На протяжении всего ХХ века против «старца» с завидной регулярностью выдвигались три основных обвинения. 

     Первое – подобрался близко к «кормилу власти» и «крутил императором и императрицей как хотел». От того престиж государя в глазах общества пошатнулся, что немало способствовало последующему краху монархии.

     Второе (главное) – пользуясь своим влиянием, ввел во власть никчемных людишек, давал императору пагубные советы; в общем, тайно «управлял» Империей, но управлял бездарно и глупо.

     Третье – вел распутную жизнь во всех смыслах этого слова в полном созвучии со своей фамилией. 

     Третий пункт нам кажется наименее интересным. О «распутстве» Распутина (да простит нас читатель за тавтологию) и без того написано безмерно много. Кто-то верит в эти истории, кто-то справедливо замечает, что все они сочинены врагами «страца», а потому доверять им, мягко говоря, не приходится. 

     Был ли Распутин «святым» (как до сих пор утверждают некоторые) или грешником, обуреваемым обычными человеческими страстями, – это тема отдельного разговора. Однако в историю он вошел вовсе не потому, что «кутил да бражничал», а потому, что был «близок к царям». И самый ГЛАВНЫЙ вопрос по поводу Распутина состоит в следующем: ВЛИЯЛ ЛИ ОН НА РОССИЙСКУЮ ИСТОРИЮ? И ЕСЛИ ВЛИЯЛ, ТО КАК?

     Никоим образом не претендуя на окончательное разрешение этого вопроса, позволим себе обратить внимание на ряд фактов, которые, как минимум, разрушают общепринятое представление о Распутине (и ясно указывают, что тема эта, несмотря на многотомную «распутиниану», все еще не изучена честно и непредвзято). 

     Итак, первое – о «влиятельности» Распутина при дворе и его отношениях с высшими чинами Империи. 

     Как известно, Распутин далеко не сразу стал любимцем царской семьи. Первое знакомство с царем состоялось в 1905 году, но «к телу» «старец» был допущен значительно позже. Даже сторонники теории о «всемогуществе Распутина» согласны с тем, что более или менее устойчивого положения при дворе Григорий Ефимович достиг лишь к началу Первой мировой войны. «Распутинский период» совсем невелик, и ключевые события царствования последнего Романова: Манифест 17 октября, столыпинские реформы, создание Антанты и приготовление к мировому конфликту – в общем, все то, что СУЩЕСТВЕННЫМ образом влияло на дальнейшую судьбу Империи, происходило тогда, когда на Распутина при дворе смотрели исключительно как на странника-чудотворца (и ни к каким государственным вопросам не подпускали и близко).

     Отыскать некую «распутинскую партию» при дворе (т.е. выдвиженцев «старца», через которых он мог бы влиять на реальную политику) при всем желании весьма и весьма проблематично. 

     Судите сами. До сентября 1911 года (убийство Столыпина) об этом вообще говорить не приходится – премьер-диктатор твердо держал власть в своих руках, и сам Николай (в свое время изрядно напуганный событиями первой революции) этому отнюдь не препятствовал.  

     Конечно, против Столыпина плелись интриги. Историки много писали о том, что незадолго до покушения у императора появлялись мысли о его отставке (да и история самого убийства весьма загадочная). Но это все предположения, которых не имеющая сослагательного наклонения история, как известно, не терпит. 

     Факт остается фактом. Пока Столыпин был жив, именно в его руках была реальная власть, и он ни с кем ею не делился. При этом отношение Столыпина к Распутину было исключительно неприязненным – он установил за Григорием Ефимовичем слежку и периодически делал императору нелестные доклады о «старце». Впрочем, доклады эти не производили особого впечатления на Николая. Он неоднократно давал понять Столыпину, что Распутин – это его личное, семейное дело. Многие почему-то и в этом находят доказательства «могущества» Распутина – дескать, что уж говорить, если даже всесильный Столыпин не совладал со «старцем»…

     На самом деле, все более чем естественно. Николай ясно дает понять своему премьеру – Распутин относится к его ЛИЧНОЙ, А НЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ жизни. То есть он четко и недвусмысленно отделяет «старца» от политики, как бы намекая Столыпину: вы – премьер, и с вами я как император буду обсуждать все, что касается ГОСУДАРСТВА И ПОЛИТИКИ; а Распутин ни к политике, ни к государству никак не относится. И посему оставьте его в покое. Памятуя о том, что Распутин лечил больного наследника, позиция Николая кажется абсолютно естественной и понятной. 

     Кстати, среди аргументов против Распутина, которые Столыпин в своих докладах приводил государю, нет ни одного обвинения в том, что Распутин тем или иным образом «вмешивается в политику» или даже пытается это делать. Все они в основном крутятся вокруг стандартных историй о «кутежах» и «недостойном поведении». О политике же ни слова. Так что, как минимум, до 1911 года влияние Распутина на реальную политику может быть смело признано нулевым. 

     После убийства премьера, в сущности, дело нисколько не изменилось. Распутин иногда пытается «советовать царям» те или иные кандидатуры, но организовать даже подобие «своей властной партии» ему НИКОГДА не удавалось. Все высшие чиновники Империи, державшие в своих руках реальную исполнительную власть, не только не были марионетками Распутина, но почти всегда оказывались его врагами. 

     Что же до влияния наиболее известной поклонницы Распутина фрейлины Анны Вырубовой, то его весьма точно описал следователь В.М. Руднев, активно участвовавший в 1917 году в работе «Чрезвычайной следственной комиссии по рассмотрению злоупотреблений министров царского правительства и других высших должностных лиц свергнутого режима». Руднев утверждал: «Пользоваться никаким политическим влиянием госпожа Вырубова не могла. Слишком силен был перевес умственных и волевых качеств императрицы». 

     Смерть главного врага (Столыпина) отнюдь не упрочила положения Распутина. На место Петра Аркадьевича приходит Коковцов (весьма прохладно относящийся к Григорию Ефимовичу), а министром внутренних дел становится Макаров, который тут же начинает травлю «старца».

     Теперь Распутину пытаются приписать интимную связь с императрицей. Макаров получает фотокопию писем Александры Федоровны к Григорию Ефимовичу. Она писала: «Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи».

     Фотокопии ложатся на стол императору. Тот глядит на почерк, подтверждает, что писала царица, и бросает их в ящик стола. Макаров довольный уходит и докладывает о произошедшем Коковцеву.

     Иными словами, высшие чиновники Империи по-прежнему продолжают интриговать против «старца». Странно в этих условиях говорить о том, что он «влиял» на политику – ему, дай Бог, самому было бы удержаться при дворе. 

     Через некоторое время на смену Макарову приходит новый министр внутренних дел – Маклаков. Пройдет несколько лет, и брат нового министра, известный кадетский деятель Василий Маклаков, горячо одобрит заговор с целью убить Распутина. 

     Не менее показательно и поведение товарища министра внутренних дел Джунковского. Он с удвоенной силой продолжил начатую травлю. И этого не скрывал: «Устанавливая за ним наблюдение, я имел в виду добыть известные данные, которые позволили бы обвинить его в каких-нибудь незаконных проделках».

     Наконец, наступает 1915 год. Именно этот и следующий год считаются «засильем распутинщины». Попутно заметим – к этому времени все главные ошибки николаевского царствования (и, прежде всего, вступление в войну) УЖЕ СДЕЛАНЫ. 

     И обвинить в них Распутина невозможно (кстати, к теме распутинского отношения к войне мы еще вернемся). 

     Но даже и в эти два последние года жизни ПОЛИТИЧЕСКОЕ влияние Распутина более чем сомнительно. 

     Действительно, в это время министром внутренних дел становится бывший нижегородский губернатор Хвостов, а директором департамента полиции некий Белецкий. Обоих называют «ставленниками старца». 

     Первое знакомство Распутина и Хвостова состоялось в бытность последнего нижегородским губернатором. Распутин якобы приехал к нему с предложением стать «министром внутренних дел». Вот какова была реакция Хвостова: «Я, во-первых, приказал полицмейстеру Ушакову, человеку очень внушительного вида и решительному, посадить Распутина в вагон поезда, отходящего на Петроград, а во-вторых, на прощание сказал Распутину, что если бы царю я понадобился, так он сам бы сделал мне это предложение, вызвав меня к себе или подняв вопрос об этом при последнем моем личном докладе, а что рассматривать его, Распутина, как генерал-адъютанта, посланного мне царем с таким поручением, я не могу».

     Хвостов был опытный царедворец и, как всякий крупный чиновник, старался улавливать «малейшие дуновения» из Петербурга. Естественно, он много слышал о Распутине и наводил о нем подробные справки. И, как видите, счел его абсолютно маловлиятельным человеком. Заметим – в тот раз Хвостова никто министром внутренних дел так и не назначил (это случилось много позже). И выговоров из Петербурга за невежливое обращение с якобы «всемогущим старцем» он не получил. Так что царедворческая интуиция не подвела Хвостова – Распутин, конечно, был «вхож» в императорскую семью, но к решению серьезных политических вопросов его и близко не подпускали. 

     Став министром внутренних дел, Хвостов внешне пытался поддерживать дружеские отношения с Распутиным. Это обычная царедворческая тактика – стараться не ссориться с теми, кто имеет «доступ к телу». Однако втайне «распутинский выдвиженец» Хвостов продолжил то, чем занимались все его предшественники – окружил «старца» филерами да шпиками и начал подбрасывать компромат на него императору. Примерно тем же самым занимался и Белецкий, усиленно распускавший злые слухи о Распутине и в прессе, и в обществе. 

     Здесь мы позволим себе на минуту отвлечься от петербургских интриг и припомнить еще один показательный факт. Когда началась война, сына Распутина должны были призвать в армию. «Старец» сильно забеспокоился и желал любыми путями освободить его от призыва. Казалось бы, для «всемогущего Распутина», который якобы «завладел сердцем и умом императорской четы» и чуть ли не «влиял на судьбы России», этот вопрос должен был решиться в одночасье без всяческих усилий. И что же? Несмотря на все старания и мольбы, «всемогущему старцу»… не удалось освободить сына от призыва! 

     То, что легко удавалось любому купцу или чиновнику средней руки, «сверхвлиятельному старцу» оказалось не под силу. Если рассуждать логически, то уже одного этого факта достаточно, чтобы навсегда похоронить миф о «всемогущем Распутине». 

     Однако вернемся к Хвостову. Мнимый «ставленник Распутина» через некоторое время начинает вынашивать планы… убийства Григория Ефимовича. Он приставляет к нему «своего человека» – полковника Комиссарова. 

     Министр поручает Комисарову подготовку покушения, но тот не собирается ввязываться в столь опасную игру. Он докладывает, что отравил мадеру – любимый напиток «старца», хотя на самом деле даже не собирался делать этого.

     В общем, хорош «выдвиженец», который пытается отправить на тот свет своего якобы покровителя…

     Осенью 1916 года очередным министром внутренних дел становится знаменитый Протопопов, которого история также по недоразумению зачислила в «распутинцы». Этому «распутинцу» было поручено охранять «старца». Он «блестяще» справился с заданием – в декабре 1916 года Григория Ефимовича убили. 

     И это при том, что разоблачить антираспутинский заговор не составляло никакого труда – о нем практически открыто говорили и в московских, и в петербургских салонах. Однако вместо упреждения покушения «ставленники» делают одну простую вещь – они снимают с Распутина охрану и негласное наблюдение! 

     В общем, как ни крути, а тезис о том, что «Россией управляли марионетки «старца», представляется более чем сомнительным.

     Но быть может, «Распутин губил Россию», советуя НАПРЯМУЮ императору?

     Действительно, кое-какие советы Распутин давал. Правда, к сожалению, Николай этих советов не слушал и поступал по-своему.

     КЛЮЧЕВОЙ СОВЕТ, КОТОРЫЙ ДАВАЛ РАСПУТИН ПОСЛЕДНЕМУ РУССКОМУ ЦАРЮ – УДЕРЖАТЬ РОССИЮ ОТ ВСТУПЛЕНИЯ В ВОЙНУ. 

     «Народ еще не забыл Ходынскую катастрофу при коронации и гибельную войну с Японией. Мы не можем начинать новую войну. Война всех нас погубит», – пророчески предрекал «старец Григорий». 

     Однако и царь, и «общество» жаждали войны. В августовские дни 1914 года вся Россия – и левые, и правые, и центристы-октябристы – все без исключения были охвачены каким-то безумным порывом, громя немецкие магазины и требуя «разбить ненавистных германцев».

     Всего через несколько недель «патриотический порыв» захлебнется в крови сотен тысяч русских людей, отчаянно гибнувших в этой ужасной и никому в России не нужной войне. Как пел тогда Вертинский «Я не знаю кому и зачем это нужно, кто послал их на смерть недрожавшей рукой. Только так беспощадно, так больно-ненужно опустили их в вечный покой…» 

     Война 1914 года была великой (по числу жертв), но отнюдь не была Отечественной. В этой войне русские офицеры и солдаты проливали кровь за интересы британской колониальной империи и парижской биржи. Да, Россия спасала Францию. И гибла сама. 

     И неспроста солдаты в 17 году МАССОВО бросали фронт и уходили домой. Уходили, потому что видели – это неправедная и несправедливая война… Задумайтесь на минуту: могло ли такое случиться в Отечественную войну 1812 года или в 41–45 годах? 

     Потом историки удивлялись, почему в революцию так мало нашлось офицеров, готовых защищать престол? Ответ прост – лучшая офицерская молодежь, самые отважные и лихие без счета полегли в Восточной Пруссии, в Польше и Галиции – там, куда, подчиняясь воле «русского общества», отправил их император Николай. 

     Война 1914 года просто-напрасно уложила в могилу лучшую офицерскую молодежь и миллионы крепких русских мужиков. Она высосала из Империи последние силы – и материальные, и нравственные. Именно война добила Империю. 

     О том, что России любыми способами необходимо уклоняться от войны, говорили два великих российских премьера начала века – граф Витте и Петр Столыпин (потом историки будут цитировать знаменитое столыпинское «дайте стране двадцать лет мира и покоя, и вы не узнаете современную Россию»). Но к 1914 году Столыпин был мертв, а граф Витте доживал последние месяцы в эмиграции, давно удаленный от власти придворными интриганами. 

     И только один человек в России пытался предотвратить бойню. Этим человеком был Григорий Распутин. 

     Известный историк Ольденбург в свое время внимательно проанализировал переписку императора и императрицы именно с точки зрения обсуждения советов «старца».

     1915 год. В Галиции тяжелейшая ситуация. Войска деморализованы. Николай II принимает решение ехать туда. Распутин его от этого отговаривает. Царь все равно едет. Но дело в том, что отговаривает его не только Распутин. Вот что в своих мемуарах писал, например, герой войны генерал Брусилов: «И вот при таком положении дел Юго-Западного фронта был затеян приезд императора Николая II в Галицию. Я находил эту поездку хуже чем несвоевременной, прямо глупой… Нужно сказать, что царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними…» Уж Брусилов-то знал о чем говорил.

     В это же период Распутин советует не созывать Думу. Ситуация в стране тяжелая. Не нужно ее усугублять. Николай его не слушает и получает вдобавок к тяжелому положению на фронте правительственный кризис.

     После неудач летней компании нация объединяется. В народе и армии ходят разговоры о священной войне. В ноябре Распутин призывает начать наступление на Рижском направлении – его игнорируют. Тогда он просит на волне патриотизма собрать Думу – снова никакой реакции.

     В 1916-м «старец» просит императора прекратить бесполезное кровопролитие на Ковельском направлении – его не слушают.

     Аналогично поступают с советами по назначению чиновников. В период с 1915 по 1916 годы Распутин предлагает назначить в министры финансов Татищева, в военные министры – Иванова, в министры путей сообщения – Валуева. Царь его игнорирует. Он просит не назначать Самарина и Маркова, но их назначают. 

      «Старец» не раз убеждал императора уравнять евреев в правах с остальными гражданами Империи и разрешить Думе назначать министров (первая мера вполне могла бы ослабить приток радикального еврейства в революционные партии, а вторая – двинуть Россию (пока не поздно) по пути постепенных конституционных преобразований – на чем еще в 1905 году настаивал граф Витте, фактический спаситель монархии во время первой русской революции). Но оба предложения были преданы забвению.

     Незадолго до революции Распутин опять советует императору пока еще не поздно вывести Россию из войны и прекратить бессмысленную бойню. За то, что Распутин настойчиво искал мира, русское общество называет его «германским шпионом». 

     Потом они убьют «старца», а в эмиграции обвинят его в «развале империи». Но правда в ином. 

     Именно они – все эти генералы, тайные советники, камергеры, промышленники и либеральные профессора – все те, кто столкнул Россию в черный омут мировой войны, а потом безумно требовал продолжать ее «до победного конца», именно они (а не Распутин, призывавший к миру) несут историческую ответственность за великие и кровавые потрясения, последовавшие в 17 году. 

     Мы специально не обсуждаем вопрос, был ли «старец Григорий» святым, был ли он провидцем и чудотворцем. Это тема отдельного исследования, которое никак не может уместиться в рамки журнальной статьи.

     Но одно несомненно – влияние фигуры Распутина на судьбу России и русской монархии безмерно преувеличено. «Старец Григорий» не оказывал никакого существенного влияния на политические рещения, принимавшиеся императором Николаем и его министрами. Более того – если бы «старец» действительно был влиятельным и его советов слушались, то не исключено, что русская история могла бы пойти по совершенно иному пути…