Он, она и… радий
«Моя душа следует за тобой…»
Из письма Пьера Кюри к жене
Пролог. «Лучистый» металл
В полутемном сарае было холодно. Кровля нещадно протекала. Капли воды расплывались лужицами по полу или с шипением испарялись на стенках огромных котлов. Но люди не замечали ни холода, ни сырости… Бледные, усталые, болезненные лица мужчины и женщины были обращены к расставленным на столе пробиркам. Стеклянные сосуды светились слабым голубоватым светом. И так же сияли глаза Пьера и Марии Кюри.
26 декабря 1898 года в печати появилась статья супругов-ученых «Об одном новом, сильно радиоактивном веществе, содержащемся в смоляной руде». Авторы сообщали, что им удалось выделить из урановых отходов новый элемент, который они предлагали назвать радием. Без обиняков этот день можно было считать самым важным в жизни Пьера и Марии Кюри. Все остальное – лишь предисловие и эпилог.
Пьер
Родившийся 15 мая 1859 года Пьер был младшим из двух сыновей парижского врача, эльзасца по происхождению, Эжена Кюри. Среди коллег по цеху Эжен считался незаурядным специалистом. Однако после разгрома Парижской коммуны дела мэтра Кюри шли неважно. Богатых клиентов не было, и серьезных доходов практика не приносила. Ни начальную, ни среднюю школу братья Кюри не посещали. Впрочем, в то время это было в порядке вещей. Старшего сына, Жака, отец учил сам, а младший, Пьер, постигал премудрости наук под руководством обоих. Уже в шестнадцать лет юноша блестяще сдал вступительные экзамены в Парижский университет, а через три года получил первую ученую степень лиценциата по специальности «физика». В 1878 году он стал демонстратором в физической лаборатории Сорбонны, где вместе с братом начал исследования природы кристаллов. Жак работал в этом же университете, но в минералогической лаборатории. Три года упорного труда завершились первым достижением. Братья открыли пьезоэлектричество, позволившее построить ряд точных лабораторных приборов. Созданный ими кварцевый балансир можно считать предком большей части «начинки» современных кварцевых часов и радиоприемников.
Успех молодых ученых не остался незамеченным. В 1882 году Пьеру предложили возглавить лабораторию Муниципальной школы промышленной физики и химии. Годом позже его брату дали кафедру профессора минералогии в университете Монпелье, и Жак покинул Париж. Пьер ушел в «автономное плавание». Следующие двадцать два года его жизни оказались связаны с лабораторией Муниципальной школы. Низкое жалование не смущало молодого ученого. До 1895 года Пьер Кюри активно продолжал исследования в области физики кристаллов и изучал магнитные свойства веществ. Упорный труд в 1895 году увенчался открытием зависимости магнитной восприимчивости от температуры, которую теперь называют законом Кюри.
Пьер вел жизнь настоящего затворника. Карьера его не интересовала, жениться он, несмотря на намеки родителей, не собирался, считая всех девушек мелочными и ограниченными болтушками. Кроме науки у Пьера были две страсти – пешие и велосипедные прогулки. Вполне вероятно, он так и остался бы холостяком, если бы преподаватель физики из Фрибургского университета Юзеф Ковальский не представил тридцатипятилетнего Кюри Марии Склодовской.
Мария
Мария Склодовская родилась в 1867 году в учительской семье. Самая упорная и честолюбивая из всех детей в большой семье, она с малых лет интересовалась наукой и старательно училась. Гимназию девушка закончила с золотой медалью. И задумалась – а что же дальше? Обычная «женская доля» того времени ее не устраивала. Хотелось учиться дальше, что-то открыть, чего-то достичь… Качество образования для женщин в Российской империи, в состав которой тогда входила Польша, не устраивало Марию. Кроме того, гордая, как и все поляки, она болезненно относилась к «оккупации» своей страны Россией и получать образование «в стане врага», да еще и на русском языке, не хотела. Оставалась Франция – извечное прибежище польских «диссидентов». Да и к вопросам женского образования во Французской Республике подходили гораздо более демократично, чем в Российской империи.
Однако для жизни и учебы в Париже требовались средства, а их в семье Склодовских не было. Поэтому Мария заключила с сестрой Брониславой договор – сначала Броня едет учиться в Париж, а Мария высылает ей деньги, работая гувернанткой, потом Бронислава помогает Марии.
Броня, в отличие от сестры, звезд с неба не хватала. Получив диплом врача, она вскоре вышла замуж за коллегу, Казимежа Длусского. В 1891 году она написала Марии, что ждет ее в Париже. Двадцатичетырехлетняя Склодовская немедленно отправилась в столицу Франции и поступила на факультет естествознания Сорбонны.
Гордость, упорство и честолюбие сестры доставили Брониславе и ее супругу немало тревог. Пожив некоторое время у Длусских, Мария решила вести самостоятельную жизнь и сняла комнату. Но желания не совпадали с возможностями. Месячный бюджет студентки составлял всего сто франков. С упоением отдаваясь учебе, она почти забывала о необходимости спать, есть, а прохудившиеся ботинки становились буквально трагедией мирового масштаба, ведь после всех необходимых расходов (книги, бумага, чернила, оплата жилья) денег на еду и одежду почти не оставалось.
Когда во время очередной лекции Мария упала в голодный обморок, перепуганные однокашники разыскали ее сестру, и гордая полячка снова оказалась в доме Длусских. Не желая быть нахлебницей, она начала искать возможность заработать. Удача улыбнулась Склодовской, когда Общество поощрения национальной промышленности заказало ей работу о магнитных свойствах различных марок стали. Однако Марии требовалась лаборатория. И тут хороший знакомый Казимежа, Юзеф Ковальский, обронил, что у него в гостях вскоре будет молодой ученый, у которого как раз есть то, что необходимо. Так что в дом Ковальского Мария отправилась с чисто меркантильными интересами.
Знакомство
Посещение дома Ковальского прошло для обоих наших героев совсем не так, как планировалось. На Пьера Кюри, явившегося на эту «вечеринку» просто чтобы не огорчать отказом Юзефа, Мария произвела неизгладимое впечатление. Умная, образованная девушка покорила сердце ученого. Но и Склодовская, познакомившаяся с Пьером исключительно из деловых побуждений, не осталась равнодушна к молодому ученому.
Глазами Марии
«Когда я вошла, Пьер Кюри стоял в пролете стеклянной двери, выходившей на балкон. Он мне показался очень молодым, хотя ему исполнилось в то время тридцать пять лет. Меня поразило в нем выражение ясных глаз и чуть заметная принужденность в осанке высокой фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его простота, серьезная и вместе с тем юная улыбка располагали к полному доверию. Между нами завязался разговор, быстро перешедший в дружескую беседу: он занимался такими научными вопросами, относительно которых мне было очень интересно знать его мнение»,– написала позднее Мария. «Мы были созданы, чтобы жить вместе, и наш брак должен был состояться». Однако все эти записи были сделаны уже вдовой Кюри. На самом же деле ни о какой «полной взаимности» не было и речи. Скромная и сдержанная – а может, замкнутая и высокомерная? – Склодовская продолжала общаться с Пьером, считая его приятным собеседником, но никаких высоких чувств к нему, по-видимому, не испытывала. Она не видела перед собой ничего, кроме истинного долга – или того, который сама для себя придумала. Учеба, наука, родина – любви в этом списке места не было.
Пьер же был без ума от молодой полячки. Все лето он засыпал ее письмами, и, в конце концов, познакомил со своими родителями. С утра он уходил в поля, чтобы набрать для Марии букет ромашек. Комната девушки была усыпана цветами. В начале сентября он написал – «Я очень бы хотел, чтобы мы стали, по меньшей мере, неразлучными друзьями». В устах Пьера Кюри это было почти что предложение.
Мэтр Эжен и мать ученого, Софи-Клер, были в восторге, однако Мария колебалась. Осенью она ненадолго покинула Париж, а вернувшись в конце октября, объявила, что через год уедет в Польшу, чтобы заняться преподаванием и «общественными делами на благо родины» – то есть присоединиться к борьбе за независимость. Кюри искренне недоумевал – как могут какие-то «общественные дела» быть выше науки! Но чтобы угодить своей избраннице, начал даже учить польский язык. «А все-таки как было бы прекрасно то, чему я не решаюсь верить: а именно провести нашу жизнь друг подле друга, завороженными нашими мечтами: Вашей патриотической мечтой, нашей общечеловеческой и нашей научной мечтой», – писал он Склодовской.
Пьер совсем потерял голову – он предлагал Марии жить и работать «в его квартире на улице Муффтар с окнами, выходящими в сад, в квартире, которая легко делится на две независимые друг от друга части…». Он готов был отправиться в Польшу и даже в Сибирь, но Склодовская была непреклонна. Дело сдвинулось с мертвой точки только когда вмешались родственники. Сестра Марии Бронислава посетила Со, где жила семья Кюри. На совместном совете обе стороны решили, что лучшую пару, чем Мария и Пьер, трудно представить. Броня активно включилась в кампанию по завоеванию Пьером руки и сердца ее сестры – и та «выбросила белый флаг».
26 июля 1895 года в мэрии Со состоялось бракосочетание Пьера и Марии. На церемонии присутствовали только близкие родственники. Молодые не обменивались обручальными кольцами, не венчались в церкви, не устраивали свадебного пиршества. На невесте был костюм из темно-синей шерсти и голубая блузка в синюю полоску. Когда мать Казимежа Длусского предложила подарить ей свадебный наряд, Склодовская огорошила ту необычной просьбой: «Если уж вы так добры, что дарите мне это платье, мне хотелось бы, чтобы оно было темным, очень практичным и чтобы я могла потом надевать его, идя в лабораторию».
Свадебного путешествия у молодой четы тоже не было. Они отправились, как сами говорили потом, в «свадебное бродяжничество». Молодые катались на велосипедах по деревушкам Иль-де-Франса, читали, дискутировали на научные темы… И, наверное, были счастливы – и Мария, пошедшая на этот брак едва ли не с неохотой, и Пьер, который с того самого памятного вечера у Ковальского мечтал только об одном – заниматься наукой вместе с любимой женщиной.
Позднее Мария Кюри писала, что в то время у них с Пьером не было ни одного лишнего су. Так ли это? Кюри получал жалование в 500 франков в месяц. Зарплата квалифицированного рабочего составляла 300 франков. То есть Кюри зарабатывал немного, но вполне достаточно для скромной жизни. Вернее будет сказать, что молодая чета просто не умела вести домашнее хозяйство. Например, подаренные на свадьбу деньги они потратили на покупку велосипедов. По обоюдному решению Кюри отказались от приемов, гостей и оставили в квартире лишь минимум мебели – «книжный шкаф, белый деревянный стол, два стула, научные работы по физике, керосиновая лампа, букет цветов». Однако это происходило не из-за бедности – просто Мария посчитала, что чем больше времени она будет уделять уборке и гостям, тем меньше останется на Ее Величество Науку.
Сложности поиска
Для будущей диссертации Мария Кюри выбрала тему, волновавшую в то время умы многих физиков Европы – загадочное излучение Беккереля. «Только ли уран испускает новые лучи? И если да, то в чем его исключительность?» – записала она. До открытия Беккереля уран был известен более ста лет и использовался только для окрашивания стекол и керамики в желто-зеленый цвет. Определившись с задачей, Склодовская-Кюри начала проверять на излучение Беккереля все минералы, которые попадались ей под руку. Мария одалживала образцы из химических лабораторий, экспонаты минералогических музеев и частных коллекций… Для проверки великолепно подошел электрометр, созданный братьями Кюри. Терпеливо протестировав более восьмидесяти элементов, она обнаружила, что излучение Беккереля – позже сами супруги Кюри назовут его радиоактивностью – присуще лишь соединениям урана и тория. Самым же удивительным оказалось то, что урановая смоляная обманка обладала гораздо большей активностью, чем входящие в ее состав соединения урана и тория. И даже большей, чем чистый уран! Мария Кюри немедленно сделала вывод о присутствии в ее составе еще одного, неизвестного ранее элемента, испускающего излучение Беккереля, и поделилась своими мыслями с супругом. Произошло это в 1898 году. И вот что удивительно – Пьер Кюри немедля забросил свои исследования и подключился к работе жены, вчерашней студентки. Надо сказать, что помощь подоспела вовремя. Мария отличалась потрясающей работоспособностью и терпением. Более восьмидесяти раз она повторяла один и тот же опыт! Но на этом этапе без Пьера с его научной интуицией и знаниями продвинуться дальше она бы не смогла. В конце концов, именно Кюри подсказал супруге способ разделения смоляной обманки на составляющие.
Именно с этого момента в дневниках супружеской пары все чаще и чаще вместо «я» начинает попадаться «мы». В июле 1898 года супруги Кюри сообщили научной общественности об открытии, «радиоактивном веществе, содержащемся в урановой смоляной обманке». В честь родины супруги Пьер предложил назвать его полонием. А через четыре месяца, в декабре, объявили об открытии второго элемента – радия. Теперь предстояло выделить оба металла из урановой руды. Задача оказалась непростой – эти вещества составляли миллионную часть урановой смоляной обманки.
Для лаборатории чета ученых использовала небольшой заброшенный сарай со стеклянной крышей во дворе медицинского факультета. Прямо тут кипели огромные чаны, в которых растворялся исходный материал – смоляная обманка, привозимая из Иохимсталя. Над ними среди радиоактивных паров «колдовала» Мария Кюри. Здесь же работал ее супруг. Постоянное недомогание, слабость, которые часто упоминала ученая в своих дневниках, явно были не последствием плохого питания и болезней, а результатом радиоактивного облучения. Но об опасности радиоактивных материалов тогда еще никто не задумывался.
В 1958 году посетители Всемирной выставки в Брюсселе увидели необычный экспонат – непримечательную записную книжку в черном переплете. Рядом с ней тихонько щелкал счетчик Гейгера. Это был один из дневников супругов Кюри. Когда прибор впервые поднесли к тетради, его зашкалило.
Впрочем, чета ученых не особенно задумывалась о том, насколько они рискуют своими жизнями. Зато Кюри по-детски восхищались, заметив, что препараты радия светятся в темноте – так ярко, что можно было читать. «Особенно радовались мы, когда обнаружили, что все наши обогащенные радием продукты самопроизвольно светятся. Пьер Кюри, мечтавший о том, чтобы они оказались красивого цвета, должен был признать, что эта неожиданная особенность доставила ему радость. Несмотря на тяжелые условия работы, мы чувствовали себя очень счастливыми».
Пьер Кюри часто демонстрировал во время лекций светящиеся пробирки, которые носил в жилетном кармане. «Вот он, свет будущего», – приговаривал он. Только в 1901 году, получив хлористый радий и заметив, что он способен обжигать кожу даже сквозь стенки пробирок и металлические футляры, ученый задумался. И провел эксперимент на себе. Несколько часов продержав руку под излучением хлорида радия, Кюри с чисто академическим интересом проследил процесс заживания ожога, отметив его продолжительность и болезненность. И тут же предположил, что излучением радия можно разрушать клетки злокачественных опухолей. Между прочим, этот способ лечения рака используется и сейчас.
Пока ее супруг изучал свойства нового элемента, Мария Кюри вместе с помощником Жаком Бемоном килограмм за килограммом переработала несколько тонн смоляной урановой обманки и в сентябре 1902 года получила одну десятую грамма хлорида радия.
Под воздействием излучения радия начинали светиться даже алмазы. Чуть позже некоторые дельцы от науки предлагали доверчивым богачам обработать их драгоценности солями радия, «чтобы они засияли новым, недостижимым ранее светом»!
Сложности жизни
«Некоторые минералы, содержащие уран и торий (смоляная обманка, халколит, уронит), весьма активно испускают лучи Беккереля. В предыдущей работе один из нас показал, что их активность даже выше, чем у урана и у тория, и высказал мнение, что этим эффектом мы обязаны некоей весьма активной субстанции, которая в малых количествах содержится в этих минералах…»
Пьер и Мария Кюри «Из отчетов…»
«Я взяла восемь фунтов фруктов и столько же сахарного песка и, прокипятив в течение десяти минут, пропустила смесь через достаточно мелкое сито. У меня получилось четырнадцать банок отличного желе, правда, не прозрачного, но прекрасно застывшего».
На полях книги «Городская кухня»
«Ирен показывает ручкой «спасибо»… Она теперь очень хорошо ходит на четвереньках и говорит: «Гогли-гогли-го…» Она целые дни проводит в саду (в Со). Она катается по траве, поднимается и садится…»
Пожалуй, эти три записи наиболее наглядно демонстрируют круг проблем, упавших на плечи Марии Кюри. Наука, домашнее хозяйство, дети.
Ситуация усугублялась и расходами – львиная доля денег уходила на исследования – и тем, что именно наука играла для женщины главную роль. Но самое главное – после свадьбы Мария обнаружила, что абсолютно не приспособлена к семейной жизни. Она даже не умела готовить! Впоследствии мадам Кюри писала, что с удовольствием променяла бы один из дипломов на умение приготовить яичницу. И ей снова пришлось учиться. На этот раз наставницей в сложной науке семейного быта стала сестра Бронислава. Тайком от мужа Мария бегала к ней и день за днем постигала тяжелое искусство составления меню и приготовления хотя бы самых простых блюд. А ведь готовкой домашние дела не ограничивались! Стирка, рынок, уборка, тысячи других мелочей… Они так отвлекали от основного! Пришлось выкроить еще несколько десятков франков из семейного бюджета, чтобы нанять приходящую прислугу.
Хорошо, что с воспитанием детей помогали родители Пьера. Маленькая Ирен – первая дочь Марии и Пьера – большую часть времени проводила у них. А после смерти жены дедушка Эжен и вовсе перебрался в Париж, чтобы полностью взять на себя воспитание внучки. В 1904 году у четы Кюри родилась вторая дочь, Ева.
Бессребреники
Первый в мире дециграмм хлорида радия, полученный Марией и Пьером Кюри, был немедленно оценен в 75 800 золотых франков (15 600 «тогдашних» долларов). Это были огромные деньги – достаточно сказать, что годовой бюджет семьи Кюри составлял восемь с половиной тысяч! К супругам пришла известность со всеми ее положительными и отрицательными сторонами. Но главное, их исследования получили хоть какой-то источник финансирования.
Когда супруги подсчитали, что для получения грамма чистого радия им необходимо двадцать тонн урановой руды, сто вагонов угля, столько же цистерн воды и пять вагонов различных химических реактивов, их унынию не было предела. Где взять деньги? Но еще хуже было то, что в их «лаборатории» – вернее, сарае, – проделать огромнейший объем необходимых работ не представлялось возможным!
Средства можно было получить, запатентовав открытие, но супруги отказались от этой золотой жилы! «Пьер Кюри занял позицию самую бескорыстную и самую щедрую. В согласии со мной он отказался извлекать материальные выгоды из нашего открытия. Поэтому мы не взяли никакого патента и опубликовали, ничего не скрывая, все результаты наших исследований, равно как и способ извлечения радия…», – записала в дневнике Мария. Исследования находились под угрозой срыва. Однако доставку сырья внезапно – и безвозмездно – оплатил банкир Эдмонд Ротшильд. На счет супругов начали поступать пожертвования, в том числе анонимные. Наконец, Французская академия наук предоставила исследователям грант в 20 тыс. франков. Пьер сумел организовать первичную обработку руды на химическом заводе в городке Ножан-на-Марне. К промышленному получению радия подключился друг четы Кюри Андре Луи Дебьерн, в 1899 году открывший в урановой смолке еще один элемент – актиний.
Итак, исследования продолжились. Но и в жизни супругов Кюри произошли изменения – правда, они не радовали ученых. Известность обернулась своей темной стороной. В дом зачастили гости, чету приглашали на приемы и банкеты, к ним начали проявлять интерес журналисты. Все это влекло за собой дополнительные расходы – а ведь из полученных средств Кюри не потратили «на себя» ни единого франка – и отвлекало Пьера и Марию от основного дела.
Они могли стать миллионерами
Стоило Пьеру и Марии Кюри должным образом оформить свое открытие – и «финансовый вопрос» был бы снят для них на всю жизнь. В 1910 году грамм чистого радия стоил 180 тыс. долларов – как 160 кг золота. «Лучистый металл» стал в какой-то мере даже моден. Он широко применялся в медицине – некоторые врачи советовали как панацею принятие радиевых ванн, ингаляции и питье радиоактивной воды! Новомодным радием предлагали лечить психические расстройства и бессонницу, а в США, Канаде и Франции «радиевыми удобрениями» обрабатывали поля! В тридцатые годы ХХ века в США выпускали, представьте себе, искусственный шелк с радием, снимающим статическое электричество!
Можно, наверное, понять Пьера и Марию Кюри в их стремлении к «чистой» науке. Однако в результате все «сливки» с открытия собрали люди, не имеющие к нему никакого отношения.
Признание
В 1903 году Шведская королевская академия наук присудила супругам Кюри Нобелевскую премию «пополам» с Беккерелем – «в знак признания… их совместных исследований явлений радиации, открытых профессором Анри Беккерелем». На вручении премии чета Кюри не присутствовала – болезненность Пьера и Марии, скорее всего, вызванная постоянным радиоактивным облучением, не позволила им приехать. Свою Нобелевскую лекцию Пьер Кюри прочитал только два года спустя. В ней он в том числе отметил, что, попав в плохие руки, радиоактивные вещества «принесут человечеству больше бед, чем добра».
Нобелевская премия стала переломным моментом в жизни четы ученых. Награды посыпались как из рога изобилия, внимание к их особам возросло еще больше. Однако когда французское правительство решило наградить Пьера Кюри орденом Почетного Легиона, тот ответил: «Прошу вас, будьте любезны передать господину министру мою благодарность и осведомить его, что я не имею никакой нужды в ордене, но весьма нуждаюсь в лаборатории». И у супругов, наконец, появилась нормальная лаборатория!
В 1903 году Пьер Кюри открыл количественный закон снижения радиоактивности, ввел понятие периода полураспада и, доказав его независимость от внешних условий, предложил использовать как эталон при определении возраста земных пород. В этом же году вместе с Лабордом он обнаружил самопроизвольное выделение тепла солями радия, что являлось первым доказательством существования атомной энергии. В 1904 году Пьер Кюри был назначен профессором физики Сорбонны, а Мария стала заведующей той самой лабораторией Муниципальной школы промышленной физики и химии, которую двадцать два года возглавлял ее муж!
Соблазн
В 1903 году супруги Кюри были приглашены в Лондон на торжественное заседание Лондонского Королевского института. Гостей из-за Ла-Манша тепло встречала вся научная общественность Британии. Были организованы пышные приемы и балы. Виновников торжества окружала блестящая публика, сверкали украшения на изысканно одетых дамах, гремела музыка… Всю жизнь Пьер и Мария сторонились этой пышности и роскоши не только из-за ограниченности в средствах. Они знали – все это ненужная мишура, прах и тлен по сравнению со служением Великой Науке. И тут многолетние убеждения дали трещину… Одетая в привычное черное скромное платье, Мария Кюри с искренним восхищением шепнула мужу: «Послушай, Пьер, а все-таки это удивительно красиво!»
Трагедия
Супруги Кюри планировали новые исследования. 14 апреля 1906 года Пьер записал: «Мы с мадам Кюри работаем сейчас над точной дозировкой радия на основании его излучения. Это кажется пустяком, но тем не менее мы трудимся уже много месяцев и только сейчас начинаем получать стабильные результаты…» Но закончить работу он не успел. 19 апреля, оступившись на скользкой мостовой улицы Пон-Нев, Пьер Кюри угодил под колеса груженой ломовой телеги. Узнав о несчастье, Мария вначале не поверила. «Пьер умер?.. умер?.. совсем умер?..», – в отчаянии прошептала она.
И снова нельзя не отметить – слабость и головокружение, приведшие Пьера Кюри к такой внезапной и нелепой смерти, скорее всего, были симптомами лучевой болезни.
Отчаяние на некоторое время охватило Марию. «Пьер спит последним сном под землей… это конец всему… всему… всему…», – напишет она в дневнике. И все же жизнь продолжалась. Оставались незаконченными исследования. И Мария Кюри продолжила их.
«Госпожа Кюри, опираясь на руку своего свекра, шла за гробом мужа до могилы, вырытой у самой кладбищенской ограды, в тени каштановых деревьев. Там она на мгновение остановилась и стояла неподвижно, глядя на могилу строго и пристально. Но когда принесли большой букет цветов, она вдруг резким движением схватила его и принялась по одному бросать цветки на гроб. Она делала это медленно, важно и, казалось, забыла о присутствовавших, которые, находясь под глубоким впечатлением, не производили ни малейшего шороха», – написали парижские газеты 22 апреля 1906 года.
Одна за двоих
Мария Кюри отказалась от пенсии. «Я еще достаточно молода, чтобы заработать на жизнь себе и дочерям», – сказала тридцативосьмилетняя женщина. Но согласилась принять оставленную мужем профессорскую кафедру. Мария Кюри стала первой женщиной-лектором в истории Сорбонны и одновременно продолжила исследования радия. «Милый Пьер, – писала Мария Кюри в дневнике, – мне предлагают принять на себя твое начальство: твой курс лекций и руководство твоей лабораторией. Я согласилась. Не знаю, хорошо это или плохо. Ты часто выражал желание, чтобы я вела какой-нибудь курс в Сорбонне. Хотелось бы по крайней мере двигать дальше наши работы. Иногда мне кажется, что благодаря этому мне будет легче жить, а временами – что браться за это с моей стороны безумно».
Эпилог. Дело всей жизни
В 1910 году Марии Кюри удалось получить чистый металлический радий, за что через год ей была присуждена вторая Нобелевская премия. В 1914 году она начала на собственные средства строить передвижные и стационарные рентгеновские установки. Двести двадцать таких аппаратов она передала в полевые и тыловые госпитали. В 1918 году Мария Кюри становится научным директором Радиевого института в Париже.
А в свободные минуты она обращается к дневнику, на страницах которого ведет нескончаемую беседу с Пьером. «Я хотела тебе сказать, что альпийский ракитник в цвету, и глицинии, и боярышник, и ирисы тоже начинают цвести… Тебе бы все это очень понравилось…» – написала она незадолго до смерти.
Мария Кюри скончалась в 1934 году, не дожив один год до того торжественного момента, когда Нобелевскую премию по химии получила ее дочь Ирен вместе с супругом Фредериком Жолио-Кюри. А в 1955 году Мария и Пьер снова соединились. Их останки были перенесены в парижский Пантеон и похоронены рядом.
