Утром Хасан как будто потерял дар речи. Он не отвечал на приветствия учеников и, застыв на месте, долго, не отрываясь смотрел в одну точку.

     Никто не мог понять, что происходит с Учителем. К нему приходили начальники ополчения, чтобы держать совет об обороне от войск эмира и снабжении крепости припасами. Но он не отвечал никому…

     Самовольно окликнуть его боялись. Весть о странном молчании Хасана мгновенно облетела Аламут. Обитатели крепости один за другим стали собираться на главной площади, шепотом обсуждая удивительные утренние события.

     Ровно в полдень Хасан вышел из своей кельи и двинулся к центру Аламута.

     К этому времени на площади собралась огромная толпа – здесь собрались почти все, кто был в крепости, за исключением стражей, наблюдавших на башнях за долиной.

     

     Площадь встретила Хасана почтительным молчанием. При нем никто не смел говорить даже шепотом. Все ждали Его слова…

     

     Хасан поднялся на небольшое возвышение и внезапно рухнул на колени, будто сраженный нечаянной стрелой. Толпа охнула, стражи в то же мгновение ринулись к Учителю. Но он поднял руку и остановил их – лицо его озаряла лучистая, детская, неземная улыбка…

     «Сегодня ночью ко мне явился Скрытый Имам…» – голос Хасана был тих и благостен. Он смотрел поверх голов, куда-то вдаль, словно разговаривая с кем-то невидимым простым смертным.

     «Имам благославляет Аламут как прибежище истинной веры… и приказывает… — голос Хасана задрожал, а потом вдруг стал резким и грозным. — Имам приказывает не отдавать отступникам эту крепость. Каждого, кто посмеет сообщить врагам о бедах Аламута и тем самым вдохнуть в сердце нечестивого эмира надежду на скорую победу, каждого, слышите, каждого, кто сделает это, постигнет кара!..» Хасан умолк на мгновение, чтобы насладиться тишиной, повисшей над площадью.

     «Доводилось ли вам слышать о богомерзких муллах из Исфахана – тех, кто посмел возводить хулу на Имама? Знаете ли вы что приключилось с ними?..»

     По толпе зашелестел тихий ропот – не было ни одного человека, который бы не знал об ужасающей судьбе исфаханских мулл.

     «Так вот, каждого, кто разверзнет уста свои или иным образом пошлет весть эмиру и его нечестивым слугам, рыскающим под стенами Аламута, каждого настигнет проклятие исфаханских мулл. Оно настигнет любого по истечении пяти лун – где бы он ни был и куда бы ни бежал. Ни я пошлю это проклятие – его посылает Скрытый Имам, во власти которого обращать хлеб в камень и воду в кровь».

     Хасан опять умолк, поднялся с колен и потряс руками над головой: «И еще поведал мне Скрытый Имам, что если ни один из здешних ревнителей веры не осквернит свои уста ядом измены, то устоит Аламут и воинство нечестивого эмира рассеется, как утренний туман в долине».

     Яростно выкрикнув последнее слово, Хасан рухнул на землю. Он упал на спину и, широко раскинув руки, не двинулся более с места. Его открытые глаза смотрели прямо в небо – но не безжизненным, умершим взглядом; нет, они светились диким огнем – светились так, что стражники, подбежавшие к нему, внезапно отпрянули назад, испугавшись невиданного зрелища.

     Площадь вновь замолкла – к Учителю боялись подойти. Все ждали чего-то, потрясенные страшными словами и ужасающей угрозой Хасана.

     Хасан пролежал неподвижно почти час. И весь час толпа молчаливо ожидала его пробуждения. Потом он встал и, не произнося ни слова, удалился в свою келью. Учитель не выходил из нее несколько дней, пока однажды утром на рассвете ему не принесли удивительную и радостную весть – чудесное пророчество Скрытого Имама сбылось, войска эмира ночью снялись и ушли прочь из Аламутской долины…

     

     В первые часы защитники Аламута подозревали, что уход эмира не более чем уловка и обычная военная хитрость, часто применявшаяся сельджуками. Но вскоре по донесениям лазутчиков стало ясно – грозная опасность, нависшая было над Аламутом, действительно миновала.

     По этому случаю, Учитель, нарушая самим им установленные обычаи, позволил устроить праздник благодарения Скрытого Имама. Вечером он слушал донесения соглядатаев, посланных им в соседние селения, чтобы убедиться, не отравил ли эмир источники, находившиеся вне крепости. Он слушал и молчаливо кивал.

     

     Никто не смел заглядывать в лицо Учителя. Но если бы кто-то отважился на это, то рассмотрел бы, как в уголках губ сурового Хасана играет насмешливая улыбка.

     Он был доволен собой. Его расчет оказался верен. Устроенное им представление впечатлило темных горцев, и они поверили в явление Скрытого Имама. Поверили и… не отважились предать Хасана.

     Судьба Аламута решалась вовсе не в стане эмира – она решалась в самой крепости. Эмир не знал и не мог знать о том, что в Аламуте нет зерна и его защитники не протянули бы долго. Он рассчитывал на внезапность и неожиданный штурм. Когда сделать это не удалось, у эмира оставалось лишь два выхода – обложить крепость и пытаться взять ее осадой или уйти восвояси. Но если в крепости было достаточно припасов, то осада не имела смысла – под стенами Аламута можно было простоять год и ничего не добиться. Убедившись, что крепость была готова к появлению неприятеля, эмир и представить себе не мог, что осажденные не успели запастись провиантом. Если бы он узнал об этом, то капкан захлопнулся бы немедленно…

     Один предатель мог решить судьбу Хасана и судьбу захваченной крепости. Учитель знал, что среди сотен защитников Аламута обязательно найдется человек, который не захочет умирать голодной смертью. Человек, который, позарившись на щедрую награду эмира, предаст крепость.

     Для этого не нужно было открывать ворота неприятелю, опаивать гарнизон сонным зельем и резать горло часовым на башнях. Не нужно было рыть подкопы и указывать врагам скрытые горные тропы. Для этого достаточно было трех слов – в Аламуте нет хлеба. Хасан знал, что у иных защитников Аламута (из числа старого сельджукского гарнизона) было неисчислимое множество способов пробраться в стан эмира. Те, кто жил здесь давно, отлично знали потаенные ходы, ведущие из крепости прямо в долину.

     И он, Хасан, сделал так, что ни один человек не решился на это. Да, они поверили в явление Скрытого Имама. Но более всего их трусливые души сковал страх – черная память о прокаженных исфаханских муллах. Да, хорошую службу сослужил в свое время Хасан Безносый…

     «Видно, неспроста купец носил мое имя», – размышлял Учитель.

     

     Хасан уже много лет убеждался – ничто так не завораживает смертных, как страх. Ни посулы, ни зов чести, ни верность долгу, ни алчность, ни зависть – ничто кроме страха не имеет такой власти над душой человеческой. Страх смерти, мучений, позора. И страх загробного проклятия.

     Проповедник Хасан давно для себя решил – отсюда из мрачного Аламута он начнет строительство своего царства. И это царство не будет царством добра и правды, как думали его наивные почитатели. Это будет царство страха. Ибо только оно крепко.

     Он поселит страх не только в Аламуте – он посеял его далеко за пределами дейлемских гор. Он поселит страх во дворцах султанов, эмиров и визирей, в домах богатых купцов и ученых мулл. Страх дотянется до Аравии, Египта, Сирии. И даже до дворов франкских королей и далекого Магриба.

     Страх будет подстерегать их повсюду – в темных галереях дворцов, в солнечных садах гаремов, в спальных покоях и в тронных залах. На охоте, за трапезой и во время совета. И гордые султаны, и кичливые муллы, и скаредные купцы будут бояться его, проповедника Хасана. И он будет повелевать ими, не захватывая их золота, не штурмуя их города и не обращая в бегство их армии. На всем востоке он один знает, как это сделать …

     

     Когда великому визирю Низам-аль-мульку донесли о неудачах эмира, он лишь усмехнулся: «Не ему тягаться с этим волком». Уж он то знал, зачем эмир выступил в поход, не дождавшись главных сил султана Малик-шаха. «Что ж, эмир будет знать свое место».

     

     Войска султана подошли к крепости в начале весны. В Аламуте вновь не хватало хлеба, но теперь Хасан не боялся измены. Он знал: среди защитников Аламута не будет предателей. И не только потому, что они боялись проклятия Скрытого Имама. Просто один раз они уже видели чудесное спасение крепости – и ныне никакие тяготы не могли сломить их веру в новое избавление.

     Бесцельно простаивая у подножия неприступного утеса, сельджуки день ото дня теряли бдительность. Предводитель султанского ополчения все надеялся, что вот-вот из крепости явятся парламентеры. Но шли недели, а Аламут не сдавался.

     В одну из мрачных, ветреных ночей по веревке с крепостной стены незаметно спустился мальчик. Одному ему известными тропами он пробрался через сонные посты сельджуков и уже к утру выбрался из Аламутской долины. Он держал путь в Казвин – крупный город, лежавший неподалеку. В Казвине он нашел старого торговца финиками по имени Юсуф и передал ему на словах послание Хасана.

     В ту же ночь из Казвина тайно выступил вооруженный отряд местных почитателей Учителя.

     К лагерю сельджуков они подошли ночью. Воинство Малик-шаха не ожидало нападения и даже не выставило постов. В одно мгновение лагерь осаждавших наполнился звоном оружия, ржанием испуганных коней и дикими стонами умирающих…

     К рассвету резня была кончена – армия Малик-шаха, посланная в долину, перестала существовать. Аламут вновь был спасен.

     

     После разгрома армии под Аламутом исфаханский визирь Низам-аль-мульк начал действовать. В городах султаната стражи хватали без разбору всех, кто внушал хоть малейшее подозрение. Гибли сотни невинных, но в широкие сети, расставленные Низам-аль-мульком, попадало и множество настоящих сторонников Хасана. В некоторых городах исмаилитские общины лишились наставников и богатых покровителей-купцов. В других же тайных посланцев из Аламута перепуганные местные единоверцы сами выдавали властям.

     

     И Хасан понял – час грозного визиря пробил…

     

     21 числа месяца шабан 485 года хиджры, крепость Аламут

     

     В тот день на главной площади Аламута Хасан собрал самых верных воинов. Он долго молчал, всматриваясь в их лица. Он требовал смотреть прямо в глаза. Но его тяжелый взгляд смущал их, и один за другим они опускали головы.

     Внезапно Хасан остановился около одного из них и резко спросил: «Готов ли ты Ридван умереть? Умереть прямо здесь, сейчас, в это мгновение».

     Ридван, как оглушенный, упал на колени. Он не спрашивал в чем его вина. И лишь прикрыл глаза, ожидая неминуемого удара саблей.

     «Встань! – сказал ему Хасан. – Ты умрешь. Но не здесь и не сейчас. И не потому, что ты в чем-либо виновен. Напротив – ты был верен мне, благороден и смел. А потому заслужил высшую награду – смерть. Смерть во имя Всевышнего. Ту смерть, что даст душе твоей вечную жизнь».

     Ридван поднялся и поклонился Учителю, которого теперь все чаще называли Старцем Горы.

     Хасан продолжал громким голосом: «Все вы знаете, кто в этих краях злейший враг истинной веры. Нечестивый визирь Низам-аль-мульк, змея, которую пригрел на своей груди слабоумный и тщеславный Малик-шах – вот кто из года в год пытался вытравить и погубить семена истины.

     Сегодня ночью Скрытый Имам приходил ко мне и повелел благороднейшим из благородных воинов Аламута свершить правосудие Истины и вырвать из груди нечестивца его черное сердце. Кто еще из вас готов быть спутником Ридвана?..»

     Один за другим воины стали выходить вперед. Хасан поднял руку: «Довольно! Я вижу в вас истинных ревнителей веры. Я сам отберу из вас тех, кто достоин исполнить волю Имама.

     Те из вас, кому выпадет эта великая честь, отправятся в Исфахан. Или в любой другой город, где может оказаться Низам-аль-Мульк. Вы последуете за ним повсюду. И в первую удобную минуту вы исполните волю Имама.

     Каждый из вас пойдет один и найдет свою дорогу к визирю. Никто не должен знать, где будет другой. Потому что если собаки Малик-шаха схватят вас, то ни кипяток, ни раскаленный металл не должны заставить вас погубить свою душу, выдав товарища.

     Вашу руку, крепко сжимающую кинжал, будет направлять Всевышний.

     Я не жду вас обратно. Вместо вас мне должна прийти весть. Весть о смерти врага истинной веры нечестивого визиря Малик-шаха Низам-аль-мулька.

     Все вы получите имя фидаинов, что значит «жертвующие собой». И тот, кто первый исполнит волю Имама, заслужит вечное блаженство».

     Хасан еще помолчал и прибавил: «Но прежде, чем умереть, вам дано будет увидеть рай. Вы на мгновение окажетесь там, куда Всевышний навечно перенесет вас после смерти, принятой за Веру…»

     Хасан умолк. Юноши с поклоном удалились.

     Они долго не произносили ни слова. И лишь вечно злой на язык молодой насмешник Мухаммед сказал: «Учитель, конечно, большой праведник и мудрец. Но показывать рай не может даже он. Быть может, Скрытый Имам и обладает таким могуществом, но не Учитель».

     

     Через час Старцу донесли об этих дерзких словах. Стражи стояли почтительно склонив головы и следили за рукой Хасана – одно движение, и судьба невоздержанного в речах отрока была бы решена. Но Учитель неожиданно проявил милосердие и пощадил смутьяна.

     Хасан знал – они, действительно, окажутся в раю. Зачем истреблять сомнения силой? Всем маловерам не отрежешь голову и не вырвешь язык. Пусть тот, кто сомневается, убедится сам во всесилии Учителя. Кто воочию узрит его могущество, тот станет самым страстным и искренним проповедником и заразит своей верой иные холодные сердца.

     Завтра маловер Мухаммед окажется в раю. Нет, ему не перережут горло и не накинут удавку. Он останется жив и здоров. Но он побывает там – и после расскажет всем об истинной силе Хасана. И ему, былому насмешнику, поверят больше других.

     Итак, судьба визиря решена. Но перед смертью его фидаины увидят рай…