«Есть 2 вида музыки: хорошая и плохая. Я играю хорошую», – говорил великий джазмен Луи Армстронг. К его творчеству относились по-разному: одни восхищались им и копировали манеру знаменитого певца и трубача – целая плеяда музыкантов выросла на его песнях и называла Луи своим учителем. Другие недолюбливали и награждали его своеобразный голос нелестными эпитетами. Но вряд ли в то время в Америке был хоть один человек, который не знал его имени и никогда не слышал его музыки. Да и сегодня, спустя почти полвека после его смерти, понятие джаза накрепко связано в сознании меломанов всего мира с именем Луи Армстронга.
Мальчик с родины джаза
Он появился на свет в Новом Орлеане – городе, который считается родиной джаза. Возможно, именно это предопределило его судьбу. При рождении мальчик получил имя Луи Дэниел. Сведения о детстве музыканта отрывочны и противоречивы – сам Луи не слишком охотно вспоминал о своих ранних годах, а многочисленные исследователи его биографии частенько расходятся во мнениях относительно событий и дат.
Но одно можно сказать точно: детство Луи Армстронга было нелегким. Его отец Уильям Армстронг – поденщик, подрабатывавший истопником на скипидарной фабрике – покинул семью и сбежал с другой женщиной, когда сыну не было и года. Работавшей прачкой Мэри Альберт, матери будущего музыканта, было слишком трудно в одиночку содержать Луи и его сестру Беатрис. Поэтому первые несколько лет мальчик прожил у бабушки, помнившей еще рабство. Когда 5-летний Луи вернулся в родной дом, ему тоже пришлось учиться зарабатывать деньги. Малыш развозил уголь, продавал газеты и даже помогал разгружать суда в местном порту. Впрочем, можно сказать, что ему в чем-то повезло: в 7 лет он устроился на работу к литовским эмигрантам, еврейской семье по фамилии Карнофски. Бездетная пара очень хорошо относилась к симпатичному и сметливому парнишке и со временем практически усыновила его – Луи часто оставался ночевать в доме Карнофски, а они помогали ему деньгами и наставлениями.
Луи Армстронг никогда не знал точной даты своего рождения и придумал ее сам. Во всех документах он указывал 4 июля – День независимости США – 1900 года. Только после его смерти исследователи биографии музыканта нашли церковно-приходскую книгу, в которой была запись о его крещении. Выяснилось, что музыкант ошибся ровно на 1 год и 1 месяц – он появился на свет 4 августа 1901-го.
Уже в те годы мальчик увлекся музыкой. Разумеется, у темнокожего ребенка из бедной семьи не было возможности заниматься ею. Однако, бегая по городу с пачкой газет или толкая тележку с углем, он всегда обращал внимание на мелодии, льющиеся из окон домов и из открытых дверей ресторанов и кафе, останавливался послушать уличных музыкантов. «Уже в пятилетнем возрасте, находясь в церкви или бегая за шествиями, я напрягал слух, стараясь различить инструменты, узнать произведения», – вспоминал Луи Армстронг в своей автобиографической книге «Мой Новый Орлеан». А немного позже он и сам начал петь. «Когда мне было 10 лет, – вспоминал музыкант, – мать брала меня в церковь, где я пел в хоре». Примерно тогда же он начал впервые зарабатывать деньги своим голосом, распевая песни и играя на барабанах в составе самодеятельного квартета мальчишек на улицах Нового Орлеана.
Следует сказать, что детство Луи прошло в самом неблагополучном районе города – Сторивилле. Здесь жила беднейшая часть населения Нового Орлеана, и царящие в этих трущобных кварталах неписаные законы частенько противоречили официальным. Стоит ли удивляться, что шалости здешних детей далеко не всегда были безобидными.
В 12 лет, чтобы покрасоваться перед приятелями, Луи стащил пистолет у полицейского. И мало того – он открыл стрельбу на одной из улиц Сторивилла. Итог был закономерен: мальчика арестовали и отправили в приют для бездомных темнокожих детей – по сути, в колонию для малолетних. Однако именно полтора года, проведенных в этом учреждении, в конечном счете определили его судьбу. Именно здесь он впервые серьезно взял в руки музыкальный инструмент.
В приюте был свой оркестр, и его руководитель, рассмотрев в Луи талант, начал учить мальчика играть на альтгорне, корнете и тамбурине. Он не давал будущему джазмену никаких теоретических знаний – даже нотной грамотой Луи овладел несколькими годами позже. Однако очень скоро юный музыкант начал играть в оркестре. С тех пор духовые инструменты стали его страстью. А к моменту выхода из колонии Луи Армстронг твердо решил: он хочет заниматься только музыкой. Оставалось лишь одно препятствие – у мальчика не было инструмента, и ни мать, ни бабушка не могли ему помочь.
Проблема разрешилась самым неожиданным образом. Через некоторое время после выхода из колонии 14-летний Луи зашел навестить старых друзей – Карнофски. Он и не думал просить у них помощи – они были не многим богаче его самого. Но когда мальчик рассказал о своих чаяниях, супруги переглянулись… и вручили ему необходимую сумму. Именно в этот момент Луи Армстронг узнал цену настоящей дружбе.
Дорога в музыку
Юный музыкант не имел за душой ничего, кроме подержанного корнета и весьма скромного опыта выступлений, однако он мечтал о собственном джаз-бэнде. И даже несколько раз пробовал его собрать – в основном из ребят, выросших тут же, в Сторивилле, и кое-как игравших на музыкальных инструментах. Однако эти начинания не пользовались успехом: группы распадались одна за другой, иные – не продержавшись и месяца. Успехи были еще впереди. Пока же Армстронг играл, где только мог – на танцевальных вечеринках, проводившихся в спортивных залах, на чьих-то семейных торжествах, а то и просто на улице. Словом, его карьера начиналась точно так же, как и у множества других здешних музыкантов-самоучек – талантливых и не очень, добившихся известности или канувших в Лету.
Трудно сказать, в какой момент на молодого трубача обратил внимание самый известный джазмен-корнетист Нового Орлеана Джозеф «Кинг» Оливер, однако именно эта встреча в очередной раз изменила жизнь Луи. Рассмотрев в юном Армстронге недюжинный талант, он начал учить его, а порой даже приглашал сыграть со своим «Креольским джазовым оркестром Кинга Оливера». Много позже Луи Армстронг называл этого человека «великим мастером джаза» и утверждал, что именно ему обязан всеми своими профессиональными достижениями.
Через пару лет, в 1918-м, оркестр Оливера пригласили выступать на одной из самых известных сцен Америки – «Линкольн Гарденс», чикагском ресторане-кабаре на 700 мест. Перед отъездом он порекомендовал молодого музыканта тромбонисту Киду Ори, который руководил духовым оркестром. Тот с радостью принял талантливого юношу. Кроме того, Луи играл и с джаз-бэндом Фэтса Мэрейбла, выступавшим в ресторанах и на прогулочных пароходах, катавших богатую публику по Миссисипи. И именно Мэрейбл впервые стал учить Армстронга нотной грамоте.
В самом начале музыкальной карьеры за Луи Армстроном закрепилось прозвище Сачмо. Происхождение этого слова до конца не ясно, но предполагают, что оно появилось в результате сокращения двух английских слов Satchel Mouth (рот-кошелка, рот-рюкзак). По словам самого Луи, так его дразнили в детстве – его рот был действительно непропорционально велик. Однако есть и другая версия: слово Satchel означает также «кузнечные меха» – именно с ними сравнивали мимику Армстрона во время игры на трубе.
В разные времена фанаты и друзья звали Короля джаза Попс, Гейтмаут, Диппермаут, Диппер. Но именно прозвище Сачмо прошло с ним с самого прихода в музыку и до конца жизни – и именно под ним запомнили Луи Армстронга его истинные поклонники.
Примерно в это время Армстронг впервые влюбился. Его избранницей стала симпатичная креолка Дейзи Паркер, которая зарабатывала проституцией. Чтобы избавить ее от этого постыдного положения, молодой человек сделал ей предложение. Поженившись, пара тут же усыновила мальчика по имени Кларенс, сына недавно умершей кузины Луи Флоры.
А в 1922 году Армстронг получил предложение сменить Новый Орлеан на Город Ветров – Джо Оливер не забыл своего протеже, и как только оркестру понадобился второй корнетист – сразу же вызвал в Чикаго Луи. Парень раздумывал не долго.
Музыканты сразу приняли юного корнетиста, как равного. Сам же Джо Оливер относился к нему с поистине отеческой теплотой и продолжал обучать его. Еще одним человеком, оказавшим сильное влияние на Луи, стала 24-летняя Лил Хардин, пианистка «Креольского джазового оркестра». В отличие от большинства джазменов того времени, она получила полноценное музыкальное образование. Именно под ее руководством Луи совершенствовался, получал теоретические знания. Правда, поначалу их отношения были чисто деловыми. Позже сама Хардин рассказывала: «Я тогда преуспевала. Я носила норковое манто и ездила в большом черном автомобиле. А Армстронг был всего лишь начинающим музыкантом из Нового Орлеана. Правда, он обладал великолепными белоснежными зубами и обаятельной улыбкой».
«Оркестр Кинга Оливера» выступал с неизменным успехом – и карьера Луи шла в гору. Именно с этой командой он начал участвовать в записи музыкальных хитов – только за 1923 год «Креольский джазовый оркестр» записал 41 композицию для 4 студий. Зато в семейной жизни начался разлад: Дейзи, оставшуюся в Новом Орлеане с, по сути, чужим, а кроме того еще и имевшим проблемы со здоровьем, ребенком, не устраивала такая ситуация. Да и сам Армстронг к тому моменту начинал со все большей теплотой относиться к Лил Хардин, тоже переживавшей крах своей семейной жизни. И к концу 1922-го их дружба переросла в роман. Причем, по воспоминаниям друзей и коллег, инициатором этих отношений была все же Лил, которая, как говорили, всегда умела добиваться своего. К слову, именно Хардин первой поняла, насколько незауряден талант Армстронга, и сумела разглядеть в неуклюжем, застенчивом и наивном толстячке-провинциале будущую звезду. И, возможно, именно благодаря ей он действительно стал Королем джаза. Лил убедила Луи сбросить вес, научила его одеваться, держаться в обществе и, главное, заставила поверить в себя. В конце 1923 года она получила развод и уговорила Армстронга официально оставить Дейзи. А в феврале 1924-го Лил и Луи поженились, обставив церемонию с королевской помпой.
К этому времени Армстронг стал по-настоящему профессиональным музыкантом – его техника исполнения достигла совершенства, и временами он затмевал самого Джо Оливера. Поэтому, когда Лил Хардин начала убеждать мужа оставить «Креольский джазовый оркестр» и заняться сольной карьерой, Оливер поддержал превзошедшего его ученика и отпустил без лишних проволочек.
Труба и голос
Чета Армстронгов переехала в Нью-Йорк, где начала сотрудничать с оркестром Флетчера Хендерсона – чуть ли не самым знаменитым музыкальным коллективом в Америке. Надо сказать, что техника игры нью-йоркских джазовых музыкантов сильно отличалась от чикагской, сформированной под сильным влиянием выходцев из Нового Орлеана. Так что исполнение Луи стало свежей струей в привычном русле здешней музыки. Начав работать вместе с оркестром, Армстронг быстро завоевал популярность и стал получать десятки предложений аккомпанировать известным блюзовым исполнителям – например, знаменитым Ма Рейни и Бесси Смит. Кроме того, его стали ангажировать и другие музыкальные коллективы – он выступал с популярными Blue Five Кларенса Вильямса и играл дуэтом со своим не менее известным земляком, сопрано-саксофонистом Сиднеем Беше.
Гениальный музыкант, Сачмо не получил никакого музыкального образования, не считая полутора лет обучения игре на духовых инструментах в приюте. Однако руководителю тамошнего оркестра было важно, чтобы правильные ноты звучали в нужном ритме – технике же он внимания не уделял совсем. В результате Луи с детства привык к неправильному положению губ на мундштуке. Многие специалисты полагают, что именно благодаря этому он мог извлекать из инструмента такие удивительно четкие и чистые звуки, а также брать настолько высокие ноты. Но со временем губы музыканта деформировались, и игра на трубе стала причинять ему сильнейшую боль.
В этот период Луи Армстронг все больше стал отдавать предпочтение трубе, с которой начал выступать еще в Чикаго. Кроме того, по мнению многих биографов, именно здесь, в Нью-Йорке, он впервые предстал перед публикой как певец. Случилось это во время любительского представления – «Роузеленд», зал, в котором выступал оркестр Флетчера Хендерсона, устраивал такие каждый четверг. Позже современники по-разному вспоминали об этом дебюте. Так, ударник ансамбля Кайзер Маршалл рассказывал: «Однажды мы уговорили Армстронга выйти на сцену и спеть Everybody Loves My Baby, But My Baby don’t Love Nobody But Mе. Он пел и подыгрывал себе на трубе… Публика пришла в восторг и с тех пор каждый четверг требовала, чтобы Луи пел». Хендерсон же описывал эту ситуацию иначе: «Примерно недели через три после прихода Армстронга в наш оркестр он попросил разрешения спеть сольный номер. Вначале я не очень-то понимал, как можно петь с таким голосом, как у Луи, но в конце концов дал согласие. Он был великолепен. Все оркестранты полюбили его пение, а публика – так та вообще сходила с ума. Я думаю, это было его первое публичное выступление как певца. Во всяком случае, я уверен, что с оркестром Оливера он ни разу не пел».
Правда, музыканты из оркестра Хендерсона говорили, что их руководитель, несмотря на все восторги, никогда не воспринимал Луи как певца всерьез. А возможно, что и его похвалы были не вполне искренни и Флетчер относился к тем людям, которым хриплое горловое пение Армстронга казалось неприятным. Это косвенно подтверждается записями оркестра – за всю историю сотрудничества коллектива с Луи его голос звучит всего на одной пластинке.
Если так, то Флетчер Хендерсон был не единственным, кто не оценил пения Сачмо. В начале его певческой карьеры критики соревновались в остроумии, сравнивая голос Армстронга с «железными опилками» или «растительным маслом, размазанным по наждачной бумаге», а то и вовсе с «грохочущей коробкой передач автомобиля, полной арахисового масла». Однако главным было другое: публика просто влюбилась в пение Луи. Его экзотический голос сочетал в себе силу и эмоциональность, а исполнение было традиционным – таким, к какому привыкли все – и в то же время новаторским: Армстронг возвел в абсолют исконную негритянскую технику звукоподражания, передавая голосом звучание музыкальных инструментов, дополняя тексты песен набором бессмысленных, но мелодичных звуков, речитативами, а иногда и остроумными комментариями, органично вплетенными в произведение.
Джеймс Линкольн Коллиер, автор книги «Становление джаза», писал: «В 1925 году застенчивый, не уверенный в себе молодой человек внезапно осознает, что людям нравится его пение. Нечего и говорить, что с этого момента он ловит каждую возможность петь со сцены. Это был переломный момент в его музыкальной карьере. Не прошло и пяти лет, как публика, да и сам Армстронг, стала воспринимать его не как замечательного джазового импровизатора, а как подыгрывающего себе на трубе певца».
На волне успеха
Через год срок ангажемента в оркестре Флетчера Хендерсона закончился, и в Чикаго Луи вернулся знаменитым. Сохраняя теплые дружеские отношения с Джо Оливером, он, однако, не восстановил с ним деловых связей – впрочем, к этом не стремился ни один из них. Учитель не желал быть превзойденным собственным учеником и играть «вторую скрипку» в собственном оркестре. А ученик вспомнил о юношеской мечте – руководить собственным джаз-бэндом. И с энтузиазмом приступил к ее осуществлению.
Правда, первые попытки на этом поприще закончились неудачей. Собранные им Hot Five («Горячая пятерка»), а затем и Hot Seven («Горячая семерка») выпускали в свет хит за хитом – их записи до сих пор считаются лучшими образцами классического джаза, – однако затем неизменно распадались. Впрочем, это не слишком удручало Луи: он занимался любимым делом, и успех теперь следовал за ним повсюду. В следующие несколько лет он играл с лучшими из лучших.
Его жена, Лил Хардин-Армстронг, неизменно следовала за мужем. А возможно, сама вела его к успеху. Она участвовала во всех его начинаниях – не только как музыкант, но и как импресарио, бэндлидер, стилист, даже диетолог и шофер. Однако отношения двух творческих натур постепенно превратились из романтических в деловые. К тому же их интересы начали расходиться – Лил все больше задумывалась о том, чтобы выйти из тени великого супруга. Они все больше отдалялись друг от друга, и в 1931 году окончательно расстались. Впрочем, по воспоминаниям современников, Луи умел сохранять хорошие отношения с людьми – и его вторая жена не стала исключением. После развода они остались добрыми друзьями. К слову, двумя десятками лет позже Хардин увлеклась пошивом эксклюзивной одежды и, в числе прочего, сшила бывшему мужу смокинг, который тот с удовольствием носил.
В следующие десятилетия Луи Армстронг жил попеременно в Чикаго и Нью-Йорке, выступая как трубач и вокалист, записывая пластинку за пластинкой, часто гастролируя по всей Америке. А в 1933-м совершил первое турне по Европе. Успех был сокрушительным, и джазмена приятно удивило, что за пределами его родной страны люди тоже слушают джаз и знают его имя.
Поклонники буквально боготворили Сачмо. Кларнетист Мильтон Меззров в своей книге воспоминаний «Жажда жить» описывает фанатов Армстронга из Гарлема: «Луи всегда держал в руке платок, потому что на сцене и на улице сильно потел. Это породило настоящую моду – в знак симпатии к нему все юнцы ходили с платком в руке. Луи имел обыкновение с добродушной непринужденностью складывать руки на животе. Вскоре молодежь тоже стала скрещивать руки на животе, нога чуть впереди, белый платок между пальцами. Луи всегда был аккуратно одет, и самые неряшливые начали заботиться об одежде…»
По воспоминаниям современников, Сачмо счастливо избежал «звездной болезни», поражающей почти всех знаменитых музыкантов – выступая на лучших сценах страны и даже мира, получая приглашения от самых знаменитых исполнителей и музыкальных коллективов, он не отказывал никому и не чурался малых залов и узкого круга слушателей. Луи Армстронг пел и играл везде, где его хотели слушать.
Однако уже к середине 1930-х возникли проблемы со здоровьем. Все началось с того, что два врача-отоларинголога из университета Вирджинии, послушавших его пение, заподозрили у него хроническую болезнь горла. Джазмен прошел обследование. Выяснилось, что его голосовые связки поражены лейкоплакией – наростами, которые появились в результате затяжного воспалительного процесса. Врачи предположили, что он страдает заболеванием уже многие годы, возможно, с раннего детства. Именно оно и делает его голос хриплым. Луи, еще не осознавший настоящей уникальности своего вокала, даже согласился на операцию – ему обещали, что он «перестанет хрипеть». Однако успеха доктора не добились – голос Сачмо навсегда остался таким, каким его полюбили миллионы поклонников.
В 1938-м Луи снова женился – его супругой стала 19-летняя Альфа Смит. Этот брак просуществовал всего 4 года – разница в возрасте между супругами стала непреодолимым препятствием. В 1942 году Луи и Альфа развелись. Лишь в четвертом браке – с танцовщицей Люсиль Уилсон – джазмен, наконец, обрел настоящее семейное счастье. Пожалуй, темперамент этой женщины идеально подходил для жизни с музыкантом. По словам самого Луи, именно она привнесла в его жизнь настоящий уют и покой. За все время совместной жизни супруги ни разу не ссорились и даже почти не расставались.
В 1947 году Армстронг, наконец, достиг своей мечты – создал биг-бэнд, который просуществовал до самого конца его жизни. All Stars («Все звезды») – так назывался этот коллектив – вполне оправдывал свое название: все музыканты были по-настоящему знамениты. Правда, со временем состав оркестра поменялся практически полностью – только Сачмо, душа этого бэнда, остался с ним навсегда.
Вот только здоровье музыканта со временем серьезно ухудшалось. Он перенес еще несколько операций на голосовых связках и на верхней губе, которая все больше деформировалась от игры на трубе. А через некоторое время начались и проблемы с сердцем. Врачи все чаще предостерегали джазмена от чрезмерных нагрузок, рекомендовали поменьше выступать. Однако музыка была для Армстронга всей жизнью – отказаться от нее он не мог. Даже после инфаркта, случившегося в 1959 году, он не прекратил концертной деятельности, хотя в 1960-е годы все больше пел и все меньше играл на трубе. А популярность музыканта только росла. И то, что он чувствовал приближение старости, лишь подстегивало его – артисту хотелось успеть сделать как можно больше.
В марте 1971 года Луи и All Stars были ангажированы знаменитым отелем «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке. Однако после двух недель ежедневных выступлений очередной сердечный приступ уложил Короля джаза в больницу на два месяца. Еще месяц ушел на восстановление. 4 июля Армстронг счел, что он снова может играть, и попросил собрать назавтра его оркестр. Эта репетиция оказалась последней – 6 июля 1971 года величайший джазмен в истории ушел из жизни.
Смерть музыканта потрясла весь мир. Его похороны транслировались по телевидению в прямом эфире, и сам президент США Ричард Никсон выступал на них. В его речи прозвучали такие слова: «Госпожа Никсон и я разделяем горе миллионов американцев в связи со смертью Луи Армстронга. Он был одним из творцов американского искусства. Человек яркой индивидуальности, Армстронг завоевал всемирную известность. Его блестящий талант и благородство обогатили нашу духовную жизнь, сделали ее более насыщенной».
Роберт Гоффин, автор одной из первых книг о джазе, еще в начале 1930-х писал: «Армстронг не просто «король джаза», он душа этой музыки… Он являет собою тот уровень, на который в джазовой музыке равняется все. Он – единственный неоспоримый гений, которым обладает американская музыка». И даже сейчас целая армия его поклонников согласна с каждым его словом. Именно Великий Сачмо – так именовали его фанаты в конце жизни – сделал джаз таким, каким мы его знаем по сей день.
