«Нет разряда людей более зловещего, более преступного, чем этот род… Если, упаси Бог, державу постигнет какое-либо несчастье… эти псы выйдут из тайных убежищ и восстанут»
А в крае том в час полуденный свет солнечный обратится во мрак, горные ручьи и реки наполнятся серой, и вино превратится в кровь… Тогда у живых отнимется язык, и мертвые заговорят…
505 год Хиджры (1111 год от Рождества Христова).
Крепость Аламут в Дейлеме *
Али был казнен на рассвете. Об этом сообщили всем в крепости. Говорили, что он совершил самое страшное преступление – солгал самому Старцу Хасану. Но Аллах открыл Старцу истину, и тот изобличил лжеца, а после отдал его в руки стражей.
Такого в Аламуте давно не случалось. И поэтому пятнадцать лучших воспитанников сегодня приглашались в святая святых – в личную келью Старца.
Они никогда не были в жилище Учителя и, входя, боязливо оглядывались по сторонам. Вдруг кто-то вскрикнул – посреди кельи на блюде лежала голова казненного Али.
Когда все вошли, Старец встал и, внимательно посмотрев на мертвую голову, еле слышно прошептал: «Сейчас мы призовем душу этого грешника».
Он помолился, затем что-то прошептал, взмахнул руками, потом вдруг резко отвернулся и громко выкрикнул заклятие.
Юноши замерли. Мертвая, пронзительная тишина повисла в покое Старца…
Внезапно бровь мертвеца дернулась, губы зашевелились, и глаза казненного стали приоткрываться.
Голос Учителя странно изменился: «Скажи мне, Али, почему ты покинул своих товарищей?»
Ученики Старца затрепетали: неужели мертвец даст ответ?
И тут же услышали: «Ты оказал мне огромные милости, но я солгал тебе и ныне нет мне покоя ни в светлом, ни в темном мире. Такова кара Аллаха».
Как только мертвец произнес первые слова, Старец устремил взгляд на своих учеников – судорожно вцепившись друг в друга, они дрожали от страха.
– Говорите с вашим товарищем…
Но никто не мог вымолвить ни слова. Лишь угрюмый Мустафа, друживший с Али, посмотрел прямо в глаза мертвецу и спросил:
– Скажи, Али, как нам не повторить твою судьбу?
– Повинуйтесь мудрому Хасану, и благословение небес пребудет с вами. А если уподобитесь мне и ослушайтесь его, то душа ваша навечно будет ввергнута в темные пределы.
В это мгновение самый молодой воспитанник, пятнадцатилетний Мухаммед, рухнул наземь.
Учитель чуть усмехнулся краешком губ: «Унесите его…»
Юноши подхватили бесчувственного Мухаммеда и попятились к выходу. Голова у них шла кругом, а в ушах звенел странный, пронзительный голос Али. Сомнений быть не могло – это была его голова и его голос!
Мухаммед очнулся через час. До вечера он сидел и словно не видел никого вокруг. С этого дня он перестал говорить…
Когда дверь в келью притворилась, Хасан повернулся к мертвой голове и устало произнес: «Выбирайся, Али!» Внезапно блюдо, на котором лежала голова, легко разъехалось на две половинки, голова приподнялась, а за ней, прямо из-под пола, показались плечи, живот и ноги вполне здорового Али. Он вылез из ямы, отшвырнул бутафорские половинки блюда и вопросительно посмотрел на Хасана.
– Благодарю тебя, Али. Ты хорошо выполнил мое повеление. Теперь уходи из крепости и из этих мест, поселись в Мосуле у чеканщика Джафара и жди от меня знака.
Али поклонился и направился к тайному ходу.
На его поклон Хасан молча кивнул и отвернулся. В дальнем углу кельи Али бесшумно отодвинул потайную створку и нырнул в черную пасть лабиринта.
Под землей Али полусогнувшись, на ощупь пробирался в кромешной темноте. Когда до выхода оставалось совсем немного, где-то справа в ответвлениях подземного хода он почувствовал шорох шагов. Али остановился и затаил дыхание: кто мог быть здесь? Об этом тайном ходе знали двое – он и Старец Хасан. Он постоял, прислушался и медленно двинулся дальше…
Али не успел вскрикнуть, когда на шею набросили удавку. Ему казалось, что он закричал очень громко – на самом деле из горла вырвался лишь тихий, сдавленный хрип. Его никто не услышал.
Он еще дышал, когда его подтащили к выходу из лабиринта – сюда уже проникал солнечный свет. Сверкнул длинный нож, и из шеи злосчастного Али хлынул фонтан крови…
К вечеру голова Али была водружена на копье во внутреннем дворике крепости. Юноши толпились около нее и перешептывались.
Самые смелые подходили к нему и вновь, как утром, пытались заговорить. Но на этот раз мертвая голова Али молчала.
«Когда станете такими же праведниками, как Хасан, тогда сможете говорить с ним , – пробурчал одноглазый надзиратель. – Нечего глазеть, давайте расходитесь…»
Голова Али, казалось, смотрела в одну точку – вверх, на площадку, с которой иногда выступал перед своими воспитанниками Старец Хасан. В застывших, неподвижных глазах был ужас и бессильная ненависть…
За 30 лет до этого. 474 год Хиджры (1081 год от Рождества Христова).
Исфахан, столица сельджукского султана Малик-шаха
На одной из шумных площадей в Исфахане, неподалеку от Старой мечети важный седобородый старик, склонившись и потупив взор в землю, внимательно слушал взволнованную речь какого-то черноволосого красавца.
Иногда проходившие мимо церемонно кланялись старику и недоуменно оглядывали его собеседника, то и дело до неприличия повышавшего голос. Седобородого в Исфахане хорошо знали – то был почтенный Мухаммед, богатый купец, который был известен самому великому визирю. Мухаммед отправлял свои караваны чуть не на край света – в холодные земли франков и к самим идолопоклонникам, в далекую Индию. Стоявший рядом с ним нетерпеливый юноша приходился Мухаммеду племянником и недавно вернулся из далекого Магриба, а потому его живо интересовали новости родного города, в котором он не был почти два года.
Фархад взволнованно шептал дяде: «Который день все толкуют об этом Хасане. Вчера стражники у городских ворот схватили десять человек, похожих на него».
Старый купец поморщился: «Говори об этом потише. Соглядатаи Малик-шаха повсюду. Услышат, что ты говоришь о нем, и даже наше родство с брадобреем визиря не спасет».
Фархад только дернул головой: «Вот и я говорю, что человек он, безусловно, опасный…Об этом Хасане много говорят и все разное. Нищие толкуют, что он святой и может одним прикосновением излечить прокаженного, а немого заставить говорить. Этому его научили в Египте. А может, он был у самих франков и там научился колдовству… Говорят еще, что он не только излечивает проказу, но и может наслать ее на всякого…»
Мухаммед недовольно покосился на племянника: «Мало ли чего болтают глупые дервишы! Если он может насылать проказу, то почему же не поразит ею Малик-шаха и великого визиря? Ведь они его злейшие враги».
Но Фархад перебил старика: «А почем ты знаешь, что Малик-шах здоров?.. Ты же падаешь ниц, когда он проезжает. Ни ты, ни я не видели его лица!» – воскликнул он, но тут же осекся и воровато оглянулся. Любой в Исфахане знал: за такие смелые речи легко можно было лишиться головы. Оба замолчали. Потом Фархад еще раз оглянулся вокруг и, склонившись к самому уху Мухаммеда, торопливо зашептал: «Один из самых верных моих слуг видел Хасана… Он пробрался на тайное моление исмаилитов. И запомнил слово в слово то, что тот говорил. Хасан учит: «Мало кто может постичь Коран. Если простой смертный возьмется толковать его сам или слушать безграмотных и продажных мулл, то легко впадет в ересь и отпадет от истинной веры. А всякий, отвернувшийся от истины, неминуемо ввергается в бездну. И кара постигает его еще до той минуты, когда он покинет земные пределы. Тело его покрывается язвами, дыхание становится зловонным, и он умирает в страшных мучениях. Настало время великой кары для грешников. Эту кару посылает Скрытый Имам, да пребудет его имя в тайне…» Так он учит. И еще – давно говорили, что Хасан проклял ученых мулл, которые преследуют исмаилитов. Многие смеялись и говорили, что до мулл ему не добраться. Но тебе же известно, что их внезапно поразила проказа…»
Фархад замолчал и внимательно посмотрел на Мухаммеда. Старик ничего не говорил – видно было, что он и сам помнил об этих муллах.
Ни Фархад, ни почтенный Мухаммед, ни сам султан не знали, как удалось Хасану исполнить заклятие против мулл. Эту страшную тайну знали лишь два человека в Исфахане – и один из них был уже мертв.
В ту пору, когда Хасан прибыл в Исфахан из Египта и начал проповедовать, соплеменники почти ничего не знали о нем. Но его рассказы о скором явлении тайного имама быстро распространились по Исфахану и принесли ему славу. Однажды на тайное моление, в котором участвовал Хасан, явился странный человек. Он был с ног до головы укутан и говорил приглушенным голосом, будто на лицо его была натянута маска. Когда он назвал свое имя, проповедник Хасан невольно отшатнулся – перед ним стоял его тезка – человек, которого звали Хасан Безносый. О нем слышал и его боялся весь Исфахан.
Поговаривали, что когда-то он был богатым купцом, а богатство нажил, торгуя «сонным зельем», которое отнимало у людей разум. За это Аллах поразил его страшным недугом – проказой. Его должны были изгнать из города, но за огромные деньги позволили доживать свои дни запершись в доме.
Купец приглашал самых разных знахарей, но никто не мог помочь ему. Болезнь лишила его лица, и с тех пор его прозвали Хасан Безносый. Благочестивые исфаханцы обходили стороной его дом и втайне негодовали на визиря, что тот позволил ему остаться в городе.
Когда Хасан Безносый прослышал, что в Исфахане появился новый пророк, который обещает исцеление грешникам, то нашел его и обратился за помощью. Проповедник Хасан дал ему страшный совет. Он сказал: «Ты знаешь, есть в городе ученые муллы и улемы, которые поносят нашу веру и говорят о нас, что мы отступники. Тем самым они разгневали Всевышнего. Имена их тебе известны. Проберись к ним и сделай так, чтобы твой недуг поразил и их. Тогда проклятие Всевышнего обратится на них и покинет твое тело и душу. Но заклинаю тебя хранить эту тайну, ибо как только ты проболтаешься, еще до рассвета следующего дня ты умрешь».
Через несколько недель купец вновь появился перед Хасаном: «Я добился встречи с каждым из них – ты знаешь, мои деньги открывают мне многие двери. Они держались от меня подальше, – купец горько усмехнулся, – но мне удалось сделать все так, как ты велел. Пройдет время, и печать проклятия появится на их лицах. Они уже прокаженные. Но пока не знают об этом…»
Хасан слушал его, склонив голову. Потом встал и подняв руки сказал: «Когда печать проклятия отразится на их лицах, она покинет тебя и ты вновь обретешь то, что потерял. Жизнь вернется к тебе и твое лицо станет прежним. Теперь иди».
Когда купец уходил, Хасан жестом подозвал высокого, хмурого человека, всегда бывшего с ним. Хасан кивнул в сторону купца: «Тайный имам открыл мне – в сердце этого человека поселилась измена. Он хочет донести на нас стражникам Малик-шаха. Иди за ним и сделай то, что велит Аллах».
Утром тело прокаженного купца нашли недалеко от Восточных ворот. Он был в странном одеянии, но его узнали по белой маске, которую он носил на лице… Стража не стала дознаваться, что же случилось с ним – Хасана Безносого в Исфахане считали проклятым.
С этого дня в каждой своей проповеди Хасан обещал страшную кару преследовавшим его муллам. Ему не верили, а Хасан упрямо твердил: мое проклятие сильнее власти мулл, прислуживающих султану. Прошло время, и по городу поползли страшные слухи – проклятые муллы, один за другим, перестали появляться на людях. От домашней прислуги стало известно, что на их лицах появились бронзовые пятна. К ним прикасались острием клинка – но муллы не чувствовали боли…
Еще задолго до того, как черные слухи наполнили Исфахан, Малик-шах первым узнал: злое пророчество Хасана исполнилось. Султан немедленно призвал к себе начальника тайной стражи: «Этот человек несомненно чародей. Но сила его исходит не от Всевышнего. Он смущает простолюдинов и уводит их на путь лжи. Тем скорее мы должны отыскать его – переверните весь Исфахан. Бросайте в подземелье всех, кто хоть немного напоминает его. И закройте все городские ворота, проверяйте каждого – Хасан не должен ускользнуть из города».
Хасан бежал из Исфахана. Он вышел из города через восточные ворота (те самые, у которых когда-то по его приказу убили Хасана Безносого) в ту ночь, когда на воротах стояли стражники из числа его тайных последователей.
Шли годы. Он менял города, и слава его росла. Но и в городе, и в дейлемских горах он ждал предательства – в любую минуту его могли выдать на расправу Малик-шаху или местному эмиру.
Однажды, едва спасшись от конных стражников, он крепко задумался: сколько еще лет ему бегать по горным селениям, скрываясь от сельджукских отрядов? Сколько еще ночевать на постоялых дворах, всякую минуту ожидая облавы? Да, число его последователей росло с каждым днем. Персидские крестьяне и дейлемские горцы, ненавидившие сельджуков, боготворили его. Но разве можно составить армию из крестьян? Дейлемиты – другое дело, они хорошие воины, но дики и не признают никакой власти над собой. С такими нечего и думать о выступлении против Малик-шаха. Нужна была какая-то точка опоры, база, где можно будет собрать свои силы. Внезапно Хасан понял: ему нужна неприступная горная крепость.
Черная крепость
В одной из неприступных долин дейлемских гор стояла крепость. Она громоздилась на вершине отвесной скалы, поднимавшейся в самом центре долины. Крепость носила имя Аламут.
Никому и никогда не удавалось захватить ее – в долину еще можно было проникнуть, но штурмовать отвесную скалу было безумием. Именно здесь проповедник Хасан решил положить начало своему царству.
Слава о Хасане давно проникла за стены аламутской твердыни. Воины жадно слушали рассказы о страшном и справедливом пророке. Коменданту Алави каждый день доносили о лазутчиках Хасана: он хорошо знал, что имя старца популярно среди его воинов. Но лазутчиков комендант не арестовывал. Про себя Алави думал: «Один Аллах знает – святой он или колдун. Но если даже ученые муллы умирают от его проклятия, то разумно ли навлекать на себя гнев такого человека».
С некоторых пор к Алави стал захаживать низенький, смуглый человек. По его неправильному выговору было видно, что родился он далеко от здешних мест. Он называл себя Джафаром и приносил Алави вести от Хасана, который тайно проповедовал в ближайшей области.
Алави давно хотелось проникнуть в смысл его учения. Но из мудреных слов Джафара он понимал немногое. Тем не менее, он позволил Джафару открыто жить в крепости и общаться с гарнизоном.
Шли недели и месяцы. Однажды Джафар неожиданно пришел к нему поздно вечером и произнес всего четыре слова: «Хасану нужна твоя крепость».
Алави глупо уставился на него:
– А если я не соглашусь?
– Тогда твою судьбу решат твои воины. Но если будешь сговорчив, получишь три тысячи золотых динаров.
Алави сразу понял, что скрывалось за словами Джафара, – гарнизон уже давно подчинялся лазутчикам Хасана. И если он ему воспротивится, то…
Через несколько дней ворота Аламута открылись.
Комендант Алави стоял посреди площади и растерянно смотрел на новых хозяев крепости. Эти люди более походили на странствующих дервишей, чем на воинов. Алави никак не мог понять, как им удалось склонить на свою сторону его гарнизон. И зачем им понадобился Аламут?
Внезапно к нему подошел чернобородый человек, похожий на нищего бродягу, и произнес: «Ты поступил так, как велел Аллах. И ты не пожалеешь об этом».
От неожиданности Алави вздрогнул и испуганно оглянулся. Чернобородый, чуть улыбнувшись, протянул ему что-то: «Иди в Дамаган. Там найдешь купца по прозвищу Мустафа Однорукий. Покажи ему это и получишь три тысячи золотых динаров».
Больше странный дервиш ничего не сказал. Запахнувшись в старую, дырявую накидку, он двинулся прочь.
Алави стоял в растерянности. В руках у коменданта оказалась какая-то записка. Он понял – его обманули. Никаких трех тысяч динаров он не получит. Да и откуда такие деньги у оборванцев?!
Но выхода не было. В конце концов, его могли запросто убить. Хвала Аллаху, он остался жив.
Подумав, Алави решил пробираться в Дамаган. Конечно, он ни минуты не верил, что получит три тысячи динаров, но теперь у него не было ни гроша, а значит, надо использовать любую возможность – люди они набожные, и этот купец, видно, их тайный сторонник. А вдруг выпрошу хоть несколько золотых.
В Дамагане он удивительно быстро отыскал дом «однорукого Мустафы».
Переступая порог его дома, Алави смертельно боялся, чтобы купец не вызвал стражу и не передал попрошайку стражам. «Знать бы хоть, что здесь написано», – думал он.
Купец оказался низеньким старичком, неторопливым и молчаливым. Обе руки у него были на месте – непонятно, почему он носит странное прозвище Однорукий.
Алави сбивчиво начал объяснять, зачем пришел. Затем протянул записку… Внезапно старик окликнул слуг.
«Пропал…» – мелькнуло в голове коменданта. Он резко обернулся и увидел: бежать было некуда – на двери, замкнувшейся за вошедшим Алави, висел тяжелый засов.
В комнату вошли слуги. Купец сказал им несколько отрывистых слов – они поклонились и попятились к двери. Алави не поверил своим ушам – хозяин отсылал их всех из дома.
Когда слуги удалились, купец торжественно развернул записку.
Внезапно руки старика задрожали. Словно зачарованный смотрел он на грязный клочок бумаги и не отрывал взгляда от кривых, неразборчивых букв. «Это его рука…» – дрожащим голосом прошептал он.
Через несколько минут в руках у гостя был огромный мешок, доверху набитый золотыми динарами. За эти деньги можно было купить маленький город.
Купец не взял у гостя даже расписки, а провожая его, склонился в низком, благоговейном поклоне.
Выйдя из дома, Алави все еще не верил в свою удачу – он запустил руку в мешок, достал несколько монет, попробовал их на зуб – золото было самое настоящее… И вдруг в его голове мелькнула страшная догадка – только тут он понял, кто говорил с ним на площади Аламута. Он внезапно осознал, какой огромной, чудовищной властью обладал этот чернобородый человек, с виду казавшийся скромным, бедным дервишем. И вместо радости от внезапно свалившегося богатства его охватил дикий, пронизывающий страх.
В тот же день бывший комендант бежал из тех мест далеко на запад – он хотел поскорее добраться до земли неверных; с такими деньгами можно было спокойно затеряться во владениях ромейского императора. Он не боялся отмщения за предательство – гнев султана ему был не страшен. Его ужасали те люди, от которых он получил золото – что это за таинственная секта, если купец по одной записке выдал незнакомцу целое состояние?! Никогда более он не хотел видеть этих мрачных людей, которыми управлял чернобородый колдун.
Весть о падении Аламута не вызвала смятения при дворе Малик-шаха.
«Змеи выползли из своих нор. Слишком долго мы гонялись за этим чародеем по дейлемским селениям. Если Хасан обнаружил себя, то он нам не страшен. Теперь одним ударом мы раздавим их в Аламуте», – невозмутимо говорил великий визирь.
Но войска Малик-шаха опередил местный эмир. Он желал сам разделаться с Хасаном и самолично доставить его султану. Эмир знал, что большой армии ему не понадобится – он рассчитывал на внезапность.
Стремительно выступив в поход, он неожиданно вторгся в долину. Сельджуки сжигали селения на своем пути и убивали всех исмаилитов, не успевших укрыться за стенами Аламута.
Хасан не ожидал такого набега. Всегда он на шаг опережал своих врагов. И вот, захватив крепость, он расслабился и… проиграл все. Аламут нельзя захватить, но его защитников можно уморить голодом. Эмир, конечно же, возьмется осаждать крепость, а в Аламуте почти нет зерна. И об этом все знают: когда начнется осада, гарнизон не захочет умирать голодной смертью и откроет ворота эмиру… А свою прошлую измену искупит его головой.
Дни и ночи Хасан проводил в своей келье. У входа дежурило несколько фанатиков – если предатели прорвутся к нему, эти юноши пожертвуют жизнью и дадут Учителю несколько минут.
Но он понимал: даже если он выберется из крепости, ему вряд ли прорваться сквозь сельджукские дозоры. Его будут искать в каждой расселине, за каждым камнем. Эмир обещал огромные деньги тому, кто приведет на аркане Хасана. Но если он даже просочится сквозь войско эмира – куда бежать потом? Весть о падении Аламута мгновенно разнесется по всему султанату – былые сторонники могут решить, что скрытый имам покинул их; и что тогда они сделают с ним, если он явится и попросит убежища? Они напоят его сонным вином и вызовут стражу… Пока он творил чудеса и побеждал, они были с ним, но что будет, если он потерпит поражение?
Нет, выхода из Аламута нет. Но и оставаться здесь невозможно – того и гляди вспыхнет бунт и бывшие ученики сами выдадут его эмиру, чтобы не умереть от голода… Они отводят взгляд и замолкают при его приближении… Неужто черный яд измены уже пролился в их души? Похоже, что так. Они видят: помощи от скрытого имама нет. А у них есть путь к спасению – сдаться эмиру и привести с собой на аркане Хасана.
Так неужели выхода нет? Неужели он не построит свое царство? Неужели годы скитаний и лишений прошли зря?
Одно он решил твердо: эмир не получит его живым. И те, кто решатся на измену, не смогут выкупить свои головы, приведя ему живого Хасана. В потайной нише в его келье стоит маленький старый сосуд. У дверей кельи те, кто отдаст за него жизнь и подарит ему несколько мгновений. За эти мгновения он успеет добраться до кувшина и сделать смертельный глоток. А если не успеет? Вдруг враги застанут его врасплох… Чего он ждет? Выхода нет и каждая минута лишь приближает развязку… Все чаще и чаще он поглядывал в сторону заплесневелого кувшина…
Но внезапно в одну из ночей в его воспаленном мозгу блеснула мысль. Всю ночь он не спал. И неясная догадка становилась все четче и очевиднее. Хасан удивлялся сам себе: почему эта мысль не пришла ему в голову раньше?..
К утру он понял, что спасен…
