Случилось так, что все дурные вести ибн Атташ получил одновременно: и о том, что человек, посланный им вызволить визиря, захвачен, и о том, что сам визирь после страшных пыток казнен, и о том, что султан Мухаммед спешно собрал отряд гулямов и идет на его крепость.
Всю свою жизнь ибн Атташ был осторожен и подозрителен. Он привык рассчитывать на худшее – и от того беде никогда не удавалось застигнуть его врасплох. И тем сильнее и слаще была радость от успеха, победы или нежданной доброй вести.
Шахриз в любую минуту был готов и к штурму, и к длительной осаде. Гарнизон был силен и надежен, запасов хватало. «И коль скоро султан решил обойтись без большой армии и выступил в поход со своими гулямами, Шахриз может выстоять», – так думал ибн Атташ, проверяя ночные караулы на восточной стене крепости.
Ему казалось, что он все предусмотрел…
Узнав о гибели ибн Атташа и падении Шахриза, Хасан несколько дней не выходил из своей кельи.
Он долго размышлял, пытаясь предугадать дальнейшие действия Мухаммеда. Успокоится ли султан, казнив ибн Атташа? Или соберет еще большее войско и попытается сделать то, что не удалось его предшественникам – захватить Аламут.
И разум, и опыт подсказывали ему – молодой правитель горяч и истово ненавидит исмаилитов. Не просто ненавидит, но и боится. Вполне возможно, что Мухаммед мыслит примерно так: «Если ибн Атташу почти удалось умертвить султана, то что мешает самому Старцу Хасану повторить тоже самое?». И значит…
«И значит, Мухаммед не успокоится до тех пор, пока не возьмет Аламут», – такая мысль засела в голове у Хасана.
Участь ибн Атташа ужасала его. Несколько фидаев, чудом вырвавшихся из Шахриза, поведали ему во всех подробностях о падении крепости. О том, что нашелся предатель, показавший им тайный ход…
Вновь и вновь представлял он себе, как пал Шахриз. Как гулямы ворвались в крепость и как жена ибн Атташа увидев, что враги окружили ее мужа, бросилась вниз с крепостной стены. Как окровавленного ибн Атташа везли по улицам Исфахана и из толпы в его залитое кровью лицо летели острые камни…
Ежедневно начальник караулов докладывал Старцу обо всем, что видели дозорные в Аламутской долине. А ночью в своей келье Хасан внимательно выслушивал лазутчиков, пробиравшихся к нему из Исфахана, из дальних провинций султаната, из Сирии и даже из Египта и приморских городов.
Пока никаких тревожных вестей не было. Гулямы султана бездельничали на исфаханских базарах и, похоже, ни в какой поход не собирались. В столицу не привозили излишков зерна, а из провинций не подходили военные отряды. А кроме того, один из лазутчиков, сумевших втереться в доверие к посланнику султана Мухаммеда, направлявшемуся в Египет, рассказал, что молодой правитель не считает нужным губить жизни своих людей в Аламутской долине. Он поступит совсем по-другому – ровно так, как поступал сам Старец со своими недругами.
Эта весть и обрадовала, и насторожила Хасана. «Судя по всему, – думал он, – султан действительно решил ограничиться Шахризом и не собирается идти походом на Аламут. Неужели он надеется найти тайного убийцу, который сумеет добраться до меня?.. А может быть, он у него уже есть?»
Тревожные мысли лишили его сна. Он, столько раз подсылавший к визирям и эмирам наемных убийц, теперь сам испытал тот же липкий страх, заставляющий вздрагивать при любом шевелении и звуке; заставляющий подозревать всех и каждого и не доверять никому.
Собственно, именно так он и поступал долгие годы. Мало с кем виделся, в охране держал лишь самых преданных и давным-давно проверенных людей, никогда не покидал пределов Аламута, а по крепости передвигался используя тайные ходы да потайные двери.
Когда-то он, также как султан Мухаммед, панически боялся предательства и покушений. Но со временем, казалось, уверовал в свое всемогущество. «А тот, кто в мыслях своих вознесся над другими, неминуемо будет низвергнут Всевышним в глубочайшую пропасть», – почему-то вспомнились ему слова старенького, сгорбленного шейха, проповеди которого он в пору своей далекой молодости полюбил слушать в Египте.
«Так и есть. Я давно потерял осторожность. И быть может, где-то был слеп. Быть может, не увидел, как тихо подкралась ко мне змея и неслышно свернулась у моего сердца. Отчего Мухаммед так уверен в себе, что болтает о покушении на меня с каким-то посланником. Тут может быть одно из трех: или он глуп, или безмерно хвастлив, или так уверен в своих силах, что даже не считает нужным хранить свои замыслы в тайне.
Но глупым назвать его нельзя никак. Уж если он сумел переиграть такого хитреца и пройдоху как ибн Атташ, то значит Всевышний щедро наделил его разумом.
Бахвальство? Может быть… Но если это лишь слова, то стало быть сам Мухаммед прекрасно знает, что ему меня не убить. А раз так, то что же он – решил оставить Аламут в покое? Ведь и нападать на крепость он тоже не собирается…
Нет, тут что-то иное.
Ведь нашелся предатель, открывший султанским гулямам ворота Шахриза! Так отчего же измене не поселиться и за высокими стенами Аламута!»
Чем дольше думал Хасан о неосторожных словах посланника в Египет, тем больше сомнений терзало его душу.
Впервые за много лет он почувствовал растерянность и ощутил страх. Страх от беспомощности.
«Что делать? Как спастись? Как уберечься от лазутчиков? Как распознать их?..
Заменить охрану? Но на кого?..»
Каждого из охранников он проверял много лет. Устраивал им хитроумные ловушки, чтобы лишний раз убедиться в преданности. Удивительные секреты подземных ходов Аламута также были ведомы лишь ему одному. На мгновения у него закралась мысль – а что если повторить старый, испытанный трюк, которым он пользовался виртуозно и… исчезнуть из Аламута?.. Исчезнуть на время. Исчезнуть, чтобы потом вернуться…
Но едва он подумал об этом, как тут же отбросил эту мысль. «Сейчас, после падения Шахриза и казни ибн Атташа, мое исчезновение может посеять страх и панику в Аламуте. Об этом станет немедленно известно в Исфахане. И султан Мухаммед не замедлит явиться с отрядом гулямов под стены крепости, чтобы окончательно вернуть ее под свою руку. И крепость ему, скорее всего, сдадут… Возвращаться, возможно, уже будет некуда».
В таких случаях он привык наносить удар первым. И не ожидать пока противник сделает свой ход. Но сейчас он впервые усомнился в успехе. Да, под рукой у него было немало верных фидаев. Каждый из них готов был умереть и забрать с собою султана Мухаммеда. Но после гибели ибн Атташа у Хасана почти не осталось верных людей в Исфахане. А без них об успехе и думать нечего.
Фидаи, темные горцы, воспитанные в мрачном Аламуте, очень быстро выдадут себя в Исфахане. Они не подберутся ни к султану, ни даже к его дворцу.
Можно, конечно, отослать целый отряд фидаев. Пусть каждый из них в одиночку попытает счастья. И, быть может, кому-то оно улыбнется… Но если нападения последуют одно за другим (а в том, что самые первые будут неудачны Хасан не сомневался), то Мухаммед может укрыться в военном лагере за городом, где его уж точно невозможно будет достать. И тогда он явно поторопится ускорить развязку…
«Нет, нет. Здесь нужен какой-то иной выход…»
Спасительная мысль пришла однажды ночью. Под утро Старец Хасан собрал у себя самых доверенных исмаилитских вождей. Они разошлись от него, когда солнце уже стояло высоко, ласково обогревая своими лучами проклятую Аламутскую долину. А после полудня по крепости поползли самые мрачные слухи…
