Оружие и рыцарей отважных,
Что, рассекая волны океана,
Отринув жизни суетной соблазны,
Проплыли морем дальше Тапробаны.
Цвет нации великой и бесстрашной,
Что средь племен неведомых и странных
Могучую державу основала
И тем себе бессмертие снискала…
…я воспою, коль хватит мне уменья
И музы мне дадут благословенье
Луис де Камоэнс «Луизиады»
Вопросы первенства
Считается, что из всех европейцев первыми к колонизации Африканского континента приступили в начале XV века португальцы. И определяющую роль в этом сыграл принц Генрих, или Энрике Мореплаватель. Насколько заслуженно человек, ни разу не участвовавший в далеких экспедициях, получил такое прозвище – увидим позже. А вот вопроса первенства надо коснуться в первую очередь.
Считается, что после захвата порта Сеуты в 1415 году принц Энрике, который непосредственно участвовал в этом походе, обратил внимание на развитую торговлю Сеуты с Нигером и Гвинеей. Арабы вели караваны через Сахару, но Энрике справедливо посчитал сухопутный путь бесперспективным: при полном отсутствии у португальцев опыта в каравановождении пустыня, бедуины и арабы свели бы все достоинства такой торговли к нулю. Другое дело – морской путь. Португальский принц не стал откладывать дело в долгий ящик – и уже в 1416 году, как бы сказали сейчас, стартовала долгосрочная программа, направленная на освоение и колонизацию западного побережья Африки с перспективой достижения ее южной оконечности. Ну, а сверхидеей всего мероприятия был выход вокруг южной оконечности Африки в Индийский океан и достижение Индии. Таким образом, Энрике фактически дал старт эпохе Великих географических открытий.
Теперь о первенстве. Конечно, можно вспомнить, что у греков и римлян тоже были небезуспешные попытки колонизации Северной Африки. Но они ограничивались узкой полосой вдоль средиземноморского побережья. Да и упомянутые античные цивилизации правильнее считать предками современной европейской. Был ли кто-то в истории позднего Средневековья, принявшийся за освоение Африки и прилежащих к ней островов до капитанов Энрике Мореплавателя? Оказывается, был. Нормандский барон Жан де Бетанкур начал завоевание Канарских островов за 30 лет до захвата португальцами Сеуты.
Яйцо или курица?
Говоря о Великих географических открытиях, часто замечают, что без прогресса в кораблестроении и навигации они были бы невозможны. Дескать, только после того, как европейцы построили каравеллу, научились составлять карты-портоланы и пользоваться астролябией и квадрантом, они начали свои путешествия. На самом деле, такой взгляд отдает стратегией компьютерных игр: открыл новые приборы и конструкции – получил плюс к уровню морских перевозок. В реальности все получилось наоборот – сами путешествия вызывали к жизни новые изобретения. Опыт плавания вдоль атлантического побережья и борьбы с волнами и ветрами обусловил появление каравеллы; потребность в точных картах привела к появлению портоланов, а необходимость ориентироваться в открытом море способствовала тому, что Абрахам Сокуто в конце века усовершенствовал астролябию.
Рыцарский роман
По-иному предприятие Жана де Бетанкура назвать нельзя. Нормандский барон сделал неплохую карьеру во Французском королевстве. Военного опыта у него было всего ничего – де Бетанкур как-то захватил у нормандского побережья английский купеческий корабль. И хотя между Англией и Францией шла война, которую потом назовут Столетней, барон выбрал для атаки не лучшее время – между королевствами как раз было заключено очередное перемирие.
Зато при дворе де Бетанкур подвизался весьма успешно. В 1377 году он получил должность хлебодара (заведующего кладовыми) при дворе Людовика Анжуйского, в 1387-м – мажордома при дворе Людовика Орлеанского, а вскоре стал хлебодаром при дворе Карла VI и оруженосцем короля. В 1395-м наш герой уже был камергером королевского двора.
Но в 1402 году, заложив большую часть своего имущества, блестящий царедворец с отрядом сподвижников отплыл покорять Канары. К тому времени архипелаг был прекрасно известен европейцам – французские моряки впервые достигли его в 1334 году, а арабы и того раньше – в XII веке. В 1344-м Папа Климент VI подарил Канарские острова, которыми не владел, Кастилии, которая не могла их захватить, так как была занята Реконкистой. Жан де Бетанкур рассчитывал ни много ни мало стать королем Канар. Естественно, под сюзеренитетом Кастилии – идти против воли Папы он не собирался.
Сорокалетний придворный мечтал совершить подвиг, достойный персонажей рыцарских романов – покорить новые земли, победить орды дикарей и привести население островов в лоно католической церкви. И его мечта осуществилась практически полностью. В июле 1402 года люди де Бетанкура высадились на Грасиосе, а затем и на Лансароте, где нормандцы воздвигли форт Рубикон. На Фуэртевентуре барон получил свои орды свирепых туземцев – местное население, в отличие от жителей Лансарота, принимало европейцев враждебно. Вооруженные пращами и стрелами с кремневыми наконечниками гуанчи стали непростым противником: отряд барона был невелик и не имел козыря в рукаве, который так помогал европейцам впоследствии, – огнестрельного оружия. Де Бетанкуру пришлось обратиться за помощью к номинальному хозяину архипелага – кастильскому королю Энрике III. Тот поддержал француза в обмен на признание собственного сюзеренитета. И через два года барон уже контролировал Лансарот и Фуэртевентуру. Местное население приняло католическую веру, де Бетанкура провозгласили королем Канар, а в 1405 году из Нормандии прибыл первый корабль с переселенцами. В этом же году де Бетанкур основал поселения на островах Пальме и Иерро, после чего оставил управителем королевства своего родственника, Масио де Бетанкура, вернулся во Францию и больше никогда не бывал на островах. Рыцарский роман был закончен, и острова Жана де Бетанкура больше не интересовали.
Сеута. Врата Африки
Только через 9 лет португальский король Жуан I обратил внимание на Сеуту – порт на африканской стороне Гибралтара – и начал готовиться к ее завоеванию. Экспедиция туда была единственным военным мероприятием, которое организовал монарх за время своего правления. «Рыцарская» версия событий гласит, что португальский правитель решил устроить своеобразную инициацию для своих сыновей –Дуарти, Педру и Энрике. Захват с боем мусульманского города должен был закалить юношей, пробудить в них дух крестоносцев прошлых эпох… Однако маловероятно, чтобы крупная военная экспедиция затевалась только ради таких эфемерных целей. По другой версии, идею захвата Сеуты подсказал отцу принц Энрике, рассчитывая на доходы от караванной торговли с западноафриканскими странами.
Так или иначе, португальская армия выбила небольшой мавританский гарнизон из города, как пробку из бутылки. Но захватить Сеуту было мало – надо было ее еще и удержать, что являлась непростой задачей. Для поддержания своего гарнизона в Сеуте португальцам пришлось бы регулярно гонять корабли в Гибралтар. А вот у бывших хозяев города, марокканцев, все было буквально под рукой. «Плечо снабжения», как говорят в таких случаях военные, у султана Абу Саида Османа III было гораздо короче. Да и на помощь собратьев по вере из Гранадского эмирата тоже всегда можно было рассчитывать.
В общем, шанс удержать Сеуту был невелик. Маститые придворные и военные из свиты Жуана I со всем почтением отказывались от сомнительной привилегии стать первым губернатором и генерал-капитаном города. Только Педру ди Менезиш согласился взвалить на себя эту ношу. Легенда гласит, что во время разговора короля с приближенными Педру развлекался неподалеку популярной у португальцев игрой «чёка», орудуя вместо клюшки засохшей веткой оливы. Увидев затруднение государя, он воинственно взмахнул ею и пообещал, что будет защищать Сеуту, даже если его единственным оружием будет эта ветка.
Впрочем, скорее всего, это лишь легенда. Ди Менезишу в ту пору было за 40 – для «чёка» он был уже слегка староват. Другой вопрос, что дону Педру крайне желательно было услужить своему сюзерену. Дело в том, что Жуан I пришел к власти в Португалии после продолжительной борьбы за престол с Беатрисой Португальской, а де Менезиши поддерживали именно ее. Дон Педру стал одним из немногих сторонников принцессы, кому удалось сохранить титул, владения и не угодить в опалу. Но для Жуана I он так и не стал «своим» человеком. И де Менезиш решил рискнуть и принять должность губернатора Сеуты. Следующие 16 лет, по свидетельству хронистов, он не снимал кольчугу ни днем, ни ночью. В 1418 году гарнизон Сеуты смог отбить нападение объединенной армии Гранады и Марокко. Постепенно город превратился из дотируемого региона (как бы сказали сейчас) в самоокупаемый. Выкупы с богатых марокканцев, взятых в плен в пиратских набегах и экспедициях вглубь страны, и военная добыча не только закрывали все статьи городского бюджета, но и позволяли дону Педру финансово поддерживать Энрике Мореплавателя.
Счастливые годы Сеуты
После неудачного штурма в 1418 году мавры надолго оставили город в покое. Разгром марокканских войск привел к тому, что в стране начались внутренние брожения и борьба за власть. В результате несколько лет гарнизон Сеуты беспокоили только толпы религиозных фанатиков, подбиваемые суфиями на «священный джихад», и представители знати, которые появлялись под стенами города, чтобы вызвать португальских рыцарей на поединок и «потешить силушку молодецкую». С первыми легко справлялись солдаты гарнизона, а выкупы за вторых составляли немалую часть дохода города.
И снова Энрике
Как уже говорилось выше, вернувшись из Сеуты, принц Энрике серьезно занялся поиском морских путей вдоль западноафриканского побережья. Сам он ни в одном путешествии не участвовал, но прозвище Dom Enrique o Navigator (в русском переводе – Энрике Мореплаватель) получил вполне заслуженно. Ему удалось создать настоящий центр морских исследований, который и предопределил успехи португальцев в создании их первой колониальной империи. «Государством в государстве» принца-навигатора стала провинция Алгарве, расположенная на юге Португалии, столицей – город Сагриш, а резиденцией – Вила ду Инфанте, построенная по его приказу в 1416 году (по другой версии поселение на этом месте уже существовало). Расположенный неподалеку Лагуш стал центром кораблестроения. Что до финансирования экспедиций, то «первичный капитал» Энрике получил в 1420 году, когда его назначили магистром Ордена Христа – португальского осколка некогда могучего Ордена Тамплиеров. Казна наследников «храмовников» не пустовала, и новый магистр направил сбережения ордена на организацию морских походов. Позже брат нашего героя, Дуарте, став королем Португалии, даровал Энрике «королевскую пятую часть» прибылей от торговли на всех новооткрытых территориях.
Однако давайте вернемся к самому началу – к тому времени, когда капитаны Энрике еще ничего не открыли, а сам 24-летний принц-навигатор проводил время за изучением рукописи Марко Поло, которую привез из Италии его брат Педру. Что хотел открыть одержимый морем инфант? Ради чего раз за разом он посылал своих капитанов все дальше на юг?
Первой целью Энрике были золотоносные земли Гвинеи. Второй – морской путь в Индию. Жеуда Крескеш, обучавший принца географии и ставший впоследствии основным наставником его шкиперов, придерживался древней теории, восходящей еще к Страбону и гласившей, что между южной оконечностью Африки и неизвестным Южным континентом есть проход из Атлантического в Индийский океан.
Однако у Энрике была еще и третья цель. Как человек, принадлежащий к народу, не первый век ведущему войну против мусульманского мира, он не мог не видеть, как исламский «железный занавес» отрезает христианскую Европу от Юга и от Востока, заставляя вариться в собственном соку, оставляя свободными лишь два пути – на холодный безжизненный Север и на Запад, в Атлантику, в Море Мрака. И не мог не понимать, что в борьбе с исламом Европе нужен союзник. Не так давно, в 1396 году, в битве при Никополе европейцы потерпели очередное сокрушительное поражение. Не от арабов – от турок. Однако они были представителями исламского мира. Византийская империя находилась на последнем издыхании, а на территории Пиренейского полуострова еще оставались мусульманские владения. Обогнув Африку, Энрике надеялся найти царство Пресвитера Иоанна – мифическую могучую и богатую христианскую страну вне Европы. В Средние века ее местоположением считали восток Азии, но путешествия Плано Карпини и Марко Поло показали: в Азии искомой страны нет. Оставалась Африка. И даже был в ней «кандидат» на царство Пресвитера Иоанна – Эфиопия. Но чтобы достигнуть ее, надо было, опять же, обогнуть континент.
Каравелла и другие
Португальские корабелы тяготели к средиземноморской школе кораблестроения, ориентированной на местные условия. Нефы, бороздящие эти теплые воды, были вместительны, но неповоротливы и медлительны. «Свежую струю» в кораблестроение Южной Европы принесли северяне. Несколько ганзейских коггов, захваченных после неудачного набега пиратов, весьма заинтересовали средиземноморских кораблестроителей. Прочные корпуса и хорошая остойчивость на волне позволяли таким кораблям гораздо увереннее чувствовать себя на просторах Атлантики. Взяв за основу конструкцию коггов, средиземноморские кораблестроители смогли создать новый тип корабля – каравеллу, которая стала настоящим символом Эпохи Великих географических открытий.
От Мадейры до Гвинеи
Первая же экспедиция, организованная Энрике, принесла успех. В 1419 году корабли Жуана Гонсалвиша Зарку и Тристана Ваш Тейшейры были пригнаны штормом к неизвестному острову, который они назвали Порту-Санту. Через год оба капитана в сопровождении третьего корабля под командованием Бартоломеу Перештреллу вернулись к острову и включили его в состав Португальской короны, однако на юго-западе они обнаружили еще один, более крупный остров, который назвали Мадейра.
Куда уж без любви
Существует легенда, что первыми европейцами на Мадейре были некие Роберт Машим и Анна д’Арфет. Во времена правления Эдуарда III Английского эти двое влюбленных попытались бежать во Францию, но корабль попал в жестокий шторм, который принес их к берегам острова. Эта легенда отразилась в названии местечка Машику – так португальцы переиначили имя Роберта Машима.
В любом случае, приписывать капитанам Энрике-Мореплавателя открытие Мадейры несколько затруднительно, потому что на флорентийских картах 1339 года остров уже отмечен.
Уже через год остров начал заселяться. Первыми жителями были семьи капитанов, несколько мелких дворян, прислуга и заключенные. Сначала колонистам приходилось несладко – примерно половину их рациона составляла рыба, пространство под поля надо было отвоевывать у леса Монтеверде, а потом еще и подводить к пашням воду – так что хлеба хватало только-только для себя. Но, как говорится, лиха беда начало. Вскоре хлеб с Мадейры начал ввозиться в Португалию, на склонах гор раскинулись виноградники, а на плантациях по приказу принца начали разводить сахарный тростник, который до XVIII века был основной статьей дохода первой португальской колонии. А в 1427 году Диегу Силвеш достиг Азорских островов, колонизация которых началась в 1439 году.
Зерно и тростник
Первым поселенцам на Мадейре очень не хватало хлеба. Но проблема была решена – и несколько лет пшеницу даже экспортировали с Мадейры в Португалию. Однако со временем почва истощилась, урожаи начали падать. Тогда-то Энрике Мореплаватель и приказал жителям острова выращивать сахарный тростник для производства «сладкой соли», такой редкой в Европе, что она ценилась наравне с пряностями. К «сахарному бизнесу» подключились генуэзцы и жители Сицилии. Активно занимались вывозом сахара и фламандские купцы. Мадейра располагалась всего в 900 милях от португальского побережья, что служило дополнительным стимулом для торговли. К 1480 году только из Антверпена к «сахарному острову» регулярно курсировало 70 кораблей.
Продвигаясь вдоль Африканского побережья, капитаны Энрике с 1421 года начали забираться южнее мыса Нун, который долгое время был самой южной точкой Африки, известной европейцам. Едва завидев его, мореплаватели сразу поворачивали назад. Еще более страшным местом слыл мыс Бохадор. Он считался непроходимым из-за сильных северо-восточных ветров, а суеверные моряки полагали, что за ним судоходство невозможно, так как море кишит чудовищами, а снасти кораблей сами собой загораются. Однако в 1434 году португальцы взяли и этот рубеж. Капитан Жил Эанеш, первым прошедший «гиблое» место, утверждал, что «плыть под парусами здесь так же легко, как и у нас дома, а страна эта богата и всего в ней в изобилии». «…Подвиг Жила Эанеша можно сравнивать только со славнейшими подвигами Геркулеса», – записал в ответ на это сообщение принц-навигатор.
После Бохадора открытия посыпались как из рога изобилия. В 1441 году Нуну Триштану и Антау Гонсалвеш достигли мыса Бланку. В 1443 году был открыт залив Аргуин. В 1444 году Диниш Диаш обогнул Зеленый Мыс и открыл реку Сенегал. В 1446 году Диогу Гомеш и Диогу Альфонсу открыли острова Зеленого мыса, а Алвару Фернандеш дошел до берегов Сьерра-Леоне. Капитаны Энрике Мореплавателя стояли на пороге Гвинейского залива.
Первые торговцы «черным деревом»
«Наконец-то Господу Богу угодно было даровать им победоносный день, славу за их труды и вознаграждение за убытки, так как в этот день было захвачено мужчин, женщин и детей 165 голов», – писал португальский летописец. Капитаны Энрике Мореплавателя «отметились» не только тем, что побывали в местах, где еще не ступала нога европейца, но и тем, что открыли новый «бизнес» – работорговлю. Причем сам принц весьма одобрительно относился к торговле «живым товаром» и имел с него свою «пятую королевскую часть», как и со всех остальных торговых сделок на новооткрытых землях. В 1466 году эксклюзивное право на «заготовку черного дерева» португальские короли передали колонистам островов Зеленого Мыса, и уже через 100 с небольшим лет значительную часть населения архипелага составляли потомки африканских рабов и мулаты. Для охоты на людей жители островов возводили на гвинейском побережье укрепленные форты и использовали специально выдрессированных собак. Но до масштабов XVIII – начала XIX века было пока еще далеко.
Победы и поражения принца-навигатора
Тем временем в Португалии дела Энрике складывались не особенно гладко. В 1437 году он организовал экспедицию с целью захвата Танжера, однако триумфального шествия португальцев, как это было в 1416 году, не получилось. Младший брат Энрике – Фернандо – был захвачен маврами, и в течение последующих 11 лет выкупить его не удалось. Принц так и умер в плену и был канонизирован как блаженный Фернандо. В 1438 году скончался старший брат Энрике, король Дуарти. В 1449 году погиб средний брат Педру. Отдушиной в этой полосе неудач были только исправно работающая академия в Вила ду Инфанте и доклады капитанов. Португальцам, наконец, удалось разорвать кольцо мавританской блокады на юге. Владения мавров остались далеко на севере – за кормой португальских каравелл. В Сагриш и Лагуш сплошным потоком хлынули африканские товары. С 1444 по 1446 год на юг отправились 60 кораблей – вдогонку за исследователями шли купцы. В 1452 году из африканского золота были отчеканены первые золотые монеты – крусадо. В это же время началась колонизация островов Зеленого мыса.
Энрике считал, что цель его путешествий близка как никогда. Африканский берег, вдоль которого год за годом и шаг за шагом продвигались его капитаны, заворачивал на юг. Тогда все верили в то, что вот она – южная оконечность Африки. Дальнейшие исследования показали: до мыса, который в 1488 году назовут сначала мысом Штормов, а потом переименуют в мыс Доброй Надежды, оставались еще долгие годы и многие километры.
Однако все это было впереди, а в 1456 году, читая отчет о путешествии Альвизе де Кодамосто об открытии реки Гамбии и путешествии вверх по ее течению, 62-летний Энрике Мореплаватель наверняка думал, что до цели его экспедиций и его жизни остался всего один шаг.
В 1458 году старый Энрике, все-таки отомстив танжерцам за поражение 1437-го, снова вернулся в любимый Сагриш, где и умер 13 ноября 1460 года, почитаемый португальцами как национальный герой. Когда завершилась последняя организованная принцем-навигатором экспедиция Педру де Синтра, его самого уже два года не было на свете.
Часто бывает, что после смерти человека его дело глохнет на корню. Так могло произойти и в случае с принцем-навигатором. Финансирование экспедиций было прекращено на целых 9 лет. Однако в 1469-м лиссабонский купец Фернан Гомиш получил от португальского короля Альфонсу V монополию на торговлю с Гвинейским заливом в обмен на обязательство ежегодно исследовать по 100 миль к югу вдоль африканского побережья. Капитаны Гомиша – Жуан де Санторен, Перу Эшкобар, Лупо Гонсалвеш, Фернан де По, Педру де Синтра – добрались до островов Сан-Томе и Принсипи, исследовав весь Гвинейский залив, а в 1481 году освоение западноафриканского побережья снова было принято королем Жуаном II под государственную руку. Через 6 лет в свое знаменитое плавание отправился Бартоломеу Диаш.
Азоры и Колумб
Возвращаясь из своего первого путешествия, Азорские острова посетил Христофор Колумб. Когда его корабли попали в шторм, путешественник дал обет: если ему удастся добраться до обитаемых земель, то в первой же церкви он закажет мессу. Таковой стал храм Девы Вознесения на Азорах. Но Колумб не сразу смог выполнить данное обещание. Губернатор острова ничего не знал о его путешествии и посчитал неизвестные корабли, пришедшие к архипелагу с Запада, пиратскими. В результате, вместо мессы испанскому путешественнику пришлось сначала несколько дней доказывать местным властям свою невиновность.
