы зажимает между ног. И еще, конечно же, левша – иначе складки бы расположились зеркально. И Белл не ошибся!
Доктор учил студентов тщательно запоминать мелкие подробности. Так, столкнувшись с матросом, профессор мог назвать регион, откуда тот прибыл, по татуировкам. А по манере говорить легко определял не только место жительства больного, но и род занятий.
Портрет Шерлока Холмса, знакомый нам по книгам – худощавый, высокий, с тонким орлиным носом, выступающим квадратным подбородком и острым взглядом – полностью соответствует описанию профессора Белла. Известно также, что доктор бесконечно проводил химические опыты, причем наибольший интерес у него вызывали яды и их влияние на человеческий организм.
Взгляд Белла, казалось, проникал в душу. Он бесстрастно смотрел и ставил диагноз прежде, чем обескураженный пациент успевал открыть рот – так вспоминал об этом Дойль. Студенты полагали метод Белла сверхъестественным, но он их одергивал: «Вы же все видите, но не даете себе труда поразмыслить над тем, что вы видите!» Как часто эти же слова произносил Шерлок Холмс!
Свой метод Белл называл дедуктивным – наблюдательность, внимание к мелочам, отбрасывание невозможных вариантов, единственно правильный вывод, каким бы маловероятным он ни казался. Аналогично будет формулировать свой метод и Холмс, и так же, вслед за Беллом, допустит неточность. Такой метод мышления «от частного к общему» правильнее было бы называть индуктивным.
Белл постоянно курил трубку – в том числе когда размышлял. Порою профессор хандрил и мог днями избегать общения, но обычно он очень любил спорить. Известно, что он был неразборчив в еде и тем меньше заботился о питании, чем больше был увлечен исследованиями. Как видите, привычки Холмса достались ему от Белла.
Даже первое появление сыщика на страницах журнала было приурочено к 50-летнему юбилею Джозефа Белла. Некоторые исследователи считают, что повесть «Этюд в багровых тонах» стала своеобразным подарком ученика своему учителю.
Первое время будущему писателю приходилось лихорадочно искать дополнительные источники заработка, чтобы посещать больше лекций Белла, однако вскоре ему удалось стать ассистентом кумира.
Слухи о необычайных способностях профессора Белла привели к тому, что к нему стали обращаться и по вопросам, далеким от медицины. Люди, попавшие в трудную ситуацию, мучимые неизвестностью, приходили к нему за советом, просили решить ту или иную загадку. Почти двадцать лет Белл сотрудничал с полицией, консультируя друга – Генри Литтлджона, профессора судебной медицины и полицейского врача.
Еще в университете Дойлю довелось услышать рассказы учителя о преступлениях, в раскрытии которых тому пришлось участвовать. Они-то и натолкнули писателя на мысль о детективе. Вполне естественно, что он придал главному герою черты того, кто его вдохновил.
Как только рассказы про Шерлока Холмса стали популярны, в Эдинбурге, а затем и по всей Англии, в нем начали узнавать прообраз. Дойль и не отрицал, что его вдохновил учитель. Он подтверждал это и устно, и письменно (например, в письме Стивенсону) и говорил, что ему очень повезло встретить такого человека. Но после смерти Дойля его сын Адриан пытался опровергнуть эту версию. Тогда дочь Джозефа Белла предъявила письма автора к ее отцу. Там было четко написано рукой Дойля, что Холмс во многом списан с профессора Белла. Тогда и Адриан публично признал, что Холмс – «литературный слепок доктора Белла».
Сам же профессор на вопрос «верно ли, что вы и есть настоящий Шерлок Холмс?» всегда с присущей ему скромностью открещивался. «Ну что вы! Где уж мне подняться до таких вершин. Настоящий прообраз – сам Артур». И не лукавил.
Соучастник
«Вы и есть подлинный Шерлок Холмс!» — писал профессор Белл своему бывшему ученику Артуру Конан Дойлю. И действительно, писатель придал герою ряд собственных черт. Точнее – обоим героям, и Холмсу, и Ватсону.
Широкая кость, круглое и доброе лицо с роскошными усами, профессия (врач и литератор) достались Ватсону. А вот недюжинная наблюдательность и острый ум Конан Дойля роднили его с Холмсом.
Отец Артура, художник Чарльз Дойль, был хроническим алкоголиком, что также нашло отражение в рассказах. Думаю, многие вспомнят блестящий анализ Холмса по часам Ватсона и горечь доктора, подтвердившего правдивость выводов Холмса о судьбе его несчастного старшего брата. Увы, подобные жизненные обстоятельства были знакомы Дойлю не понаслышке.
Шло время. Дойль писал о Холмсе все больше, популярность героя росла. Писателю уже не хватало одного лишь воображения и рассказов Белла. Дойль начал читать судебную хронику, изучать реальные дела. В то же время с разных концов Англии к нему начали приходить письма с просьбами о помощи. Кто-то умолял «передать его записку Шерлоку Холмсу», другие, понимая, что это невозможно, обращались к самому Конан Дойлю. И несколько раз писатель примерял хобби своего героя, причем из благородных побуждений, а не ради выгоды.
Он отмечал, что не единожды выручал полицию в трудных ситуациях, используя метод Шерлока Холмса. Ярким примером служит дело Идалджи. В Стаффордшире, в деревне Грейт-Уайли неизвестный ночами резал лошадей бритвой, а днями рассылал по окрестностям анонимки с угрозами. Эти письма намекали на виновность двадцатисемилетнего Джорджа Идалджи, юриста, сына священника – индийца по происхождению. Не мудрствуя, полиция арестовала Идалджи. У него нашли футляр с набором бритв, одежду и обувь в свежей грязи, а на куртке обнаружили пятна крови и несколько конских волосков. Идалджи был предан суду и приговорен к семи годам каторжных работ.
Но Конан Дойль понял, что молодой человек невиновен, и написал об этом в «Дейли телеграф». Его статья произвела фурор. Писатель обвинил руководство местной полиции в расизме, обмане и бездарности и опроверг все доводы обвинения. Однако дело не сдвинулось с мертвой точки – в Англии не было суда, который имел бы право пересмотреть дело Идалджи. Дойль не сдавался. Он бегал по инстанциям, закидывал министерство юстиции требованиями учредить специальный суд для пересмотра дела.
Он обращал внимание на доказательства невиновности Идалджи. Во-первых, молодой человек страдал близорукостью и даже днем видел очень плохо, ночью же был просто слеп. А лошадей в окрестностях Грейт-Уайли резали по ночам. Во-вторых, почерк Идалджи был похож, но не идентичен почерку анонимного автора писем. Кстати, одно из них получила и семья осужденного.
И это помогло. Настоящий преступник начал угрожать писателю. Дойль получил анонимное письмо, затем второе. В них упоминался директор местной школы. Дойль навестил его, узнал, что ему тоже писали. Теперь у него было три письма. Сличив тексты и обратив внимание на несколько явно «морских» словечек, Дойль стал искать бывшего ученика школы, который ненавидел своего директора, а позже служил на море.
Вскоре он вычислил этого человека. Питер Хадсон еще в школьные годы любил подделывать почерка, отличался довольно скверным нравом и поведением. Его исключили из школы, и он устроился разделывать скот. Все сходилось. Что же до улик против Идалджи, то на бритвах не нашли следов крови, пятна на куртке оказались последствиями приготовления бифштекса, а конские волосы и вовсе оказались на куртке из-за полиции – инспектор завернул в нее шкуру убитого пони.
Министерство юстиции сдалось. Ошибку признали, за решетку отправился настоящий преступник. Идалджи выпустили и восстановили во всех правах, хоть и неофициально.
Другое дело, также требовавшее реабилитации невиновного, заняло у Дойля почти два десятка лет, причем время ушло в основном не на доказательство невиновности, а на убеждение судей пересмотреть дело.
Богатая вдова Марион Гилкрайст была убита, оставшись в квартире одна на 15 минут. Ее служанка вышла за покупками, а вернувшись, встретила в квартире незнакомца. Тот улыбнулся, сказал «добрый вечер» и спокойно ушел. Когда служанка обнаружила мертвую хозяйку, гостя уже и след простыл. Из дома пропала единственная вещь – бриллиантовая брошь в форме полумесяца, и полиция сочла целью убийства ограбление. Вскоре задержали некоего Оскара Слейтера, и служанка его опознала. Выяснили, что он заложил в ломбарде брошь и покинул город после убийства. То, что украшение оказалось совсем не таким, как пропажа, полицию не смутило, как и то, что заложена брошь была накануне преступления.
В итоге Верховный суд в Эдинбурге в мае 1909 года признал Слейтера виновным и приговорил к смертной казни, впоследствии замененной на пожизненное заключение. Ознакомившись с материалами дела, Дойль сразу понял, что свидетели запуганы, улики подтасованы, а невиновность Слейтера была ему очевидна. Однако доказать это походами по инстанциям не вышло. В августе 1912 года сэр Артур опубликовал книжку «Дело Оскара Слейтера». В ней он логически доказывал невиновность осужденного.
Писатель рассуждал так – преступник не случайно взял только бриллиантовую брошь. Он понимал, что после убийства полиция будет проверять, все ли ценности на месте, и для отвода глаз прихватил первый попавшийся дорогой предмет. Так он замаскировал свою истинную цель. На самом деле убийца вынес из дома то, чего не хватились бы, потому что не искали – бумаги, лежавшие в той же шкатулке, что и брошь. Что это был за документ? Вероятнее всего, завещание немолодой миссис Гилкрайст – ведь после ее смерти его так и не нашли.
Старая леди была очень подозрительной, и не впускала в квартиру кого попало. И в тот день она открыла дверь своему родственнику.
Писателю удалось привлечь внимание общественности к непростому делу, но не убедить судей пересмотреть дело. Прошло много лет, и служанка призналась, что дала ложные показания под давлением полиции. Вместе с Дойлем она добилась реабилитации и освобождения Слейтера. Отсидев девятнадцать лет, он вышел на свободу. На поиски истины Дойль довольно сильно потратился, но Слейтер не стал возмещать его расходы из средств, полученных в качестве компенсации. Впрочем, истина для сэра Артура была дороже денег. Незадолго до смерти писателя в убийстве сознался и настоящий преступник – родственник убитой.
Довелось Дойлю побывать и военным врачом, как и Ватсону. Правда, случилось это, когда Шерлок Холмс существовал на страницах книг уже 12 лет. В 1899 году Дойль отправился добровольцем на Англо-бурскую войну. В качестве военного врача он пробыл в южной Африке несколько месяцев, за что был возведен в рыцарское достоинство.
Предшественники и подражатели
Говоря о прототипах Шерлока Холмса, нельзя ограничиваться реальными людьми – у него были и литературные прототипы. Эдгар Алан По не только стал первым автором детектива – его сыщик Огюст Дюпен относится к преступлению как к логической задаче. Кроме того, у него имеется спутник, который и выступает рассказчиком. Другим предшественником стал Лекок из романов француза Эмиля Габорио. «Габорио привлекал меня тем, как он умел закручивать сюжет, а проницательный детектив месье Дюпен Эдгара По был еще с детства моим любимым героем», – писал Дойль.
Уилки Коллинз за двадцать лет до Дойля опубликовал роман «Лунный камень», где преступление раскрыл бывший полицейский детектив Кафф, списанный с реального сыщика из Скотланд Ярда Джонатана Уичера, а помогал ему врач.
Это повлияло и на будущего литературного сыщика номер один. В первых набросках Холмс действовал один. Тогда он носил имя Ормонд Сэкер и был отставным военным, недавно вернувшимся из Судана. Ватсона еще не было вовсе. Затем Конан Дойль заменил Судан Афганистаном. А заодно и дал своему герою лондонский адрес – он поселил его на реальной улице Бейкер-стрит в несуществующем доме 221-б. Потом автор поменял имя героя – сыщик стал Шеринфордом Холмсом, а Сэкер – его другом и биографом.
Холмс получил фамилию в честь американского писателя Оливера Уэнделла Холмса – Конан Дойль был его верным поклонником. Он писал – «Никогда я еще так не понимал и не любил человека, которого никогда не видел. Встретиться с ним стало целью моей жизни, но по иронии судьбы я приехал в его родной город только чтобы успеть возложить венок на свежую могилу».
Постепенно в блокноте Дойля появлялись все новые черты персонажа – «Законы логического доказательства. Замкнутый молодой человек. Коллекционер редких скрипок. Химическая лаборатория». Имя сыщика снова изменилось – на то, которое известно всему читающему миру – Шерлок Холмс. А его спутнику Конан Дойль дает фамилию своего старого знакомого – зубного протезиста Ватсона, кстати, жившего на Бейкер-стрит.
Создав двух персонажей в подражание манере Эдгара По, то есть поручив Ватсону стать биографом Холмса, Дойль сделал этот подход классическим. За ним последовали Агата Кристи (Эркюль Пуаро и Артур Гастингс), Рекс Стаут (Ниро Вульф и Арчи Гудвин) и десятки иных авторов.
Дойль не был изобретателем детективного жанра, но ему первому пришло в голову создать длинный цикл произведений с одним действующим персонажем-сыщиком. И вслед за первыми двумя повестями последовал сборник из двенадцати рассказов, напечатанный в журнале «Стрэнд». Увы, уже на первом десятке писатель захотел остановиться – он хотел писать высокую литературу, а не остаться в истории как автор Шерлока Холмса. Попросив за второй сборник гонорар явно выше разумного, писатель рассчитывал покончить с Холмсом. Но не вышло – редакция «Стрэнда» согласилась, не раздумывая. Тогда в заключительном рассказе сборника «последнее дело Холмса» Дойль отправил надоевшего героя на дно Рейхенбахского водопада. Последствия были печальны. С писателем перестала разговаривать собственная мать, по почте он получил письма с обвинениями в убийстве, в газетах напечатали некролог сыщику, на улицах появились читатели, одетые в траур, а от подписки на «Стрэнд» отказалось двадцать тысяч человек.
Даже убив своего героя, Дойль все же предпринял попытку заработать на нем денег. Он написал пьесу «Шерлок Холмс» для американской публики. Однако, когда режиссер попросил адаптировать текст для постановки, Дойль махнул рукой и разрешил постановщику делать с героем все, что тот пожелает. Режиссер переспросил, можно ли сыщика женить. Дойлю было все равно. Так, некоторое время еще при жизни писателя и фактически с его согласия, в Америке выходил спектакль со свадьбой Холмса. Вот насколько автору был тогда безразличен его герой!
Такая реакция еще больше обозлила Дойля. Десять лет он никак не реагировал на просьбы воскресить героя. Издательства увеличивали сумму гонорара, но писатель был непреклонен. Лишь придумав сюжет «Собаки Баскервилей», он вернулся к старому герою и опубликовал, возможно, лучшее из произведений о Холмсе. Но читатели все равно остались недовольны – в «Собаке» речь шла о событиях до схватки с Мориарти, а они хотели настоящего воскрешения сыщика! Дойлю предложили астрономический гонорар – и он решился. Холмс не падал в водопад. Он появился еще в трех сборниках рассказов и одной повести. Но сам писатель лишь перед смертью признал, что Шерлок не заслуживал ненависти – он доставил ему немало приятных моментов.
Но и смерть сэра Артура не убила Холмса. Его сын Адриан Конан Дойль в соавторстве с Джоном Диксоном Карром написал еще один сборник рассказов. Он постарался бережно отнестись к наследию отца и всего лишь заполнил лакуны, описав те дела, которые Холмс или Ватсон упоминали без подробностей в рассказах сэра Артура.
Но и этого было мало. Холмс зажил собственной жизнью, подчас совершенно неузнаваемый. Появилось множество дешевых рассказов, написанных, чтобы заработать на раскрученном имени. Особенно часто, кстати, они публиковались в Российской империи. В начале XX века издательство Левинсона выпустило серию книг о «похождениях Шерлока Холмса». Писали эти рассказы все, кому не лень, так же как и рассказы о Пинкертоне, но на «Холмса» старались брать более грамотных – Пинкертон шел по 5 копеек, а Холмс – по 7.
Впрочем, среди подражателей было и немало настоящих мастеров пера – Морис Леблан, Эллери Куин, Борис Акунин и другие. Холмс покорил кино и прочно обосновался в книге рекордов Гиннеса, появившись более чем в 200 картинах. Его смещали во времени и пространстве, делали негром, женщиной, говорящей собакой, марсианином и роботом, плодили клонов и близнецов.
Даже создатели культового персонажа последних лет доктора Грегори Хауса вдохновились героем Конан Дойля. Их фамилии созвучны, оба асоциальны, употребляют наркотики, живут в доме №221-б. Хаус тоже играет на музыкальных инструментах, интересуется только действительно запутанными медицинскими загадками, на него покушается человек по фамилии Мориарти. А еще Хаус – врач-диагност, как и учитель Дойля – в одной из серий получает в подарок очень редкое издание – книгу «Руководство по хирургическим операциям», написанную самим доктором Джозефом Беллом. Вот такой реверанс прототипу прототипа.
«Будьте внимательны к мелочам»
Шерлок Холмс требовал внимания к мелочам от доктора Ватсона, Джозеф Белл – от студента Дойля. Но был ли внимателен к мелочам в своих рассказах сам Дойль? Лишь до определенной степени. «Я никогда особо не беспокоился о деталях — порой необходимо чувствовать себя полновластным хозяином. Как-то раз, когда встревоженный редактор написал мне: «В этом месте нет второй линии рельсов», — я ответил: «А я ее проложу», – вот что рассказывал сам писатель. Такой подход приводил к некоторым курьезам. «Холмсоведы» предпочитают объяснять их так, как будто Холмс и Ватсон были реальными людьми, а все описанное у Дойля – истиной.
Главная загадка цикла – количество жен Ватсона. Доподлинно известно, что Мери Морстен, на которой Ватсон женился после охоты за сокровищами Агры и разгадки «Знака четырех», через несколько лет умерла. Это упомянуто в рассказе «Пустой дом». Есть, однако, основания полагать, что Ватсон уже был женат до этого брака. Его первая жена, американка, фигурирует в непереведенной на русский язык пьесе Дойля о молодости доктора Ватсона. К слову, Холмс в этом произведении вообще не появляется. В начале ХХ века Ватсон – снова семейный человек и живет не на Бейкер-Стрит. Таким образом, доктор был женат минимум трижды. Но если учесть упоминания супруги Ватсона в тех рассказах, чье место в хронологии определить трудно, то точный математический вывод будет такой – не меньше трех и не больше шести жен. Конечно же, вряд ли Дойль умышленно сделал Ватсона столь любвеобильным. Это просто невнимательность к деталям.
Имя Ватсона Дойль упоминает дважды. В «Этюде в багровых тонах» его зовут Джон Х. Ватсон. Но в рассказе «Человек с рассеченной губой» он внезапно становится Джеймсом – так к нему обращается жена. Многие холмсоведы полагают, что полное имя Ватсона – Джон Хэмиш. В семье чаще всего человека называют по второму имени, а Хэмиш – шотландский вариант имени Джеймс.
Куда как хуже с раной Ватсона. То он был ранен в руку, а то в ногу. Впрочем, может, он получил две раны? В поздних произведениях мы узнаем, что юность Ватсона прошла в Австралии. Но в одном из первых рассказов, в «Тайне Боскомской долины», именно Холмс разъясняет Ватсону некоторые тонкости австралийского диалекта.
В «Этюде в багровых тонах» Холмс демонстрирует полное невежество в литературе, философии и политике и даже допускает мысль о движении Солнца вокруг Земли. Но он явно разыгрывает Ватсона. Позже сыщик активно цитирует Шекспира, Гете, Петрарку и даже письма Флобера к Жорж Санд, а в «Греческом переводчике» демонстрирует точные знания в астрономии.
В «Пестрой ленте» Дойль допускает сразу несколько непростительных ошибок. Змеи глухи, не слышат свиста, не пьют молока. Заползти наверх по отвесно свисающему шнуру змея не в состоянии, тем более развернуться на нем, пока шнур хлещут тростью. Кроме того, «болотной гадюки» среди индийских змей нет.
Дойль упоминает «вызов Холмса в Одессу в связи с убийством Трепова в конце восьмидесятых годов». Первая ассоциация – покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, сильно нашумевшее по всему миру, особенно после того, как присяжные полностью оправдали Засулич. Однако присутствует слишком много неточностей. Во-первых, преступление произошло в 1878 году, во-вторых, Трепов не был убит, в-третьих, неясно, причем тут Одесса, а в-четвертых, в деле вовсе нет никакой загадки.
Внимательный читатель, конечно же, заметил в «Собаке Баскервилей» слова Холмса, что старую легенду о родовом проклятье уже использовали для убийства в 1866 году «в Гродно, на Украине». Безусловно, Холмс слегка ошибся, поместив Гродно в Украину. Но это название углядел Владимир Короткевич. И создавая «Дикую охоту короля Стаха», он не просто подражает, а как бы воссоздает преступление, упомянутое Холмсом.
Самая знаменитая реплика Холмса «Элементарно, Ватсон» в произведениях Дойля не звучит ни разу. Она впервые появилась в одном из произведений писателя-сатирика сэра Пэлема Грэнвила Вудхауза в 1915 году, а затем попала в экранизацию 1929 года, и с тех пор прижилась.
Англичане относятся к Холмсу, как к реальному историческому лицу. На Бейкер-стрит расположен не просто музей, там висит мемориальная доска, всерьез заявляющая, что с 1881 по 1903 год здесь жил и работал частный сыщик Шерлок Холмс. Еще одна доска висит на госпитале Святого Варфоломея. Она гласит, что именно здесь в 1881 году впервые встретились Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
Чтобы организовать в «Доме Шерлока Холмса» музей, пришлось нарушить нумерацию домов на Бейкер-стрит. Здание не строилось специально, его просто подобрали под описание. И если квартирка на втором этаже с общей гостиной и двумя спальнями была закономерностью – ее и искали, то семнадцать ступенек – как и в рассказах Дойля – стали просто чудесным совпадением.
И по сей день на лондонский почтамт поступают письма с известным всему миру адресом: «Лондон, Бейкер-стрит 221-б, мистеру Шерлоку Холмсу, эсквайру». Английские традиции безупречны. Написав письмо, вы обязательно получите ответ. Скорее всего, он будет стандартным: «Сожалеем, но при всем уважении к Вам мы более не в состоянии передать мистеру Холмсу ваше письмо». Но может случиться и так, что чья-то история вызовет подробный отзыв по существу, дающий дельный совет в затруднительной жизненной ситуации. А значит, дело мистера Шерлока Холмса не умерло, как не умер и он сам. Не умер, потому что не мог умереть.
Конан Дойль любил пошутить над своими друзьями. Однажды он послал десяти приятелям из высшего общества одинаковые телеграммы, содержащие всего четыре слова. На следующий день все десять человек выехали из Англии. Текст телеграммы был: «Все раскрылось, немедленно беги».
