Никогда не испытывайте чувства вины. Это мое решение. Вы солдат и у вас просто нет выбора.
Из беседы Президента США Гарри Трумэна с полковником Полом Тиббетсом
Тиниан – третий по величине остров Марианского архипелага – напоминает очертаниями Манхэттен. Когда в июле 1944 года американские морские пехотинцы выбили с острова японцев, местным дорогам, особенно не мудрствуя, присвоили названия знаменитых улиц Нью-Йорка. Самая длинная трасса, пересекающая весь Тиниан, получила имя Бродвей. Появились здесь Уолл-стрит, 8-я авеню, Парк Роуд, 42-я улица. По мере того, как американцы осваивались на острове, вдоль дорог вырастали все новые и новые военные объекты – казармы, склады, аэродромы. Однако один из аэродромов, располагавшийся вблизи 86-й улицы, выделялся среди прочих. Место стоянки самолетов по всему периметру было обнесено забором из колючей проволоки и тщательно охранялось. Огорожены были и казармы летчиков и технического персонала. Еще один забор окружал так называемую «внутреннюю зону» – попасть туда без специального пропуска было невозможно. И видом своим, и особым режимом охраны аэродром напоминал концлагерь. Это была база 509-го смешанного специального авиаполка, имевшего кодовое наименование «Сильверплейт» («Серебряное блюдо»). Командовал подразделением полковник Пол Тиббетс. Для солдат и офицеров близлежащих частей это подразделение было настоящей загадкой. Пилоты развернутых на острове эскадрилий тяжелых бомбардировщиков, ежедневно летавшие на бомбардировку стратегических целей на территории Японии, недоумевали. Несмотря на то, что 509-й был оснащен новейшей модификацией бомбардировщика Б-29 «Стратофортресс», его самолеты наносили удары только по позициям японцев на острове Рота. Это была «детская» цель, бомбометание по ней мало чем отличалось от учебного – оборонительная инфраструктура на острове Рота была практически полностью уничтожена, а зенитное и авиационное противодействие отсутствовало. Если же учесть, что снабжение полка было на порядок лучше, чем у других частей, расквартированных на Тиниане, отношение к избранным иначе, как негативным, назвать было нельзя. Остроты и издевательские высказывания стали нормой. Ходовой была шутка, что самолеты полка не направляют в Японию из опасения, что после парочки их налетов «япошки» капитулируют. Никто не подозревал, насколько эта шутка была близка к истине. Подразделение «Сильверплейт» создавалось с единственной целью: сбросить на противника новейшую супербомбу, разрушающее воздействие которой основано на расщеплении атомного ядра.
Таинство рождения
11 месяцами ранее тест-пилота бомбардировщика Б-29 подполковника Пола Тиббетса внезапно вызвали в штаб командующего американской 2-й воздушной армии генерал-майора Узала Энта. Штаб генерала находился в Колорадо Спрингс, и Тиббетсу рекомендовали захватить с собой личные вещи, поскольку на испытательный аэродром он уже не вернется. Подполковника это не удивило. Он неоднократно менял место службы и хорошо знал эту процедуру. Тиббетс был уверен, что его отправят в Европу, но ошибся. В генеральской приемной его остановил незнакомый офицер. Предложение ответить на пару вопросов вылилось для Тиббетса в форменный допрос. В какой-то момент у подполковника возникло ощущение, что собеседник знает о его жизни больше, чем он сам. Этим всеведущим офицером был Джон Лансдейл, возглавлявший службу безопасности в совершенно секретном правительственном проекте «Манхэттен». Тиббетс не подозревал, что несколько последних месяцев его пристально изучали люди Лансдейла, а беседа является финальной ступенью проверки на пригодность.
На тот момент Пол Тиббетс считался одним из лучших пилотов тяжелых бомбардировщиков и самых опытных офицеров ВВС США. В начале войны он летал на самолетах Б-17 «Летающая крепость» через Ла-Манш на бомбежки Германии. Позднее – командовал первыми рейдами «летающих крепостей» с территории Северной Африки. Участие Тиббетса в испытательной программе бомбардировщика Б-29 буквально спасло самолет, который поначалу был признан «слишком опасным и ненадежным». Когда перед руководителем проекта «Манхэттен» генералом Лэсли Гровзом встал вопрос, кому поручить подготовку экипажей для доставки к цели атомной бомбы, Тиббетс был первым в списке кандидатов. Последнее слово оставалась за подполковником Лансдейлом.
После того как сконфуженный Тиббетс признался, что в юности имел трения с полицией, суровый дознаватель закрыл его личное дело и пригласил пройти в кабинет генерала Энта. Из короткого брифинга Тиббетс узнал, что Америка находится в полушаге от создания оружия невероятной разрушительной силы, и именно ему выпала честь сбросить новую бомбу на врага. Командование назначает его командиром специальной 393-й бомбардировочной эскадрильи, сформированной в Небраске. Подразделению из 15 самолетов присваивается кодовое наименование «Сильверплейт». Задача командира состоит в том, чтобы превратить эскадрилью в первое в мире ударное атомное соединение. Уровень секретности – высший. Базой эскадрильи назначен аэродром Вендовер в штате Юта. «Если все пройдет успешно, вы станете героем, – заметил на прощание генерал Энт. с Если нет – вас превратят в самого большого козла отпущения за всю историю мира».
Вендовер оказался настоящей дырой, однако его изолированное положение решало многие проблемы безопасности. А кроме того, примерно в 500 милях, в Южной Калифорнии, находился полигон Сэлтон Си – идеальное место для отработки методов точного сброса бомб. Не мешкая, Тиббетс приступил к комплектованию летного состава. Он собирал самых лучших пилотов и штурманов, служивших с ним в Европе и Северной Африке, и очень скоро убедился, сколь велика его власть как командира особого соединения. Любые требования немедленно выполнялись, стоило только упомянуть слово «Сильверплейт». Унылый вид базы шокировал новоприбывших: колючая проволока, таблички «Запретная зона», уйма военной полиции. Тиббетс лично разъяснил подчиненным суть предстоящего задания: «Вас собрали здесь для выполнения специальной миссии высшей степени секретности. Я гарантирую вам несколько месяцев тяжелой и изматывающей работы. Также я гарантирую самое жесткое наказание всякому, кто станет болтать о том, что здесь происходит. Никто не должен знать о вашей службе – ни жена, ни родители, ни священник. Если условия кажутся вам слишком суровыми, еще не поздно подать рапорт о переводе». Ответом было гробовое молчание. Чтобы подсластить пилюлю, Тиббетс объявил, что перед началом тренировочных полетов весь личный состав получит двухнедельный отпуск.
Но и это послабление было скрытым испытанием на надежность. По приказу Лансдейла к каждому отпускнику были приставлены соглядатаи. Пять склонных к излишней болтовне летчиков и техников-сержантов попались в расставленные сети и особым предписанием были переведены на Аляску. Еще одного проштрафившегося – лейтенанта Юджина Гринепа – спас идеальный послужной список, но с тех пор он стал самым молчаливым офицером на базе.
Пришло время формировать экипажи. Людям, собранных по всей стране, предстояло притереться друг к другу, а это было не так-то просто, поскольку каждый их них был лучшим. Собственный экипаж Тиббетс подбирал особенно тщательно. Кресло бомбардира занял его старый друг и коллега майор Томас Фериби, считавшийся самым искусным штурман-бомбардиром дальней авиации США. Из центра подготовки экипажей бомбардировщиков в Луизиане в спешном порядке был вызван капитан Теодор «Голландец» ван Кирк. Его Тиббетс желал видеть в роли своего штурмана. Оператором хвостовой пулеметной установки стал сержант Джордж «Боб» Кэрон, с которым Тиббетс летал в Европе. По рекомендации Фериби в экипаж вошли радист Ричард Нельсон, бортинженеры сержанты Уэйт Дазенбери и Роберт Шумард, а также сержант Джо Стиборик, отвечавший за бортовую радарную установку. Вторым пилотом в экипаже Тиббетса стал капитан Роберт Льюис – один из трех лучших испытателей Б-29, которых Тиббетс «реквизировал» с прежнего своего места службы. Льюис был летчик от Бога, но отличался избыточным самомнением и тяжелым характером. Вверенный ему самолет пилот считал своей собственностью и устанавливал особые правила для членов экипажа. Он прекрасно ладил с рядовыми и сержантами и пользовался у них непререкаемым авторитетом, однако трудно сходился с офицерами, особенно старше его по званию.
К самолету Тиббетса был приписан также лейтенант Джекоб Бэзер, специалист по противорадарной защите. Бэзер был единственным (не считая самого Тиббетса) офицером-пилотом, посвященным в детали предстоящей миссии. Пока весь личный состав эскадрильи отгуливал отпуск, они вдвоем посетили «Пункт У» в Лос-Аламосе – атомную лабораторию, в которой уже несколько лет работали и жили вместе с семьями 6 тыс. ученых, инженеров и техников. Здесь с пилотами встретился научный директор проекта «Манхэттен» – физик-теоретик Роберт Оппенгеймер. «Отец атомной бомбы» объяснил Тиббетсу и Бэзеру суть действия ядерного боеприпаса и сообщил, что работа по созданию механизма, который заставит два массива урана-235 соединиться для достижения критической массы, пока еще не закончена. «Как только мы управимся с этой проблемой, в дело вступите вы», – объяснил он.
Пилотам представили капитана 1-го ранга Уильяма Парсонса, который курировал процесс создания бомбы. Тиббетс был уведомлен, что в самолете следует оборудовать два дополнительных места, поскольку Парсонс и его помощник будут сопровождать бомбу до самого момента ее сброса.
– Прекрасно, – пошутил Тиббетс. – Если что-то пойдет не так, я смогу сразу же объявить вам выговор.
– Если что-то пойдет не так, – мрачно заметил Парсонс, – объявлять выговор будет некому. От нас всех ничего не останется…
Прощаясь, Оппенгеймер озабоченно заметил: «Должен предупредить, что самое страшное может ожидать вас уже после того, как бомба будет сброшена. Ударная волна может оказаться настолько сильной, что самолет просто развалится на куски. Я не могу дать гарантии, что вы и ваш экипаж вернетесь домой целыми и невредимыми».
Рутина
Полученная от Оппенгеймера информация легла в основу тренировочной программы пилотов полка. Массивный Б-29 поднимался в воздух, следовал к полигону Сэлтон Си, где бомбардир сбрасывал учебную однотонную бомбу на цель – в круг диаметром 200 м. Затем пилот совершал крутой вираж на 155 градусов с последующим резким снижением, что позволяло уходить от точки сброса на максимальной скорости. Тиббетс рассчитал, что такой маневр позволит бомбардировщику удалиться почти на 7 миль от места сброса, прежде чем взрыватель супербомбы сработает. Ученые, однако, сомневались, что семи миль будет достаточно, чтобы самолет уцелел. По их мнению, что-либо конкретное можно будет сказать только после взрыва настоящей бомбы.
Неопределенность вынудила отказаться от эскорта истребителей – если уж такая прочная машина, как Б-29, может не устоять под натиском ударной волны, то у легких истребителей вообще нет шансов. Это породило новую проблему: способен ли одиночный бомбардировщик отбиться от атаки истребителей противника? Практические опыты в небе над Вендровером показали: в случае групповой атаки Б-29 обречен. Тогда Тиббетс предложил снять почти все оборонительное вооружение, оставив лишь кормовую установку. Облегченный таким образом самолет приобретал дополнительную скорость и маневренность, а потолок его увеличивался почти на полтора километра. Даже специальные перехватчики не могли эффективно действовать на такой высоте – их двигатели захлебывались из-за недостатка кислорода. Про зенитную артиллерию противника вообще можно было забыть – сбить цель, летящую на высоте 12 км, было практически невозможно.
Режим тренировок в Вендовере был изматывающим, но давал осязаемые результаты. К концу ноября 1944 года, когда все бомбардиры уверенно поражали мишень, диаметр круга стали постепенно уменьшать, доведя его до 130 м. При этом экипаж Тиббетса неизменно оставался лучшим в полку – тягаться с ним мог только экипаж майора Чарльза Суини.
17 декабря 1944 года 393-я эскадрилья была развернута в 509-й авиаполк специального назначения, а Тиббетс повышен в звании. 29 декабря его уведомили, что подразделение должно быть полностью готово к боевому бомбометанию к 15 июня 1945 года. Было ясно, что цель будет располагаться где-то на территории Японии – война в Европе подходила к концу. Тем временем специальный представитель генерала Гровза вылетел на Тихоокеанский театр военных действий для поиска наиболее подходящего аэродрома базирования 509-го полка. Выбор пал на летное поле Норт Филд на Тиниане.
А в Вендовер прибыл специальный поезд, доставивший 1-ю особую роту технического обслуживания, для размещения которой был оборудован лагерь, обнесенный, разумеется, несколькими рядами колючей проволоки и охраняемый лучше, чем некоторые федеральные тюрьмы. Рота представляла собой, наверное, самое невоенное подразделение американской армии, состоящее из витающих в облаках чудаков с учеными степенями, эмигрантов, говоривших по-английски с ужасным акцентом, и откровенных уголовников, выпущенных на поруки из тюрем только потому, что они были механиками от Бога. Этим людям предстояло «опекать» атомную бомбу с первой минуты прибытия ее в 509-й авиаполк и до момента погрузки в самолет-носитель. Техники скрупулезно изучили один из бомбардировщиков Тиббетса и составили список необходимых переделок. Руководствуясь им, на заводе, выпускающем Б-29, были собраны 15 машин новейшей модификации, оснащенных двигателями с электронно-управляемыми реверсными винтами и новыми быстрозакрывающимися створками бомболюков.
В конце апреля Тиббетс получил инструкции по перебазированию подразделения «Сильверплейт» на Тиниан. 6 мая личный состав наземных служб и все имущество должны были убыть из Вендовера в Сиэтл и там ждать погрузки на корабль. Самолетам следовало перебазироваться на остров своим ходом.
В последние дни перед отправкой Тиббетс выкроил время, чтобы посетить авиазавод компании «Мартин» в Омахе, где с конвейера сошел очередной модернизированный Б-29. Эту машину собирали специально для полковника. Самолет имел серийный номер 44-86292 и бортовой номер 82. Вошедшее в историю собственное имя самолета «Энола Гэй» появилось на нем значительно позже.
Козни
Переброшенный на Тиниан 509-й авиаполк попал в формальное подчинение к командиру 21-й дивизии тяжелых бомбардировщиков 20-й воздушной армии генерал-майору Кёртису Ле Мэю. Тиббетс хорошо знал генерала. Год назад в компании с капитаном Льюисом и майором Суини ему довелось обучать Ле Мэя пилотированию Б-29, причем генерал оказался весьма непростым учеником. По распоряжению Гровза генерал Ле Мэй был осведомлен об особом назначении 509-го полка – считалось, что это позволит избежать недоразумений в цепочке командования. Однако на деле все обернулось иначе. Ле Мэй отличался твердым характером и решительностью. При этом он никогда не воспринимал приказы вышестоящего начальства как истину в последней инстанции. Особенно когда они расходились с его видением ситуации. Неудивительно, что генерал в штыки встретил решение Вашингтона использовать для удара новым оружием какое-то неизвестное подразделение, а не его проверенных в боях летчиков. Энергичный Ле Мэй посчитал, что имеет полное право внести коррективы в спущенные сверху указания. Воспользовавшись тем, что Тиббетс вернулся в Штаты (полковника пригласили на полигон Аламогордо, где 16 июля намечено было испытать плутониевую бомбу «Тринити»), генерал приказал раскассировать личный состав 509-го авиаполка по другим подразделениям, размещенным на острове. Формально это означало расформирование части. Рискуя навлечь на себя гнев генерала, майор Том Фериби по своим каналам сумел известить Тиббетса о шагах, предпринятых Ле Мэем, и полковник, махнув рукой на испытания, спешно вернулся на Тиниан. 19 июля, связавшись предварительно с генералом Гровзом, Тиббетс явился в кабинет Ле Мэя и потребовал прекратить нападки на 509-й полк. В ответ генерал указал, что операция проводится в его зоне ответственности и именно ему придется отвечать за результат. Его искренне огорчает решение Вашингтона доверить атомную бомбу летчикам, никогда не действовавшим в реальной боевой обстановке над Японией. И хотя за спиной Тиббетса, судя по всему, стоят весьма могущественные люди, Ле Мэй имеет полное право отстранить 509-й полк от выполнения задания, если выяснится, что экипаж Тиббетса «не удовлетворяет требованиям, которые предъявляются летному составу дальней тихоокеанской бомбардировочной авиации». Тиббетс сухо поинтересовался, когда и каким образом будет осуществлена проверка его пригодности. Ле Мэй заявил, что направит в полк начальника оперативного отдела полковника Блэнчарда, который совершит с Тиббетсом один-два вылета и лично оценит подготовку его экипажа.
Несколько дней спустя Б-29 с номером 82 вырулил на центральную полосу аэродрома Норт Филд и приготовился к взлету. Полковник Блэнчард устроился на горе подушек между Тиббетсом и Льюисом и внимательно следил за их действиями. Взревели моторы, огромный самолет помчался по взлетной полосе. Не успели колеса шасси оторваться от земли, как Тиббетс отключил один двигатель и зафлюгировал его винт. Машина взбрыкнула, словно протестуя, но Тиббетс выровнял Б-29 и плавно поднял его в воздух. Затем он приказал отключить еще один двигатель – на том же крыле. Летя на двух моторах, огромный самолет с пятитонной бомбой в отсеке стал медленно набирать высоту. Делая вираж над Тинианом, Тиббетс предложил Блэнчарду полюбоваться «прекрасным видом самой большой авиабазы в мире». Но тот явно не желал любоваться островом. Его глаза были прикованы к двум медленно вращающимся на ветру отключенным пропеллерам. Тиббетс между тем увеличил крен и практически поставил машину на крыло. Тогда Блэнчард не выдержал. «Прекрасно. Я полностью удовлетворен работой двигателей. Теперь мы можем следовать к острову Рота». Тиббетс выровнял самолет и включил два заглушенных двигателя. В намеченное время Б-29 с нулевой погрешностью вышел на цель. Фериби с высоты 10 км виртуозно и с идеальной точностью сбросил 5-тонную бомбу. Когда Блэнчард подтвердил прямое попадание, Тиббетс сделал резкий разворот на 155 градусов. Инспектор генерала Ле Мэя издал сдавленный крик и вцепился в плечо полковника: «Что происходит?! Вы хотите всех нас угробить?» «Всего лишь стандартный выход из атаки. Без него не достичь максимальной скорости отхода», – любезно объяснил полковник.
И тут же бросил самолет в крутое пике. Полковник Блэнчард побелел и не вымолвил ни слова за весь обратный полет. Оказавшись на твердой земле, он сказал бесцветным голосом: «У меня нет никаких претензий к вашей квалификации, полковник, как и к боевой подготовке вашего экипажа». В конфликте с Ле Мэем была поставлена жирная точка.
Последние приготовления
26 июля 1945 года крейсер «Индианаполис» доставил на Тиниан боевой блок и спусковой механизм «Малыша» – первой в мире урановой бомбы. Прочие элементы перевезли на остров транспортные самолеты 509-го полка. Техники, которым предстояло собрать все это воедино и подготовить к погрузке в самолет, использовали иные прозвища для бомбы – «штука», «изделие», «3-2». Название «Малыш» было придумано Гровзом и использовалось только в высших сферах, как и название плутониевой бомбы – «Толстяк», – которое предложил Черчилль.
3 августа Тиббетс получил приказ № 13 «О специальной бомбардировочной задаче». К выполнению задания решено было привлечь 7 самолетов. Две машины с наблюдателями должны были сопровождать носитель, еще три – провести разведку погоды над потенциальными целями, седьмая – ожидать приказов на аэродроме острова Иводзима. Налет назначили на 6 августа. Главной целью был выбран промышленный и военно-транспортный район Хиросима.
В 15:00 в штабе 509-го полка состоялось совещание, на котором пилоты и задействованный технический персонал впервые узнали о сути предстоящей миссии. Капитан Парсонс, который прибыл на Тиниан, чтобы сопровождать бомбу, сделал краткий доклад об испытаниях в Аламогордо. Он не скупился на примеры ужасающей мощи новой бомбы, и услышанное ошеломило собравшихся. Тиббетс постарался сгладить неловкость: «Нам доверили покончить с этой чертовой войной. Что может быть важнее и благороднее!» Сам он искренне в это верил.
На утро 5 августа было назначено еще одно важное испытание. Предстояло проверить работу взрывателя замедленного действия – точно такого же, какой был установлен на «Малыше». Механизм представлял собой последовательную цепь из нескольких реле. При срабатывании последнего на настоящей бомбе «урановая пуля» выпускалась в основной заряд и обеспечивала критическую массу. На испытательной бомбе реле должно было активировать дымовой заряд. Однако бомба упала в океан, так и не выпустив дыма. «Превосходно, – заметил мрачным голосом один из наблюдателей. – Завтра мы собираемся сбросить атомную бомбу на Японию, но понятия не имеем, сработает ли эта штука».
Однако маховик был уже раскручен и остановить его было невозможно. Примерно в 15:00 группа техников закончила монтаж специальной приборной панели в самолете с номером 82. Они еще возились в тесном пространстве между бомболюком и пилотской кабиной, когда снаружи к носу бомбардировщика по стремянке поднялся полковой художник. Большими буквами он вывел на блестящем боку два слова: «Энола Гэй» – имя и девичью фамилию матери Пола Тиббетса.
Спустя полчаса из «Специальной технической зоны 509-го полка» к самолету подъехал трактор, тянувший на прицепе накрытую брезентом бомбу. Ее осторожно подняли в передний бомболюк и подвесили там на специальном гаке.
В 16:15 Тиббетс и члены его экипажа сфотографировались на память у дверей полкового штаба. После этого Льюис отправился к самолету, чтобы начать предполетный осмотр, и буквально обомлел, когда увидел еще не просохшую надпись на борту. Вызвав старшего техника, капитан дал волю гневу. «Какого дьявола вы намалевали на моем самолете!» – орал он. – «Немедленно уберите эту дрянь!» Техник сообщил, что надпись сделана по приказу командира полка. Льюис помчался обратно в штаб. Несколько минут они шумно выясняли отношения в кабинете Тиббетса. Льюис в своих воспоминаниях утверждал, что полковник был очень смущен. Тиббетс же, в силу своей покладистости, не посчитал инцидент достойным внимания. Он (да и все в полку) прекрасно знал, что самолет 82 – это его машина, что бы там ни возомнил себе Льюис.
В 19:30 место стоянки «Энолы Гэй» было оцеплено военной полицией. Вдоль взлетной полосы «А», выбранной для самолета-носителя, через каждые 20 м были расставлены пожарные машины. Всему персоналу базы, не задействованному в процессе подготовки самолета, посоветовали убраться подальше, объясняя это тем, что в случае аварии может произойти мощный взрыв. Рекомендация эта вызвала у ученых и техников нервный смех – если «Малыш» сработает, весь Тиниан превратится в безжизненную оплавленную скалу.
В 00:15 6 августа полковник Тиббетс и 26 пилотов и членов экипажей, отправляющихся на «специальное задание», прибыли в полковую церковь, где, склонив головы, выслушали молитву. Капеллан Доуни завершил ее словами: «Господи, сделай так, чтобы эти люди вернулись домой живыми».
Спустя час на взлетной полосе вспыхнули мощные софиты. По приказу генерала Гровза вылет «Энолы Гэй» снимали фото- и кинооператоры. Тиббетс, хотя его и предупредили об этой акции, был ошарашен ее размахом. По его словам, «все это напоминало съемки полноценного голливудского боевика». В 02:20 было сделано последнее групповое фото на фоне самолета, после чего экипаж занял свои места. У каждого был спасательный жилет, пакет первой помощи, запас продовольствия, фляга с водой и пистолет. Тиббетс втайне от всех пронес на борт жестянку с ампулами цианида. В его планы не входило попадать в руки японцев живым. Полковник открыл боковое окошко кабины и высунулся наружу. Сразу же затрещали затворы камер. Смущенно улыбаясь, он прокричал операторам: «Сворачивайтесь, парни. Мы запускаем двигатели».
В 02:45 «Энола Гэй», ревя всеми четырьмя моторами, начала разбег. Самолет был сильно перегружен и разгонялся очень медленно. Когда пройдено было уже три четверти полосы, а скорость все еще оставалась слишком низкой, капитан Льюис судорожно потянулся к штурвалу. «Отставить!» – холодно приказал ему Тиббетс. До конца полосы оставались считанные метры, когда полковник резко взял штурвал на себя. «Энола Гэй» начала подъем.
Волнение, связанное с трудным взлетом, быстро улеглось. Льюис понимал, что грубо нарушил субординацию, но не мог найти слов, чтобы объяснить свое поведение. Поэтому он не придумал ничего лучшего, как открыть блокнот и начать вести дневник исторической миссии. «Взлет прошел без происшествий», – записал он. Тиббетс же даже не придал значения оплошности второго пилота. Операция, к которой он готовился почти год, началась, и это оттесняло на второй план любые неурядицы. Майор Фериби дремал в своем кресле – ближайшие 6 часов его навыки были никому не нужны. Измотанный до последней степени лейтенант Бэзер улегся на полу в хвостовом туннеле самолета и мгновенно уснул. Радист Ричард Нельсон читал потрепанный детектив. Капитан Парсонс с помощником колдовали в бомбовом отсеке, приводя в боевую готовность спусковой механизм «Малыша». «Энола Гэй» неумолимо двигалась навстречу солнцу. Хронометр на борту отсчитывал последние часы старого мира.
Эпилог
В 08:16 6 августа 1945 года бомба, сброшенная с борта «Энолы Гэй», взорвалась на высоте 576 м над городом Хиросима. Мгновенно погибло почти 100 тыс. человек. Принято считать, что в момент взрыва потрясенный Тиббетс сказал: «Боже, что мы натворили!» Но это не более чем выдумка журналистов. Вопреки опасениям Оппенгеймера ударная волна не повредила «Энолу Гэй», хотя, по словам Тиббетса, несколько секунд «самолет трясло, как грушу». На Тиниане их ожидала торжественная встреча, завершившаяся роскошным обедом. Прямо на летном поле командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаац вручил Тиббетсу крест «За выдающиеся летные заслуги».
Три дня спустя Б-29 с собственным именем Bock’s car («Автомобиль Бока»), пилотируемый майором Чарльзом Суини, сбросил плутониевую бомбу «Толстяк» на город Нагасаки. Несмотря на то, что почти треть зоны поражения пришлась на водное пространство залива, жертвами взрыва стали от 60 до 80 тыс. человек. Бомбардировка Нагасаки стала своего рода подтверждением тайного послания Трумэна, переданного через нейтральных дипломатов правительству Японии: пока не будут приняты требования Потсдамской конференции, Америка намерена стирать с лица земли один японский город за другим. Это был блеф, но он сработал. 14 августа 1945 года японское правительство объявило о своей полной и безоговорочной капитуляции. Вторая мировая война завершилась.
После войны пилоты и техники, участвовавшие в атомных бомбардировках, подверглись жестокой обструкции со стороны общественности. И, конечно же, главным козлом отпущения стал Пол Тиббетс. Его личность была едва ли не демонизирована, и создавалось впечатление, что атомный удар по Хиросиме был нанесен исключительно по его личной инициативе. Постепенно бывшие члены экипажа «Энолы Гэй» привыкли существовать под давлением и нашли достойное место в жизни. Вопреки устойчивому мифу о проклятии «Энолы Гэй», ни один из них не сошел с ума, не постригся в монахи и не покончил собой. Их отношение к бомбардировке наиболее емко выразил бывший штурман «Голландец» ван Кирк: «В тех же обстоятельствах я проделал бы это еще раз, не колеблясь ни минуты».
Раз в год в Мемориальном парке Мира в Хиросиме звонит колокол, напоминая о смертельной опасности, которую таит в себе ядерное оружие. Эпитафия в расположенной поблизости символической гробнице гласит: «Спите спокойно, ошибка не повторится». Остается надеяться, что человечество внемлет этим словам.
