На самом деле юбилея не два, а целых три.

150 лет назад царь Александр дал крестьянам волю.

130 лет назад царя Александра убили.

80 лет назад родился будущий генсек Горбачев.

     В России юбилеи отметили в рабочем порядке. Парфенов и Сванидзе сняли по фильму, а президент Медведев выступил на конференции. Тем все и ограничилось. Сам Горбачев предпочел отмечать юбилей в Лондоне.

     Последнего генсека еще помнят, но живого отношения к нему уже нет – если ругают, то редко и вяло, а если хвалят, то только к юбилею. О нем постепенно забывают и в бывшем СССР, и на Западе. Генсек Горбачев уходит в историю, занимая почетное место неподалеку от царя Александра в ряду неудачливых реформаторов – тех, кто хотели, да не смогли.

     Сравнивать царя-освободителя и генсека-реформатора стало модно, хотя параллелей между ними немного. Политический финал обоих печален, однако качество его разное: Александра убили, но империя осталась жить; Горбачев выжил, но страна умерла.

           Александру досталась униженная Россия, позорно разбитая в Крымской войне. Царь реформировал армию, и она дошла до Константинополя.

           Горбачев получил вторую сверхдержаву мира, войска которой стояли в центре Европы. Через несколько лет сверхдержава испарилась, а армия отступила в пределы Московского царства времен Ивана Грозного.

          Александру досталась крестьянская Россия без технологий, без науки и почти без промышленности. К концу его царствования страну прорезала сеть железных дорог, в городах дымили фабричные трубы, а на петербургских кафедрах блистал Менделеев.

           Горбачев получил вторую экономику мира, с первоклассной наукой и новейшими технологиями в ВПК. Но финал оказался непохожим на царский – заводы стали, технологии уплыли, а бывшие советские доктора наук массово переселились из заснеженных академгородков в солнечный Стэнфорд.

           Александру досталась бесправная Россия, насквозь пропитанная казенным духом николаевской канцелярии. И в этом его наследство схоже с горбачевским.

          Но Александр, не сумев сломать чиновничий характер подведомственной империи, все же ввел суд присяжных, оправдавший Засулич. А Горбачев, сломав хребет партократии, не заменил ее вообще ничем. В результате в лихие 90-е власть партократов сменилась властью бандитов.

          Так что два реформатора во многом несхожи друг с другом. Реформы Александра были непоследовательны и половинчаты. Но они открывали путь в будущее и оставляли надежду – ошибки можно было исправить, а недоделанное продолжить (этим, кстати, и занялся министр финансов Витте при Александре Третьем).

          Реформы Горбачева надежд не оставляли – рушился сам механизм власти, без которого нельзя было ни ошибки исправить, ни в сторону свернуть, ни дальше двинуться.

          И, тем не менее, у царя и генсека было кое-что общее.

          Оба пошли по неизведанному пути и оба заплутали.

          Оба были наивны. Столкнув ком с горы, думали, что он покатится не сам по себе, а согласно высочайшим указаниям.

          Но ком покатился сам, причем весьма резво. Русская интеллигенция вместо благодарности царю за дарованные свободы ударила в герценовский колокол и начала плодить бомбистов. Советская интеллигенция вместо благодарности генсеку за гласность начала собирать миллионные митинги протеста на Манежной.

          Оба медлили. Сделав шаг, начинали топтаться и оглядываться по сторонам. Позже граф Витте скажет: если вы хотите что-то сделать в России, делайте это быстро. Витте можно верить – граф знал толк в реформах. И умел их делать.

          Оба юлили, желая остаться над схваткой. Рядом с царем Александром в разное время стояли самые разные люди – от Муравьева-вешателя, утопившего в крови Польшу и Беларусь, до Лорис-Меликова, чуть было не учредившего в России конституцию. Генсек Горбачев также любил тасовать колоду, выкладывая на стол то Лигачева, то Ельцина, то Яковлева, то Янаева (в итоге остался один в Форосе).

          Но главное – оба пытались дать волю, не дав хлеба.

          Русские крестьяне после реформы долго искали настоящую волю, «украденную» помещиками. Формула настоящей воли была проста – ЗЕМЛЯ.

         Идти надо было от земли. И тогда, быть может, российская история (а вместе с ней и наша белорусская) повернулась бы по-иному. Именно на земле вырос бы многочисленный класс крепких собственников. И именно этот класс стал бы иммунитетом государства – от смут, революций и отравления «волей».

          Удивительным образом все повторилось в новом веке при Горбачеве. Он дал волю голодной стране. Но воля без хлеба рождает хаос. И ничего другого.

          В Китае это понял Дэн Сяопин. И взялся реформировать экономику, оставив политику следующим поколениям. Мудрый китаец понял: свобода на голодный желудок пьянит и сильно «дает в голову». Демократии не получается, одно только буйство.

          Ни царь-освободитель, ни генсек-реформатор этого не понимали.

          Правду говорят – в России за двадцать лет меняется все, а за двести – ничего…