Вот уже больше года внимание политиков, военных и журналистов приковано к Сирии. Сегодня это, несомненно, самая горячая точка на планете. От исхода сирийского противостояния будет зависеть стабильность целого региона, а может быть, и всего мира. Попытаемся разобраться в действующих лицах этой драмы, их мотивах и целях.
Официально борьбу с режимом Башара Асада ведут многочисленные оппозиционные организации как легального, так и нелегального толка. В одном только Сирийском национальном совете (СНС), претендующем на роль главного органа революции, их представлено более 60. Еще больше тех, кто в него не входит или числится там только формально. Так что о единстве в оппозиционном лагере говорить не приходится.
Но пойдем по порядку. Непосредственно в Сирии действует сразу несколько организаций, которые, судя по названию, должны бы выполнять координационные функции в борьбе за «дело демократии». Это Национальный координационный совет (НКК), Генеральное командование сирийской революции (ГКСР) и Высший совет сирийской революции (ВССР). И если НКК является вполне официальным (т.е. признанным властями) оппозиционным клубом, то деятельность двух других в рамки закона никак не вписывается, а потому осуществляется в режиме подполья.
При этом, несмотря на громкие названия, деятельность ГКСР и ВССР сводится больше к информационно-пропагандистской работе. У них просто нет ресурсов, чтобы активно включиться в вооруженное противостояние. Единственное, что заставляет говорить о них всерьез в контексте развития ситуации в Сирии, – связи с локальными координационными комитетами (ЛКК).
ЛКК созданы в большинстве регионов страны, действуют по географическому принципу и контролируют мирные протесты в своей области, городе и районе. Каждый такой комитет достаточно автономен и, благодаря тесной связи с местным населением, способен оказывать ценную помощь вооруженным отрядам. Эксперты убеждены, что в отсутствие сети ЛКК о сколько-нибудь эффективном противостоянии правительственным войскам не могло бы быть и речи.
Именно они – главная угроза правительству Башара Асада. И одновременно – наиболее неуязвимая для властей часть оппозиции. Любая попытка силой покончить с деятельностью региональных комитетов неминуемо повлечет за собой масштабное восстание местных жителей, связанных с функционерами ЛКК родством, дружбой или просто соседством.
При этом сама по себе такая распределенная структура, конечно, слабо управляема. Многие ЛКК находятся под сильным влиянием отдельных партий или политических группировок и в большей степени согласуют свои действия с их установками, чем с рекомендациями ГКСР и ВССР.
Все эти организации представляют собой «гражданское» крыло внутрисирийской оппозиции и отчасти обязаны своим появлением «ветрам арабской весны». Именно они стояли за первыми массовыми акциями протеста, которые, как ожидалось, должны были сломить «режим» исключительно мирными методами. Когда же ставка на демонстрации а-ля Тунис провалились – дело стали брать в свои руки суровые люди с автоматами.
Между тем, «военное» крыло сирийских революционеров не менее раздроблено. Наиболее известная и дисциплинированная его часть – Сирийская свободная армия (ССА). Ее командующий – бывший полковник правительственных войск Рияд Муса аль-Асаад. Эта группа действует в основном в районах вдоль турецкой границы и насчитывает около трех тысяч бойцов (часто – дезертиров из правительственных полков). Формально аль-Асаад признает полномочия действующего из-за рубежа СНС, на практике же почти независим и ориентируется, скорее, на Турцию.
Большую по численности, но менее организованную военную силу представляют так называемые «роты суннитского сопротивления» численностью около 10 тыс. человек. Как следует из названия – это что-то вроде отрядов самообороны, созданных арабами-суннитами, составляющими более половины населения страны. Их недовольство Башаром Асадом объяснимо и предсказуемо. И нынешний президент Сирии, и его покойный отец Хафез Асад, во-первых, принадлежали к шиитской ветви ислама (и даже более того – к относительно немногочисленному ответвлению алавитов), во-вторых, строили свою власть с опорой на национальные и религиозные меньшинства (в том числе христиан).
Централизованного командования у «суннитских рот», понятное дело, нет. Некоторые командиры на словах, правда, объявляют себя частью ССА. Но в условиях тотальных проблем с коммуникацией между отдельными отрядами это исключительно формальность. И действуют они, как правило, на свой страх и риск.
Текущая фаза противостояния вооруженных отрядов оппозиции с правительственными войсками характеризуется как партизанско-диверсионная. Смена тактики боевиков была вынужденной. В феврале Дамаску удалось восстановить контроль над Хомсом и Идлибом, которые, по замыслу полевых командиров, должны были стать «сирийским Бенгази» – плацдармом для перегруппировки и объединения антиправительственных вооруженных отрядов для решающего наступления на столицу. Лишенные прочной территориальной базы «суннитские роты» перешли к локальным акциям, что, несомненно, добавило проблем сирийскому генштабу и полиции, которые вынуждены теперь действовать не точечно, а по всей стране.
Совершенно особую роль в системе оппозиционных структур Сирии играет Сирийский национальный совет (СНС) – главная политическая витрина революции. Сформированный в 2011 году в Стамбуле, он состоит в основном из разнообразных политэмигрантов, многие из которых покинули Сирию 2–3 десятка лет назад.
СНС является, несомненно, наиболее медийно раскрученной структурой сирийской оппозиции. Его представители регулярно появляются на экранах телевизоров и на страницах газет. С ними ведут консультации дипломаты ведущих мировых держав. Даже Россия, в целом противостоящая попыткам западных партнеров активно вмешаться в дела Сирии, де-факто воспринимает СНС как одного из участников переговоров по урегулированию ситуации в стране.
При этом внутри самой Сирии отношение к СНС отнюдь не однозначное.
Во-первых, местные комитеты крайне недовольны недостаточным финансированием революционных порывов со стороны внешних доноров.
Примечательно, что сами активисты называют свою «революцию» «самым нищим из всех арабских восстаний». В выступлениях критиков из гражданского крыла звучит цифра в 5 млн. долларов, выделенных совету на «гуманитарные формы сопротивления». Между строк легко читается – боевикам дают куда больше. Но к военным расходам членов СНС не подпускают.
Во-вторых, многих сирийцев, выступающих против Башара Асада, тревожит усиливающийся исламский крен в деятельности совета.
О том, что одну из ключевых ролей в СНС играют «Братья-мусульмане», известно давно. Но раньше их влияние уравновешивалось представителями либерального крыла, к которому принадлежал, в частности, председатель совета Бурхан Гальюн, и делегатами очень влиятельной в Сирии (и абсолютно светской) Народно-демократической партии (НДП).
Юрий Щегловин, Институт Ближнего Востока: «Попытка «Братьев-мусульман» «подмять» под себя движение сопротивления в Сирии вызывает жесткий отпор со стороны «внутренников», которые не желают действовать по указке исламистов. В частности, примечателен эпизод, когда в ходе боев в Хомсе повстанцы захватили и несколько дней удерживали эмиссара «братьев», который приехал в город с предложением финансирования сопротивления (30 млн. долларов) в обмен на официальное присоединение к «Братьям-мусульманам».
Профессор Парижского университета Гальюн, безусловно, был удобен в качестве переговорщика для европейского эстеблишмента, но явно не устраивал ни радикальное крыло самого СНС, ни активистов местного уровня. Слишком очевидно было, что о ситуации в Сирии он знает исключительно понаслышке. Так что в мае господин Гальюн был вынужден подать в отставку. Предполагалось, что его сменит представитель НДП Джордж Сабра – известный диссидент, только что покинувший Сирию, и, кстати, христианин. Но, как утверждают, его кандидатура была категорически отвергнута «Братьями-мусульманами». В результате во главе СНС оказался курд Абдель Бассет Сейда.
Новый председатель начал с того, что призвал мировые державы к военной операции в Сирии. Это было однозначно воспринято экспертами как свидетельство окончательного смещения приоритетов СНС в пользу исключительно военного решения «проблемы Асада». Тем более что ранее им уже были предприняты шаги по консолидации в своих руках как финансовых потоков, так и командования вооруженными отрядами на территории страны. При СНС, в частности, появилось «военное бюро», которое возглавил генерал Мустафа аш-Шейх. Пока, правда, говорить о реальном установлении контроля СНС за боевыми операциями в Сирии не приходится. В немалой степени, как считается, из-за очень непростых личных отношений между генералом аш-Шейхом (ставленником Саудовской Аравии) и полковником аль-Асаадом (ориентированным на Турцию).
Башар Асад: удержаться на плаву
Противоречия в оппозиционном лагере, безусловно, играют на руку правительству Башара Асада. Но его возможности воспользоваться ими достаточно ограничены.
В политической сфере была сделана попытка хотя бы частично легитимизировать властные структуры в глазах мировой общественности. После внесения ряда либеральных изменений в конституцию страны в Сирии прошли первые за несколько десятилетий парламентские выборы на многопартийной основе. Но в результате признаваемый властями Национальный координационный совет получил лишь несколько депутатских мандатов. Это свидетельствует либо о его тотальной непопулярности (и, следовательно, о полной бесполезности в переговорном процессе), либо о подтасовках в пользу правящей партии. И в том, и в другом случае затеянная Дамаском игра оказывается бесперспективной.
В военной сфере дела выглядят более оптимистично. Ситуация в армии стабильна. И хотя эксперты утверждают, что стопроцентно положиться президент может лишь на два «алавитских» подразделения (дивизию Республиканской гвардии и 4-ю танковую дивизию), «суннитские» части также не демонстрируют признаков деморализации и дезертирство не носит системного характера. В начале 2012 года сирийской армии удалось предотвратить создание на территории страны мощных плацдармов, на которых антиправительственные силы могли бы провести перегруппировку для наступления на столицу. Однако теперь военные вынуждены противостоять многочисленным партизанским рейдам и все растущему количеству терактов, совершаемых религиозными фундаменталистами. Существенную помощь армейским подразделениям оказывают отряды «шабиха» – милиции, созданной в алавитских районах.
В некоторых регионах умиротворения удалось достичь за счет фактической передачи власти влиятельным местным группировкам. В первую очередь, в сирийском Курдистане. Получив если не на бумаге, то на деле автономию от столичных властей, многие курдские организации сумели довольно быстро подавить любые оппозиционные выступлениях в своих городах и обеспечить плотную блокаду части турецкой границы, через которую раньше было налажено снабжение боевиков оружием и припасами.
Правительству удается также сохранить существенную поддержку тех групп населения, которые были его опорой в последние годы. Это не только алавитская диаспора, насчитывающая около 3 млн. человек, но также представители армян, черкесов и других этнических меньшинств. Лояльными Дамаску остаются и сирийские христиане. Особенно на фоне опасений, что «революция» будет в итоге способствовать созданию в Сирии исламского государства. Остается, конечно, серьезный вопрос, как долго сумеет правительство сохранять симпатии населения в условиях постепенно ухудшающейся экономической ситуации, чему способствуют как западные санкции и сокращение иностранных инвестиций, так и нарастающее вооруженное противостояние, фактически, уничтожающее местную промышленность.
Взгляд со стороны
Большинство наблюдателей сходятся в одном: без масштабной поддержки, которую получают противоборствующие стороны из-за рубежа, развитие ситуации в Сирии по сегодняшнему сценарию было бы невозможно. При этом они также признают, что единого подхода в отношении «проблемы Асада» нет не только у Москвы с Вашингтоном, но и у самих участников «демократической коалиции».
Начнем с США. Активность Белого дома в сирийском вопросе в основном ограничивается дипломатическим уровнем. Госсекретарь Хиллари Клинтон, конечно, чуть ли не ежедневно клеймит «диктаторский режим», но с выделением средств и оружия для оппозиции не спешит. Для того есть три причины.
Во-первых, президентские выборы. В Пентагоне, похоже, не уверены в возможности успешно завершить сирийскую операцию до того дня, когда избиратели пойдут к урнам для голосования.
Во-вторых, «союзники» из сирийской оппозиции. Кто и как будет контролировать распределение средств и оружия, а также ход операций, до сих пор неясно. А значит, полагают в Вашингтоне, помощь «революции» очень даже может оказаться в руках «Аль-Кайды».
В-третьих, Израиль. Тель-Авив с огромной тревогой наблюдает за постепенным захватом руководства революцией исламскими фундаменталистами. Башар Асад, конечно, не являлся другом еврейского государства, но был по-своему предсказуем. Те, кто придут ему на смену, могут оказаться куда менее терпеливыми. По крайней мере, опыт египетской революции намекает именно на такой исход событий.
Похожие чувства, наверняка, питает и новый президент Франции. Он, правда, свои выборы уже выиграл, но, вытаскивая французских солдат из Афганистана, вряд ли горит желанием перебрасывать их в сирийский костер. Так что, возможно, лидеры США и ЕС испытывают искреннюю признательность по отношению к непримиримой позиции России и Китая, позволяющей им спрятаться за отсутствие мандата ООН на проведение миротворческой операции.
В этих условиях решающее слово в сирийском вопросе переходит к ведущим региональным державам. И здесь сразу оказывается множество геополитических, экономических и религиозных наслоений.
Иран. Для Тегерана сохранение в Сирии власти Башара Асада на максимально долгий срок представляется чрезвычайно важным – эта страна и раньше была ведущим союзником Ирана в регионе. Теперь же, когда вновь обострился вопрос с ядерной программой исламской республики, сохранение Сирии в этом качестве и вовсе приобретает критическое значение. Плюс, конечно, шиитская солидарность – аятолла Хомейни не может оставить единоверцев без помощи.
Посему Тегеран, безусловно, будет оказывать Дамаску любую необходимую помощь: будь то техника, военные специалисты или деньги. Сообщают, в частности, что иранские предприятия активно скупают в Сирии товары местной промышленности, ранее поставлявшиеся в Турцию. Причем часто по завышенным ценам. Это позволяет правительству Асада избежать лавинообразного нарастания социально-экономических проблем, связанных с введением санкций.
Единственное, к чему в Тегеране вряд ли готовы, – так это к прямому военному вмешательству. Подобный шаг будет означать переход конфликта за границы Сирии, что чревато ответными действиями со стороны сразу нескольких стран региона. При таком развитии ситуации не исключено и вмешательство США и сил НАТО.
Серьезным успехом иранской дипломатии можно считать благожелательный по отношению к Сирии нейтралитет Ирака. Премьер-министр страны Нури аль-Малики неожиданно резко высказался против вмешательства во внутренние дела Дамаска. Более того, предполагается, что именно через территорию Ирака сирийским властям поступает существенная техническая помощь и отряды добровольцев из числа шиитских боевиков Муктады ас-Садра.
Значительную поддержку войскам президента Асада может оказать и ливанская Хезболла, в последнее время значительно упрочившая свое влияние во властных структурах родной страны и кровно заинтересованная в сохранении позиций двух своих основных доноров – Сирии и Ирана. Имея огромный опыт партизанской войны, бойцы Хезболлы, как полагают специалисты, могут оказаться очень эффективными антипартизанами.
Недавно «похороненный» Пентагоном «номер два» «аль-Кайды» Абу Яхьи аль-Либи выступил с заявлением: «Мы призываем наших братьев в Иране, Иордании и Турции прийти на помощь своим братьям в Сирии». «Аль-Кайда», по его словам, окончательно разуверилась в мирной победе революции, а значит, все теперь решит оружие. Таким образом, поддерживая оппозицию, Белый дом может оказаться союзником «террористической организации №1».
Турция. До «арабской весны» отношения между Анкарой и Дамаском складывались вполне безоблачно. Бурно развивались экономические связи. Довольно успешно удалось найти общие позиции в вопросах отношений с Израилем и по курдской проблеме. После революции в Тунисе и Ливии все резко изменилось. Турция, претендующая на региональное лидерство, слишком поздно отреагировала на происходящие там события. В результате новые правительства оказались более ориентированы на страны Персидского залива. Испугавшись повторения ситуации непосредственно у своих границ, правительство Эрдогана сделало ставку на сирийских революционеров. Но позиции Асада оказались куда крепче, чем рассчитывали в Анкаре.
В результате ситуация приобрела признаки пата. Турция позволила разместить на своей территории штаб-квартиру Сирийской свободной армии и неофициально оказывает полковнику аль-Асааду финансовую и техническую помощь. При этом все увеличивается поток беженцев из Сирии, которым приходится давать убежище на турецкой территории, а разрушенные экономические связи начинают сказываться на бизнес-интересах местных предприятий. И самое, наверное, неприятное: благодаря заигрыванию Асада с сирийскими курдами в любой момент рискует вспыхнуть и турецкий Курдистан. Речь может идти ни много ни мало о создании независимого курдского государства.
Страны Персидского Залива. Их влияние на ситуацию в Сирии сегодня оценивается как одно из самых значительных. По крайней мере, если речь идет о Саудовской Аравии и Катаре. Прочие государства Залива либо недостаточно богаты, чтобы позволить себе дорогостоящую внешнеполитическую игру, либо слишком озабочены внутренними проблемами.
Мотивов вмешаться в сирийские разборки у аравийских монархий более чем достаточно: озабоченность растущим влиянием в регионе Ирана, волнения в шиитских общинах их собственных стран, попытки Турции оспорить региональное лидерство в ключевом ближневосточном государстве.
Предполагается, что именно саудиды играют основную роль в финансировании боевых отрядов оппозиции. Причем помощь оказывается избирательно, только тем, на чью лояльность в будущем Эр-Рияд сможет рассчитывать. При этом очевидно, что «заливники» решились сыграть ва-банк, пожертвовав многомиллиардными инвестициями в сирийскую экономику, сделанными после прихода к власти «молодого и перспективного» Башара Асада.
Странам Персидского залива пока не удается добиться регионального консенсуса по ситуации в Сирии, но локальные успехи налицо: налажены надежные каналы поставок и переброски подкреплений сирийским повстанцам из Ливии через территории Ливана и Турции, парализовано просирийское крыло движения «Хамас», на помощь которого, вероятно, всерьез рассчитывали в Дамаске.
При этом ни Турция, ни Саудовская Аравия, скорее всего, не рассматривают возможность прямого участия своих вооруженных сил в конфликте. Не говоря о чисто технических аспектах подобной операции, сам факт иностранного вмешательства может радикально изменить взгляды сирийцев в пользу нынешнего правительства. Но почти нет сомнений, что скрытая поддержка оппозиции будет продолжена.
Сегодня отряды революционеров уже почувствовали себя достаточно сильными, чтобы официально объявить о выходе из перемирия с правительственными войсками. А значит, страну ждут новые кровопролитные бои с пока непредсказуемым результатом.
Кровавые события в Сирии продолжаются уже больше года. И конца им пока не видно. Скрытые пружины мировой политики продолжают раскачивать ситуацию в регионе, который издавна почитается одним из самых взрывоопасных. И как бы ни завершился текущий этап противостояния, последствия для всего мира могут оказаться самыми плачевными.
