Здание вокзала, обычно встречающее приезжих, было закрыто на ремонт, надпись на сетке, затягивающей фасад, гласила: «Освенцим – город покоя». И это правда – узкие улочки, обрамленные палисадниками в цветах, и впрямь дышат умиротворением. Но не это привлекает сюда множество людей. В 1940 – 45 годах близ города располагался крупнейший из нацистских концлагерей, признанный местом наиболее массового уничтожения мирных граждан за всю историю человечества.
В мире принято именовать это место «Аушвиц»: такое название использовала фашистская администрация. Сегодня лагерь стал мемориальным комплексом – музеем, одним из главных символов холокоста. Здесь всегда многолюдно: организованные группы, одиночные туристы, потомки, приехавшие почтить память предков, погибших в концлагере. Ежегодно комплекс посещают около 1 млн. человек. У входа – несколько сувенирных лавок, где можно купить книги на многих языках и открытки с изображением некоторых экспонатов. Все очень сдержанно и тактично.
Освенцим находится примерно посередине между Катовице и Краковом, в Силезии, промышленном регионе, вблизи от узловых железнодорожных станций Центральной и Западной Европы. Такое местоположение, вероятно, стало причиной открытия здесь лагеря. Изначально в нем планировали держать военнопленных, но для «окончательного решения еврейского вопроса» нацисты «перепрофилировали» Аушвиц: он стал и источником дармовой рабочей силы, и местом уничтожения «представителей неполноценных рас». 40 км2 прилегающей территории назвали «сферой интересов лагеря Аушвиц», местных жителей выселили.
Первый лагерь, Аушвиц I, размещался в 24 кирпичных двухэтажных зданиях бывших казарм. Когда были построены Аушвиц-Биркенау и Моновиц, он же Аушвиц-Буна, в этих домах разместилась лагерная администрация. Теперь здесь основная экспозиция музея.
Первые заключенные – 728 поляков – прибыли в Аушвиц 14 июня 1940-го. Через два года узников было уже 200 тыс. Охраняли лагерь эсэсовцы из соединения «Мертвая голова». Заключенные тяжело трудились, наказание полагалось за малейшую провинность – подобранную в поле картофелину, медленную работу, за то, что не снял шапку перед немцем, за разговор… Барак №11 был предназначен для наказаний. Здесь находились камеры размером 90 х 90 см с низенькой дверью – туда загоняли по 4 узника, и они стояли всю ночь. Были герметичные камеры, в которых человек медленно задыхался. В подвале на советских военнопленных впервые провели опыты по умерщвлению газом «Циклон Б».
Из показаний коменданта Аушвица Рудольфа Хесса на Нюрнбергском процессе: «В июне 1941 года я получил приказ установить оборудование для истребления евреев. Когда я оборудовал здание для истреблений в Аушвице, то приспособил его для использования газа «Циклон Б», который представлял собой кристаллическую синильную кислоту. Другим усовершенствованием, сделанным нами, было строительство газовых камер с разовой пропускной способностью в 2 тыс. человек, в то время как в 10 газовых камерах Треблинки можно было истреблять за один раз только по 200 человек в каждой».
Строительство жуткой второй очереди – лагеря Аушвиц-Биркенау – началось в октябре 1941-го. Здесь в одноэтажных бараках держали сотню тысяч людей. В отселенной деревне было два каменных дома – их переоборудовали в газовые камеры. День и ночь горели огни во рвах – там жгли тела. Позже построили 4 крематория – те самые, с «пропускной способностью 2 тыс. человек».
Лагеря обустраивали с немецкой педантичностью. В каждом бараке была печка – только топили ее разве что в самые лютые морозы. В бараках назначались старшие – капо, обычно из уголовников, которые так измывались над остальными, что боялись их больше, чем немцев.
На несколько зданий в целях пожарной безопасности полагался пруд с водой. Эти пруды сохранились и сейчас – по другую сторону колючей проволоки. И возле крематориев: «пропускную способность» пытались увеличить, и они едва справлялись. В 1942-м Аушвиц посетил рейхсфюрер СС Гиммлер и лично проинспектировал процесс уничтожения евреев.
По особому распоряжению Гиммлера в Аушвиц привезли 250 служебных собак. На это была выделена 81 тыс. марок – псарня строилась с учетом всех требований ветеринарии: большая территория для выгула, ветлечебница и отдельная кухня. Гиммлер полагал, что овчарок можно натренировать, чтобы они окружали узников, как отару овец – чтобы исключить побеги. Но собаки так и не научились воспринимать людей как скот.
С 1940-го с оккупированных территорий и из самой Германии в Аушвиц ежедневно прибывало до 10 эшелонов – не менее чем по 40 – 50 вагонов, в каждом 50 – 100 человек. Один такой – дощатый, с башенкой для охранника – стоит у платформы и сейчас. Вагоны не отапливались. Людей везли по несколько дней, без пищи и воды, многие гибли в дороге.
На платформе врач, мельком осматривая людей, указывал, кому налево, кому направо. Примерно ¾ прибывших – евреи, старики, инвалиды, дети, слабые и больные – отправлялись в крематорий. Их никто не учитывал, и сегодня невозможно установить точное количество погибших в Аушвице – комендант лагеря Рудольф Хесс утверждал, что их не менее 2,5 млн. Людей было так много, что иногда они по 12 часов ожидали у крематориев своей очереди на смерть, не догадываясь о ней – или не желая верить. Зондеркоманда партиями вела вновь прибывших в раздевалку. Им говорили, что сейчас все пойдут в душ, приказывали запомнить, где оставили одежду. Потом всех заталкивали в газовую камеру. Детей швыряли поверх голов. Только тут люди начинали догадываться, что их ждет, но было поздно. Двери герметично закрывались. Члены зондеркоманды уносили вещи жертв. Через 20 минут, когда все было кончено, вытаскивали тела, срезали у них волосы, осматривали в поисках ценностей – сережек, коронок; затем несли к печам и спешно мыли пол и стены камеры – следующие обреченные не должны были ничего заподозрить до самого конца.
На Нюрнбергском процессе Рудольф Хесс говорил о членах зондеркоманд: «Ведь все они совершенно точно знали, что по окончании акций их постигнет та же судьба, что и тысячи их товарищей по расе, уничтожению которых они оказали немалое содействие. И все же они проявляли усердие, которое меня всегда изумляло».
Зондеркоманды создавали потому, что даже эсэсовцы не выдерживали напряжения, наблюдая тысячи смертей. Туда отбирали крепких молодых мужчин, в основном евреев. Условия у них были немного лучше, чем у остальных, но многие не выдерживали – кончали самоубийством либо сходили с ума. Отчасти поэтому состав зондеркоманд полностью обновлялся раз в несколько месяцев – прежних отправляли в газовую камеру.
Из показаний Рудольфа Хесса: «Рейхсфюрер Гиммлер постоянно направлял к нам разных высокопоставленных чинов СС и партии, чтобы они сами увидели, как уничтожают евреев. Все при этом получали глубокие впечатления. Меня постоянно спрашивали, как я и мои люди могут быть свидетелями такого, как мы все это способны выносить. На это я всегда отвечал, что все человеческие порывы должны подавляться и уступать место железной решимости, с которой следует выполнять приказы фюрера. Каждый из этих господ заявлял, что не желал бы получить такое задание».
Людям, годным к работе, приказывали подписать свой багаж и оставить на платформе – его, мол, привезут позже. Первое, что делала нацистская машина с узником, – обезличивала. Вещи отбирали, волосы сбривали, одевали в лагерные робы с нашитыми знаками, определяющими класс заключенного: еврей, цыган, военнопленный, гомосексуалист, проститутка, уголовник… Лагерный номер сначала писали на одежде, потом стали татуировать на предплечье. Детям метку ставили на бедре – ребенок рос, и она росла вместе с ним. Номер человеку называли по-немецки, и он должен был его повторить. Если не смог – били, пока не заучивал. Этой участи избегали только те, кого ждала немедленная смерть.
Примо Леви попал в Аушвиц в 1944-м. Ему удалось выжить, и он оставил ценнейшие сведения о концлагере. В своей книге «Это человек?» он пишет: «…в нашем языке нет слов, чтобы выразить это разрушение человека. Нам больше ничего не принадлежит; они забрали нашу одежду, нашу обувь, наши волосы; если мы заговорим, они не станут нас слушать, а если и услышат – не поймут. Они отнимают у нас даже имя; а если мы хотим его сохранить, мы должны сами найти в себе силы сделать так, чтобы за этим именем сохранилось что-то от нас, какими мы были раньше. Представьте человека, который лишен всех, кого любит, всего, чем владел; у него не будет ничего, кроме страданий и физиологических потребностей. У него не будет ни достоинства, ни самообладания, поскольку тот, кто все потерял, с легкостью теряет и себя».
Заключенные Аушвица работали в шахтах, на фермах, каменоломнях, военных заводах. Концерн «И. Г. Фарбен» и компания БМВ активно использовали рабский труд узников. «И. Г. Фарбен» вложил в Аушвиц более 700 млн. рейхсмарок (около 1,4 млн. долларов по курсу 1942 года). К заводам были приписаны около 405 тыс. заключенных, более 340 тыс. погибли.
Работали 6 дней в неделю по 12 – 14 часов. Подъем в 5 – 6 утра в зависимости от времени года.
В туалетный барак доступ был 2 – 3 раза в день на несколько минут. Вода – только холодная. В полутора метрах от умывальников – так называемый туалет: бетонная плита с круглыми дырами, вырубленными так тесно, что узники, справляя нужду, чувствовали спины и локти других. Это была еще одна изощренная пытка: людей стремились превратить в покорный скот, лишенный чувства стыда.
В музее представлен муляж дневного рациона: кружка травяного отвара или цикорного кофе утром, миска жидкого супа из гнилых овощей на обед, черный, глинистый хлеб с кусочком сыра или маргарина вечером – 700 ккал, менее 1/3 нормы взрослого человека. Советских военнопленных кормили еще хуже – им выдавали чуть более 500 ккал.
На стенах барака №5 размещены фото узников – каждого снимали анфас, в профиль и полупрофиль. Нет ничего страшнее, чем снимки детей в робах или маленьких подопытных доктора Менгеле. Есть и коллекция некоего эсэсовца, снимавшего свою «работу» – бывшая узница нашла альбом, выброшенный владельцем, удиравшим от Советской Армии. Есть и фото, которые тайком сделали узники из зондеркоманд. Одно из них можно увидеть в фильме «Сын Саула» – он основан на подлинных событиях и беспощадно точен в деталях.
Есть и копии рисунков, сделанных заключенными. Некоторые авторы известны, другие так и остались безымянными. Здесь отражены все этапы лагерной жизни – с момента прибытия до отправки в газовую камеру. На одном из рисунков заключенные, возвращаясь в лагерь, несут тела умерших во время работы – прийти должно столько же, сколько вышло за ворота. Если счет не сходился, значит – побег; и охрана начинала считать снова, а люди часами стояли у ворот в любую погоду. Если шел дождь, заключенным приходилось спать в мокрой одежде. В случае побега наказывали весь барак: оставляли на плацу на всю ночь или расстреливали каждого десятого, каждого второго – как решит начальство.
На работу и с работы заключенные шли через ворота с печально известной чугунной надписью Arbeit macht frei – «Труд освобождает». Там играл оркестр – такие же узники-музыканты. Нужно было маршировать в такт, иначе – наказание.
Люди умирали сотнями. «Каждое утро в нашем бараке не просыпалось человек 5 или 7. Но не это самое страшное. Самое страшное – это «селекция». Ее проводили раза два в месяц. На улице раздевали по пояс, осматривали. Не прошел «селекцию» – в крематорий!» – вспоминал один из выживших.
Во дворе между блоками №№10 и 11 заключенных пытали, подвешивая за связанные руки, и расстреливали. Сейчас у расстрельной стены – цветы и лампады.
Блок №10 всегда заперт, а окна наглухо закрыты щитами. Здесь трудились доктор Менгеле и его коллеги – проводили псевдомедицинские эксперименты, невероятные в своей жестокости и бессмысленности. Людей облучали огромными дозами радиации с последующей стерилизацией. Изучали воздействие химических веществ. Испытывали транквилизаторы и новые лекарства, для чего узников заражали малярией, гепатитом и другими болезнями. Многим вживляли осколки стекла, ржавые гвозди, щепки, грязь – для поиска методов лечения гнойных инфекций. Большинство опытов приводило к мучительной смерти. Для экспериментов часто использовали детей.
Показания бывших заключенных, хранящиеся в Государственном архиве Музея в Освенциме (APMO), составляют 134 тома и содержат более 3 тыс. свидетельств. А посетителям музея о преступлениях рассказывают экспонаты. Вот вещи погибших: половину помещения отсекает стекло, за ним – груда чемоданов. Горы обуви, детских платьиц и чулочков. Гора очков в дешевой оправе. Груда протезов – инвалидов сразу отправляли на смерть. Один барак перегорожен стеклянной стеной, проходящей через два этажа, за стеклом выше уровня второго этажа – посуда: миски, кружки, кастрюльки… Люди верили, что их просто переселяют, и брали с собой все необходимое.
В лагере были склады, названные «Канада», куда отправляли вещи узников, имевшие какую-то ценность. Название было насмешкой над поляками – до войны многие уезжали за океан, и восклицание «О, Канада!» означало и дорогой подарок, и место, где всего в изобилии.
Вот отрезанные волосы – косы, длинные пряди. Когда лагерь освободили, в одном из складов нашли 7 т упакованных женских волос: они шли на набивку тюфяков, на изготовление портняжной бортовки.
А в блоке №24 на втором этаже функционировал публичный дом…
Эту тему долго замалчивали. Отчасти потому, что было мало свидетельств: выжившие девушки стыдились давать показания. Было известно, что эсэсовцы брали прислугу из заключенных – но о таком… Только в 2009 году берлинский культуролог Роберт Зоммер выпустил книгу Das KZ-Bordell («Бордель в концентрационном лагере»). И мир узнал о новой стороне издевательств.
Подобные заведения в лагерях были организованы по личному указанию Гиммлера. Их посещением поощряли за хорошую работу, наравне с дополнительным пайком и табаком. Впрочем, если 20 сигарет стоили в лагерной лавке 3 рейхсмарки, то подобная «услуга» – всего 2.
Гиммлер написал и регламент работы заведения: ежедневно с 20:00 до 22:00; женщины должны быть здоровы, подвергнуты стерилизации, длительность посещения 15 минут, разговаривать запрещено. В дверях должны быть глазки, чтобы надзиратели могли следить за соблюдением правил.
Мужчины должны быть здоровы, вымыться, получить дезинфицирующие средства. Немцы могли посещать только немок, остальные – славянок. Евреи и русские не допускались. Если по радио передавали речь фюрера, бордель закрывался.
Большинство девушек были немками, осужденными за проституцию, но хватало и славянок. Им обещали легкую работу и хорошую еду. Нередко они узнавали, что им предстоит, только попав в бордель. В Аушвице набирали женщин и для других лагерей.
Сначала они направлялись в лазарет, где несколько дней получали усиленное питание, уколы кальция, дезинфицирующие ванны. Им выдавали косметику, белье, обувь и одежду с полок «Канады». Контраст между проститутками и другими узницами был разителен. Но женщины в лагерях и так подвергались насилию, а подобная «работа» давала шанс выжить. Выбор был прост: или бордель – или истощение и газовая камера. За вечер каждая девушка обслуживала 6 – 15 клиентов. А потом наступала очередь охранников – лагерное начальство смотрело на это сквозь пальцы.
«Тот, кто думает, что бордель был подарком для заключенных, просто не представляет себе Аушвиц. Это был еще один пример цинизма и унижения», – писал бывший узник Йозеф Жайна.
Впрочем, многие заключенные были так истощены, что не могли воспользоваться «наградой». Но они могли вымыться и побыть рядом с женщиной – этакая иллюзия близости. Так что основными клиентами борделя являлись солдаты и капо.
«Исследование публичных домов в лагерях смерти раскрывает новую грань нацистского террора: эсэсовцы фактически пытались сделать узников своими сообщниками в преступлении против женщин, – пишет Роберт Зоммер. – Военное сексуальное насилие ООН признала преступлением против человечности только в ХХI веке. Ни одна из них не получила компенсацию за то, через что ей пришлось пройти. Важно хоть в какой-то степени восстановить сегодня доброе имя этих женщин».
Полька Станислава Лещинска была лагерной акушеркой. Только в 1965 году она нашла в себе силы рассказать об этой стороне жизни Аушвица:
«Количество принятых мной родов превышало 3 тыс. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное. Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о смертельных исходах среди матерей и новорожденных. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач смотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий».
Младенца татуировали номером матери, после чего топили в бочке и выбрасывали. Этим занимались две немки – одна была осуждена за детоубийство, вторая – за проституцию. «После родов младенца уносили в комнату, где детский крик обрывался и доносился плеск воды, а потом роженица могла увидеть тельце своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами».
Весной 1943-го ситуация на Восточном фронте заставила руководство рейха пересмотреть отношение к этим детям. Младенцев с арийскими чертами – светловолосых и голубоглазых – стали отправлять в Германию.
Некоторые заключенные пытались противостоять мучителям. Даже взаимопомощь считалась сопротивлением – за это наказывали. Но в Аушвице-Биркенау была подпольная организация. Ее участники добывали заключенным еду и медикаменты, устраивали саботаж, документировали преступления нацистов. Случилось и восстание – 7 октября 1944-го зондеркоманда сожгла газовую камеру и крематорий №4 и пыталась бежать. Все участники восстания, кроме одного, погибли. Позже нацисты выяснили, что порох, который они использовали, был похищен группой молодых евреек, а доставку организовала узница Роза Робота. Все они были казнены.
За рисунки или фото, запечатлевшие преступления гитлеровцев, убивали. Через 2 года после окончания войны сторож нашел в стене барака бутылку с 23 рисунками сцен из лагерной жизни. Последний не закончен. Что стало с автором и как его имя, неизвестно, только 2 буквы подписи – М. М.
Некоторые заключенные из зондеркоманд оставляли записки в ямах, где закапывали пепел и трупы. После войны было найдено 9 таких посланий.
Когда подходила Красная Армия, гитлеровцы взорвали крематории, подожгли «Канаду», уничтожили документы, а 60 тыс. узников, которые могли идти, отправили в лагеря на территории Германии. Была зима. Люди шли пешком по 55 – 70 км до железнодорожных станций. Обувь разваливалась, ноги обматывали тряпками. Их били, чтобы быстрее шли, тех, кто не мог, – расстреливали. Во время этого «марша смерти» погибло около 15 тыс. человек.
Лагерь был освобожден 27 января 1945 года войсками 59-й и 60-й армий 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И.С. Конева совместно с войсками 38-й армии 4-го Украинского фронта под командованием генерал-полковника И.Е. Петрова. Когда советские солдаты вошли в лагерь, они обнаружили около 7,5 тыс. узников. «Мы зашли в один барак после крематория. Там я видел пепел, на входе – вещи и одежду. И вот когда я зашел в барак, я еще подумал: «Живой пепел». Не передать это ощущение – вроде живой человек, а вроде – нет. Шоковое состояние такое было, вышел – бродят толпы народа, все в полосатых робах, на ногах – деревянные колодки… Кто-то сидел на земле и жевал траву», – вспоминал советский военный Владимир Черников. Он пробыл в «лагере смерти» всего три часа. Потом на его боевом пути были еще два концлагеря, но самое сильное впечатление осталось от Аушвица.
На уцелевших от пожара складах было обнаружено «1 185 345 мужских и дамских костюмов, 43 255 пар мужской и женской обуви, 13 694 ковра, огромное количество зубных щеток и кисточек для бритья, а также другие мелкие предметы домашнего обихода».
Комендант Рудольф Хесс бежал под чужим именем. В 1946-м он был арестован, выступал на Нюрнбергском процессе как свидетель по делу главных военных преступников, после чего выдан польским властям. Приговорен к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение на территории концлагеря Аушвиц.
Так закончилось существование самого крупного лагеря смерти за всю историю человечества. В нем было уничтожено около 1,5 млн. евреев, 75 тыс. поляков, 21 тыс. цыган, 15 тыс. советских военнопленных, 15 тыс. французов, немцев, австрийцев и лиц других национальностей.
В 1996 году правительство Германии объявило 27 января официальным Днем памяти жертв холокоста. Резолюцией ООН №60/7 от 1 ноября 2005 года 27 января было объявлено Всемирным днем памяти жертв холокоста.
Во время экскурсии наш гид, пани Мария, неоднократно повторяла: «Такое страдание, такое страдание…» Это место полно страдания – кажется, им пропитан самый воздух. В конце пани Мария произнесла: «Как только кто-то в мире говорит о превосходстве одной нации над другой, мир делает шаг к тому, чтобы повторить Аушвиц». Надо сделать все, чтобы это не повторилось.
