«Наследники»
Как-то на заседании Политбюро в 1947 году Сталин внезапно задумчиво произнес: «Время идет, мы стареем…» Потом помолчал и добавил: «На своем месте вижу Алексея Кузнецова».
Анастас Микоян писал: «Показав на Кузнецова, Сталин сказал, что будущие руководители должны быть молодыми (ему было 42–43 года), и вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать его преемником по руководству партией и ЦК».
На место будущего председателя правительства Сталин предлагал Вознесенского.
Сегодня уже никто не сможет наверняка сказать, был ли Сталин искренен, заводя эти разговоры. Возможно, он на самом деле задумывался о том, что станет со страной после его смерти. Или (предположим невероятное) его посещала мысль не только о смерти, но и о постепенном добровольном отходе от дел. А быть может, он просто играл своими соратниками, внимательно наблюдая, как поведут они себя после таких «странных» разговоров…
Внешне соратники вели себя правильно – все как один повторяли, что он велик и незаменим; с особым пафосом это произносили возможные будущие «преемники».
Свои слова Сталин подкреплял делами. И Кузнецов, и Вознесенский сознательно продвигались им по служебной лестнице. Оба они выходцы из Ленинграда, обоим покровительствовал Андрей Жданов.
Кузнецов становится секретарем ЦК, курирующим среди прочего силовые структуры. Вознесенский – первый заместитель Сталина на посту председателя правительства. Эта пара (плюс ленинградский «патриарх» Жданов) все больше отодвигает в тень «старую гвардию».
Ослабление позиций «стариков» (прежде всего Берии, Маленкова и Молотова) началось сразу же после окончания войны.
Наделенный чрезвычайными полномочиями Берия, по приказу Сталина, полностью сосредотачивается на главном проекте СССР — создании атомной бомбы, и постепенно отходит от непосредственного руководства спецслужбами.
В июне 1946 года Сталин лично назначает новым министром госбезопасности (МГБ появилось в результате разделения прежнего НКВД на МВД и собственно МГБ) Виктора Абакумова, беспощадного руководителя военной контрразведки СМЕРШ. Назначение с восторгом воспринял Жданов; Берия же отнесся к нему без всякого энтузиазма. Он понял: Сталин решил покончить с его, Берия, всевластием в спецслужбах.
Еще хуже шли дела у Маленкова – он фактически оказался в ссылке и буквально балансировал на грани ареста.
Казалось бы, Сталин не зря проговаривался о наследниках. Кузнецов курирует «партийно-силовой блок», Вознесенский фактически управляет экономикой страны. Стареющий Вождь явно благоволит к ним.
Но сильны они были ровно до тех пор, пока был жив их ленинградский покровитель.
Смерть Жданова
О Жданове сегодня мало кто знает. Возможно, в этом есть лукавая ухмылка судьбы: могущественного кремлевского вельможу, травившего Ахматову и Зощенко, если и вспоминают, то только благодаря им.
Но самое странное, что в знаменитой истории с журналами «Звезда» и «Ленинград» Жданов не был нападающим. Лишь со стороны казалось, будто невежественный партийный самодур ни с того ни с сего устроил разнос литераторам. На самом деле, как это ни парадоксально, Жданов, также как и писатели, оборонялся.
Недоброжелатели Жданова постоянно старались показать Сталину провалы в идеологической сфере (Жданов курировал пропаганду), и поэтому самому главному идеологу пришлось неистовствовать, чтобы доказать – он не «спит».
Тем не менее, в Постановлении ЦК по «литературному вопросу» досталось не только самим писателям, но и ленинградской парторганизации, а на «партийно-бюрократическом» языке это был прямой выпад в адрес Жданова.
В 1948 году Жданов терпит серьезное поражение в столкновении с… Трофимом Лысенко.
Сын Жданова курирует науку от ЦК КПСС и шарлатанство Лысенко давно вызывает у него раздражение. Он открыто выступает против «народного академика», но неожиданно получает отповедь от… самого Сталина!
Симпатия Сталина к Лысенко отчасти понятна – психологически Вождь склонен был поддерживать тех, кто обещал результат конкретный и скорый. Те же, кто не давал четких обещаний, его попросту раздражали, и он относился к ним либо как к заведомым бездельникам, либо как к отвлеченным теоретикам. Ни те, ни другие его не устраивали.
Но, с другой стороны, Юрий Жданов (опираясь, естественно, на поддержку отца) приводил вполне четкие факты, из которых вытекало самое страшное по тогдашним меркам заключение – Лысенко сознательно обманывал руководство страны.
Значит, понадобились очень серьезные аргументы в его защиту. Подобрать их (а главное, представить) Сталину сам Лысенко, конечно же, не мог – сделать это были способны только близкие к Вождю люди. И не просто близкие, но те, кого Сталин мог посчитать компетентными в разборе запутанного высоконаучного спора. Единственным человеком, который отвечал всем этим условиям, был Лаврентий Берия (признанный в то время специалист по контактам с научным миром – Берия курировал атомный проект).
Однако все эти интриги явно не приводили к главному результату – отставке или аресту Жданова.
Напротив, и Берия, и Маленков убедились: Сталин может ставить Жданова на место, но отношения своего к нему не меняет. Так как же действовать дальше? Тактика компромата и «мелких уколов» не проходит. Более того, она опасна. Жданов прекрасно понимает, кто стравливает его со Сталиным, и вполне может ответить.
Найти уязвимое место Жданова было непросто. И все же одно нашлось. Дело в том, что Жданов был серьезно болен.
Сохраняющий свое влияние в спецслужбах Берия постоянно получает информацию о состоянии здоровья Жданова: все врачи давно и прочно находятся «под колпаком» спецслужб, а там более чем достаточно бериевских кадров (тем более, что облеченный сверхполномочиями в рамках атомного проекта Берия спокойно может действовать и «через голову» Абакумова). Берия узнает, что Жданов находится в таком состоянии, когда его не нужно специально травить или «залечивать» – достаточно просто в нужный момент не оказать помощь.
И здесь неожиданно вмешивается его величество случай.
В конце лета 1948 г. Жданов едет на Валдай, для отдыха и лечения. 28 августа специально вызванная к нему заведующая кабинетом электрокардиографии «Кремлевки» Лидия Тимашук ставит диагноз – инфаркт. Это означает специальный режим.
Но постоянно наблюдающие за Ждановым врачи (среди них медицинские светила академик Виноградов, профессор Егоров и пр.) не согласны с диагнозом – они требуют от Тимашук переписать заключение.
Тимашук попадает в тупиковую ситуацию. Если она возьмет на себя ответственность и напишет ложный диагноз, то в случае смерти Жданова ее легко могут обвинить. С другой стороны, если она сейчас откажет высоким врачам, а они окажутся правы, то ее также обвинят в попытке поставить ложный диагноз.
Она не находит ничего лучше, как 29 августа подать жалобу на имя главного охранника Сталина генерала Власика. Но в это время Жданову никто не обеспечивает необходимый лечебный режим – диагноз Тимашук игнорируется.
На следующий день Жданов умирает. Письмо Тимашук попадает к Абакумову, и тот докладывает о нем Сталину. Вождь не обращает особого внимания на документ. Он ставит на нем показательную визу «в архив». «Подозрительному» Сталину и в голову не пришло, что Жданову могли просто помочь уйти из жизни…
Позже именно с этого письма начнется пресловутое «дело врачей». А после смерти Сталина именно Берия (а вовсе не Хрущев) распорядится немедленно прекратить его (к тому времени оно чудовищно разрастется и впитает в себя совсем уж фантастические обвинения), хотя именно это фальшивое «дело» Берия использует для своих головокружительных комбинаций в последние два года жизни Вождя. Через некоторое время «дело врачей» станет своеобразным символом фальсификаций, а фамилия Тимашук чем-то вроде синонима неправедного доносительства. За грудой абсурдных обвинений (выдвинутых позднее) будет забыт самый первый (и судя по всему самый правдоподобный эпизод) этого дела. По прошествии времени не найдется никого, кто был бы заинтересован пролить свет на истинные причины скоропостижной кончины Жданова.
Ленинградское дело
После смерти Жданова почти мгновенно закатывается звезда Кузнецова и Вознесенского.
И Берия, и Маленков начинают на них генеральное наступление. На стол Сталину ложатся донесения о самых разных нарушениях и злоупотреблениях, творимых ими и их подчиненными.
Впрочем, и Кузнецов, и Вознесенский невольно сами помогают раскрутке обвинений против них.
Оговоримся, мы привыкли сочувствовать жертвам. И часто забываем: несправедливо обиженный (или незаслуженно жестоко наказанный) далеко не всегда достойный уважения человек.
Ни Кузнецов, ни Вознесенский, мягко говоря, не были ангелами. Они были типичными детьми своего времени – жестокими, своевольными советскими бонзами, привыкшими унижаться перед вышестоящими и унижать тех, кто находился ниже.
Но с некоторых пор никого кроме Сталина над ними не было. И это ощущение почти полного всевластия окончательно вскружило им головы. Поэтому Берии не нужно было подтасовывать факты – достаточно было говорить правду.
Впрочем, мелкие детали должны были насторожить Сталина. Факты подбирались таким образом, чтобы показать – эти люди при еще живом и полновластном Вожде ведут себя так, словно они уже хозяева страны.
Сложно сказать, поверил ли Сталин в обвинения против Кузнецова и Вознесенского (расстрелянных в сентябре 1950 года). Скорее всего, Вождь поставил на них крест как на возможном будущем поколении руководителей. Он понял, что ничего нового они с собой не несут, что они больны все теми же пороками, которые он наблюдал у «старой гвардии». Он убедился, что «калибр» и у Кузнецова, и у Вознесенского, что называется не тот. И в этом он был, безусловно, прав.
А после такого вывода детали уже были неважны.
Знаменитый драматург и исторический мистификатор Эдвард Радзинский в своей книге «Сталин» с порога отметает версию о том, что Кузнецов и Вознесенский пали жертвой борьбы двух кремлевских группировок. Вот что он пишет: «Есть известная версия, будто они (Кузнецов и Вознесенский) пали в результате борьбы группировок соратников: коварный Берия, блокируясь с хитроумным Маленковым, выступали против всевластного любимца Сталина Жданова и его ставленников – молодых Вознесенского и Кузнецова. И тотчас после смерти Жданова успешно с ними расправились, использовав болезненную подозрительность Сталина. Версия, основанная на непонимании действующих лиц».
И далее Радзинский продолжает: «Кто были эти его соратники?.. Все они до паранойи боялись Хозяина и исполняли главный завет: никакой самостоятельности… Он сам соединял их в группировки и толкал уничтожать друг друга. За всеми кремлевскими группировками стоял все тот же Хозяин».
Странный вывод.
Сложно представить, чтобы, например, Берия, руководивший советской разведкой в годы войны и созданием атомной бомбы после нее, был абсолютно безынициативным исполнителем, не способным к самостоятельным интригам.
По большому счету, Радзинский продолжает старую и весьма банальную (идущую от Хрущева) традицию, согласно которой Сталин представляется этаким магическим центром притяжения Зла.
При Хрущеве объявление Сталина ответственным за все и вся имело вполне конкретные политические причины – оно снимало ответственность (и политическую, и юридическую, и моральную) с десятков тысяч функционеров коммунистической и карательной системы, творивших беззакония в предыдущую эпоху. Оно снимало ответственность и с ближайшего окружения Вождя народов, в которое входил и сам Хрущев, и практически все тогдашние верховные руководители.
Получилось, что Сталин один ответил за всех. Таким нехитрым образом ответственность снималась со всех и чохом возлагалась на одного мертвеца. Но оставались вопросы.
Ведь если были репрессии, то кто же их проводил в жизнь в республиках, в городах, районах и селах?
И если были бесчисленные издевательства в тюрьмах, то кто же пытал?
И если были лагеря, то кто же их охранял?
И если были сотни тысяч доносов, то кто же их писал?
Хрущевские «разоблачения» на эти нериторические вопросы дали один ответ – Сталин. А иных виновных нет. Так оно и осталось в мозгах миллионов. Мертвец ответил за всех.
И с тех пор стало неприличным предполагать, что Сталин все-таки чего-то мог не знать. И его могли обманывать. И он мог обманываться.
Странным образом те, кто именуют себя антисталинистами, охотно уступают Сталину право быть всевидящим и всезнающим. Вот и в знаменитой книге Радзинского: по ходу повествования автор приписывает Сталину почти сверхъестественные способности – он все видел, знал, понимал и за всеми черными деяниями скрыта его направляющая рука. По Радзинскому, вся эпоха Сталина – это некий масштабный всемирно-исторический фантастически кровавый спектакль, поставленный по сценарию одного человека. В своих исторических изысканиях известный драматург и телерассказчик доходит до утверждения, что перед самой своей смертью Сталин готовил Апокалипсис (полномасштабную ядерную войну с Америкой).
Когда это читаешь, становится грустно.
И еще говорят: он (Сталин) всюду видел врагов. Но надо понимать, что кругозор обывателя и кругозор предводителя огромной страны – разные вещи. И в сталинский обзор умещалось слишком много вполне реальных врагов.
Разве Советскую Россию не пытались уничтожить силой оружия в Гражданскую? А после нее разве по периметру советских границ располагались друзья? А в предвоенное противостояние, а Великая война? А «холодная война» немедленно после окончания германской кампании?
И ведь никто до конца так и не разобрался с заговором военных, в результате которого казнили Тухачевского и пр.? Был ли он, не был?
А разве Троцкий не был ОТКРЫТЫМ врагом Сталина?
И это был не книжный интеллигент. Человек, совершивший Октябрьский переворот, на пустом месте выковавший железную Красную армию, а заодно утопивший в крови пол-России не миф или плод больного воображения Сталина. У Троцкого были вполне реальные сторонники в партии. Так же, как у Зиновьева, Каменева и Бухарина. И нетрудно представить, что они сделали бы со Сталиным, если бы победа осталась за ними.
Истина состоит в том, что Сталин был подозрителен не по причине мифической психической болезни. И не потому, что был «зол» на людей и весь мир. Он был подозрителен потому, что всю жизнь его окружали ВПОЛНЕ РЕАЛЬНЫЕ ВРАГИ.
Для подлинного понимания того, что же произошло в последние годы правления Сталина и кто поставил точку в его жизни (и в целой эпохе), надо осознать: Иосиф Сталин не был «гением зла». При всей сложности своей натуры и уникальности судьбы он оставался человеком – человеком (несмотря на свою партийную фамилию) из плоти и крови. А человеку свойственно заблуждаться.
В 1949 году Берия вновь сильно укрепляет свое положение. Это было естественно, потому что именно в это время Берия выкладывает свой главный козырь. Этим козырем оказалась… атомная бомба.
Начальник охраны Сталина генерал Власик о докладе Берия Сталину об испытании атомной бомбы: «Это явилось переломным моментом в отношении Сталина к Берия».
Невозможно представить, как в течение нескольких лет (!) подавлял Сталина факт американского ядерного превосходства. Судьба страны висела на волоске.
Сегодня очень сложно понять тогдашние настроения. Тем, кто вырос в эпоху ядерного паритета, сложно представить РЕАЛЬНОСТЬ ядерной войны. Да, ее боялись и в 60-е, и позже, и до сих пор ее угроза сохраняется. Но! Во все эти годы уже БЫЛ ядерный паритет. И политики, и «простые смертные» уже осознавали – в атомной войне не будет победителей. И это качественным образом меняло ситуацию.
Совсем по иному дело обстояло в 40-е.
Американцы были готовы НА САМОМ ДЕЛЕ применить ядерную бомбу против СССР. Совсем недавно они бомбили Японию, и никто не считал, что еще несколько ядерных взрывов (теперь уже в СССР) уничтожат жизнь на планете. Сама Америка не страшилась ответного удара – Вашингтон монопольно владел ядерной дубинкой. В Пентагоне были готовы соответствующие планы, и политикам оставалось лишь «дать отмашку».
Для СССР (а быть может и для всего мира) вопрос создания ядерной бомбы был вопросом жизни и смерти. И этот вопрос под руководством Берия был разрешен положительно. А именно этот вопрос Сталин абсолютно справедливо считал ключевым.
Тем не менее, Берия понимает: Сталин не оставил идею поиска «новых людей». Он просто отложил ее.
Но внезапно он обнаруживает еще одну вещь – впервые за все время правления Сталина в верхнем эшелоне власти наблюдается своеобразная стабилизация.
Это странно, потому что начиная с 20-х идет гигантское передвижение руководителей – управленческий аппарат сотрясают бесконечные чистки.
Вначале это борьба с троцкистами (вполне реальная, ибо второй после Ленина вождь Октября (Троцкий) не мог не иметь многочисленных сторонников в партии), затем со сторонниками Зиновьева, Каменева, Бухарина. Все эти «право-левые» оппозиции были настоящими, не выдуманными, поскольку возглавлялись недавними соратниками Ленина, имевшими значительный авторитет в партии.
Репрессии 30-х также имеют свой смысл – Сталин не желал превращения бывших революционеров в сытую и успокоившуюся прослойку нового «красного дворянства». В эти годы ее величество Революция пожирала своих детей – в ежовские подвалы уводили тех, кто когда-то поднимал на штыки господ офицеров, насиловал их жен, топил в ледяных полыньях священников, жег казачьи станицы и травил газом тамбовских крестьян.
Затем Великая война и, наконец, послевоенные чистки.
Сталин понимал: коммунистическая империя скреплена силой гигантского аппарата. И только постоянная мобилизация могла поддерживать его в жизнеспособном состоянии. Как только давление падало, аппарат немедленно поражала коррупция, вялость и бездеятельность. Таким образом, всю свою жизнь Сталин провел в парадоксальной борьбе с собственным государственным аппаратом.
Правота Сталина подтвердилась после его смерти. Оказалось, что вне режима сверхвысокого напряжения социалистическая система долго существовать не может. Ее немедленно разъедает бюрократический маразм, и она рушится изнутри.
Берия, как никто другой, отлично чувствовал логику советской государственной машины и потому понимал – затишье ненадолго.
По-видимому, уже на этом этапе Берия просчитывает самые различные варианты развития событий. И принимает единственное возможное для себя решение – исподволь атаковать «ближний круг» Сталина, чтобы полностью взять под свой контроль жизнь Вождя, тем самым обезопасив свою собственную. У него на пути остается не так много препятствий. Главные из них – личный секретарь Сталина Поскребышев и начальник охраны Власик…
